* * *
Узкий короткий коридор с низким потолком плохо освещен. Вдобавок загроможден старой мебелью. На прошлой неделе ее выставили сюда из кабинетов. Вместо нее врачам, что вели прием в районном психоневрологическом диспансере, приобрели новые столы из светлого полированного дерева, вращавшиеся на ножке кресла. Они были из натуральной кожи с высокой спинкой и пухлыми подголовниками.
У всякого, кто хоть немного склонен к клаустрофобии – боязни замкнутого пространства, – коридор способен вызвать приступ этой болезни. Тюрморезов в некоторые периоды жизни страдал ею отчаянно. Накатывала на него волнами. Захлестни его одна из них сейчас, – от одного вида этого коридора стало бы дурно. Никогда бы не решился войти сюда.
Но сегодня мог не опасаться этого заболевания. В душе крутились, сметая все на своем пути, такие адские смерчи, проносились столь разрушительные ураганы, что шанса закрепиться в ней у какой-то жалкой клаустрофобии не было.
Евграф жил в столице под чужой, выдуманной фамилией.
Она была внесена в бланк паспорта. Предварительно путем специальных ухищрений с него были сведены данные прежнего владельца. При этом использовались материалы, которые можно приобрести в обычных городских магазинах: кислота, шампунь, растворитель.
Будучи "нелегалом", он, тем не менее, был вынужден время от времени обращаться за помощью к врачам психиатрам. Состояние душевного здоровья в такие моменты – настолько скверное, что не прибегни он к незамедлительной врачебной помощи, впутался бы в какую-нибудь дикую историю. Предыдущие похождения показались бы шалостями в сравнении с ней.
Евграф сумел завязать знакомство с врачом, трудившимся в районном диспансере. Платил ему хорошие деньги. Тот лечил его. Если требовалась госпитализация в стационар, врач решал и этот вопрос. При этом Тюрморезов выкладывал еще большие суммы.
Лечение устраивало его. Но врач с каждым разом казался ему все более подозрительным. Не наступит ли однажды момент, когда этот человек, получивший определенные данные о жизни Тюрморезова, использует их во вред своему "платному" пациенту?
Возможно, правда, у Евграфа начиналась мания преследования, и в каждом человеке, с которым он имел дело, видел коварного врага…
Да и так ли много знал о нем врач?
Тюрморезов вошел в коридор. Двигаясь между пациентов, терпеливо сидевших в очереди на прием, добрался до заветной двери. Хотел занять свободный стульчик и ждать, когда знакомый врач вызовет его. Однако у двери случилась неожиданная встреча.
* * *
Ершов сразу узнал Евграфа. Уставившись на Тюрморезова – своего старого знакомого – Ершов больше не спускал с него глаз.
Лицо Васи Ершова не выражало никаких эмоций.
Тюрморезов подошел к двери, несколько раз деликатно постучал по ней костяшками пальцев. Повернул ручку, заглянул внутрь.
Жестом врач попросил его подождать. Евграф прикрыл дверь.
Вася продолжал внимательно смотреть на старого знакомого. Места на банкетке справа и слева от Ершова были заняты. Напротив Василия был свободный стульчик. На него Король Психов и уселся.
Вася, не произнося ни слова, продолжал рассматривать Тюрморезова. Пациент психоневрологического диспансера, сидевший рядом с Евграфом на соседнем стульчике, заметил этот пристальный взгляд и стал исподтишка посматривать то на Евграфа, то на Ершова.
Тюрморезов словно бы перестал замечать и навязчивое разглядывание старого приятеля, и упорное любопытство соседа по очереди. Между тем, Евграф находился в коридоре особенного учреждения и люди здесь собирались не из обыкновенных… Что же до Васи, то при всей своей молчаливости, был же он в свое время за что-то помещен в психбольницу тюремного типа. Для особо опасных сумасшедших!
* * *
– Я видел Психа, – от того, что Вася говорил очень редко, любые слова, произнесенное им, особенно сегодня, спустя несколько лет после совместного пребывания в "дурке", – производили на Евграфа сильное впечатление.
– Где?! – вымолвил Тюрморезов, повернувшись к Ершову.
Вася только что занял место на стульчике, на котором сидел вызванный в кабинет любопытный сосед Церковного Психа. Врач сначала хотел пригласить Евграфа. Но оценив некоторых людей, пришедших сюда раньше "платного" пациента, решил, что нарушать спокойствие очереди теперь опасно. Некоторые сумасшедшие весьма настойчивы и непредсказуемы в деле отстаивания справедливости.
Особенно по не очень важным поводам.
– Он искал комнату в районе метромоста. Не знаю, откуда у него деньги… – Вася произнес уже целых три связных предложения. Для него это очень много.
Дальше произошло и вовсе невероятное: Ершов принялся говорить без остановки. Возможно, за то время, что Тюрморезов не видел Васю, лечению удалось произвести на этого человека положительное воздействие.
– Я сейчас живу у родственников в Коломенском. Сестра с мужем приютили. Она гораздо старше меня. Сын у нее взрослый. Служит в армии по контракту. Где-то на Юге. В Москве появляется редко. Даже в отпуск приезжает не каждый раз, – рассказывал Ершов. – Как-то вышел из дома и обалдел – дверь квартиры на нашем этаже, ровно напротив двери моей сестры, распахивается. Оттуда выходит Псих. А за ним – тетка-алкашка. Она в той квартире живет с сыном-школьником, не работает. Ну а чтобы жить было на что, сдает одну комнату из двух… У Психа морда была очень недовольная. Он меня сразу узнал. В лифт зашли вместе. Он смотрел комнату. Ему не понравилось: хозяйка пьет и сын у нее очень шустрый… Не знаю почему, но я спросил Психа: "А по какому принципу ты подыскиваешь жилье?" Он мне возьми, да ответь: "Ищу комнату в районе метромоста…" И сам тут же как будто пожалел, что проговорился. Как думаешь, зачем Психу комната в районе метромоста? – Ершов вопросительно посмотрел на Тюрморезова.
Евграф пожал плечами:
– Не знаю…
Вася замолчал и не произносил больше ни слова.
Вскоре из кабинета вышел пациент, прежде сидевший рядом с Тюрморезовым. Выглянул врач. Очередь была Ершова, но психиатр пригласил внутрь Евграфа.
Когда через некоторое время Тюрморезов вышел в коридор, Васи там не было. Пациент, чья очередь была за Ершовым, посмотрел по сторонам, встал с банкетки и прошел внутрь кабинета.
Спустившись вниз, Евграф покинул диспансер. Ни на первом этаже, ни перед подъездом медицинского учреждения Васю он не встретил.
Ершов исчез, видимо, передумав посещать врача.
Глава пятнадцатая
Все кричат мадаполам
В пивном ресторане из разряда самых затрапезных стоял гвалт. Все столики заняты. У одного, расположенного в самом центре зала, сгрудилась куча народа. Часть из этих людей сидела, часть стояла рядом со столом. Свободных стульев вокруг него не было.
Праздновалось какое-то торжество: то ли юбилей фирмы, то ли чей-то день рождения, то ли годовщина работы в какой-то компании, то ли и первое и второе и третье – вместе. Люди, расположившиеся за этим шумным центральным столом, были знакомы с теми, что сидели на двух или трех столиках в разных концах зала. Так что почти все посетители ресторана сгрудились вокруг пировавшей компании.
Помещение было приспособлено для коллективного просмотра футбольных матчей. В середине вечера бармен даже пытался включить какую-то трансляцию. Но людям за центральным столом эта идея не понравилось. Они начали кричать, энергично стучать по по столу кулаками и раздухарились до того, что стали требовать от бармена и официанток, чтобы те включили музыку и немного раздвинули столы, – освобождая место для танцев.
Несколько вполне приличного вида спортивных болельщиков, которые в этот вечер забрели в ресторан, постарались поскорее из него уйти.
Столы были раздвинуты. Музыка полилась из динамиков акустической системы. Только что гуляки убеждали обслугу, что вся их компания очень хочет танцевать. Но теперь лишь полдесятка человек принялись выделывать каждый сам по себе, не обращая внимания на других, какие-то дикие, несуразные движения. Было заметно: танцоры здорово пьяны. Очень скоро из полдесятка человек осталось только двое. Они словно бы соревновались в "искусстве". При этом друг на друга упорно не смотрели. Один – музыка теперь звучала очень быстрая, ритмическая – точно бы пытался изобразить птицу, которая, широко раскинув крылья, медленно планирует с большой высоты вниз. Второй, наоборот, мелко-мелко трясся, как будто его колотил чудовищный озноб. Мелкое дрожание не совпадало с ритмом музыки. Но звуки, лившиеся из динамиков, были для этого танцора, казалось, лишь поводом для того, чтобы сыграть свою собственную "постановку". На лице у "судорожного" застыло угрюмое, злобное выражение.
Как раз во время этого странного парного танца Псих и появился в ресторане. Моменту, когда он вошел в сильно затянутый дымом зал, предшествовала небольшое путешествие, начавшееся в комнате коммунальной квартиры, что принадлежала Лопоухому. Миша передал лже-Скворцову деньги. Тот, поговорив еще немного с Лопоухим, вышел из квартиры сначала на лестничную клетку, – там он постоял без движения минут пять, – а потом – во двор…
Дом, где жил Миша, расположен в минуте ходьбы от станции метро. Психу не хотелось обратно в Коломенское. Был слишком возбужден, чтобы провести вечер на тахте в старухиной квартире. Прошел мимо входа в вестибюль "подземки" и побрел без всякой цели по широкому тротуару. Справа вереницей тянулись магазины, слева – бесконечный поток машин. Они ползли в обычном для этого времени заторе со скоростью не больше десяти километров в час.
Пройдя немного по широкой улице, Псих свернул в переулок. Ему хотелось угрюмой, "грязненькой" атмосферы. Такой, какая была в доме Лопоухого и в окружавших его дворах. Яркие нарядные витрины разрушали ее. Но стоит свернуть в сторону от главной магистрали – Псих знал это – атмосфера сразу окажется та, что надо…
Так и вышло…
* * *
"Слишком долго гулял!" – думал Псих. Ему стремительно становилось хуже. Возбуждение, которое охватило с еще большей силой, едва вошел в переулки, подорвало эмоциональные силы. Все искал взглядом верхние этажи, крышу мишиного дома. Пару раз с каких-то перекрестков, где сходились узкие проулочки, ему удавалось различить ее.
Вдруг все пропало: пейзаж совершенно изменился. Вместо давно не ремонтированного тротуара с глубокими выбоинами зашагал по аккуратненькой плитке. По обеим сторонам улицы – вылизанные особнячки. В них разместились офисы фирм. Явно не бедствовавших.
Псих, – он страдал многочисленными психологическими комплексами, – ощутил себя не к месту на этой улице. Да к дьяволу эту улицу со всеми комплексами!.. Он бы отмахнулся от них, от всех дурных мыслей. Но, на беду, прошел слишком большое расстояние пешком. Любая физическая нагрузка, особенно на пустой желудок, – а сегодня целый день почти ничего не ел, – может спровоцировать очередной кризис психической болезни…
Так и произошло. Настроение в какую-нибудь минуту полностью изменилось. Охватила тоска, подавленность. Чувствовал себя больным и голодным, брошенным на произвол судьбы в огромном городе, нелепым неудачником, все попытки которого если не завоевать в жизни счастье, то хотя бы обрести сколь-нибудь устойчивое равновесие обречены на провал.
Ему захотелось напиться… Деньги у него были. И немалые…
* * *
"Я слишком долго ждал эту кружку. Первую", – подумал Псих. С ненавистью оглядел компанию, "гулявшую" в четырех метрах от длинного стола, у края которого он примостился.
Празднество за центральным столом перешло в крайне мрачную фазу. До этого гости кричали, громко ругались, то и дело принимались хохотать, непрерывно подзывали официантов. Теперь же часть из них молча сидела над недопитыми бокалами с пивом. Не было сил одолеть. Часть – беседовала. Но выражение лиц было такое, точно собеседники готовы в следующее мгновение вцепиться друг другу в горло. Официанты сгрудились у барной стойки. О чем-то вполголоса переговаривались. То и дело кто-нибудь из них посматривал на беспокойный стол.
Псих поднял кружку, поднес ко рту. В глубине души понимая, что делать этого не стоит, принялся жадно пить, глоток за глотком пропуская в себя бледно-желтый, слегка мутноватый напиток. "Во всем виноваты сволочи официанты", – думал он…
…Когда Псих оказался в ресторане, мечтал об одном: как можно скорее влить в себя порцию пенного напитка. Небольшая доза алкоголя, содержащаяся в пиве, окажет притупляющее воздействие на нервную систему. Станет легче. Страхи и печали отдалятся от него, точно бы укутавшись густым туманом.
На других посетителей ресторана Скворцов в тот момент не обращал внимания.
Поискав глазами свободные места, обнаружил их только за одним длинным столом. С другого его конца – у самой стены – сидело двое мужчин. Напротив них – девушка. Псих уселся на грубый деревянный стул. Уставил глаза в стоявшую перед ним на столе пепельницу. Ждал, что официанты, как это положено, сами заметят нового посетителя, примут у него заказ.
Прошло не меньше четверти часа, но на Психа никто не обращал внимания. Официанты и официантки непрерывно сновали мимо него по проходу, обслуживая центральный стол. У Психа создавалось впечатление, что нового посетителя для них просто не существовало.
Он давно не бывал в ресторанах. В какой-то момент появилась дикая мысль: а может, отстал от жизни, – после какого-то часа здесь уже не обслуживают? Он взмахнул рукой, стараясь привлечь внимание официантки, попытался перехватить ее взгляд. Но тщетно. Она словно бы намеренно его не замечала.
Миновало еще время. Эти томительные десятки минут, следовавшие друг за другом ничем не прерываемой чередой, были наполнены для Психа самой отчаянной тоской, какую можно вообразить. Постепенно он присмотрелся к тому, что происходило вокруг.
Рассмотрел большую компанию людей за центральным столом. Они стали казаться ему главными виновниками того, что официанты не обращают на него внимания. Разглядывание соседнего стола на некоторое время отвлекло его. Зато потом, когда ему надоело переводить взгляд с одной пьяной рожи на другую, и он вперил его в стоявшую перед ним пепельницу, украшенную логотипом пивной марки, он испытал такую ужасную тоску, что можно было вообразить: его болезнь тоже какое-то время отдыхала и собиралась с силами. И теперь вонзила когти в жертву с удесятеренной яростью.
Догадавшись, что сейчас с ним что-то произойдет, не в силах больше бороться со своим внутренним состоянием, лже-Скворцов уронил голову на безвольно покоившиеся на столе руки. Ему было настолько плохо, что даже показалось: на несколько мгновений он "отключился". Словно какой-то предохранитель в его сознании разорвал цепь в ту секунду, когда между двумя контактами сверкнула яркая, через чур горячая эмоциональная вспышка…
…Он почувствовал: кто-то грубо трясет его за плечо. Псих поднял голову, повернулся: возле него стоял охранник.
– Здесь не спят! – рявкнул тот. – Дрыхнуть иди на улицу.
При виде человека в форме, – черная рубашка с коротким рукавом и золоченой эмблемой на нагрудном карманчике, черные брюки, – Психа охватил страх. Он вообще всегда панически боялся любых представителей власти (врачей-психиатров тоже относил к этой категории) считая, что встреча с ними не может привести ни к чему хорошему.
– Я хочу сделать заказ… Но официантка не подходит, – промямлил Скворцов. – Она не замечает меня.
Охранник раздраженно скривил лицо. Отпустил плечо "робкого" посетителя и сделав пару шагов, склонился, – он был высокого роста, – к одной из девушек в белой блузке и черной, доходившей ей чуть выше колен юбке, обслуживавшей посетителей в зале. После того, как он что-то сказал ей, официантка тут же подошла к Психу.
Он заказал ей пол-литровую кружку пива и порцию жареной картошки с рыбой.
Охранник медленно прогуливался по залу, как будто выискивая кого-то, но Псих чувствовал, что он нет-нет да и посматривает на него… Прошло несколько минут. Девушка вернулась, неся на подносе пиво и тарелку. На ней была неаппетитно выглядевшая рыба и кучка обжаренных в масле ломтиков картофеля. Все они были с какими-то черными пятнами и прожилками.
Псих понял: ему принесли валявшуюся на кухне порцию, быть может, уже слегка тронутую и почему-то оставленную посетителем, обедавшим здесь в середине дня. Лже-Скворцов почувствовал себя подло обиженным. Охранник теперь уже не делал вид, что выискивает кого-то в зале. Не отрываясь, смотрел на Психа, стоя от него шагах в десяти. "Если я больной человек… Они все будут надо мной издеваться. Подонки! Даже за деньги, даже в ресторане я не получу доброго, справедливого отношения к себе!" Он почувствовал, что на глаза ему наворачиваются слезы.
Девушка уже ушла, опустив руку с пустым подносом вниз…
…Теперь первая кружка пива была выпита. Но Скворцов не ощущал даже легкого опьянения. Охранник по-прежнему следил за ним. Псих попытался поддеть рыбу вилкой, но кушанье упало обратно на тарелку. Тоска была настолько сильной: он чувствовал себя неспособным нормально поесть – в следующий раз у него из руки выпадет вилка. Тогда Псих пошел на хитрость. Он принялся брать пальцами ломтики картофеля и отправлять их в рот.
Через тридцать секунд после того, как прожевал и проглотил несколько кусков, он почувствовал опьянение. Сразу стало легче.
Он обернулся – охранник куда-то исчез. Псих поискал глазами девушку, которая принесла ему на подносе еду и пиво. Взгляды их пересеклись, он пальцем поманил ее. Официантка тут же подошла к нему.
Скворцов заказал еще две кружки пива. Минут десять ждал, доедая руками картофель. К тому моменту, когда она принесла ему две порции напитка, он сидел, держа кисти рук навесу. Пальцы лоснились от жира. На тарелке осталась только рыба.
Официантка поставила пиво на стол, с презрением посмотрела на Психа и удалилась.
Скворцов обратил внимание: один из молодых мужчин из компании, праздновавшей за центральным столиком, бесцеремонно стал рассматривать его. Псих, – в это мгновение он опять стал обретать уверенность в своих силах, тоска почти полностью улетучилась, – подмигнул ему. Взяв кружку за большую стеклянную ручку, залпом выпил пиво.
Когда Псих поставил кружку обратно на стол, человек из шумной компании в свою очередь подмигнул ему и, бесцеремонно схватив почти полную кружку с пивом, стоявшую перед его соседом, запрокинул голову. Вылил в широко раскрытый рот, как в воронку, всю кружку без остатка. Пиво исчезло в пасти молодого мужчины за несколько секунд.
Его сосед, который хотел было возмутиться тем, что его приятель выпил не свое пиво, теперь не смог удержаться от того, чтобы выразить восхищение, – он громко захлопал в ладоши.
Выпивший пиво молодой мужчина еще раз подмигнул Психу, широко улыбнулся. Жестом пригласил его пересаживаться за их стол. Скворцов почувствовал обиду, – отчего-то показалось, что человек над ним издевается. Между тем, в голову ему ударила сильная волна опьянения. "Плевать на все! – решил Псих. – Ведь я того и хотел – чтобы напиться…"
Он подвинул к себе вторую кружку.