Не слушая ее причитаний, Миронов захлопнул дверцу машины, засунул руки в карманы мешковатой куртки и, ссутулившись, побрел прочь. Он не любил разговоров и тем более не любил споров и пререканий. Он сделал то, что хотел сделать, и теперь этот поступок не подлежал для него ни оправданиям, ни даже сомнениям. Решив для себя единожды, что он поступает правильно, доказывать свою правоту или объяснять свою позицию он не собирался ни проститутке, ни Врублевскому, ни Шерстневу, ни даже себе самому. Он и не смог бы сделать это. Все хитросплетения убеждений или оправданий, которыми пользуются люди, объясняя свою позицию, были ему неведомы. Один раз объявив во всеуслышание о своей позиции, в дальнейшем он просто твердо следовал ей. Миронову не были знакомы сомнения. Он без малейшего угрызения совести свернул бы шею любому "березкинцу" по приказу Шерстнева, но так же без всякого сомнения он считал себя вправе предупредить "афганца" о грядущих неприятностях. Поэтому он не чувствовал себя ни предателем, ни спасителем. Шерстнев знал о его позиции, и все же в его присутствии распорядился убить Врублевского. Миронов не стал ни объяснять, ни спорить. Он просто предупредил Врублевского. Каждый поступил так, как хотел. А теперь он готов был и дальше служить Шерстневу верой и правдой. Это тоже была позиция. Выбрав один раз хозяина, Миронов его уже не менял ни в радости, ни в горести. И это тоже было для него естественным. Потому он не ждал ни благодарности от Врублевского, ни наказания от Шерстнева. Не ждал и не желал.
Вернувшись к оставленной в переулке машине, Миронов достал из отделения для перчаток радиотелефон и набрал номер Смокотина.
- Юра, я тут немного задержался, - сказал он, услышав голос товарища. - Кое-какие дела уладил…
- Какие дела?! - возмущенно заорал Смокотин. - Ты хоть соображаешь, что ты делаешь?! Ты едва нам всю операцию не завалил! Мы тебя полчаса ждали! Не знали, что и думать - то ли менты тебя загребли, то ли "березкинцы" пришили… Мы уже операцию без тебя начали. Мы уже в доме. Подъезжай прямо к загородному особняку Бородинского. Знаешь, где он находится?
- Знаю… Все нормально прошло?
- Да уж не по твоей милости справились, - Смокотин медленно успокаивался. - Накладка у нас небольшая вышла. Этих двоих повязали без проблем, но тут черти еще одну сучку принесли. Сестру ее. Она, видите ли, к сестре на время переехать решила… Пришлось и ее тоже… Короче, приезжай, тогда и потрещим. Не телефонный это разговор. Позвонишь в дверь три раза, я открою…
Через тридцать минут Миронов стоял на пороге загородного особняка покойного бизнесмена.
- Никто возле дома не крутится? - спросил открывший ему дверь Смокотин.
- Не видел, - ответил Миронов. - Вроде, никого.
- Хорошо. Будем надеяться, что больше накладок не будет. Надо же было такому случиться: только начали работать, и эта стерва приехала. К счастью, ничего не заподозрила… До тех пор, пока в дом не вошла. Пикнуть не успела - мы ей пластырь на рот, руки за спину и в спальню. Сейчас ребята с ней работают…
- Подожди, подожди, - нахмурился Миронов. - Она же, вроде, жена Сидоровского?
- Вдова Сидоровского, - поправил Смокотин. - Хотя, теперь неизвестно, кто из них раньше вдовцом станет. Пойдем наверх, парни с ними уже работают, добиваются "добровольного согласия" Бородинской на передачу нам документов, а тайники мы уже выгребли. Вот уж кто действительно был "новым русским". Там миллионы и миллионы. Куда ему было столько? Жадность фраера сгубила. И не только его, а еще и жену и ребенка… Но добыча знатная… Пойдем, покажу.
Они поднялись на второй этаж в просторную богато убранную спальню, где помощники Смокотина "работали" с вдовой Бородинского и так некстати приехавшей Наташей Сидоровской. Женщины были привязаны к стульям, друг напротив друга. Миронов заметил, что руки Бородинской были охвачены легким шарфом, в то время как грубые веревки буквально врезались в запястья Сидоровской. "Боятся оставить следы, - догадался Миронов. - Все верно, ее же еще к нотариусу везти. Поэтому-то ее и не пытают… Точнее, не пытают физически, потому что видеть, как мучают родную сестру - пытка не менее страшная… А сестре ее досталось немало…"
Рот Сидоровской плотно закрывала широкая лента лейкопластыря. Из всей одежды на девушке остались лишь короткая мини-юбка, сбившаяся к бедрам, да изодранная в клочья блузка, скорее открывавшая, чем закрывавшая тело. Волосы были спутаны и на висках потемнели от пота. На груди и животе краснели ожоги, одна нога была неестественно вывернута и успела опухнуть. В комнате висел стойкий запах нашатырного спирта и паленой человеческой плоти. Один из парней держал Бородинскую за волосы, не позволяя отворачиваться и закрывать глаза, в то время как двое других удерживали здоровую ногу Сидоровской над горящей свечей.
- Ну и как продвигаются наши дела? - поинтересовался Смокотин. - Девочки уже решили пойти нам навстречу и избавить от вида их мук?
- А куда они денутся? - усмехнулся державший свечу мордоворот. - Все дело лишь в том, насколько сильно они успеют перед этим обуглиться. Упрямая стерва, - кивнул он на Сидоровскую. - Сестренка уже была готова "поплыть", а эта ее подзуживает, не хочет помочь ни себе, ни сестре. Пришлось рот заклеить. Баба, а выносливая… Успела нам здесь таких ужасов наобещать, когда ее муж вернется…
- Он не вернется, - уверенно сказал Смокотин. - А вот вы, мадам, заканчивали бы свои игры в партизанов на допросе. Поняли уже, к чему это приводит?.. А ты, богатая вдовушка, пожалела бы сестренку. Неужели тебе денег жалко, а ее - нет? Нам ведь тоже большого удовольствия эта процедура не доставляет. Подписала бы бумаги и разошлись по-мирному. Проживете вы без этих денег, зато останетесь живыми, здоровыми и красивыми. Ты сестру не слушай - глупая она. У нее муж - мент, она от него всяких глупостей наслушалась. Никто вас убивать не собирается. Если бы хотели, давно вас уже порешили, а подписи подделали… Не хочешь? Зря. Сейчас мы твоей сестренке ногти начнем вырывать, затем - зубы… Ночь долгая, никто сюда за вами не придет, это только в фильмах спасители в самый неподходящий момент заявляются… А если ты слишком долго упрямиться будешь, мы заставим тебя глазик твоей сестренки проглотить. Знаешь, как глазик выдавливается? Берешь ложечку, вставляешь в глазницу, и глазик сам на нее падает… Дай ей нашатыря, Семен, - сплюнул он от досады. - Совсем баба плоха стала - от слов в обморок падает… А что я такого сказал? Вот когда делать начнем…
Он подошел к Сидоровской и одним рывком содрал с ее лица пластырь.
- Что упрямишься, коза? Что сестру с толку сбиваешь? Или тебе это все удовольствие доставляет? Может, ты - мазохистка?
- Вы… все равно… нас убьете, - голос у девушки стал хриплый и был едва слышен. - А так… может быть, что-нибудь… случится… придут… спасут нас…
- Да никто не придет, - отмахнулся Смокотин. - Даже если вам пасти открытыми оставить, все равно ваши вопли никто не услышит - пустырь кругом. Покойный Бородинский злую шутку с вами сыграл, домик здесь отстроив. Тишины хотел… Вот и получил. А лейкопластыри эти только для того, чтобы вы нас своими воплями не оглушили, - он повернулся к одному из бандитов и распорядился: - Сними лейкопластырь со второй бабы. Пусть вопят, сколько влезет… А где девчонка? - огляделся он. - Где наш маленький, но… очень большой козырь?
- В соседней комнате, - услужливо подсказал тот. - Заперли мы ее там, чтобы под ногами не путалась. Привести?
- Приведите, - сказал Смокотин. - Раз ей сестры не жалко, может, хоть дочку пожалеет.
- Нет! - закричала Бородинская. - Нет, не надо! Я подпишу! Все подпишу… Все, что хотите, сделаю, только не трогайте ребенка…
- Вот это совсем другое дело, - обрадовался Смокотин. - Слышу голос разума. Зачем было так долго терпеть, страдать и мучиться?
- Бьют они нас, Таня, - прохрипела Сидоровская, - Убьют…
- Может, хоть ребенка пожалеют, - с мольбой взглянула на Смокотина Бородинская. - Ведь не убьете вы девочку? Не тронете ее? Маленькая она совсем… Неужели у вас на нее рука поднимется?
- Конечно же нет. Будешь вести себя паинькой, не только она, а все живы-здоровы останутся, - пообещал бандит. - Ну так что, договорились? Подписываем?
- Да, - тихо сказала Бородинская, - Я все сделаю. Только ребенка отпустите.
- Сейчас пусть отпустят! - крикнула Сидоровская, и тут же подскочивший Смокотин наотмашь ударил ее по щеке:
- Заткнись, стерва!
- Сейчас отпустите, - потребовала опомнившаяся Бородинская. - Сейчас! Иначе ничего не подпишу!
- Подпишешь! - сквозь зубы пообещал Смокотин. - Сейчас мы твое отродье сюда притащим и на части рвать будем. Так ты не только подпишешь, но и на коленях умолять будешь, чтобы мы согласились тебя к нотариусу отвезти… Ведите ребенка!
- Я подпишу! - крикнула Бородинская, - Не надо! Я подпишу! Все подпишу!
- Убьют они нас, Таня, - с трудом выдавливая слова, сказала Сидоровская. - Убьют, как только ты подпишешь…
- Пусть убьют, но хоть мучить не будут, - ответила Бородинская. - Не могу я все это переносить… А может быть, хоть ребеночка пожалеют. Ведь пожалеете? Люди вы или нет?!
- Конечно, пожалеем, - улыбнулся Смокотин. - Я же обещал… Развяжите ее и приведите в нормальный вид. Нам с ней еще через весь город тащиться… А ты, мамаша, слушай сюда. Сейчас мы поедем к нотариусу. Твои дочь и сестра останутся здесь, с моими людьми. Если будешь вести себя паинькой, ничего с ними не случится, и через два часа ты снова их увидишь. Радиотелефон у меня будет постоянно включен, и если что-то пойдет не так, мне будет достаточно сказать всего одно слово. Понимаешь - одно слово, и им конец… У нотариуса будут посторонние люди. Ты будешь шутить с ними, болтать о пустяках, в общем, сделаешь вид, что жизнерадостна и счастлива от предстоящей сделки. Ты уж постарайся сыграть это хорошо. От твоих актерских способностей будет зависеть жизнь твоей семьи. Никаких истерик, никаких ошибок, никаких обмороков, даже бледности быть не должно. Сейчас пойдешь к себе в комнату и намалюешь себе на физиономии такой вернисаж, что даже я должен удивиться - какая ты красивая и счастливая. Выполнишь наши условия и подпишешь документы - отпустим. А раны… Они быстро заживут…
- Не слушай его, - крикнула Сидоровская, - врет он все! Людей по дороге крикни! Тогда они точно с тобой ничего сделать не смогут! Может, и нас тогда спасут. Побоятся они на себя заведомо известное…
- Уведите эту стерву, пока я ей шею не свернул! - приказал Смокотин. - Заприте ее с девчонкой… А ты, радость моя, не слушай ее. У нее со страху мозги потекли. Ты о дочери думай. Если тебе ее жизнь дорога - сделаешь все, как я сказал. Иди, приводи себя в порядок, нам ехать пора… Юрик, проводи ее и присмотри.
Насмерть перепуганную Бородинскую увели, а Сидоровскую, не в силах идти самостоятельно, за волосы оттащили в соседнюю комнату, где уже сидела шестилетняя дочь Бородинской, и заперли там. Посмотрев на наручные часы, Смокотин раздосадованно покачал головой и пожаловался Миронову:
- Весь график из-за этой стервы насмарку. Да еще следы из-за ее упрямства оставить пришлось, которые теперь на разбойничков не спишешь… Надо с шефом посоветоваться, - он набрал номер Шерстнева и, когда в трубке радиотелефона послышался его голос, отчитался: - Первая часть концерта прошла нормально, готовы приступить к просмотру второй части. Директриса на все согласна, через полчаса документы будут подписаны. Но есть маленькая накладка. Приехала ее заместительница… Да-да, та самая… Пришлось и ее подписывать. Столько нервов потратили, пока контракт подписали, столько ручек сломали… Я даже подумываю, не изменить ли нам первоначальный контракт, точнее его последние пункты?.. Так… Так… Хорошо, шеф, все сделаем в лучшем виде. По окончании отзвонимся.
Он отключил радиотелефон и сообщил Миронову:
- Небольшие изменения. Шеф согласен, что инсценировать ограбление теперь слишком рискованно. Придется валить все на "несчастный случай". Придется жечь дом. Такой "пионерский костер" устроим, что только одни косточки и останутся, а по ним много не определишь. Шеф обещал поговорить с полковником Бородиным, чтобы тот проконтролировал "проверку происшествия". Полковник - дешевка, много не запросит. От силы - червонец "зеленью". А мы спокойно спать сможем. Бабы неосторожно с огнем обращались, камин не так разожгли, а выскочить вовремя и не успели…
Миронов долго думал, морща лоб, потом уточнил:
- Это что - всех? И девчонку тоже?
- Ну ты и тугодум! - рассмеялся Смокотин. - Конечно, всех! Как же иначе? Как ты объяснишь тот факт, что все сгорели, а она спаслась? Да и не такая уж она маленькая, соображает, что к чему. "Добрым дяденькам" из угрозыска быстро расскажет, как дело было, и тогда нас уже ни Шерстнев, ни Бородин, ни сам сатана не спасет. Убирать всех нужно, чтобы спать спокойно… До нашего возвращения присмотришь за ними, глаз с них не спускай…
- Но она же еще совсем маленькая… Ребенок…
- Все, Гриша, некогда мне с тобой базарить. Мы и так опаздываем. Если тебе так приспичило порассуждать по этому поводу, поговорим завтра, когда все кончится. Тогда все будет выглядеть совсем иначе. А пока присматривай за ними. Юрика я оставлю внизу, наблюдать за входом… Ну, пожелаем друг другу удачи.
Она нам сегодня понадобится…
Когда голос Смокотина смолк и шаги его затихли в отдалении, Сидоровская отошла от двери и, припадая на покалеченную ногу, приблизилась к окну. В вечерней полутьме она различила четыре фигуры, выходящие из подъезда и садящиеся в машину. Загорелись габаритные огни, хищно заурчал мотор, и машина направилась в сторону города. "Она сделает все, что ей прикажут, - подумала Сидоровская. - На помощь она не позовет…"
Она беспомощно огляделась. В самом темном углу, на диване, сидела, поджав под себя ноги, шестилетняя дочь Бородинской и широко распахнутыми глазами смотрела на нее. Сидоровская нашла в себе силы ободряюще улыбнуться ей.
- Они уже ушли? - шепотом спросила девочка.
- Нет, они еще здесь, - сказала Наташа. - Но ты не бойся, они ничего тебе не сделают… Ты как, в порядке?
- Мне страшно… Очень страшно… Где мама?
- Она… уехала. Теперь нужно выбираться и нам.
- А мама?
- Если мы выберемся отсюда, постараемся помочь и ей… Нужно что-то придумать… Обязательно нужно что-то придумать…
- Она шагнула к девочке и тут же вскрикнула от острой боли в покалеченной ноге. С трудом удержавшись, чтобы не упасть, она кое-как добралась до дивана и, осмотрев ногу, обреченно покачала головой:
- С такой ногой я далеко не уйду. Перелом или трещина в кости… Какие же сволочи!.. Но что делать? Что делать?
Комната, в которой они находились, представляла собой небольшую кладовку, заваленную мебелью, которой не нашлось места при дизайне дома - диван, пара кресел, трельяж, старые ковры и несколько стульев. Дверь, за которой, как она знала, находился горилообразный бандит-охранник, и окно, открыть которое можно было, только выбив раму.
- А ведь ты пролезешь в него, - задумчиво глядя на племянницу, сказала Сидоровская. - Только прыгнуть не сможешь. Этажи высокие, внизу кусты… Послушай, маленькая, я хочу, чтобы ты сделала для меня одну очень важную вещь… Ты ведь не испугаешься темноты, малышка?
- Испугаюсь, - ответила она, - Не оставляй меня одну, тетя Наташа. Я так боюсь, что умру со страху, если ты уйдешь…
- Я не уйду, маленькая, не уйду. Сейчас мы с тобой найдем здесь какие-нибудь тряпки, свяжем из них веревку и попытаемся спустить тебя вниз… Подойди к окну. Не бойся, я здесь, с тобой… Видишь, вон там, справа, начинается лес? Когда я тебя спущу вниз, ты должна будешь быстро-быстро бежать к нему. Забежишь как можно дальше и затаишься. Тебе будет очень холодно и страшно, но ты должна будешь сидеть там до тех пор, пока не рассветет…
- Но, тетя Наташа…
- Подожди, не перебивай. У нас очень мало времени, и если ты будешь меня перебивать и капризничать, то… я обижусь. Если тебя будут звать, ты не должна откликаться, поняла? Ни в коем случае не должна откликаться и идти к тем, кто тебя зовет. Что бы они ни говорили, как бы ни упрашивали - не ходи к ним. Это враги. Поняла?
"А ведь она не сможет позвать на помощь, - с острой тоской поняла Наташа. - Будь она постарше хотя бы года на три, можно было бы еще надеяться, объяснить ей все, дать инструкции… Но ей всего шесть лет, и все, что можно от нее требовать - это как можно лучше спрятаться. Спрятаться и, может быть, спастись… Когда я подготовлю веревку и высажу эту чертову раму, раздастся грохот, они прибегут сюда и спустить девочку я не успею. А если ей удастся добежать до леса, найти ее будет невозможно. Утром она доберется до города… А потом?.. Господи, а ведь нас к этому времени уже не будет в живых… Какой кошмар - знать, что через несколько часов ты умрешь и шансы на спасение ничтожны… Да их попросту нет! Нет… Тихо! Спокойно, не паникуй! Тебе нельзя паниковать. Ты сейчас должна собрать в кулак всю волю и выжать из ситуации все, что только можно. А можно не так уж и много. Звать на помощь бесполезно - до города шесть километров, место тихое, безлюдное, кричи - не кричи, никто не услышит… Сережа, Сережа, как же не вовремя ты уехал! Ах, если бы ты был в городе! Почувствовал бы беду, бросился искать меня… Ведь обязательно почувствовал бы! Он любит меня, а я… Я дура!.. Спокойней, спокойней, держи себя в руках. Думай, думай! В милицию ей идти нельзя. Эти подонки говорили о полковнике Бородине как о своем покровителе. Кто еще с ними завязан, я не знаю, а рисковать нельзя. Даже если послать к кому-то из Сережиных друзей, то где гарантия, что Бородин не сможет до нее дотянуться? Он - начальник, он сможет создать благоприятную ситуацию для того, чтобы расправиться с ней, и никто не сможет ему помешать. То, что он "перевертыш" и негодяй, надо еще доказать, а это так быстро не делается. Нет, в милицию сейчас ее направлять опасно… Тогда куда? Где она будет в безопасности? Кто сможет ее защитить и воспользоваться информацией, чтобы… Господи, как же страшно об этом думать! Чтобы узнать, что с нами случилось, и отомстить за нас… У близких ее будут искать. Требуется решение необычное, чтобы никому и в голову не пришло искать ее там, и тем ни менее, чтобы это был сильный и надежный человек. Человек, который спосо… Врублевский! Володя Врублевский! Он бандит, но он враг Шерстневу, и он - настоящий мужчина. Если такие, как он, берутся кого-то охранять, то скорее погибнут сами, но не предадут и не струсят. Он ведь действительно немного "варвар", а у таких людей есть уникальные, давно утраченные в цивилизованном мире обязанности перед теми, кто в них нуждается, чувство чести, отвага… В конце концов я просто знаю, что он сумеет ее защитить и передаст Сидоровскому… Они же враги… Они ненавидят друг друга… Но он все равно защитит ее и, дождавшись Сидоровского, расскажет ему все. Слава Богу, что есть еще такие "варвары"…"
Она посмотрела на испуганно застывшую в своем углу Светлану.