Поставив спортивную сумку на обочину, он вытащил пистолет, снял его с предохранителя и, пригнувшись, скользнул в темноту. Встревоженные Врублевский и Сидоровский напряженно наблюдали, как едва различимый силуэт Лихолита вырос на фоне дверей, замер, словно прислушиваясь, наклонился, разглядывая что-то у порога, вновь исчез в темноте и мгновением спустя появился уже на фоне окна. Долго и тщательно осматривал раму, немного повозившись со шпингалетом, распахнул окно, перелез через подоконник и скрылся в доме. Последовало долгое, полное дурных предчувствий ожидание, затем дверь распахнулась, и появившийся на пороге Лихолит махнул рукой, приглашая войти.
- Что случилось? - выдохнул Врублевский, уже заранее зная ответ.
Лихолит лишь молча обвел рукой вокруг себя, демонстрируя царящий в комнатах разгром. Повсюду валялась переломанная мебель, пол был буквально усеян осколками посуды, дверь в одну из комнат была выбита и висела на одной петле, краски и растворители Ключинского растекались по полу едкими лужицами.
- Пытались заминировать дверь, паршивцы, - пожаловался Лихолит, указывая на стол, где лежала какая-то коробочка с торчащими во все стороны проводками. - Даже до двух окон растяжки умудрились дотянуть…
- "Шерстневцы"? - мертвым голосом спросил Сидоровский. - А Света и все остальные… Их здесь нет?
- Живы они, живы, - успокоил его Лихолит. - И можно сказать - в полной безопасности… пока нас не поймают. Приглашают нас на ночное рандеву. Знают, сволочи, что меня на примитивную взрывчатку не поймать. Это они для вас гостинец приготовили.
Он протянул Сидоровскому листок бумаги.
- С обратной стороны двери был приклеен.
Врублевский заглянул через плечо капитана, разглядывая написанное печатными буквами послание: "Если ты читаешь это письмо, значит ты все еще жив, сукин сын. Но выигрывать вечно ты не можешь. Посмотрим, насколько хватит твоей удачи. В полночь ждем тебя у заброшенной фермы, на десятом километре. В пять минут первого сдохнет старик, в десять - баба. В пятнадцать - девчонка".
- Доигрались, - тихо сказал Сидоровский, проводя пятерней по бледному, как мел, лицу. На лбу и щеках отчетливо проступили розовые полосы. Тяжело опустился на диван, достал из кармана сигареты, трясущимися руками прикурил и, несколько раз глубоко затянувшись, спросил: - Там будет засада?
- Непременно, - подтвердил Лихолит.
- Плохо… Стрельба, драка… Они могут пострадать… Нужно вызвать милицию, оцепить район, провести операцию по освобождению…
- Если бы все было так просто, - покачал головой Лихолит. - Засада там есть, а вот заложников нет. Они ведь не законченные идиоты… Писал эту записку явно не Шерстнев, и не его недоумок-телохранитель. Узнаю этот стиль: "везет - не везет", "игра", "удача". Сдается мне, я знаю этого "игрока", а значит и комбинация не столь примитивная, как кажется на первый взгляд… Правда, и он знает, что я пойму это. Краплеными картами решили играть, котята. Только позабыли, что раздаю я, а не они. Я объявляю "ва-банк". Игра пошла по-крупному.
- Они точно живы? Вы в этом уверены?
- Я это знаю, - убежденно ответил Лихолит. - Они хотят влиять на нас с помощью заложников. Они будут беречь их и лелеять, потому что это - их единственный козырь. Если с ними что-то случится - больше им крыть нечем.
- Как же они выследили нас? - спросил Сидоровский, - Я ничего не заметил… Я хорошо выявляю слежку, я ее чувствую… А сейчас ничего не видел и ничего не чувствовал… Как они смогли узнать, где мы?
Лихолит хотел ответить, но его опередил Врублевский:
- Нас не выследили. Нас подставили. "Сдали" "шерстневцам"… Правда, Николай Николаевич? - пристально посмотрел он на Лихолита, - Ведь не было никакой слежки? Нас просто заложили. Примитивно, подло и расчетливо.
- Правда, - подтвердил Лихолит. - Заложили.
- Кто? - удивился Сидоровский. - Никто же не знал… Кто мог нас выдать?..
- Я, - сказал Лихолит. - Врублевский очень проницательный молодой человек. "Шерстневцам" нас выдал… я.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Да, нас ненависть в плен захватила сейчас,
но не злоба нас будет из плена вести.
Не слепая, не черная ненависть в нас,
свежий ветер нам высушит слезы у глаз,
справедливой, но подлинной ненависти.
Ненависть, пей, переполнена чаша.
Ненависть, требует выхода, ждет.
Но благородная ненависть наша
рядом с любовью живет.В.Высоцкий
- Я не понимаю, - признался Сидоровский. - Что вы имеете в виду?
- Все очень просто, - пояснил Врублевский, - Он заранее спланировал это похищение. Он не зря потащил меня с собой на явочную квартиру ФСБ. Проработав мои связи, они смогли вычислить и местопребывания Лихолита. А так как перед этим он разозлил их до температуры кипения, они с удовольствием "сдали" нас "шерстневцам". Сегодня днем он, желая убедиться в этом, подслушал их разговоры и, увидев, что все идет по плану, увел нас на "просмотр" расправы со Смокотиным, чтобы мы ненароком не смогли помешать Шерстневу. Я все правильно рассказал, Николай Николаевич, или в чем-то ошибся?
- Нет, - заверил Лихолит. - Все верно. Потому-то я и знаю, что с художником и девушками все в порядке. Можно сказать, что гарантии их неприкосновенности я получил лично от Шерстнева.
Не сводя глаз с невозмутимого лица Лихолита, Сидоровский потянулся за пистолетом.
- Не советую, - пренебрежительно поморщился Лихолит. - Сейчас - не советую. Иначе ты подставишь под удар их жизни. Я знаю как их спасти, а ты - нет…
Трясущимися руками Сидоровский наконец сумел вытащить пистолет, передернул затвор, досылая патрон в патронник, и поднял руку, целясь Лихолиту между глаз.
- Ну, и что дальше? - с жалостливой ноткой в голосе полюбопытствовал Лихолит. - Нажимай на спусковой крючок, нажимай. Это же невероятно просто - убить человека… Ну-ну-ну… Давай, стреляй. Ну же…
Сидоровский медлил, морщась, словно от зубной боли.
- Не все так просто, - вздохнул Лихолит. - Это только в воображении: "пах-пах", а в жизни в большинстве своем все ограничивается лишь "пых-пых" да кучей обид. Если бы воображение так легко копировалось действительностью, все были бы смелыми, сильными, бескомплексными и решительными. Это только кажется, что человека так легко убить, а по статистике 85 процентов солдат стреляют поверх голов, упорно не желая убивать противника. Еще Вегиций удивлялся, почему большинство легионеров вместо того, чтобы пронзать противника мечом, бьют им плашмя. Я делаю эту работу за вас ребята, и…
Он успел качнуться в сторону за долю мгновения до того, как побледневший от напряжения палец Сидоровского все же нажал на спуск. Грохот выстрела больно ударил по барабанным перепонкам, баночки, стоявшие на полке за спиной Лихолита, разлетелись вдребезги, и багровая краска потекла по стене. Лихолит удивленно оглянулся, посмотрел на крохотную дырочку в стене, перевел взгляд на тяжело дышащего Сидоровского и восхищенно покачал головой:
- Прими мои поздравления: у тебя неплохие задатки качественного идиота… Ты же едва меня не пристрелил!
Сидоровский опустил оружие и растерянно посмотрел на Врублевского:
- Промахнулся…
- Хочешь, я закончу за тебя? - предложил ему Врублевский.
- Нет, - отказался Сидоровский, - я сам… Сейчас отдышусь… и сам…
- Эй, эй! - запротестовал Лихолит. - Вы это чего задумали?!
- Ты сейчас слишком взволнован, чтобы попасть в него, - сказал Врублевский. - Ты же видишь - он умеет "качать маятник". Я раньше только слышал об этом, а вот видеть не доводилось… Давай попробуем стрелять в него одновременно, это должно быть эффективней.
- Давай, - согласился Сидоровский, вновь поднимая оружие.
- Стоп! - поднял руки вверх Лихолит. - Одну секунду! Последнее слово приговоренного… Я действительно знаю, где они держат заложников. В ошейник морской свинки вмонтирован "маяк", передающий сигналы. Поэтому-то я и хотел, чтобы Света не выпускала ее из рук… Ну, в самом-то деле, я же не шут и не идиот, чтобы таскаться повсюду с морской свинкой подмышкой. Могли бы и сами догадаться…
- Так он задумал все это заранее, - задумчиво сказал Врублевский. - Он спланировал все это, уже когда ехал сюда…
- Похоже на то, - согласился Сидоровский. - Нет, просто пристрелить его - это слишком просто и как- то… гуманно… Может быть, обменять его "шерстневцам" на заложников?
- Хорошая идея, - одобрил Врублевский, - только перед этим следует оторвать ему руки и ноги…
- Мне же надо было собрать их всех в одно место, - оправдался Лихолит. - Что здесь такого страшного? Все живы-здоровы, осталось только…
- Да, надо разрезать его на три части, чтобы обменять на трех заложников, - сказал Сидоровский. - Это будет справедливый обмен.
- "Черный юмор", - обиделся Лихолит, - не смешно… Вы бы не смогли "дожать" "шерстневцев" до конца, я это прекрасно видел. А если бы вы не "дожали" их, то они прикончили бы вас, вот я и поставил вас в такое положение, когда вы просто вынуждены…
- Но все же мне ближе возможность пристрелить его собственноручно, - признался Сидоровский. - Обменять "шерстневцам", конечно, полезнее, но пристрелить собственноручно - приятнее…
- Тогда не копи в себе эти отрицательные эмоции, - посоветовал Врублевский. - Поступай так, как тебе подсказывает сердце. Пристрели его - и дело с концом. Как отыскать девушек и Ключинского мы теперь все равно знаем, а освободить их сможем и без его помощи. Аппаратура слежения наверняка лежит у него в дипломате, морская свинка у Светы… Он нам больше не нужен.
- Злые вы, - вздохнул Лихолит, - уеду я от вас… Как только закончу здесь все - уеду… Ладно, ваши эмоции я понимаю, "черный юмор" - ценю, но времени у нас не осталось ни на первое, ни на второе. Считайте меня кем хотите, но держите все это в себе до тех пор, пока мы не закончим работу. Сначала - дело, затем - эмоции.
- Без эмоций и без "черного юмора"? - переспросил Врублевский, - Хорошо. Без эмоций я могу сказать, что вы - большое дерьмо, Николай Николаевич.
- Может быть, - легко согласился Лихолит. - Но я - то, кем могли бы стать вы, не отбери я у вас эту привилегию. Борцы со злом в других вызывают восхищение только поначалу, а через короткий промежуток времени это восхищение сменяется гадливостью и презрением. Бороться нужно только со злом в себе, потому что самый страшный враг - внутри тебя. Враг безжалостный, враг любимый, враг всепрощающий и злобствующий… Хорошо, что вы поняли это. Пусть даже и на моем примере. Когда человек понимает это, он делает первый шажок к выздоровлению. Будет еще много таких "шажков", много падений, не раз будете оступаться и разочаровываться, уставать и торопиться, ошибаться и глупить, но главное, что этот первый шажок уже сделан… Я когда-то перенес клиническую смерть и понял, что истинно, а что - ложно… Иногда, чтобы понять это, приходится пройти через ад… Или умереть. Мне не повезло - меня вытащили с того света… Может быть, для того, чтобы сегодня ночью я спас пятерых: троих от смерти, а еще двух - от того, что в сто крат страшнее смерти… Девушек и Ключинского должны были увезти в особняк Шерстнева. Если ничего не изменилось, то сейчас они там, под охраной из четырех человек, не считая самого Шерстнева и господина Радченко. Остальные ждут нас на заброшенной ферме… В особняк пойду я сам.
- Вы так это сказали, словно мы туда не пойдем, - возмутился Врублевский.
- Не пойдете, - подтвердил Лихолит, - Вы направитесь туда, где опасней во сто крат - на ферму.
- Это еще почему?
- Потому, что заложников могут разделить, прихватив кого-нибудь с собой на ферму, а проверить это у нас уже нет времени. Кроме того… Там будут находиться люди, которые участвовали в нападении на особняк Бородинского. Я записал на диктофон наш разговор с Сокольниковым в машине. Эта кассета послужит для вас неплохим оправдательным фактором, если… если что-то пойдет не так. Вызывайте группу захвата, мобилизуйте угрозыск, и - вперед, к ферме… Мне важно только то, чтобы операция началась ровно в назначенное бандитами время… и чтобы возле особняка Шерстнева никто больше не крутился… И вот что еще… Я вас очень убедительно прошу даже не пытаться мешать мне. Сейчас настал именно тот момент, когда я просто не могу позволить кому бы то ни было изменить мои планы хотя бы на дюйм. Игра вошла в миттельшпиль.
- Мы и не собирались этого делать, - сказал Сидоровский. - Я вызову наряд милиции, группу захвата, мы блокируем основные силы Шерстнева, предоставив вам возможность разобраться с ним без помех, но и я должен вас предупредить… Если хоть с одним из заложников что-то случится - я убью вас лично. Это я вам обещаю.
- Договорились, - кивнул Лихолит. - Но и вы не оплошайте. Я все же думаю, что одного из заложников они захватят с собой на ферму. Лично я бы так и поступил… А теперь собирайтесь, времени на разговоры у нас больше нет…
Шерстнев выключил радиотелефон и угрюмо посмотрел на стоящего у окна Радченко:
- Их все еще нет. Они не пришли к назначенному времени. Значит, что-то почувствовали… Зря я тебя послушал. Нужно было устраивать засаду прямо в доме.
- Они придут, - уверенно заявил Радченко. - Они обязательно придут. У них просто нет другого выхода. Они могут подбросить нам какие-то сюрпризы, но не придти они не могут. А засада в доме нам ничего бы не дала - это я вам уже говорил. Пока эти у нас, - он кивнул на сидящих в углу комнаты Ключинского и Свету, - мы будем идти на три хода вперед Лихолита.
- Я позволю себе заметить, что у вас еще есть шанс сохранить свои жизни, - сказал Ключинский, - Вы могли бы, не теряя времени, вызвать милицию и сдаться им, чистосердечно во всем признавшись.
Шерстнев расхохотался так, что на его глазах выступили слезы.
- Надо же было такое придумать, - с трудом переводя дыхание, простонал он. - Чистосердечное признание… Ой, шут старый, насмешил ты меня! Ой, позабавил…
- Он ведь убьет вас, - сказал Ключинский, одной рукой прижимая к себе девочку. - А мне не хотелось бы крови… Вы заслуживаете наказания, но это наказание не должно быть вне закона… Право слово - одумайтесь. Чистосердечное признание - ваш единственный шанс…
- Там, в лесу, на заброшенной ферме - двадцать семь человек, - ответил ему Радченко. - Это само по себе немало, даже для такого пройдохи, как Лихолит. А проститутка, оставшаяся у наших ребят "в залог", послужит гарантом того, что особо буянить они не будут… Если же что-то пойдет не так - у нас есть вы. Целых два шанса: ты и девчонка.
- И все же у вас еще есть возможность позвонить в милицию, - вздохнул Ключинский.
- У него крыша поехала от страха, - сказал Шерстнев. - Не бойся, дедушка, надолго это не затянется. Больше суток мучиться не будете. А если немножко повезет, так и через четверть часа… отмучаетесь.
- Лучше бы вы позвонили в милицию, - еще раз повторил Ключинский и погладил по голове прижавшуюся к нему девочку. - А ты не бойся, малышка, ничего страшного не случится…
- Я не боюсь… Это она боится, - она показала художнику морскую свинку. - Она хочет есть, ей холодно и страшно… А я не боюсь.
- Вот и молодец, - похвалил Ключинский. - А свинку мы скоро накормим и обогреем. Ты приглядывай за ней, чтобы она не волновалась и не чувствовала себя одинокой. Скоро все кончится.
- Это уж точно, - подтвердил Радченко и, повернувшись к Шерстневу, посоветовал: - Проверьте посты охраны… На всякой случай.
Шерстнев взял со стола передатчик и щелкнул тумблером:
- Сокольников! Как у вас дела?
- Все тихо, шеф, - послышался искаженный помехами голос. - Ничего подозрительного.
- Кочкин, что у тебя?
- Все в порядке.
- Прохоров?
- У меня без проблем.
- Понятно. Иванченко?.. Иванченко!.. Что за черт?! Уснул он, что ли? Иванченко!.. Кочкин, ты меня слышишь?
- Да, шеф.
- Сходи, посмотри, что там с Иванченко. Он почему-то не отвечает. Проверь и доложи.
- Понятно, шеф.
Радченко досадливо поморщился и, вытащив из плечевой кобуры пистолет, передернул затвор, досылая патрон в патронник.
- Это еще зачем? - удивился Шерстнев.
- Нет у вас больше ни времени, ни шансов, - печально ответил за Радченко Ключинский. - Может быть, вам стоит забаррикадировать дверь и позвонить в милицию? А я попытаюсь уговорить Николая…
- Заткнись, старый осел! - заорал Шерстнев. - Если что-то пойдет не так, то ты сдохнешь первым!
Он схватил радиотелефон и, матерясь себе под нос, начал набирать номер.
- Не отвечают… Что же это такое?! Ага, вот… Алло! Алло, что там у вас? Почему не… что? Кто это? Кто?!
Он изумленно посмотрел на телефон, словно не веря в услышанное, и, осторожно положив его на край стола, сообщил Радченко:
- Какой-то майор Басов… Что происходит? Что все это значит?!
- Это значит, что там уже полно милиции, - спокойно пояснил "гардеробщик", - они все же пошли на это… Что ж, хорошо… Во всяком случае, мы по-прежнему контролируем ситуацию…
- Ты что, с ума сошел?! - Шерстнев покраснел так, что, казалось, из него вот-вот брызнет сок, как из переспелого помидора. - Какая может быть милиция?! Там не должно быть милиции! Ты же нас просто подставил, гнида!
- Заложники-то все еще у нас, - напомнил Радченко, - а значит, еще не все потеряно.
- На фиг они мне нужны, эти заложники! - орал Шерстнев. - Я же не террорист, чтобы, шантажируя ими, требовать самолет для отлета в Израиль! Я хотел получить этих ублюдков, но совсем не хотел получить вместо них милицию! Я тебя, гада…
- Все будет хорошо, - успокоил его Радченко. - Сюда они милицию не вызвали… Это значит, что сюда он придет лично. Милиции ничего неизвестно ни про вас, ни про меня. Я в этом уверен. Он хочет поиграть? Я поиграю с ним… С удовольствием поиграю…
Он подошел к Ключинскому, схватил его за отворот пиджака и подтащил к окну.
- Ты тоже иди сюда, соплячка, - приказал он Свете. - Встань рядом с ним. Быстрее!
- Пожалейте хотя бы ребенка, - сказал Ключинский.
- Заткнись! Я кому сказал - иди сюда! - повторил Радченко, - Встань рядом. Вот так… Лицом к двери… Как бы быстро старичок не ворвался в комнату, а нажать на спусковой крючок я все же успею раньше. И он это поймет… Идите к себе в кабинет, Олег Борисович, и запритесь там. Это наш с Лихолитом спор. Вы будете только мешать.
- Да я его сам пристрелю, если он только посмеет сюда сунуться!
- Он уже здесь, - уверенно сообщил ему Радченко. - Но это не страшно. Учились мы с ним в одной "школе", а вот преимуществ у меня побольше: я моложе, я готов к встрече, и между нами стоят заложники… Я справлюсь, не тревожьтесь. Идите к себе в кабинет.
- Сумасшедшие, - проворчал Шерстнев. - Вы там все - психи! Фанатики… Вам эти игры удовольствие доставляют, да? А мне - нет! Я предпочитаю руководить, а не бегать с пистолетом! Я почти получил этот город! А вы, со своими играми… Если бы я знал раньше, чем все это обернется!.. - он схватил передатчик и позвал: - Сокольников! Сокольников, ответь мне! Сокольников!
- Он не ответит, - покачал головой Радченко. - Он уже мертв.
- Сокольников! Кочкин! Кочкин, отзовись! Прохоров! Прохоров, ты где?! Сукины дети! - он отбросил передатчик и вытащил из кармана крохотный дамский пистолет. - Они уже здесь… близко…