Их сегодняшняя встреча была для обоих тоже очень важной. Им предстояло обсудить ряд технических вопросов, связанных с прекращением Львом Наумовичем активных действий в связи с резким ухудшением состояния здоровья. Они "прошлись" по списку дел, которые Курту предстояло сделать в ближайшие дни и обсудили его скорый переезд в Италию. Друзья немного выпили, немного повспоминали и, договорившись о связи, разъехались в разные стороны. Лёва поехал на центральный железнодорожный вокзал. Его поезд в Лозанну отходил через сорок минут.
В одну из частных клиник пластической хирургии и косметологии в немецком городе Оснабрюк поступил клиент. Правила обслуживания в этой клинике позволяли делать операции, незначительно меняющие внешность, в условиях полной анонимности. Уменьшение длины носа не противоречило этим правилам. Операция заняла всего два часа и прошла без осложнений. Длинноватый нос пациента укоротился на один сантиметр и теперь его лицо выглядело немножечко иначе. Оно как бы преобрело лёгкий восточный оттенок и выглядело именно так, как на фотографии, которую клиент передал хирургу перед началом операции. На фотографии был изображён только фрагмент лица. Глаза и вся верхняя часть отсутствовали, так же как и нижняя, где должны были быть рот и подбородок. Поэтому идентифицировать личность на фотографии не представлялось возможным. Через несколько дней клиент покинул это медицинское учреждение, не оставив о себе никакой памяти, кроме записи в бухгалтерской книге о зачислении суммы в двадцать одну с половиной тысячу евро. Клиент оказался щедрым! Почти одновременно с этим событием, только чуть попозже, в окрестностях городка Сан Пеллегрино в горах Ломбардии на севере Италии происходило другое. В небольшую, но очень дорогую клинику поступил богатый клиент. Предположительный диагноз – саркома на заключительной четвёртой стадии. По рекомендации одного из ведущих онкологов клиники и по желанию самого клиента была использована интенсивная терапия с использованием всех возможных средств борьбы с этой страшной болезнью. Имя пациента было Лев Бейлин. Сама клиника три недели назад перешла в руки нового владельца, пожелавшего остаться неизвестным. Документы были оформлены таким образом, что имя реального хозяина выяснить было практически невозможно. Только по особому запросу верховного суда Италии! Единственный человек, который имел номер телефона хозяина и знал его имя, был новый управляющий клиникой Курт Бертнер! Немедленно в след за этим миланской адвокатской конторой "Пануччи и Капелло" был составлен документ, определяющий статус клиники, правила приёма больных в клинике и нахождения в ней в период прохождения курса лечения. Правила предусматривали анонимность для клиентов, желающих скрыть своё имя и, что особенно важно, диагноз! Рост заболеваемости спидом вызвал проблемы у людей занимающих положение в обществе: актёров, политиков и других, для кого озвученный диагноз ВИЧ-инфицирован! означал конец карьеры. Администрация приняла все необходимые меры, чтобы обезопасить своих клиентов от назойливых папарацци! На окнах были установлены затемнённые стёкла, а подходы к самой клинике отныне охраняли работники собственной службы безопасности. Это вызвало, в свою очередь, значительное подорожание медицинского обслуживания и самого времени нахождения в клинике. Часть пациентов вынуждены были отказаться от её услуг, но владельца это, по всей видимости, не очень беспокоило.
Хозяина беспокоило другое. Ему нужно было продемонстрировать своему окружению, что он серьёзно заболел и нуждается в продолжительном лечении. Ведь не мог же он в самом деле умереть неожиданно. В это бы мало кто поверил. Лёва начал терять вес. Было важно, чтобы все это видели. В бытность свою спортсменом он отдавал должное учению известного и очень популярного в семидесятые годы Поля Брэгга. Учение Брэгга сводилось к тому, что если иногда не есть по две-три недели, то можно очень долго прожить молодым и здоровым. А если не есть, например, пять или даже шесть недель, то становишься практически бессмертным. Ему не верили. Но он взял и доказал свою правоту тем, что прожил молодым и здоровым до девяноста пяти лет! Потом, правда, выяснилось, что он всю свою жизнь народ дурил и был на самом деле на четырнадцать лет младше. Но всё равно у него была масса последователей.
У Лёвы был приятель Юрка. Спекулянт и картёжник. Он был не просто поклонником Брэгга. Он был его фанатом! Он голодал уже двадцать третий день, и тут ему предложили поиграть. Он проиграл тысячу рублей, пришёл домой и отрубил топором свою правую руку. Его увезли на скорой. Уже в больнице на вопрос "зачем?" он ответил: "Я же этой самой рукой сдал себе те карты, из-за которых проиграл столько денег. Так ей, этой руке, и надо!" – это у него от голода так "башню" снесло. Лёвин рекорд не употреблять пищу был ровно двадцать дней! При этом он тогда потерял двенадцать килограмм живого собственного веса. Пройдя однажды через трёхнедельный голод, Лёва теперь мог без труда не есть и более длительный срок, а значит и "отощать" ещё больше.
То что с ним что-то не так первой заметила Ира:
– Лев Наумович, Вам нездоровится? Или… А-а-а, поняла, у Вас новая пассия завелась. Бессонные ночи… Прогулки под луной, отсутствие аппетита… Я права, Лев Наумович?" – Ира как бы в шутку изобразила обидку.
– Ты не права, Иришка. Я просто очень уставать стал в последнее время. Или старею, или… Надо бы к врачу сходить. Позвони в клинику Алексею Михайловичу. Договорись на завтра. Иди сюда… Посмотри. Он, кажется, в отличие от меня вполне здоров… – шеф с секретаршей занялись любимым делом, закончив которое Ира выскочила из кабинета. "Хорошая она девочка, – вдогонку секретарше подумал Лёва. – Почему я на ней не женился? – и тут же сам себе ответил: – Потому что ты, Ирочка, слишком покладистая и послушная до тошноты. А я таких не люблю. Ни женщин, ни мужчин. Я почему с Эдиком всегда дружен был? Потому что ему на меня как с Эйфелевой башни… И с Игорем тоже… А те, которые "Лев Наумыч, позвольте", "Лев Наумыч, разрешите"… – Эти мне не интересны". – Ира тем временем дозвонилась до лёвиного врача, Алексея Ивановича, и договорилась, что тот будет ждать шефа завтра в клинике после десяти утра. Ира поделилась с доктором своими наблюдениями по поводу того, что Лев Наумович очень похудел аж "штаны спадают" и с "лица спал", и что она этими обстоятельствами сильно обеспокоена. Потом она вернулась в кабинет и застала шефа стоящим у окна в задумчивости.
"Вот и заканчивается твоё княжеское время, Лёва… Хозяин!.. Ещё несколько дней, улажу кой-какие дела и прощай, Питер! Вон под окнами маячит фрукт. Третий день маячит… Менты пасут. Да, надо валить отсюда как можно скорее. Домой лучше не ехать. Ночевать лучше у мамы… Где же я прокололся? На чём?.. А жаль. Так всё хорошо шло. Ну ладно, надо ехать", – Лёва отвернулся от окна и посмотрел на свою секретаршу.
– Ты договорилась с Алексеем Михайловичем?
– Да, конечно, Лев Наумович. Завтра после десяти в любое время.
– Спасибо. Я с тобой свяжусь сразу после разговора с врачами. Будут звонить из Лондона, скажи, что я в Петрозаводске. Вернусь во второй половине дня. Никому не говори пока, что я заболел. Может ничего страшного, а ты панику поднимешь понапрасну раньше времени, – каждое слово, сказанное Лёвой, было им продумано и сказано с целью отвести подозрение, что всё это: и худоба, и слабость – чистой воды липа! Просто пошёл пятнадцатый день лёвиной голодовки по Брэггу!
Алексей Михайлович осмотрел своего давнишнего пациента, но ничего подозрительного не нашёл:
– Надо обязательно сделать все анализы и потом сразу ко мне с результатами, – сказал врач. Он не понимал, что могло случиться с его пациентом и почему он ничего не может у него нащупать подозрительного.
– Я не уверен, что успею сделать анализы завтра, – Лёва сделал озабоченное лицо. Он наморщил лоб, что-то прикидывая в уме… – Послезавтра я улетаю в Лондон, а когда вернусь, сразу же всё и сделаю… Обещаю! – он протянул на прощание руку, неожиданно покачнулся и обессилено опустился на стул, с которого только что поднялся. – Низ живота прихватило, – с виноватым выражением лица, как бы оправдываясь, произнёс Лёва. – Дайте мне что-нибудь обезболивающее, Алексей Михайлович. – После того, как якобы боль якобы утихла, он ещё раз попрощался с врачом и покинул клинику. "Первая часть операции "Побег" на этом закончилась! – произнёс вслух Лёва, выйдя из здания. – В случае, если они начнут меня в чём-то подозревать и не верить в мою болезнь, а они начнут… Тогда у меня уже достаточно свидетелей. Они подтвердят, что я себя плохо чувствовал. Всё идёт по плану".
Остаток дня Лев Наумович провёл в офисе. Изредка посматривая в окно, он видел опять всё тех же людей. Они его "пасли". В этом сомнений не было. Он просмотрел отчётность, подписал несколько подготовленных Ириной документов. Из Лондона перезвонили уже ближе к концу рабочего дня. У них накопились вопросы и им нужна была встреча. Лёва пообещал быть не позднее, чем послезавтра. Партнёров это устроило. Ире он дал распоряжение заказать билет на Лондон первым самолётом послезавтра. Оставалось сказать "до свидания" маме и можно было лететь. Лёва пригласил в кабинет начальника охраны.
– Вызывали, Лев Наумович? – отставной полковник вошёл в кабинет шефа и замер в ожидании.
– Вызывал, Виктор Степанович, вызывал. Ты знаешь, кто эти люди?.. – он подошёл к окну и сделал приглашающий жест начальнику охраны. Тот подошёл и Лёва указал ему на двух прогуливающихся на встречных курсах мужчин с легко определяемым родом занятий. – Если они попробуют меня задержать, ведите себя соответственно. На ксивы внимания не обращайте. Они липовые! Через пять минут выходим!
Вопреки Лёвиным ожиданиям, ничего не произошло. Как обычно в плотном каре охранников он вышел из офиса и сел в свой бронеавтомобиль. "Значит не сегодня, – резюмировал Лёва и облегчённо вздохнул. – В Токсово!". По дороге он позвонил маме и предупредил, что едет. Октябрина Савельевна, увидев сына, очень расстроилась: "Как он похудел! Неужели и вправду заболел? Господи, только не это!". Лёва сел за стол и улыбнулся. Он знал, что видит мать в последний раз. Ему было её жалко. А вот себя ему было не жаль. "Что заслужил, то и получил!" – говорил он себе. И это облегчало ситуацию. Они посидели, поговорили о всяких мелочных делах. Лёва решил, что пора на время выйти из голодовки и попросил маму отварить ему немного риса. После лёгкого ужина они ещё немного поболтали и разошлись по разным спальням. Рано утром Лёва проснулся, выпил немного рисового отвара и, решив не будить мать, поехал на Финляндский вокзал. Что-то ему подсказывало, что в Пулково лучше не соваться. Вдруг они не поверили, что он собирается лететь завтра, и уже сегодня будут его ждать в зале отлёта. Лёва был уверен, что железную дорогу ни менты, ни их налоговые коллеги контролировать не станут. "Если они решат перекрыть мне выезд до "особого разбирательства", они будут перекрывать аэропорт", – с этой мыслью он выехал из Токсово и поехал на станцию Ручьи, где через полчаса должен будет сделать короткую остановку поезд Москва – Хельсинки.
"Опять всё как всегда! Грязный мокрый снег по обе стороны железнодорожного полотна. Небо фрагментами свинцовое, фрагментами почти чёрное. Домишки вдоль дороги какие-то тоже грязные и покосившиеся. Лес! Вот только лес хороший! Сосенка к сосенке! – совершенно автоматически мозг принялся производить арифметические операции и подсчитывать сколько можно было бы заработать, если бы вырубить и продать, например, пять километров придорожной лесной полосы. Получилось… – Да, о чём это я? Причём тут сосны?.. Так вот задаю себе вопрос уже, наверное, в двести пятьдесят восьмой раз: почему у нас здесь так грязно и хочется утопиться? Или много водки выпить, чтобы ничего этого не видеть… Почему через час, когда въедем в Финляндию, всё будет наоборот?.. Солнышко, ля-ля-ля и захочется некрасивую финскую женщину. А водки совсем не захочется. Вот такой у меня ко всем вопрос. Кто будет отвечать первым? А-а-а?.. Лёва Бейлин хочет ответить? Отвечай Лёвушка. – Он представил себя пятиклассником, которому его первая училка Серафима Марковна задаёт каверзные вопросы. – Я не знаю, Серафима Марковна, – переминаясь с ноги на ногу, ответил её любимый ученик и отличник Лёвушка. – Наверное, потому что вокруг одно говно. Страна говно, погода говно. Только Вы, Серафима Марковна, хорошая, а так… – с задней парты поднялся друг Эдик и с возмущением спросил: "А я? Я разве плохой? Лёвка, ты что такое говоришь?..".
– Гражданин, предъявите паспорт и таможенную декларацию! – перед Лёвой стоял не Эдик, а упитанный работник российской таможенной службы. Трудная и опасная работа навсегда отучила его улыбаться. Он был само олицетворение серьёзности и ответственности перед государством в текущем моменте истории. Лёва, вырванный из контекста разговора с училкой и Эдиком, никак не мог сообразить, чего от него хочет этот толстяк. Сказывалось недоедание в последние две недели. Сообразив, наконец, он достал из внутреннего кармана куртки паспорт и заполненную декларацию.
– Вот, возьмите, – Лёва протянул их таможеннику. Тот брезгливо взял в руки оба документа и углубился в ознакомление с их содержанием.
– Оружие, наркотики, иностранную валюту почему не указываете? Хотите мне сказать, что едете с этим вот портфельчиком, а в нём ничего этого нет? – представитель таможенной власти нахмурил брови и в упор уставился взглядом прямо в Лёву. Чем-то не нравился ему этот турист.
– Именно так! Именно вот с этим портфельчиком и еду… А в нём ничего из Вами перечисленного нет, – Лёве таможенник тоже не очень нравился.
– А давайте проверим содержимое портфельчика.
– А давайте! Только не говорите, что замки из платины. Они обычные из латуни.
– Не волнуйтесь, гражданин, сейчас всё проверим, – таможенник поцарапал ногтем оба замка портфеля и пришёл к заключению, что они точно не из платины. А латунь или железо? – это его не волновало. Вернув документы хозяину он проследовал дальше по коридору мягкого вагона. Не успел Лёва вернуться в класс, чтобы ответить на вопрос Эдика, как в вагон вошли пограничники. С этими всё оказалось попроще. Паспорт туда – штамп "Выехал" – паспорт обратно. В окно Лёва наблюдал, как пограничники вместе с таможенниками спрыгнули со ступенек соседнего вагона. Состав постоял ещё несколько минут, дёрнулся и пополз к границе. Выглянуло солнце и захотелось пропеть что-то похожее на простое тра-ля-ля.
18
Поезд прибыл на вокзал в Хельсинки в полдень. У Лёвы был выбор. Можно было на день остаться в Финляндии и побродить по городу. Куда-нибудь сходить… После недолгих раздумий этот вариант Лёва забраковал потому что идти было некуда. И не с кем. К тому же язык был совсем непонятный. Было бы правильнее поскорее оказаться в Италии и начать "лечиться". Из важных дел до поездки в Италию оставались встреча с банкиром Вилли в Лозанне и с юристами по поводу завещания. Страховку он остановил ещё две недели назад. "Ещё не хватало, чтобы после моей смерти эта сучка Анжела получила десять миллионов, – Лёву передёрнуло от одной мысли, что изменившая ему жена вообще хоть что-нибудь получит. А тут десять миллионов! – Каким же надо было быть бараном, чтобы застраховать свою бесценную жизнь в пользу обыкновенной шлюхи! А ведь я её тоже застраховал! И тоже на десятку… Может её грохнуть, а деньги… Нет! Деньги должен будет получить Лев Наумович Бейлин, а он через пару месяцев концы отдаст. Тогда надо срочно переписать на маму, – Лёва обрадовался, что нашёл простой способ обеспечить старость своей матери. – Надо поменять бенефицианта и подделать шлюхину подпись. В "Свисс Лайф" нормальные люди работают. Договоримся… За половину". То что для этого надо будет избавиться от жены, Лёву не волновало. Он даже не подумал о том, что это будет обыкновенным убийством. "Со мной так нельзя! – было всё, о чём он думал в этот момент. – А ты, дорогая, получишь то, что заслужила". Ну что ж! На то она и акула, чтобы убивать!
Вилли, так же как и все кто видел Льва Наумовича в последнее время, был поражён его измождённым видом. Лёва рассказал банкиру, не посвящая в детали, что собирается лечь в клинику по рекомендации своих знакомых. Не важно каких. Они договорились, что он будет держать Вилли в курсе. Потом Лёва изобразил крайнюю степень обречённости и обратился к нему со словами:
– "Не уверен, что мы ещё когда-нибудь увидимся, Вилли. Мне кажется, что меня эти врачи залечат до смерти. Если что-то со мной действительно пойдёт не так как мне хотелось бы… думаю, что и тебе тоже… В общем мне надо, чтобы ты перевёл деньги с моего анонимного счёта на другой анонимный счёт в Панаме. Я никому не говорил. Ты единственный, кто будет знать об этом… – Лёва изобразил замешательство и расстерянность одновременно. По его лицу можно было определить, что внутри самого господина Бейлина происходит борьба. Он никак не мог решиться открыть тайну, которую никому и никогда не раскрывал. Наконец, он решился: – У меня есть сын. Об этом действительно никто не знает. Он уже достаточно взрослый и живёт в Лондоне. Недавно я зарегистрировал траст, доверительный фонд, на его имя. Средства на счёт траста поступают с Панамского счёта. Именно поэтому я его и открыл какое-то время назад. Не спрашивай меня, почему всё так сложно. Ты многого не знаешь о бизнес реалиях в России. И хорошо, что не знаешь. Иначе твой сон, Вилли, не был бы таким спокойным. – Лёва отчаянно врал и по поводу сына, и по поводу траста. Того и другого просто не существовало! Лёве надо было заметать следы и он это великолепно только что проделал на глазах у своего финансового поверенного. Любой, кто усомнится в смерти Льва Наумовича, обязательно наткнётся на перевод крупной суммы с его личного открытого счёта на какой-то другой счёт, информацию о котором Вилли постарается не раскрывать. А если даже и раскроет под нажимом какого-нибудь дурацкого Интерпола, то уж панамцы этого не сделают точно. В Панаме вся цепочка и оборвётся. Поэтому, есть траст или нет траста – этого никто и никогда не узнает! – Теперь о главном для тебя, Вилли… Чтобы тебе не было очень обидно за потерянного клиента. То есть за меня. Ты в соответствие с моим завещанием, которое я составлю позже, когда почувствую наступление конца… – он нарочно тянул время и не говорил главного… – Ты, Вилли, станешь бенефициантом остатков средств на всех моих счетах в этом банке! Как тебе такой расклад? Поверь, там останется достаточно денег, чтобы ты долго вспоминал хорошими словами своего клиента Льва Бейлина. А теперь к делу…". Пойдя на этот ход, Лёва гарантировал себя от того, что банкир его подставит и раскроет заинтересованным лицам или организациям детали их многолетнего сотрудничества. Оставался Лондон… Последняя остановка.