Сокольников с перебинтованной ногой сидел на диване в углу кабинета и, страдальчески морщась, время от времени вытирал с висков холодный пот, всем своим видом демонстрируя, как ему плохо и мучительно больно. Но и это не спасло его от двух сильных затрещин, которые отвесил ему разъяренный Шерстнев.
- Наложил в штаны со страху, ублюдок?! Ну скажи - наложил?! Почему ты не застрелил его прямо там?! Почему?!
- Он сперва выстрелил, а потом затащил меня в машину, - соврал Сокольников, потирая опухшее ухо, - я был ранен… Я пытался достать оружие, но с ним были двое… Нет, трое. Они держали направленные на меня пистолеты… автоматы…
- Ты пацан, или ты дерьмо кошачье? Ты должен был завалить его там же, не сходя с места. Со стариком справиться не мог!
- Это не просто старик, шеф… Это настоящий волкодав. Ему в кайф людей мочить, я это по его глазам видел. У него такие глаза… Он улыбался, когда стрелял в меня…
- Я буду смеяться, когда прирежу тебя! Тебе меня боится надо, а не его, понял?! Значит, он меня грохнуть грозился?
- Третьим, - подтвердил Сокольников. - Первым Абрамова… покойного Абрамова, вторым - Смокотина, - он покосился на молчаливо стоящего у дверей товарища, - а вас - третьим… Меня - четвертым…
- Ты первым будешь! - пообещал Шерстнев. - Вернее, вторым. Первым я его прикончу! Все дело обгадили! Врублевского упустили, девчонку до сих пор ищете, а теперь еще и старый пердун с замашками Чикатило прибавился! Весь город у наших ног, и что? Вместо того, чтобы грести "лаве" и жить, катаясь как сыр в масле, я теряю людей! Миронов, затем двое "быков", пристреленных то ли Врублевским, то ли черт-те кем, два "жмурика", оставленных в засаде, затем Абрамов, которого пристрелил этот седой лишайник, теперь и тебе пулю в ногу всадили… Лучше бы он тебя пристрелил, чем такую "дойную корову", как Абрамов! От Абрамова хоть какая-то польза была… Где этот старый бобер?! Почему он подтачивает мое дело, а вы и ухом не ведете? Почему он еще жив?! Почему его уши до сих пор не лежат на моем столе? Почему?!
- Потому что сейчас он охотится за мной, - спокойно пояснил от дверей Смокотин. - Выискивает способы и возможности, и когда найдет… я принесу вам его уши… Если у меня все получится. А если нет… Значит завтра вам принесут мои уши.
- Что это за загадки? Говори по-человечески!
- Возле офиса он караулить меня не станет - слишком много наших парней поблизости. "Водить" меня по городу, выбирая удобное место, тоже сложно… Я со смертью давно "накоротке", предвидел возможность того, что и меня рано или поздно захочет кто-нибудь скушать. Лучше уж подготовиться, заставить противника встать в выгодный ракурс, обеспечить ему наибольшее благоприятствование, чтобы знать, откуда будет нанесен ответный удар, заманить в ловушку и нанести удар первому. Это даже хорошо, что сейчас моя очередь по его "списку". Теперь я знаю не только место, но и время. Он оказался столь глуп, что сам подсказал мне его. В некотором роде, он и мне обеспечил "наибольшее благоприятствование"… Вам будут неинтересны все эти подробности, шеф, но я надеюсь порадовать вас этим вечером… А сейчас, с вашего позволения, я пойду. Мне нужно подготовиться.
- Какие все умные, загадками говорят, один я дурак, ничего не понимаю, - проворчал Шерстнев, поневоле успокаиваясь под воздействием исходящего от Смокотина хладнокровия. - Люди тебе в помощь нужны?
- Нет, - отказался Смокотин. - Не люблю, когда в серьезном деле кто-то путается у меня под ногами. Это будет тот поединок, который я люблю.
Он кивнул на прощание и вышел.
- Вот, учись у него, - сказал Сокольникову Шерстнев. - Вот это - настоящий пацан и настоящий бригадир. А ты - тряпка половая, дерьмо собачье! Повезло старому ублюдку, что не на Смокотина, а на тебя нарвался…
Робко постучав, в кабинет заглянула секретарша.
- Олег Борисович, там к вам человек пришел, говорит, что у него очень важная информация, которая вас наверняка заинтересует.
- К черту всех! Все "темы", все "стрелки", все "разборки" - потом! У меня сейчас другая головная боль…
- Он говорит, что это по поводу возникших у вас проблем. Просил сказать, что его фамилия - Радченко, гардеробщик из бара "Фаворит".
- Гардеробщик? - задумался Шерстнев. - Этот парень всегда приносил мне весьма интересную информацию… По нашим проблемам… Хм-м… Зови гардеробщика…
Парой минут спустя в кабинет вошел Радченко. Покосился на Сокольникова с перебинтованной ногой, на хмурого Шерстнева и вежливо поздоровался:
- Добрый день, Олег Борисович.
- Какой он, к чертям собачьим, "добрый"?! Дерьмовый день!
- Надеюсь, что все же добрый, - сказал Радченко. - У меня есть для вас интересная информация. Даже две. Первая - час назад в автомобильной катастрофе погиб Капитанов.
- Капитан? - опешил Шерстнев. - Как погиб? Кто
его?
- Официально - несчастный случай, но вы правы: действительно "кто-то" его… Убирая подробности, назову лишь причину: это все тот же ублюдок, который досаждает и вам. Его фамилия Лихолит. Очень известная личность… в своих кругах. Сами, своими методами вы с ним не справитесь. За свою жизнь он убил больше людей, чем насчитывается сейчас в вашей группировке. Это профессионал высочайшей квалификации. И фанатик своего дела.
- Я его в порошок сотру, - пообещал Шерстнев. - Не таким рога обламывали. На мне он зубы обломает…
- Нет, он проглотит вас, не разжевывая, поэтому с зубами у него все будет в порядке, - уверенно сказал Радченко. - Когда сорок лет занимаешься исключительно убийствами, взрывами, интригами, поджогами и прочей пакостью, поневоле кое-чему учишься. Таких, как он, по всей России человек двадцать осталось. Он - один из последних работников СМЕРШа. В его обучение государство вложило денег больше, чем на строительство космического корабля. И даже в своей службе, среди таких же волков, он был лучшим. Его даже называли "богом из машины".
- Кем? - не понял Шерстнев. - Из какой машины?
- Это термин античного театра, - пояснил Радченко. - Когда сюжет пьесы закручивается так, что обычными методами его уже не "развязать", на сцене неожиданно появлялось божество, определяющее развязку действия и заканчивающее повествование по своему вкусу и разумению, награждая или карая героев. Подразумевалось, что оно незримо присутствует с самого начала, как высшая сила, следящая за событиями и определяющая степень вины и заслуг каждого действующего лица, но появлялось оно только в конце, неожиданно и нежданно. На сцену его "выпускали" с помощью специального механизма, как чертика из коробочки. И дальнейшее от действий героев уже не зависело. Божество, или, если угодно, демоническая сила, обладающая высшей властью, решало исход по своему разумению, и противиться ему не мог никто… Друзья Лихолита прозвали его так за привязанность к эффектам и поистине демонические способности всегда добиваться намеченного результата. Он приходил в конце "пьесы" карать и миловать, и ни разу не было случая, чтобы он отступил или был побежден.
- Я в сказки не верю, - сказал Шерстнев. - Я верю в пулю и верю в нож. Он живой человек, из плоти и крови, а следовательно убить можно и его. Завтра его уши будут лежать на моем столе, и этот "чертик из коробочки" получит другую "коробочку" - деревянную и по размерам.
- Сложно спорить, или тем более сражаться с "богом из машины", - возразил Радченко. - Уверяю вас - он вполне мог бы стереть наш город с карты, но ему доставляют удовольствие сама игра, интрига, опасность. Он играет с вами, как кошка с мышкой, а вам кажется, что вы защищаетесь, сражаясь с ним. На первый взгляд, его действия просты, но это обманчивая простота. Никто не может сказать, что у него на уме. Мы для него не противники… Я могу просчитать и увидеть, что он делает, как он это делает и почему он это делает, но даже я не могу связать все это воедино и просчитать его дальнейший план по тем крохотным кусочкам, которые он нам демонстрирует. Но я уверен, что все далеко не так просто, как кажется. Я вообще не понимаю, почему он с нами так долго возится. Он словно проводит "показательные выступления", демонстрируя кому-то свои способности и возможности… Он не умеет убивать "просто так", все его действия заплетены в какую-то хитрую, дьявольскую интригу. Если он убил Абрамова, значит ему нужно было его убить, но не ради убийства, а для чего-то, что сыграет роль впоследствии, если он прострелил ногу этому барану, - он взглянул на Сокольникова, - значит ему нужно было прострелить могу именно ему, именно в это время, и если он предупредил о своем присутствии, значит ему было нужно предупредить о своем присутствии. Я совсем не удивлюсь, если он и сейчас сидит в стенном шкафу и слушает нас. Пока он жив - он везде, и он все знает.
Шерстнев невольно покосился на стенной шкаф, на окно и нервно рассмеялся:
- Бред… У меня отличная охрана и отличная техника, исключающая возможность прослушивания… Просто ты хочешь поднять цену за информацию. Что ты знаешь, и что ты за это хочешь?
- Я знаю, где его логово, - сказал Радченко. - Но за это я ничего не хочу… кроме его головы. Он был причиной смерти не только ваших людей и Капитана, но он послужил причиной огромных неприятностей для моего начальника и для меня самого…
- Степка Алешников? - удивился Шерстнев. - А он-то при чем?
- Нет… Другого начальника. Вы его не знаете, да это и не важно. Важно то, что у него теперь такие неприятности, что если он выберется из них живым - будет чудо. У меня неприятности не меньшие. Потому-то я и хочу получить его голову не меньше, чем вы. Не только он может играть роль "бога из машины", я тоже кое-что умею. Я покажу вам, где найти Лихолита, и помогу вам расправиться с ним.
- Интересный ты гардеробщик, - прищурился Шерстнев. - Но меня это не будет волновать, если ты действительно поможешь нам… Но если ты попытаешься нас обмануть или подставить - ты сдохнешь первым. И смерть эта будет нелегкой.
- Я согласен, - кивнул Радченко. - Лихолит находится в доме художника Ключинского. Там же обитают и два других человека, которых вы рады будете видеть: Врублевский и Сидоровский. А так же дочь Бородинского, и одна дешевая проститутка по фамилии Устенко. Отлично! - Шерстнев даже стукнул кулаком по столу от избытка чувств. - Отлично! Я раздавлю сразу все осиное гнездо. Ты уверен, что они еще там?
- Да. Я видел Лихолита в компании с Врублевским, установил все связи последнего, просчитал все возможные места, где он может скрываться, проверил их и нашел всю компанию. Я лично видел их там.
- Тогда едем! Срочно! - вскочил Шерстнев. - И всех - в одну могилу. Там же.
- Нет, - решительно отверг Радченко. - С Лихолитом такие "ляпусы" не проходят. Не сможете вы его взять. Он уйдет, и второго шанса вам уже не предоставится. Его нужно давить наверняка. Со стопроцентной гарантией. Я тут кое-что прикинул… Думаю, что из этих ловушек он уже не выберется. Он перехитрил сам себя. Не дам я ему вести свою линию и играть по его правилам. Теперь он будет играть по моим правилам.
- Хорошо, предположим, я готов тебя выслушать, - согласился Шерстнев. - И если мне это понравится… Считай, что я буду у тебя в долгу. А такие люди, как я, долго должниками не остаются. Сочтемся. Найдем способ. Итак, я слушаю твои предложения…
Смокотин осторожно отодвинул занавеску, вглядываясь в опустившиеся на город сумерки. Из окна его квартиры был виден лишь самый краешек крыши, но Смокотин кожей чувствовал, что сейчас из темноты за его окнами наблюдают чьи-то холодные и безжалостные глаза. Свет в комнатах Смокотин не включал, он оставил гореть лишь ночник в спальне - этого было вполне достаточно, чтобы противник знал о его возвращении домой. Смокотин давно просчитал наиболее выгодную точку для позиции снайпера. Раньше он занимал квартиру двумя этажами ниже, но год назад предпочел поменяться, доплатив бывшим хозяевам за беспокойство. Таким образом, в случае опасности, он сознательно создавал будущему убийце наиболее благоприятную позицию, позицию-ловушку. Вопрос заключался только в том, успеет ли он просчитать ключевой момент опасности. Но теперь он знал время. А зная время и место, мог только пожалеть бросившего ему вызов самоуверенного дурака.
Вытащив из замаскированного в подоконнике тайника "парабеллум", Смокотин не торопясь переоделся в темный свитер, черные брюки, надел темную вязаную шапочку и, стараясь, чтобы свет от открывающейся двери не был заметен в окне, выскользнул на лестничную площадку. Спустился вниз, внимательно оглядел пустынную улицу и, не заметив ничего подозрительного, быстро миновал расстояние до соседнего дома. Войдя в крайнюю парадную, пешком поднялся на верхний этаж, с удовольствием заметив, что ничуть не запыхался, а значит находится в отличной форме. Прижавшись ухом к выходящей на крышу двери, прислушался и, не заметив ничего подозрительного, осторожно приоткрыл ее и сжимая в руке теплую рукоять пистолета, бесшумно выскользнул на крышу.
Снайпер находился там, где он и предполагал. Под черным брезентом, почти сливавшимся с поверхностью крыши, угадывались контуры человеческого тела. Ноги в высоких армейских ботинках на толстой рифленой подошве были широко раскинуты, вороненый ствол винтовки не выглядывал за грань поребрика. Как и положено профессиональному снайперу, человек не шевелился, превратившись в бесчувственный придаток к винтовке. Смокотин знал, что настоящий профессионал может лежать вот так, словно окаменев, часами, невзирая на холод, зной, дождь, титаническое напряжение ожидания и огромное желание пошевелиться, размять затекшие члены. О кашле, почесывании или чихании, так же как и о справлении нужды говорить просто не приходилось. Во время подобного ожидания окаменеть должно все, кроме шеи, глаз и пальцев правой руки…
Смокотин не желал рисковать даже в малом. Бесшумно заняв позицию для стрельбы стоя, он взглядом вымерил место, где у таящегося под брезентом снайпера должна была находиться голова, и, вскинув пистолет с прикрученным к нему самодельным глушителем, трижды нажал на спусковой крючок. Каждый выстрел был не громче треска переламывающегося карандаша. Пули трижды сотрясли брезент, что-то негромко звякнуло, и вновь воцарилась тишина. Держа пистолет наготове, Смокотин подошел ближе и с расстояния двух шагов выпустил еще две пули, плотоядно впившиеся в неподвижный сверток… и какое-то странное чувство беспокойства и неудовлетворенности охватило Смокотина. Никогда не подводивший его инстинкт предупреждающе заворчал, холодной волной поднимаясь из глубин души. Так и не дойдя двух шагов до брезента, он замер…
Минуя осмысление, пришло знание того, что лежит под брезентом и что находится позади него. Смокотин и впрямь был профессионалом, у которого знания и опыт перешли на уровень интуитивный, бессознательно-автоматический, инстинктивный. Но профессионалы тоже бывают разные, и Смокотин знал об этом. Может быть, именно это горькое и парализующее волю осознание и затормозило его реакцию на сотую долю секунды. Он резко развернулся, одновременно нажимая на спусковой крючок, но в мозгу уже полыхнуло нестерпимо ярким светом, он еще успел услышать отчетливый хруст в левом виске и толчок, знаменующий начало бесконечного полета… А вот вскрикнуть он уже не успел…
- Надеюсь, теперь никаких нареканий не будет? - спросил Лихолит у стоящих за лифтовой будкой спутников. - Самый настоящий несчастный случай. Вы же сами видели, как он мне мордой по кулаку врезал… Прямо виском по ребру ладони… Больно…
Сидоровский подошел к краю крыши и осторожно заглянул вниз. Зябко передернул плечами и констатировал:
- С двойной гарантией. Сложно выжить, упав с девятого этажа.
- Сложно выжить после моего удара, - поправил его Лихолит. - Я слышал про чудеса, когда люди, падая с огромной высоты, оставались живы, но вот чтобы кто-то выжил после моего удара - такого я не припомню. Больше шансов остаться в живых, падая с девятого этажа… Забирайте брезент и тряпичную куклу. Пора уходить, труп вскоре могут обнаружить…
- Насколько я подозреваю, с Шерстневым вы тоже будете заниматься лично? - посмотрел на Лихолита Сидоровский. - Тогда зачем мы вообще нужны вам? Таскаете нас за собой, как сторонних наблюдателей, время от времени используя в качестве носильщиков багажа… Играете в какие-то странные игры, не утруждая себя объяснениями и не делясь планами… Вам все это доставляет удовольствие?
- Хороший вопрос, - признал Лихолит. - Скажи мне, капитан, что ты чувствуешь с тех пор, как я взял эту работу на себя, предоставив вам исполнять роли "сторонних наблюдателей" и "носильщиков"?
- Если я скажу честно - обидитесь?
- Я не из обидчивых.
- Гадливость. Мне кажется, если бы этой работой занимался я сам, все было бы иначе.
- Хорошо быть гуманистом, когда всю грязную работу выполняет подонок и негодяй, - понимающе кивнул Лихолит. - Его можно осуждать и испытывать омерзение и гадливость. Вы думали, это будет выглядеть несколько иначе? Нет, милые мои, это выглядит именно так. Пакостно и омерзительно. Видели, как разлетелись по асфальту мозги Смокотина? Вам эта картинка запомнится навсегда, но она не будет мучить вас по ночам, не вы его убили. Можете радоваться и брезгливо осуждать меня. Я сделал это "не так"? А какая разница, как я это сделал? Я должен был преподнести вам это красиво? Увольте. Получайте то дерьмо, которое есть на самом деле, а не то, которое вы хотите видеть.
- Знаете что?! - решился Врублевский. - Вы как хотите, а я пошел домой. Я хочу подумать. Крепко подумать. Может быть, я и займусь Шерстневым, но без вашей помощи… Я не гуманист, наоборот, я долгое время жил по законам волчьей стаи, но даже я теперь понимаю, что состояние "аффекта" не может длиться вечно. А от самого процесса убийства я удовольствия не получаю. На это способны только маньяки.
- У меня тоже появилось желание попытаться обойтись без вашей помощи, - признался Сидоровский. - Сделать это своими руками, а не вашими…
- Да вы - гурманы! - восхитился Лихолит. - Такие тонкости дерьма различаете. Только это ведь еще самое начало того, что вам придется испытать, реши вы закончить дело самостоятельно. Пока что у вас отвращение только ко мне, так сказать "визуальное". А вот когда вы пройдете через это сами… Неужели вы действительно думаете, что все это будет выглядеть иначе, если вы сделаете это своими руками? Хорошо, я не буду с вами спорить. Не потому, что не могу, а потому, что не хочу. Домой, так домой. Только должен напомнить, что к вашему несчастью мы живем в одном доме. Надеюсь, вы не будете идти на десять метров позади, или на пятнадцать впереди, как раздосадованные первым облапыванием школьницы? Не беспокойтесь - убеждать вас в чем-то или что-то доказывать вам я не стану. Вы мне больше не интересны. Будем демонстративно и напыщенно молчать всю дорогу, гордые своей позицией и отношением друг к другу…
Однако заговорил первым именно он. Не доходя метров ста пятидесяти до дома Ключинского, он вдруг замер, всматриваясь в темноту, и тихо, но твердо приказал:
- Стоять!
- Что такое? - с недоумением посмотрел на дом Врублевский.
- Отойдите к изгороди, - распорядился Лихолит. - Никуда не отходите. Я пойду осмотрюсь. Услышите выстрелы - не лезьте - без вас справлюсь. Но если сами обнаружите что-то подозрительное, тогда уж не оплошайте. Если все будет в порядке, я вас позову.