Только почему-то меня начал одолевать сон. Я пробралась между стульями и залезла на бабушкину кровать. Совсем не страшно было лежать на кровати с серебряными шариками, когда взрослые пели "риди-рай!" и просили чернохвосточку лететь через земли и моря…
Сковорода для ингерманландцев
Когда я открыла глаза, на столе уже стояли кофейные чашки и красивый торт: посередине три розы из крема, а по боку торта извивалась волнистая кремовая обкладка. В воздухе пахло кофе, тортом и пирогом. Запах пирога был самым сильным и тёплым - он исходил от горячего морковного пирога, с которым бабушка как раз пришла из кухни. Ничто не могло сравниться с пирогами, которые пекла бабушка, они получались у неё особенно мягкими и сочными, и при этом они не были и вполовину такими жирными, как пироги из слоёного теста, которые тётя Анне привезла с собой из города - она называла их украшением кафе "Пярл".
- Дети, идите кофе пить! - позвала бабушка. - И зовите мальчиков в комнату, хватит им дымить!
- И как это ты, мама, всё успеваешь? - удивилась тётя Лийли.
- Когда мы были маленькими, пекла каждый божий день пирожки или пирожные - каждый день точно в пять часов все пили чай…
- Мы и сейчас пьём, - похвалился дедушка, засунув пальцы под подтяжки. - В доме должен быть порядок! - у меня-то в доме порядок! - сказала бабушка сердито. - А ты что делаешь? Раздаёшь мои вещи по деревне!
- А что, папа опять что-то наделал? - спросила тётя Анне.
- Что он наделал? Отдал мою сковородку для блинчиков! - пожаловалась бабушка. - Мне ни слова не сказал. Взял в кухне сковородку и - за здорово живёшь - унёс!
- Ах, перестань. У тебя другая есть, - сказал дедушки и сделал двумя руками так, будто отталкивал обвинения.
- Это сковорода, чтобы картошку жарить и делать соус, - не уступала бабушка. - А та, другая, поменьше, была для блинчиков - как раз такого размера. Сам хочешь то и дело комморгенвидеров, а скажи, как мне их делать, если сковородки нет?
Комморгенвидерами бабушка называла такие блинчики, которые она складывала словно конвертики, и в каждом конвертике большая столовая ложка творога с тмином. Тмин был мне не по вкусу, а вот когда вместо него в бабушкин творог клали сахар и маленький кусочек ванили - вот тогда другое дело!
- Папа, да как ты посмел? - воскликнула тетя Лийли.
- Это была хорошая сковородка - ещё эстонского времени, где теперь такую достанешь! - рассердилась тётя Анне.
- Магту я бы такую выходку не позволила! - вставила тётя Ида вслед за другими.
- Ах, прекратите! - махнул рукой дедушка. - Что вы на меня набросились! Мужчина знает, что делает! Ну прямо - птичий базар! Я лучше пойду выкурю трубку с парнями!
Дедушка достал из ящика письменного стола серебряную коробочку - портсигар, надел своё длинное пальто и шапку с козырьком и, громко хлопнув дверью, вышел в сад, где тата, дядя Март и дядя Отть уже довольно долго вели мужские разговоры.
- Странное дело - обычно папа в домашнем хозяйстве не разбирается, а смотри-ка, сковородку нашёл и унёс! - продолжала сердиться тётя Анне.
- И куда он её унёс?
- В Коппельмаа возле дороги живёт теперь одна странная женщина, а вокруг дома бегают два маленьких мальчика в заплатанных штанах и галошах на босу ногу. И похоже, мужа у неё нет. Я сама с нею не говорила, но слыхала, что вроде бы она русская - во всяком случае одевается не по-нашему, - рассказала бабушка.
- Вы папу знаете - он горазд заводить новые знакомства, особенно с женщинами.
- Да брось ты! - усмехнулась тётя Лийли. - Думаешь, папа волочится за этой русской? В его-то возрасте!
Бабушка ничего не ответила, только резала пирог, обиженно поджав губы.
- Старая лошадь тоже овса хочет, - сказала тётя Анне. - Феликс тоже скоро заведёт себе новую жену - одному ему будет трудно растить маленького ребёнка, да к тому же девочку.
Феликс - это имя моего папы, а маленький ребёнок, да к тому же девочка - это наверняка я. Стало быть, всё будет как в истории про Золушку?
- Не хочу злой мачехи! - запротестовала я. - Я теперь очень хороший ребёнок, и мама скоро вернётся домой!
- Конечно, вернётся! - подтвердила тётя Лийли. - А ты, Анне, могла бы и попридержать язык. Брякаешь всё, что в голову взбредёт!
- Да, я не такой краснобай, как ты, - огрызнулась тётя Анне.
- Я вранья терпеть не могу!
- Гляди-ка, новый Мартин Лютер! - крикнула тётя Лийли. - На этом ты стоишь и иначе не можешь, да?
- Опять начинается! - вздохнула бабушка. - Как дети малые, честное слово! И надо было мне завести разговор про эту сковороду.
Недовольство моих тёток опять обратилось на дедушку.
- У папы слишком доброе сердце, - сказала тётя Лийли. - Помнишь, Анне, как он раздавал конфеты деревенским детям, когда держал лавку?
- Да, а мы ничего не получали, - сердилась тётя Анне. - Когда ещё были молодыми и приезжали домой, должны были каждый платить за себя.
- Один раз он всё-таки дал нам бесплатно целый ящик копчёной салаки, когда к Феликсу в гости приехали его друзья-спортсмены, помнишь?
- Как не помнить. Это было всемирное чудо, что папа не спросил за рыбу ни цента. Только это была не салака, а снеток.
- Нет, салака!
- Господи, я ясно помню, что это был снеток! Хорошая жирная рыба - до сих пор её вкус во рту… Снеток - и всё тут!
Спор разгорелся с новой силой. Это было скучно слушать, но я была довольна, что больше про новую жену разговор не заводили.
Когда мужчины вернулись в дом, тётушки были готовы вцепиться друг другу в волосы. Бабушка пыталась их помирить, но на неё не обращали внимания.
Тётя Лийли подошла к дяде Оттю и обняла его руками за шею, а лицо у неё было заплаканное. Тётя Анне стала наливать кофе в чашки и ворчала:
- Совсем остыл! Хоть выливай в помойку! Хороший, настоящий кофе - из зёрен!
- Чего вы на сей раз не поделили? - допытывался тата.
Тёти чуть помолчали, потом тётя Лийли засмеялась - на свой странный манер, словно горошины трясли в жестяной банке.
- Сущую ерунду! Копчёную рыбу, которая давно съедена и переварена.
- Что ты там болтаешь: всё началось с того, что папа подарил единственную сковородку мамы одной русской потаскухе, - выпалила тётя Анне.
- Господи, помоги! - крикнул дедушка. - Во-первых, это была не единственная сковорода в доме, во-вторых, молодая вдова вовсе не русская, а ингерманландка - Хильма её имя. Нечего плохо говорить о человеке, если ничего не знаешь!
- Но сковороду немедленно принесёшь обратно! - распорядилась тётя Анне, а бабушка и тётя Лийли кивнули в знак согласия.
- Если ты сам не принесёшь, я пойду и скажу этой жадной бабе, что я о ней думаю!
Дедушка покраснел и сказал, что до такого стыда он не дойдёт, лучше умрёт тут или в Сибири.
В конце концов решили, что за сковородой пошлют тётю Лийли и моего тату, потому что эта чужая женщина вроде бы говорила только по-фински, а тата знал этот язык, он ведь в своё время разговаривал с самим Пааво Нурми!
- Не беспокойся, папа, брат умеет с людьми разговаривать, - успокаивала дедушку тётя Лийли. - А сковороду мы принесём обратно, чего бы это ни стоило!
- Со сковородой или на сковороде! - пошутил папа и подмигнул мне.
Взрослые пили кофе, а я сладкую воду, в которой растворили немного варенья. И выпила так много, что мне пришлось аж два раза ходить с бабушкой в сортир во дворе. Без папы было так скучно сидеть за столом, что я даже обрадовалась, когда мне захотелось по-маленькому - это была весомая причина выйти из-за стола. Когда заворачивали за угол к сортиру, я глянула на дорогу: может, папа и тётя Лийли уже видны за кустами?
Наконец, они вернулись, но сковороду не принесли. У тёти глаза были красные, словно бы заплаканные, а папа не сразу принялся рассказывать.
- Не отдала сковороду, да? Так я и знала! - злорадно закричала тётя Анне. - Потаскухи - они все такие: что к ним попало, пиши пропало! Приезжают к нам, в Эстонию, распоясываться: всё моё, всё моё! В магазине тоже стремятся лезть без очереди, ещё и утверждают: "Я тут стояла!"
- Ты не начинай свой вздор молоть! - хмуро сказала тётя Лийли. - Это порядочная женщина, еле-еле из Карелии ноги унесла. У неё всё сверкает чистотой. Думаешь, чем она занималась, когда мы пришли? Отдраивала песком мамину сковороду. Песком - потому что мыло ей надо экономить. И дети тоже абсолютно чистые, в заплатанной одежде, но чистой! Одна из них девочка, её, опасаясь вшей, тоже остригли наголо, как мальчишку. Их отца прямо у них во дворе застрелили, на глазах у детей - оказал русским сопротивление, когда пришли их из дома выселять…
- Неподалеку от Сортовалы. Я там бывал, красивые места, на берегу Ладожского озера, - сказал тата. - В основном этих ингерманландцев и финнов выслали оттуда в Сибирь, но некоторым удалось добраться до Эстонии. В нашей школе учатся несколько финнов.
- Эта Хильма устроилась в колхоз "Вийснурк" дояркой, но зарплаты ещё не получала… Только это копейки, то, что выдают на трудодни, на них душа в теле не продержится, - считала тётя Лийли.
- Ох, господи, и о чём этот Сталин только думает? Может, он вовсе и не человек, может, вовсе сатана? - сказала бабушка.
- За сковороду заплатить обещала? - поинтересовалась тётя Ида.
Никто не ответил. У всех рот был занят бабушкиным морковным пирогом.
Чуть погодя тётя Лийли сказала:
- Послушай, мама, у тебя там, на магазинной половине, несколько вполне приличных кастрюль - может, дашь одну-две попользоваться этой ингерманландке?
- А что, пирога больше никто не хочет? - спросила бабушка, не глядя на тётю Лийли. - у меня на кухне есть ещё.
- Мама? - произнесла вопросительно тётя Лийли.
- Ну что "мама" и "мама"! Сама взрослая и знаешь, что делаешь, - сказала бабушка. - Только не бери эту кастрюлю с толстым дном, она у меня для варки варенья. И прежде вымой кастрюлю как следует, а то ещё расцарапает все стенки песком.
Самым замечательным было то, что мне позволили пойти с тётей Лийли - дали даже завернутый в бумагу кусок пирога, чтобы я не пришла туда с пустыми руками.
Кати-утешительница
Мне очень-очень хотелось увидеть, как ингерманландка Хильма драит песком бабушкину сковороду. До сих пор я знала, что песок ничего не делает чистым, а как раз наоборот - когда я летом после игры в песочнице приходила домой, мама, тяжко вздохнув, кидала в корыто для стирки и мои штанишки, и чулки, а домашние тапочки нельзя было надевать, пока не вымоешь губкой с мылом песок между пальцами ног.
Но - увы! - сковорода была уже вымыта, а песок, которым её драили, куда-то спрятан. И сама женщина ушла. Тётя Лийли решила, что она ушла в колхоз на вечернюю дойку. В комнате с плитой вещей было совсем мало. Стол, покрытый зелёной клетчатой клеёнкой, две железные кровати, пара стульев и длинная лавка. И вся эта мебель стояла у стен, а посреди комнаты было пусто, словно там собирались устроить танцы!
Дети были дома одни. Хотя они и откинули крючок, на который была заперта дверь, и впустили нас, как козлята в сказке про волка и козлят, но не произносили ни слова, и даже не ответили на наше приветствие. Оба были с серыми глазами и острижены наголо - волосики были совсем-совсем коротенькие… Оба были в длинных штанах с коричневыми полосками - иди пойми, кто из них девочка. И они были чуть поменьше меня.
Тётя поставила кастрюлю на плиту и сказала:
- Это для вашей мамы. - Но решив, что они не поняли, сказала то же по-фински.
Я протянула пакет с пирогом тому их них, кто казался побольше. Но он спрятал руки за спину и смотрел на меня испуганно.
- Бери, бери - это очень вкусно. Бабушка сама пекла!
- Он, наверное, тебя не понимает, - сказала тётя Лийли. - Положи пирог на стол, они съедят, когда мы уйдём.
Мне было ужасно жалко, что я не научилась от папы финскому языку. Только одному самому странному слову он меня научил - "полкупюёра". И это означает "велосипед"! Ну разве не смешно?!
- Пойдем обратно, нас ведь ждут, - сказала тётя Лийли и взяла меня за руку. - Всего хорошего, дети!
Я тоже сказала "Всего хорошего!". Произнесла очень медленно, чтобы ингерманландские дети поняли. И уже у двери крикнула дружелюбно на чистейшем финском языке:
- Полкупюёра! Пааво Нурми!
Но эти ингерманландцы бессловесные, похоже, и по-фински не понимали, выражение их лиц никак не изменилось!
За то время, пока нас не было, родня, посоветовавшись, решила, что меня оставят ночевать у бабушки с дедушкой. Обычно мне очень нравилось ночевать в чужом месте, например, в городе у тёти Лийли на улице Юласе на полу, и ещё я смутно помнила, как барахталась в сене у бабушки Мари в коровнике на сеновале. Но тогда я спала между мамой и папой, а теперь папа должен был вернуться домой, оставив меня в Йыгисоо.
- Только на денёк-другой, - сказал он. - Пока мама не вернётся, и дома опять всё будет в порядке.
- Я хочу домой! - меня одолевал плач.
- Дома у нас нет почти никакой еды, а у бабушки есть для тебя много хорошего и вкусного, - соблазнял меня тата. - Да и последний автобус на Лихула уже ушёл. Я попытаюсь добраться какой-нибудь попутной машиной, а дети в кузове грузовика не ездят. Завтра у меня долгий рабочий день, как ты одна справишься в холодном-то доме?
- Пожалуйста! Ну, пожалуйста, возьми меня с собой! - клянчила я. - Я буду сейчас ужасно хорошим ребёнком, честное слово!
Я ухватила тату за штанину и не отпускала, как остальные ни старались меня утешить или приказать мне.
- Ишь, какая чертовка, - удивлялась тётя Ида. - Я всегда говорила, что собаку легче воспитывать, чем ребёнка.
- Ты обещала стать хорошим ребёнком, - сказал папа и голос у него был очень строгим, - а хороший ребёнок разве так капризничает?
Хороший ребёнок вообще не капризничает, это я распрекрасно знала. Но потихоньку продолжала сопротивляться и не успокоилась до тех пор, пока бабушка не показала мне одну удивительную вещь. Это была светло-розовая голова куклы! С красивым маленьким ротиком и большими голубыми глазами - лёгкая, как воздух! Лицо у неё было гладкое, и она пахла совсем иначе, чем все другое в доме бабушки и дедушки. Ниже шеи у неё как бы начинались плечи, и в них красовались четыре маленькие дырочки - по одной на каждом углу.
- Когда все уйдут, мы с тобой сошьём кукле тельце, - пообещала бабушка.
Это было нечто! Абсолютно своя кукла - да кто такого не захочет! Я наскоро обняла тату и совсем не плакала, когда он, проходя мимо окна, помахал мне рукой. Ох, теперь бы только тётушки побыстрее справились с мытьём посуды и оставили нас с бабушкой в покое!
И когда дедушка взял в углу свою трость, которую он называл "господский шпациршток", и пошёл провожать таллиннскую родню на автобусную остановку, бабушка действительно достала из мешка для тряпок большой лоскут белой материи и расчистила место на обеденном столе. Острым краем мыла она провела на этой материи чёрточки и дуги, затем немного пощёлкала ножницами и села за швейную машинку. У бабушки всё получалось быстро: и шитьё, и выпечка пирогов, и уборка. И что главное - ей нравилось во время работы беседовать! Когда мама и папа сидели за письменным столом со своими бумагами и тетрадями, мне нельзя было приставать к ним с разговорами о всяких пустяках. Но, поди знай, что пустяк, а что не пустяк. Например, если я хотела знать, какая разница между бригадиром и фрикаделькой - пустяк это или нет? Или чем отличается эшелон от одеколона? Или янки и янкуд - это одно и то же? Всякие непонятные слова можно было услышать и от мамы с папой, и от других людей, но обычно днём мне было некогда раздумывать о них, а вот в вечерней тишине, когда незнакомые слова начинали звучать в памяти, было бы здорово порассуждать о них с мамой и папой. Но не тут-то было! Они считали школьные дела и всякие скучные бумаги более важными, чем значения звучных слов.
А вот бабушка за шитьём охотно рассказывала всякие истории. Например, о том, что в старое время кукол обычно делали из тряпок, а у кукол получше были головки из фарфора. Когда бабушка была маленькой девочкой и жила со своими мамой, папой и старшими братьями в Екатеринбургской губернии, госпожа графиня подарила ей на именины очень красивую головку куклы с розовыми щёчками. И бабушкина мама сшила кукле платье с цветочками.
Имя куклы было Катя - это по-русски то же самое, что Катарина, или по-эстонски Кати.
- Бабушка, а ты, когда была маленькой, не боялась русских?
- Нет. Почему я должна их бояться? Люди как люди, а этот граф, у которого мой отец работал, был красивый и обходительный! Настоящий дворянин! Папа всегда на его день рождения приносил ему первых ранних огурчиков, они как раз в начале марта созревали в парнике, и каждый раз получал в благодарность от графа серебряный рубль. Это тогда были большие деньги! Здесь в Эстонии помещиками были немцы - вот они были заносчивые! В поместье Варангу, где твой тата родился, была одна старая дева, фрейлейн Берта, и она велела каждому, кто попадался ей навстречу, целовать её руку! Это было жутко! Тощая и сморщенная рука. И к этой связке костей ты должен приложиться губами… - У бабушки вздрогнули плечи.
- И ты прикладывалась?
Бабушка прервала шитьё и долго смотрела на меня в упор.
- Да, один-единственный раз… Потом всегда, когда издалека видела, что идет фрейлейн Берта, я пускалась наутёк. Я тогда молодая была, чуть за двадцать. Но Анхен, тётя Анне, она упрямая, ей от папы много раз доставалось за то, что не целовала руку фрейлейн Берты.
- Я думаю, теперь тётя Анне сильнее дедушки…
- Ну, не верю, что она из-за этого держит на него зло, - улыбнулась бабушка.
- А тата получал от дедушки порку? - спросила я, немного страшась, потому что не верила, чтобы папа целовал какую-то тощую руку.
- Ох-ох! Твой тата с малых лет был такой быстрый бегун, что фрейлейн Берта его не смогла бы и заметить, - считала бабушка.
- А тата был хороший ребёнок?
- Хороший ребёнок? Да, вообще-то он был хорошим ребёнком, но из-за его беготни приходилось заниматься им всё время! - рассказывала бабушка, продолжая ногой нажимать на педаль и крутить свою швейную машинку "Зингер". - Однажды мы его целый день искали, я даже подумала, что цыгане увели мальчонку, но наконец один пастушок нашёл его на краю ржаного поля. Этого мальчишку звали Юри-Свинопас, он был немного странным, но твой папа дружбой с ним очень дорожил, они вместе играли коровами и лошадками, сделанными из деревяшек! Не знаю, что было бы, если бы этот Юри-Свинопас не догадался обыскать поля - в Вирумаа тогда были огромные поля, и рожь на них стояла стеной…
Бабушка достала из шкафа вату и плотно напихала её в тело куклы. В руки и ноги куклы она проталкивала вату дедушкиным карандашом, и когда всё это было сделано, она пришила голову Кати к туловищу - те четыре дырочки на концах плечей были как раз для того, чтобы можно было голову прикрепить. Кукла получилась как настоящая! Правда, пальцев на руках и ногах у неё не было. Но ладошки были так ловко прошиты, что казалось, она просто держит пальцы вместе.
- Спасибо! А ты Кати и одежду сошьёшь? - спросил я, прижав куклу.