Она вышла из гостиной в холл, оклеенный неопределенного возраста обоями с узором из экзотических цветов. А вот и дверь. Тяжелая дверь из цельного дерева. Кати повернула медную ручку, но дверь не поддалась… Заперта на ключ. Она обшарила карманы комбинезона, но нашла только коробок спичек. Кулаки сами собой сжались. Если бы не раны, она без колебаний вышибла бы ставни стулом или еще чем-нибудь достаточно крепким…
Лестница, застланная вытертой до основы красноватой ковровой дорожкой, вела на второй этаж. Терять Кати было нечего. Там, наверху, могло найтись открытое окно. Боль в ноге и руке, до сих пор почти терпимая, набирала силу, накладываясь на поступавшую в мозг информацию. Ей вспомнился какой-то фильм про войну, где раненый солдат умолял дать ему немного морфия… Хорошо бы найти помощь раньше, чем дойдет до этого. Она перевела дыхание и, хромая, стала подниматься.
Второй этаж оказался совсем небольшим: одна дверь вела в заставленную мебелью спальню, другая - в комнату, которая, судя по всему, когда-то была детской, третья - в туалет с пожелтевшим унитазом. Ставни, как и на первом этаже, были заперты, и у Кати нарастало жуткое ощущение замкнутого пространства. Интересно, как такой ветхий дом еще снабжается электричеством? На этот вопрос она не нашла внятного ответа, а впрочем, ее это мало волновало.
За последней дверью, которую открыла Кати, оказалась ванная. Резкий запах хлора ударил в нос, она закашлялась и хотела было захлопнуть дверь, но вдруг заметила движение.
Какое-то движение в ванне.
Кати повернула выключатель, старенькая неоновая лампа затрещала над грязным зеркалом.
Ванна оказалась не пустой.
В ней что-то шевельнулось.
Кати шагнула ввперед, инстинктивно прикрыв рот ладонью - как будто это могло защитить от испарений хлора, - и заглянула в ванну.
Она была до половины заполнена розоватой жидкостью, на дне и стенах расплывались коричневые пятна. И в этой жидкости что-то плавало.
Что-то довольно большое. Что-то непонятной формы, отдаленно похожее на кальмара.
Но самое странное - у него было лицо. Человеческое лицо. Кажется, женское.
А самое конечно же страшное - два глаза, с любопытством смотревшие на Кати.
Это было уже чересчур - в ее сознании включилась цепочка защитных механизмов. Она закричала. Попятилась, но убежать не успела - длинная, тонкая белая рука высунулась из ванны и схватила ее за комбинезон. Кати замолотила по ней кулаками. Рука-щупальце была холодная и мокрая, и удары, похоже, не оказывали на нее никакого действия. Она потихоньку тянула Кати к ванне. Та упиралась ногами, но вторая рука, высунувшись, с неожиданной силой оторвала ее от пола.
Кати зажмурилась.
И упала в ванну, прямо под бок непонятного существа.
24. Ивана
Ивана постучала в дверь второй раз, но ничего не произошло. Вместе с Патрисом, который следовал за ней по пятам, она обошла дом и с досадой убедилась, что все ставни закрыты и дом, судя по виду, действительно пустует давно, много месяцев, если не лет. Наверно, Патрис был прав: никакого телефона здесь нет и быть не может, они попусту потеряли время. Могли бы уже быть в магазине, конечно, нашли бы там кого-нибудь, позвонили и сейчас поджидали бы полицию и "скорую помощь" за чашкой горячего кофе.
С другой стороны, что, если они бы никого не нашли?
Что, если им вообще не на кого рассчитывать в этой истории?
Ивана подняла глаза. Они стояли как раз под тем окном, которое светилось, единственным окном с незакрытыми ставнями.
- Может, нам лучше вернуться? Мы будем полезнее там, с Марком, поможем ему с Джей-Си… А в магазин пойдем завтра утром…
Ивана метнула на него раздраженный взгляд. Возвращаться несолоно хлебавши?
- Послушай, раз уж мы здесь, попытаемся войти. Видишь, свет - значит, в доме есть электричество. А если есть электричество, может быть и телефон.
- Мы не можем так просто войти, это… незаконно, - ляпнул Патрис первую пришедшую в голову отговорку.
- Если бы там были люди, нам бы открыли. Очевидно, там никого нет. Ну, а если мы на кого-то наткнемся, то объясним, что у нас раненый и что девушка пропала. Думаю, нас поймут.
Ивана снова посмотрела на окно. Оно было не очень высоко. Метров пять, не больше, можно взобраться по водосточной трубе, потом закинуть ногу на подоконник… Главное, чтобы удалось его открыть. Она изложила свой план Патрису, который посмотрел на нее как на умалишенную.
- А если мы наткнемся на людей, которые нас не поймут? - спросил он с ноткой иронии в голосе.
Ивана не ответила.
- Я поднимусь, - сказала она. - Попробую открыть окно, если получится, лезь за мной. Или ты предпочтешь подождать здесь один?
Патрис покосился на деревья, вздымающиеся в нескольких шагах, на глубокую черноту озера.
- Нет… Я с тобой.
Ивана улыбнулась и полезла вверх.
Водосточная труба крепилась к кирпичной стене большими, выступавшими на несколько сантиметров гвоздями, два ряда кирпичей, положенных под прямым углом к стене, видимо, защищали ее от ветра. Поэтому лезть оказалось легко: надо было только прижаться к стене и главное - не поскользнуться.
- Ну как? - спросил Патрис, когда она добралась до уровня окна.
- Хорошо, - ответила она, стиснув зубы от напряжения.
Заглянуть в окно Ивана еще не могла, видела только дверной косяк. Она посмотрела вниз и подумала, что пять метров - это высоко, и упасть с такой высоты наверняка очень больно. Потом наклонилась и, держась одной рукой, попыталась ногой открыть окно.
Конечно же, створки даже не шелохнулись. Ивана почувствовала, как ее захлестывает разочарование, почти тотчас же перешедшее в ярость. Сказав себе, что терять все равно нечего, она резко выбросила ногу вперед и разбила окно.
- Что ты делаешь? - крикнул Патрис и отскочил, уворачиваясь от посыпавшегося стекла.
- Ничего!
Носком ботинка Ивана расшвыряла острые осколки, затем, в позе столь же опасной, сколь и неудобной, принялась ощупью искать шпингалет. Раздался щелчок, и окно открылось. Ивана скользнула внутрь.
Она оказалась в пустой и холодной комнате. Под потолком совершенно неуместный абажур, разрисованный сценами охоты, освещал пыльный пол. Ивана высунулась из окна.
- Все в порядке, давай полезай!
Патрис неуклюже вскарабкался по трубе и, тяжело дыша, ввалился в открытое окно. Он огляделся.
- Немноголюдно здесь…
Ивана кивнула на дверь.
- Пошли поищем. Если ничего не найдем, вернемся в шале.
Эта перспектива зажгла огонек надежды в глазах Патриса.
- Так и сделаем, - кивнул он. - Пошли.
Ивана осторожно толкнула дверь и вышла в коридор, тоже слабо освещенный. Патрис по-прежнему следовал за ней. Она открыла вторую дверь, за которой оказалась детская: небесно-голубые обои, картинка с олененком Бемби на стене. На маленьком письменном столе стояла фотография. Ивана посмотрела: маленькая девочка на крыльце этого самого дома улыбалась в объектив.
- Взгляни, - сказала она, протянув фотографию Патрису.
Патрис взял ее и посмотрел.
Лицо его побелело, рот открылся.
- Что такое? Что с тобой?
- Эта девочка… - еле выговорил он. - Это… Лоранс. Моя сестра.
25. Патрис
Патрис держал фотографию дрожащей рукой. Но он все-таки был ученым или, по крайней мере, пытался быть.
Он знал, что ум подлинно научного склада должен быть открытым и критическим одновременно и только таким образом можно, поработав мозгами, понять этот мир. А если что-то остается непонятным, то непонимание логично с учетом состояния знаний на данный момент. Иными словами, для Патриса знание было лестницей, по которой человечество карабкается со ступеньки на ступеньку к пониманию.
Но сейчас он ничегошеньки не понимал.
В логической цепочке событий что-то дало серьезный сбой: он смотрел на фото своей сестры у двери дома, про который ему всегда говорили, что в нем никто не живет… Это само по себе не укладывалось в голове, но тут он еще мог найти объяснения. Надуманные объяснения, но все же: похищение, например, какими-нибудь психами, мечтавшими о ребенке… Почему бы нет, идиотизм конечно, но годится для уголовной хроники.
Однако было еще кое-что. То, чему разум Патриса отказывался верить, хотя он это видел своими глазами: на фотографии сестра стояла. Его сестра, которая не могла ходить, которую он, сколько себя помнил, видел лишь на руках у родителей или в инвалидном кресле, его сестра, которую круглый год дважды в неделю возили на сеансы логопедии и в бассейн, чтобы ее ноги не атрофировались совсем, не отсохли, как ветви дерева в засуху, его сестра не могла стоять на ногах.
Патрис был еще маленьким, но ему объяснили, что сестра никогда не сможет ходить. Никогда. Что-то было не так в ее позвоночнике, и никто, никакие врачи ничего не в силах с этим поделать.
Но мало того, что на этом снимке его сестра стояла - она еще и улыбалась. И это тоже было абсолютно невозможно. У его сестры всегда был безучастный, отсутствующий взгляд человека, который воспринимает жизнь как нечто вроде легкого сквозняка или отдаленного гула. А тут сестра улыбалась. Милой простодушной улыбкой, как улыбалась бы любая девочка лет десяти после хорошего денька на каникулах.
- Послушай, я, честное слово, не понимаю, что здесь творится. Лучше бы нам вернуться в шале…
Патрис сказал это севшим от испуга голосом. Он не находил в себе сил для дальнейших подвигов. Слишком много всего произошло за слишком короткий срок, чтобы его нервная система выдержала такой удар: фотография его доконала.
Ивана смотрела на него, хмуря брови.
- Хорошо. Ладно. Идем. Вернемся сюда завтра.
Патрис видел, что он напугал ее своим рассказом про сестру и что достойное восхищения хладнокровие, которое она выказывала до сих пор, ее покидает. Поколебавшись, он спрятал в карман фотографию сестры, и они вышли из комнаты.
- Давай уйдем через окно, я не хочу знать, что тут еще есть, - сказал Патрис.
- Я за тобой.
Они направились к пустой комнате, через которую вошли, и тут вдруг услышали странный, но очень отчетливый звук. Оба замерли.
- Что это было? - спросил Патрис.
- Как будто вода в засоренной трубе…
- Плевать! Мы не водопроводчики… Пошли отсюда!
Но Ивана снова заколебалась.
- Нет, надо пойти посмотреть. Иначе мы никогда не узнаем… Пойдем… Пожалуйста… Не оставляй меня одну.
Патрис сумел распознать в интонациях Иваны нечто новое: попытку кокетства. Он разозлился так, что рука зачесалась от желания влепить ей пощечину. В то же время другая половина его существа готова была клюнуть, чтобы хоть ненадолго потешить себя иллюзиями.
- Ладно. Идем, только потом сразу уходим, и больше я сюда не вернусь, не проси.
- Обещаю.
Они осторожно двинулись туда, откуда донесся звук, и оказались в грязной ванной комнате, освещенной холодным светом неоновой лампы.
- Никого, - протянула Ивана. - Наверно, просто в трубах шумело.
- Подожди. Мне кажется, в ванне что-то есть.
Они шагнули вперед - и застыли как вкопанные.
Они увидели розоватую жидкость.
Увидели нечто, похожее на кальмара.
Увидели женское лицо.
- Боже мой, - выдохнул Патрис.
- Бежим! - Ивана потянула его за рукав.
Патрис не двинулся с места.
- Что такое? - спросила Ивана.
- Это лицо…
- Что?! - Ивана почти кричала, на грани истерики.
- …Это лицо моей тети.
В ту же минуту из ванны высунулась белая рука и крепко вцепилась в куртку Патриса.
26. Джей-Си
Придя в сознание, Джей-Си не спешил открывать глаза. Он чувствовал, что его организм находится в состоянии весьма шаткого равновесия, и любое резкое движение может повлечь за собой страшнейшую в его жизни мигрень… Или чего похуже… Потерять сознание дважды за неполных два часа - это уж точно не полезно для здоровья.
Он лежал на чем-то твердом и холодном; стояла тишина, только слабо потрескивала где-то вдалеке дефектная электролампочка.
Джей-Си осторожно открыл глаза. Потолок был высоко, сырость нарисовала на нем разводы, которые почему-то напомнили давний урок математики, множества, в которых он так ничего и не понял… Ай… Боль с силой ударила в виски. Он на минуту закрыл глаза, пережидая, потом, когда боль отхлынула, снова открыл. Он был в большой прямоугольной комнате, пустой и грязной, вероятно, в пристройке к убогой лачуге Тины, но стены, похоже, капитальные. В углу стоял холодильник, новенький, чистый, не вязавшийся со всем остальным. Джей-Си, морщась, поднял голову - судя по широкой откидной двери, он находился в гараже. Стиснув зубы, Джей-Си сел и привалился к стене. Хотелось отлить. Хотелось плакать. Было холодно, он закашлялся, горло саднило, а боль опять запустила острые пальцы в самую сердцевину мозга. За дверью послышался шорох шагов по гравию. Наверно, чертова старуха возвращалась. Он злился на нее, злился на самого себя за наивность - это же надо, пошел за ней, как дурак, даже не подумав, что тот старый псих мог быть не один. Он ненавидел глухомань, вот ведь - так влипнуть в городе точно не грозит, просто-напросто потому, что в городе знаешь что почем и держишь ухо востро: там все подозрительны. Хотя в городе-то как раз большинство людей чисты. Здесь наоборот: все такие чистые с виду, а на поверку как из выгребной ямы вытащенные.
Не очень веря в успех, Джей-Си направился к двери, взялся за черную пластмассовую ручку и попытался открыть. Дверь скрипнула, но не сдвинулась ни на дюйм. От злости он заколотил по ней кулаками - она отозвалась звуком африканского тамтама.
- Откройте дверь! Откройте, не то я вышибу ее и снесу вам башку!
Кричать было наверняка бесполезно, но от этого становилось легче. Немного легче.
Шаги между тем приближались.
- Вы проснулись? - спросил голос Тины из-за двери. - Вот и хорошо, он предпочитает, когда не спят…
- Кто предпочитает? Я ничего не понимаю! Откройте! - Джей-Си сопроводил свои слова новым ударом в дверь.
- Нет-нет… Нельзя. Если я открою, вы уйдете, да еще мало ли что со мной сделаете…
Джей-Си попытался совладать со своей яростью, чтобы легче думалось.
- Послушайте, я вас не трону, я никому ничего не скажу, я уйду и забуду все это, как будто ничего не произошло.
От негромкого смешка Тины у него кровь застыла в жилах.
- Конечно же, ничего не произошло. Но скоро произойдет кое-что очень интересное, сами увидите, то-то вы удивитесь. И это обязательно должно произойти, он так хотел, чтобы произошло, и он будет счастлив, что это именно вы. Юноша… Их у него немного…
Джей-Си с радостью размозжил бы ей голову булыжником.
- Пусть только попробует этот старый хрен ко мне подойти, я ему такое устрою!
- Ну почему молодые люди так грубо разговаривают? - вздохнула Тина, будто ее и вправду это огорчало.
- В прошлый раз он застал меня врасплох, но теперь, клянусь, я его по стене размажу!
Выкрикивая угрозы, Джей-Си прекрасно понимал, что смешон: он был в руках этих людей, к тому же помнил, что тип, с которым он имел дело, очень силен.
- А-а-а-а, так это вы про моего беднягу Эда! Да он и понятия не имеет о том, что здесь происходит. Я пыталась ему объяснить, но он малость… того, понимаете? Людей он иногда приводит, это да, но ему невдомек, для чего они, а может, он боится… поди знай.
Джей-Си понял, что Тина не в курсе насчет Кати.
- Послушайте, мне кажется, ваш Эд… Мне кажется, здесь происходит что-то нехорошее. По-моему, Эд… он похитил мою подругу… Я бы не хотел… Пожалуйста…
Какое-то незнакомое раньше волнение вдруг охватило Джей-Си, нахлынуло с такой силой, что он заплакал. Безудержно зарыдал от усталости, боли и отчаяния.
- Я понимаю, что все это для вас нелегко. Мне очень жаль вашу подругу. Я схожу посмотрю, когда здесь все закончится. Знаю, Эд порой скверно себя ведет… Особенно с женщинами… Но он от них натерпелся, от женщин… Даже от нашей матери… Она все злилась, что он как малое дитя, лупила его за это и бранила… Однажды так ударила стулом, что бедняга три дня пролежал без памяти… К счастью, он пришел и все уладил…
- Кто все уладил? - тупо переспросил Джей-Си.
Он сидел, привалившись к стене, и рассматривал глубокую царапину на тыльной стороне правой ладони.
- Да он же, который в холодильнике.
Джей-Си повернул голову и уставился на маленький "Вирпул" метр сорок высотой. Эта старуха точно выжила из ума - выполняет инструкции, посылаемые из холодильника!
- Вы откройте его, не бойтесь. Я уверена, он обрадуется и будет очень милым. Он, знаете, такой милый иногда, правда-правда…
Мысли с трудом пробивались сквозь головную боль. Джей-Си решительно был сыт по горло всей этой абракадаброй. А старуха Тина за дверью настаивала:
- Ну же, давайте… Знаете, вы ведь нужны ему…
Джей-Си еще раз с подозрением покосился на холодильник. Бог весть, что она в нем держит… Он закрыл глаза и сказал себе, что все лучше, чем вот так сидеть сложа руки. Встал и сделал несколько шагов, отделявших его от изотермической дверцы.
Он секунду поколебался - вдруг пришло в голову, что старуха могла заминировать холодильник, - потом сказал себе, что она хоть и чокнутая, но не до такой же степени.
И открыл дверцу.
27. Марк
Из всех человеческих страхов, наверное, худший - страх темноты. Иррациональный страх, мучительный, душный, всепоглощающий. "Отец всех страхов", колодец кошмаров и близкий родственник смерти. Марк это хорошо знал. Он помнил квартиру, которую снимали его родители, когда он был ребенком. Эта трехкомнатная квартира располагалась в двух шагах от бойни, куда еще до рассвета фермеры гнали перепуганный скот. Квартира эта была частью другой, большой квартиры, в свое время разделенной на три маленьких, и комнату для Марка устроили в помещении без окна, которое раньше было просто площадкой между этажами. Стоило закрыть дверь - и в комнате наступала непроглядная, жуткая темнота. Сколько Марк ни просил оставлять ему зажженную лампу или хотя бы ночник, отец был непреклонен - мол, "мальчики темноты не боятся". Семь лет Марк ложился спать с сосущим страхом внутри. И каждую ночь, около четырех, его вырывало из глубокого сна жалобное мычание обреченных животных, страшные, кровавые картины заполоняли его воображение и стояли перед глазами до самого утра.