18:30
На свете не бывает двух одинаковых смертей, смерть, как и жизнь, у всех разная. Первым погиб Виглинский.
Лезть под пули никому не хочется, и натовские командиры быстро организовали ополчение из местных военных. Они и штурмовали здание, где засели Виглинский с Шатуном. "Ваша страна - вам её и защищать", - криво усмехнувшись, подстегнул их натовский полковник, державшийся позади. И нацепив бронежилеты, латыши храбро бросились вперёд. Человек двадцать, обогнув дом, заходили с тыла, в то время как натовцы прикрывали их огнём. Ворвавшись в здание с чёрного хода, они изрешетили Виглинского. Среди стрелявших был и рядовой Хельмут Фолманис. А через мгновенье погиб Шатун. Он бросился на выручку. Но его смела вторая волна атакующих. Удача не изменила ему и в смерти, он умер без мук.
Шатун с Виглинским отстреливались через разбитое окно, и вокруг их тел во множестве валялись ещё дымившиеся гильзы и осколки стекла…
19:00
Выкинув белый флаг, отпустили Валдиса Затлерса. "С пленными не воюем", - попрощался Седой. Провожать его спустился Шмель. И поплатился. На обратном пути получил пулю меж лопаток. "С террористами не договариваются", - проворчал натовский снайпер.
19:27
Егор Неробеев на гружёном взрывчаткой БТР врезался в гущу натовских войск.
19:52
Шальная пуля сразила Василия Саблина. Она попала в голову, и он умер мгновенно.
21:37
"Командир, - донёсся сквозь дым голос засевшего на верхнем этаже Циклопа, - я ни о чём не жалею…"
И это были его последние слова.
Последовал оглушительный разрыв гранаты, посыпалась вниз штукатурка.
В полночь всё было кончено.
Дольше других прожил Растворцев. И дольше других умирал. Он истекал кровью в президентском дворце, отстреливаясь до последнего. Когда он почувствовал, что силы оставляют его, то в последний раз взглянул на темнеющее звёздное небо.
И повернул ручку взрывателя.
Их было семеро: Вася Саблин, Ренат Саляхов, Егор Неробеев, Александр Шалый, Иван Дзаркоев, Павел Виглинский, Сергей Растворцев. Они были способны на многое, готовые пожертвовать собой, они могли стать героями своей Родины.
Но теперь они спали. Выпив "четверть" самогона, они растянулись прямо на лавках в остывшей деревенской бане, проговорив до утра, каким бы могло быть их будущее, какой прекрасной могла стать их смерть.
ДЛИНОЮ В ВЕЧНОСТЬ
- Надумал? - подмигнул он на следующем занятии. И я опять вспомнил, что мне пятьдесят, что одинок, как собственное надгробие.
- А, валяй. Только давай в обе стороны: ты - меня, я - тебя.