Сэлли Энн семьдесят лет, и диагноз у нее - старческий психоз. Она требует постоянной помощи для удовлетворения элементарных потребностей жизни. По ночам она бродит. Больные выталкивают ее и бьют. Одна палата за другой обращается - и вполне основательно - с требованием о ее переводе. Это такой абсолютный идиотизм, что самой доброй и заботливой надзирательница не под силу с ней справиться. Она стала ничьей Сэлли Энн.
Серпазил, которым начали ее угощать, лишает ее жизнедеятельности и страшно угнетает. К серпазилу добавляют риталин - и Сэлли Энн лезет на стену. Но сознание ее чуть-чуть пробуждается, хотя и с большими колебаниями. Сестры-надзирательницы непрерывно жонглируют дозами успокоительного серпазила и стимулирующего ри-талина, и постепенно - через несколько месяцев - ее поведение колеблется меньше и она становится доступной для обслуживающего персонала. Удается даже подсмотреть, как она глядится в зеркало.
Члены семьи приходят навестить ее. "Первый раз за много лет она узнает меня", - говорит один из них.
И вот наступает великий день. Сэлли Энн делает перманент.
- Это было поворотным пунктом, - говорит Джек. - С Детской радостью она принимала всеобщие комплименты.
По истечении восьми месяцев родные выразили желание взять ее домой. Теперь она - полноценный работник в хозяйстве; три раза в день она принимает маленькие дозы серпазила с риталином, и семья любовно о ней заботится. Сестры и лекарства вернули ей то, что ушло, казалось, безвозвратно.
На очередном заседании Американской медицинской ассоциации в декабре 1955 года - это был конгресс молодых американских врачей для повышения квалификации - доктор Дж. Т._Фергюсон из Траверз-Сити, штат Мичиган, сообщил, как можно улучшать поведение стариков сер-пазилом и риталином. Газеты почтительно предоставили ему свои первые страницы. Доктор Говард Рзск поместил в "Нью-Йорк тайме" восторженную статью о Джеке Фергюсоне, восстанавливающем сознание у слабоумных стариков.
Из доклада выяснилось, что Сэлли Энн отнюдь не оказалась малоутешительной "серией из одного случая". Из 215 старух в возрасте от шестидесяти до восьмидесяти четырех лет с ясной картиной старческого психоза, - из 215, казалось бы, безнадежных старух - 171 показала явное .улучшение, и большинство из них - весьма значительное. Фактически половина из этих 215 больных, семьи которых и не ждали, что они когда-нибудь вернутся, были готовы для отправки домой.
Несмотря на столь замечательные результаты, некоторые из коллег Джека, работавшие в других отделениях больницы, пренебрежительно относились к фергюссоновскому методу лечения. Это враждебное отношение как раз помогло Джеку провести изящную демонстрацию. Оно дало ему возможность поставить контрольный опыт без предварительного планирования. Эти 215 старух, о которых доложил Джек, составляли примерно треть всех больных этой возрастной группы в больнице Траверз-Сити. Как же обстояло дело с остальными двумя третями больных в возрасте от шестидесяти до восьмидесяти четырех лет в других отделениях больницы?
Начальница среднего персонала Берта Оркэт сообщила доктору Фергюсону, что среди этих двух третей за те же одиннадцать месяцев не отмечено никаких перемен к лучшему.
Что же произошло за одиннадцать месяцев лечения новыми лекарствами - всегда в комбинации с нежной, заботой. У фергюсоновскои трети больных с их ужасным образом жизни, с их одряхлением? У многих дрожание рук. Признаки дряхлости или совсем прошли или заметно смягчились. За этими 171 больными, показавшими улучшение - Джек называет их "мои бабушки" - он не прекращает пристального наблюдения. На врачебных конференциях некоторые из товарищей высмеивали его, говоря, что улучшение у бабушек - чистая случайность, но Джек и к этому подготовлен.
Отдельным группам бабушек - по 50 человек в группе он отменил на несколько дней выдачу лекарств. Их поведение сползло назад - к тусклой старости. Выдача лекарств была возобновлена, и поведение их снова улучшилось в сроки от сорока восьми до семидесяти двух часов. Но, может быть, это больные, которым безразлично, что им дают, лишь бы пилюли, - такой психологический эффект может проявляться даже у престарелых больных.
Джек прекратил выдачу лекарств в форме таблеток и стал подмешивать их в пищу, о чем больные, конечно, не знали. Их поведение продолжало оставаться на хорошем уровне.
Джек, неисправимый оптимист, обольстился надеждой, что у понравившихся бабушек прошла спутанность сознания, восстановилась память и хорошая ориентация, что они смогут теперь обходиться без лекарств. Но с прекращением лекарств, несмотря на самую нежную, любовную заботу сестер, у большинства из них возобновились признаки одряхления. Дело обстояло так же, как с инсулином при тяжелой форме диабета. Эти старушки не были вылечены. Их просто взяли под контроль. Смогут ли их домашние врачи регулировать дозировку лекарств, смогут ли это делать родные под наблюдением врачей?
Это требует еще проверки.
- Каждый день я просыпаюсь с таким чувством, что живу в мире чудес, - говорит Джек.
Если вы суеверны - а я определенно суеверен, - то подойдете с опаской к этому чувству вечной восторженности. Меня раздражала в Джеке его манера так жадно набрасываться на хорошие новости. Удачный эксперимент, каким действительно является опыт с несчастными старушками, делает его счастливейшим из смертных.
- Каждый день - это день благодарения для меня, - говорит Джек.
И тут как раз начались у него неприятности.
После одиннадцати месяцев лечения любовью и лекарствами пропорция бабушек, достаточно здоровых, чтобы идти домой, составляла 50 процентов. У половины из них не нашлось пристанища. А 50 процентов из тех, что имели родных, стали уже нежеланными гостями в своих семьях.
Появились слухи о новой неприятности, более важной и зловещей, чем сомнения коллег в солидности его метода лечения сумасшедших старушек. Помимо фирмы Сиба (которая бесплатно снабжала его всеми лекарствами, какие только требовались), Джек получал еще от других фирм некоторые лекарства и деньги на исследовательскую работу. На имя директора больницы доктора М. М. Никельса пришел запрос от департамента здравоохранения штата Мичиган о том, как доктор Фергюсон распоряжается этими исследовательскими деньгами.
До сведения департамента дошло, что в отделении Джека молодые и старые психотики развлекаются попугаями, что там заведены кружевные гардины и дорогие ковры, устраиваются веселые чаепития. Было также установлено, что Джек имеет обыкновение дарить каждой больной баночку с золотой рыбкой. Раньше сестры-надзирательницы приносили свои собственные проигрыватели, чтобы больные могли танцевать на этих жалких вечеринках. А теперь Джек на исследовательские деньги накупил проигрывателей, телевизоров и электрических приборов для каждой палаты. Включая даже буйную палату в одиннадцатом корпусе.
Это было неправильным расходованием средств, предназначенных для научных исследований.
А кроме того, доктор Фергюсон самовольно удлиняет рабочий день своих надзирательниц. Они не только работают до пота, ухаживая за беспокойными больными, но должны еще приходить по вечерам проводить с больными вечеринки. Рассказывают, что одна сестра-надзирательница испекла шесть яблочных пирогов, другая - шесть дюжин пирожных, а еще одна три торта - и все это в свои свободные часы и из собственных продуктов.
Правда, скромные суммы исследовательских денег предоставлялись доктору Фергюсону фармацевтическими фирмами без каких-либо специальных условий, и медицинские директора всех фирм регулярно получали от Джека отчет о расходовании этих средств. Но что скажет комиссия из выдающихся ученых, так называемый Научный совет департамента здравоохранения, что скажет Национальное бюро открытий и сами жертвователи денег, что скажут они о золотых рыбках и яблочных пирогах как лечебных средствах против безумия?
Донна Пилларс, старшая надзирательница, придерживается особого мнения на этот счет.
- Сестры-надзирательницы, работающие с душой и не считающиеся со своим временем, - это наиболее эффективная комбинация с новыми лекарствами.
А что касается внепланового расходования исследовательских денег на баночки с золотыми рыбками, то золотая рыбка, несомненно, является тоже своего рода лекарством. Выше я рассказывал о женщине-кататоничке, ( которая после того, как Джек подарил ей прелестную крошечную рыбку, открыла рот впервые за четырнадцать лет, чтобы сказать: "Благодарю вас, доктор".
Возможно, вы помните также мой рассказ о другой безгласной кататоничке, пациентке докторов Блэкуена и Лоренца в Висконсине. Когда примененное ими химическое средство на короткий срок прояснило ее сознание, она спросила: "Какой счет, доктор, в игре Пэрдью - Висконсин?" Вы вспоминаете, что означал для них этот неожиданный вопрос?
Он означал, что немое безумие только маскировало ее скрытое психическое здоровье.
Джек Фергюсон придавал огромное терапевтическое значение сверхурочной работе своих сестер-надзирательниц... Их нежность проникала вглубь, сквозь наружную маску безумия. Их сердечное отношение побеждало внутренний страх у больных.
Джека не покидает чувство печали, когда он видит перед собой такие ободряющие случаи, как история с Сэлли Энн, которая, как вы помните, была уже подготовлена к отправке домой. Джек всматривается в ее карту. Вводная часть этой карты представляет сгусток всей ее биографии, короткую и простую летопись ее жизни.
Сэлли Энн. № 25707. Дата рождения 17.V.85. Поступила в больницу: 19.XI.53. Сколько времени находится в больнице: 2 года.
Джек обращается мыслью к моменту рождения Сэлли Энн в 1885 году. Это был радостный день для ее отца и матери. Затем СэЛли Энн сама становится матерью и ненарадуется на своих детей. Дети становятся взрослыми, а Сэлли Энн идет к одряхлению - память ее слабеет, сознание затуманивается, поведение становится неприятным, и наконец наступает страшный день 19.XI. 53, когда собственные дети решают от нее избавиться. И она катится по наклонной плоскости к тому, что хуже смерти, - к своей живой смерти.
Но вот лекарство и заботливый уход воскрешают ее; она снова дома со своей семьей, и это тоже день радости, хотя и не такой бурной. Что же вызывает у Джека чувство печали? Почему так много бабушек, нормализованных новым методом лечения, не находит себе пристанища? Почему их дети, большинство из них, не желают больше их принимать? Джек думает, думает и не находит ответа. Он только спрашивает, что же нам делать с дедушками и бабушками и с бедной старой тетушкой Мэри?
Конечно, снимать у бабушек явления старческого психоза - не бог весть какое достижение. Лекарства и любовная забота не могут дать несчастным старушкам интеллект ученых-атомников или умственные способности членов ученого совета больших благотворительных фондов. Или хотя бы восстановить у них живость мысли молодого или среднего возраста. Жизненная роль бабушки, которая может быть отпущена домой, которая ведет себя нормально, уживается сама с собой и своими близкими, - роль эта малозаметная.
Но они все же могут быть полезны в доме. Они могут возиться с внучатами, убирать со стола, помогать на кухне. Они могут штопать чулки, может быть, даже вязать новые. Они могут накрыть на стол, рассказать внучатам о стародавних временах и о большой больнице, где сестры так добры, так удивительно заботливы. Они в состоянии держать себя вполне достойно. Они могут гордиться своим новым перманентом и содержать свою одежду чистой и аккуратной. Их дочерям уж не нужно беспокоиться, что Ини ночью уйдут и где-нибудь затеряются. Они могут ходить в церковь и, может быть, посидеть за чашкой кофе со старыми приятельницами.
Почему Джек так усердно работает для этих жалких старушек? Почему он так сильно увлекается этим делом? Почему старушки имеют для него какое-то особое значение? Ведь, по сути говоря, они возвращают себе нормальное поведение только для того, чтобы вскоре умереть.
У Джека есть на это ответ:
- Я верю, что теперь, когда мы нашли способ лечить и восстанавливать рассудок у этих несчастных, заброшенных человеческих существ, - теперь мы можем наконец начать...
- Начать? - грубо перебил я Джека. - Какая может быть речь о начале, если, по существу, они идут уже к концу?
- Позвольте на это вам возразить, - отвечает Джек. - Мы пренебрегли всякими учеными ярлыками, которые затуманивают мозги врачам-психиатрам. А разве мы не добыли несколько твердых фактов, позволяющих практически использовать химикалии, чтобы сделать тяжелых психотиков доступными для заботы, для нежной, любовной заботы?
В январе 1956 года журнал Американской медицинской ассоциации опубликовал статью докторов Джона Т. Фергюсона и Уильяма Г. Фэндербарка об улучшении поведения стариков. Для Джека это было событием величайшей важности. Он не придавал никакого значения тому, что редакторам этого крупнейшего американского журнала пришлось сделать свыше двухсот грамматических и стилистических исправлений на семнадцати страницах рукописи. Джеку это было совершенно безразлично.
- Ведь доктор Остин Смит опубликовал нашу статью, неправда ли? - сказал Джек. - И он не поставил под сомнение ни один из наших фактов или толкование фактов.
Доктор Остин Смит так сформулировал основное положение статьи Фэндербарка и Фергюсона:
"Врачебная профилактика и контроль над ненормальным поведением стариков, осуществляемые ближайшими к ним наблюдателями - домашними врачами, должны стать отправным пунктом в этой борьбе".
Джек сиял от удовольствия: свыше 15 000 оттисков статьи было разослано врачам, слушавшим его доклад на конференции Американской медицинской ассоциации в Бостоне, Мичиганскому клиническому институту в Детройте и годовому собранию (1956) Американской медицинской ассоциации в Чикаго.
Джек бросает вызов своим коллегам.
- Вы помните, я рассказывал о несчастных старушках, которых врачи приемного отделения посылают к нам с отметкой на картах: "Типичная старческая дегенерация"? Я еще говорил вам, что это как раз те случаи, на которых мы любим пробовать свои силы.
Конечно, я это помнил.
- Знаете, как мы теперь поступаем? - продолжал Джек. - Мы не задумываемся над тем, излечимы они или нет. Мы их быстро лечим и выпускаем гулять и нарочно водим их перед окнами приемного отделения, чтобы врачи могли их видеть...
Но вот что больше всего мучает Джека. Смогут ли домашние врачи лечить бедных стариков на дому до их отправки в больницу, когда они еще на пороге того состояния, которое нетерпимо в домашней обстановке? Тогда было бы гораздо меньше разбитых сердец, а у общества - меньше расходов на престарелых психотиков. Джеку это кажется самым простым делом.
Не слишком ли простым? Смогут ли домашние врачи этим заниматься? А если смогут, то захотят ли? Ведь они, в конце концов, страшно перегружены.
Глава 11
"Психическая болезнь - это нечто большее, чем ненормальное поведение, которое мы стараемся лечить".
Эти слова Джека преследуют меня. Они не выходили у меня из головы ни днем, ни ночью весь этот год, пока я копался в биографии Джека, стараясь постичь, что же представляет собой Джек Фергюсон. Он совсем маленький человек, почти незаметный боец в теперешней большой и шумной биохимической войне за миллионы людей с больным, запуганным и спутанным состоянием ума. Задача Джека чрезвычайно скромна. Он стремится только как можно больше приблизить ненормальное поведение к нормальному, чтобы человек мог уживаться сам с собой и с другими.
Но в теперешней грандиозной (и довольно путаной) биохимической борьбе с безумием добиться нормального поведения - это еще далеко не все.
Предположим, вам удалось восстановить у больного нормальное поведение. Но это нисколько не объясняет химическую тайну, лежащую в основе безумия. Джек об этом ровно ничего не знает. И, что еще хуже для Джека, нормальное поведение может оказаться лишь поверхностным выздоровлением. Правда, у многих пациенток Джека, выписанных из больницы, психическое выздоровление кажется окончательным. Но иногда случается, что такая пациентка, кажущаяся вполне здоровой, вдруг сообщает вам, что она воскресшая из мертвых Жанна д'Арк или архангел Гавриил, сошедший на землю. А возможен и такой случай. Пациентка, выпущенная из больницы под расписку, находится в прекрасном, спокойном состоянии. Она сама нашла себе работу официантки. Она обслуживает вас за столом весело и проворно. Но в один прекрасный день она выливает вам за шиворот тарелку горячего супа и начинает дико хохотать.
Такие заскоки и эксцентричное поведение не внушают, конечно, особой веры в окончательность выздоровления больных. Но что меня поражает в Джеке Фергюсоне, - такие неудачи не обескураживают его. Он смотрит на меня со своей обычной безмятежной улыбкой, признавая, что устраняет только внешний, поверхностный слой безумия. А что это дает? Какое это имеет значение, если остается нетронутым глубокий и более неподатливый пласт безумия? Что ж, тогда он постарается выкорчевать и следующий пласт сумасшествия каким-нибудь новым лекарством плюс его неизменная любовная забота.
Фергюсон все больше и больше убеждался в том, что овладел искусством укрощать своих буйных, сверхактивных пациентов; он может также повышать настроение у слабоактивных, депрессированных больных; он может уравновешивать бурно качающуюся доску сверхактивно-слабоактивных настроений и приводить больных к устойчивому, почти нормальному поведению. И все же, несмотря на многомесячное лечение, галлюцинации и нелепые фантазии - этот глубокий пласт безумия - исчезали очень медленно, а иногда и вовсе не прекращались.
Но вот пришла химическая помощь от знаменитого невролога и психиатра доктора Говарда Д. Фабинга из Цинциннати. Говард впервые дал Джеку возможность начать химическую атаку против диких фантазий и галлюцинаций. Говард Фабинг щедро расточает свои открытия и очень скромен. Себя он считает рядовым практикующим врачом по нервным и психическим заболеваниям.
- Я всегда готов испытать любое средство, если оно обещает успех без каких-либо вредных последствий для больного, - говорит Фабинг. - Десятки литров всяких отваров и микстур я уже забраковал и отбросил.
Говард Фабинг как будто сошел с картины Фрэнса Гэлса. Плотный, румяный, с умным, веселым и недоверчивым взглядом синих глаз, всем своим обликом он напоминает жизнерадостного сельского врача (каков он и есть в действительности). Но, кроме того, он хорошо изучил человеческий мозг и испытывает к нему благоговейное уважение. Говард полон любознательности.
В 1954 году он натолкнулся на препарат Френкель, считавшийся врагом всяких фантазий и галлюцинаций. Как раз в тот день, когда Фабинг получил от химиков фирмы У. С. Меррэл первую порцию не проверенного еще клинически препарата Френкель, в Христианскую больницу Цинциннати поступила девушка-студентка. Фабинг описывает ее как златокудрую Юнону. Она буйствовала в урагане острой шизофрении.
Шумлива, с наклонностью к разрушению, полностью оторванная от восприятия реального мира, она пыталась убежать на улицу совсем голая. Была она подозрительна, сверхактивна, озлоблена, неконтактна, полна страхов. Инсулиновая кома и электрошок не подействовали.