Я сказал, что это можно понять и так, но на самом деле бабушка сказала что-то вроде "Have a good time".
Она сказала:
- Я не верю.
- Это то, что она сказала, и это в точности то, что она имела в виду.
Комната не изменилась с тех пор, как я спал в ней в прошлые разы и в самый первый свой раз. Та же старая этажерка с подшивками "Молодого рабочего" и приложения "Давар для детей", те же старые приятные простыни и складывающиеся деревянные ставни, та же слабая сетка, которую давно бы пора перетянуть, те же светло-оранжевые в точечках плитки пола, сверкающие от непрерывной чистки и мытья, и тот же шепот кипарисов, которые когда-то посадил дедушка, - в ту ночь они еще стояли там, по сторонам ведущей во двор дорожки, и на одном из них даже послышалось давнее пугающее уханье, но это ухала уже другая сипуха, не та, которая пугала меня, когда я, пятилетний, спал в этой же комнате. Может, ее правнучка?
Старая железная кровать скрипела. Мы с трудом сдерживали смех. Впрочем, описывать такого рода детали я не склонен, ни в моих вымышленных романах, ни в этом подлинном рассказе. Скажу лишь, что Авигайль провела тогда со мной всего несколько дней, а потом вернулась домой, в Америку. Мы не были друг для друга ничем особенным - просто случайное и мимолетное любовное приключение, - но в ту ночь, кульминация которой была еще впереди, я любил ее настоящей любовью, и ее объятия тоже говорили о любви.
Мы любили, и смеялись, и смотрели друг на друга нос к носу, и играли в "сейчас я не вижу, а ты видишь, а сейчас я вижу, а ты не видишь" и в другие секретные игры всех близоруких, а потом, после того как я перевел ей комикс Нахума Гутмана с последних страниц "Давара для детей", мы уснули, как были, раскинувшись на смятой постели, без одежды и без одеял, и такими нас увидела бабушка, когда в три часа утра открыла дверь и вошла в комнату.
Она не постучала, и я не почувствовал, как она вошла, но Авигайль вскочила, схватила простыню с пола, закуталась в нее, села на постели и воткнула локоть мне под ребра. Несколько секунд я моргал спросонья, потом пришел в себя и понял, что странное размытое существо в белом балахоне - не порождение моего сна, а бабушка Тоня собственной персоной, и что я гол, как младенец, а она - в длинной ночной рубашке, сшитой, как видно, из старых простынь, которые тоже было запрещено выбрасывать. Но когда я наконец сел на постели и надел очки, чтобы понять, что происходит, я вдруг совершенно перестал интересоваться и самой бабушкой, и ее нарядом, потому что увидел, в тени за ней, еще что-то большое и странно сверкавшее в полутьме.
Глава 29
Сердце мое замерло. Я сразу понял - передо мной знаменитый пылесос, легендарный "свипер бабушки Тони". Он явился наконец из той сказочной страны, что за дверью ванной комнаты, из страны наших семейных вымыслов и сказаний, выбрался из своей коробки, сбросил свой саван и материализовался у меня на глазах. Вот он - собственно-личное доказательство своей реальности. Не сон, не сказка и не обман зрения. И не тот маленький пылесос, который якобы привез сюда дядя Исай уже после образования государства, а тот самый, прославленный, большой свипер - пылесос глобуса и карандаша, широкого океана, Нью-Йорка и Тель-Шамама, белого, желтого и зеленого, синего, в горошек и красных. Значит, дело было именно так, во всех его деталях и тонкостях. И мама была права.
Бабушка Тоня прошла в центр комнаты. Пылесос ехал за ней. Оба шли совершенно бесшумно. Она, маленькая, - босиком, он, большой, как корова, но тихий, как кошка, - на своих черных резиновых колесах. Ночная рубашка белела. Хромовое покрытие сверкало. Корпус свипера был и в самом деле огромен, как бочка. Толстенный, с мою руку, шланг покачивался с той ленивой расслабленностью, в которой угадывается огромная скрытая мощь.
Хоть и абсолютно голый, я все же позволю себе сейчас на миг задержаться, чтобы кое в чем признаться, прежде чем продолжать. Дело в том, что в мою душу давно уже и не раз закрадывалось подозрение, что все наши семейные рассказы о свипере были не столько разными версиями одного и того же вымысла, сколько разными мифами, разросшимися вокруг некой давней, но вполне реальной истории, как привитые ветки со временем разрастаются вокруг ствола. Но тогда, думал я снова и снова, вполне возможно, что в некоторых, а то и в большинстве наших семейных историй, как это свойственно и всем другим мифологиям, дело хотя и "было", но было не совсем "так". Дедушка Арон действительно собирался покончить с собой, но вовсе не в Иордане, а в ручье Кишон. Цыгане не умыкали дядю Ицхака - он сам удрал к ним из дому. Иа, наша ослица, безусловно, была интеллигентной, но отнюдь не такой умной, как мне рассказывали, - она не открывала замок "куском железной проволоки", а просто украла ключ из дедушкиного кармана. И возможно даже, никогда не летала по воздуху, а если и летала, то не дальше чем до Кфар-Иошуа. И вот, поскольку все эти истории давно уже вызывали мое подозрение, я все время мысленно преуменьшал и размеры, и весь облик легендарного пылесоса. А сейчас выяснилось, что и моя мама, очевидно, делала то же самое, ибо настоящий свипер оказался во много раз больше и величественней, чем в ее рассказе.
Так или так, но вид свипера, который на моих глазах облекся в шланг и корпус, а также мягкое тепло женского тела под моим левым боком, неопровержимо свидетельствовавшее, что я в здравом уме и в полном сознании, - все это привело меня в восторженное состояние. Так, наверно, чувствовал себя Генрих Шлиман, когда, по его словам, "подтвердил писания Гомера", раскопав и опознав развалины Трои. И так, наверно, будут чувствовать себя какие-нибудь будущие археологи, когда в один прекрасный день вдруг обнаружат Скинию Завета и Ноев ковчег.
Впрочем, бабушку Тоня интересовали отнюдь не эти историософские и когнитивные аспекты явления ее свипера народу.
- Спроси ее, - сказала она мне, совершенно игнорируя и нашу ситуацию, и мою наготу, и растерзанную кровать, как будто мы все еще сидели с ней на ее кухне, разговаривая и закусывая водку селедкой, - спроси ее, может ли ее отец достать мне маленькую прокладку для этого свипера.
Я не поверил своим ушам.
- Бабушка, - изумился я, - и ради этого ты вошла сюда без стука, прямо посредине? Ради какой-то прокладки для твоего старого пылесоса? Ты знаешь, который час?
- Это очень маленькая прокладка, - сказала она, - и я не вошла посредине. Я слышала, когда все закончилось. И я дала вам достаточно времени отдохнуть и остудиться.
Авигайль была в шоке. Она спросила шепотом:
- Что происходит? Это тот самый пылесос, которым она не пользуется? Чего она хочет?
- Она хочет, чтобы твой отец достал ей какую-то деталь для этого пылесоса, - сказал я. - Объясни ей, что это невозможно, иначе она не даст нам спать до утра, и дай мне конец простыни, я не могу так лежать перед нею.
- Скажи ей, что это очень маленькая вещь, - сказала моя бабушка. - Эта испорченная прокладка, она не закрывает как следует быть, и мне нужна новая вместо нее.
- Откуда ты знаешь? Ты ведь пользовалась им всего одну неделю.
- Две, - сказала она. - И я очень хорошо все знаю, потому что так сказал Ицхак, а Ицхак почти инженер, и он понимает толк в таких делах. Он разобрал этот свипер, и он его проверил, и он сказал, что когда-нибудь, через много-много лет, эта прокладка уже не будет работать как следует быть, и тогда вся пыль убежит мне наружу.
- Но почему она понадобилась тебе именно сейчас?
- Она понадобилась именно сейчас, потому что Ицхак сказал, что это случится через много-много лет, а с тех пор прошло почти сорок лет. Разве это не много?
Эта железная логика меня покорила.
- Она хочет поменять уплотнительное кольцо для этого пылесоса, - сказал я Авигайль, - и просит, чтобы твой отец достал ей его.
Авигайль встала, потянула всю простыню к себе и завернулась в нее. Потом подошла к свиперу, наклонилась над ним и стала внимательно его рассматривать. Я остался лежать, от всей души наслаждаясь происходящим. Немногим парам дано уже в первую совместную ночь оказаться в такой необычной и возбуждающей ситуации: "последняя стража" ночи, сквозь щели жалюзи просачивается свет полной луны, висящей над горизонтом, любовник лежит на кровати в чем мать родила, его бабушка стоит рядом в ночной рубашке, а его женщина, в одной простыне на голое тело, склоняется над древним пылесосом, который материализовался какую-нибудь минуту назад и уже нуждается в замене прокладки! Чего еще желать?!
- Сделай мне одолжение, - сказал я Авигайль, - скажи ей, что это очень старый пылесос и для него нигде уже нет прокладок. Она уйдет, и ты вернешься ко мне.
Бабушка Тоня рассердилась. Она не поняла моих слов, но их интонация была ей совершенно понятной.
- Что ты ей там сказал? - требовательно спросила она, но Авигайль уже утратила всякий интерес ко мне и к моим словам и перенесла все свое внимание на бабушку и на ее свипер.
Она выпрямилась.
- Скажи ей, - сказала она, обращаясь ко мне, но продолжая смотреть на бабушку, - скажи ей, что мой отец будет очень рад выставить эту машину в витрине своего агентства в Лос-Анджелесе. Во всех Соединенных Штатах нет такой старой машины в таком хорошем состоянии. Mint condition! Скажи ей, что, если она отдаст его мне, мой отец пошлет ей взамен совершенно новый современный свипер.
- Авигайль, - сказал я, - это не просто "sweeper", это сввииипперрр! Ты должна поработать над своим английским произношением.
- О чем вы там говорите? - снова спросила бабушка Тоня. Она, конечно, слышала, как я подражал ее произношению, и теперь к ее обычной постоянной подозрительности примешалось еще и раздражение.
Я объяснил ей, какую сделку предлагает Авигайль, и она еще больше насторожилась. Что? Ее свипер приглашают в Америку? А ей пошлют новый? А когда? И как? И вообще, она не может отдать им этот свипер, пока ей не привезут оттуда другой.
- Бабушка, - сказал я, - где ты живешь? Уже существуют самолеты, и есть почта с доставкой на дом. Посылка от отца Авигайль прибудет прямо из его конторы в Америке к твоему дому в Нагалале. Тебе придется лишь крикнуть посыльному: "Вокруг, со двора!" И вообще, почему ты всегда думаешь, что все на свете только и хотят тебя обмануть?
- Скажи ей, - сказала Авигайль, явно опасаясь потери темпа, - скажи ей, что вдобавок к новому свиперу мой отец пошлет ей еще какой-нибудь электроприбор компании "Дженерал электрик". Какой-нибудь небольшой подарок. Блендер, тостер, фен - что она захочет.
Ее голос, который еще недавно шептал нежности в мою шею, теперь вдруг стал деловым и даже немного жестким. Я перевел бабушке это новое предложение, и ее подозрения еще более усилились.
- Что это такое тостер? Мне не нужны всякие штучки, которые даже мой внук не может перевести.
И она решительно пошла к двери, ведя за собой свой свипер - по-прежнему покорный, послушный и еще полный надежды.
- Задержи ее, - сказала Авигайль.
- Бабушка, - позвал я, - подожди минутку.
Она остановилась.
- Авигайль хочет тебе еще что-то сказать.
- Скажи ей, - сказала Авигайль, - что мой отец будет рад уплатить тоже. Вдобавок к новому пылесосу и к маленькому подарку он даст ей за эту старую машину еще пятьсот долларов. Я могу немедленно выписать чек.
На этот раз подозрение проснулось и в моей душе. Эта девушка, такая симпатичная, такая персиковая, такая ароматная, забавная, полная юмора и страсти, с которой я познакомился накануне утром на почте около рынка, с позвоночником, который начинается на таком привлекательном затылке и кончается таким симпатичным хвостиком, вдруг обернулась жадной, корыстолюбивой спекулянткой, которая к тому же еще и торгуется, как на иерусалимском рынке.
А кроме того, во мне поднялось возмущение.
- У тебя в кармане чековая книжка с такими суммами, а мы ездим в автобусах и принимаем душ вместе с коровами? - укоризненно сказал я.
- Семьсот пятьдесят, - быстро сказала она.
- Бабушка, - сказал я, - не считая всех подарков и совершенно нового свипера, Авигайль предлагает тебе за твой старый и испорченный свипер еще семьсот пятьдесят долларов чеком, и я полагаю, что смогу убедить ее дать еще больше. Так что, если ты согласна, я думаю, мне причитаются небольшие комиссионные.
- Твой перевод был намного длиннее моего оригинала, - сказала Авигайль. - Что ты ей там добавил?
- Мы с ней обсуждали цену.
- Скажи ей тысячу долларов, это включает также десять процентов, которые положены тебе.
- Я уже добился тысячи, - сказал я бабушке. - Но за это я в дополнение к своим десяти процентам требую разрешения мыться в твоей закрытой ванной.
- Ни в коем случае нет, - отрезала она и немедленно поинтересовалась: - А какой доллар она имеет в виду, новый или старый?
- Что она сказала? - насторожилась Авигайль. - О каком долларе она говорит?
- Я думаю, что она путает доллар с рублем, - сказал я.
Я объяснил бабушке, что на доллар, в отличие от рубля, совсем не повлияло убийство царя Николая большевиками, и снова повторил ей предложение Авигайль.
- Сколько это будет в лирах? - спросила она.
Я перевел в лиры. Я уже не помню, какая получилась сумма, но это была очень большая сумма, как для такой, как она, старой мошавницы, так и для такого, как я, молодого водителя машины "скорой помощи", который вынужден выращивать белых мышей, чтобы заработать на жизнь и учебу. Но стоило мне назвать эту сумму, как бабушка тут же сказала:
- Раз она готова выложить за этот старый свипер такую кучу денег, значит, он стоит намного больше.
И тут Авигайль, не понимая, о чем мы говорим и не зная мою бабушку как следует быть, сделала роковую ошибку.
- Скажи ей, - сказала она, - что я прошу также, чтобы она его включила, потому что мне нужно убедиться, что он работает.
- Ты делаешь ошибку, - сказал я.
- Бизнес есть бизнес, - ответила она. - Я на этом настаиваю.
- Бабушка, - сказал я, - она просит тебя включить твой свипер, чтобы убедиться, что он работает. Так что я предлагаю сговориться с ней на тысячу долларов, а насчет ванной мы поговорим с тобой потом наедине, когда она уедет.
- Ни в коем случае нет! - повторила бабушка. - Ты мне испачкаешь ванную, и мне придется ее мыть. И свипер от работы тоже испачкается, а я не умею его разбирать, и тогда я не смогу уснуть, пока не придет Ицхак. Я уже женщина пожилая, и Ицхак уже тоже не молодой, и этот свипер тоже уже не младенец.
Я расхохотался. Обе женщины уставились на меня в четыре удивленных глаза. Тут говорят о бизнесе, о серьезных денежных делах, над чем ты смеешься?
- Скажи ей, что я хочу увидеть и услышать, как он работает, - повторила Авигайль. - И я хочу также посмотреть, как он всасывает.
Я перевел бабушке и это, а затем добавил:
- И вообще, не нужен тебе никакой дядя Ицхак. Покажи ей, что твой свипер работает, и она заберет его вместе со всей его пылью. Тысяча долларов за эту развалину - это же куча денег, бабушка. Давай набросаем немного мусора на пол и покажем ей, что он работает.
Слова могут порой подействовать сильнее, чем та реальность, которую они описывают. Так и тут - оказалось, что ошибка, которую сделал я, была много больше ошибки, которую сделала Авигайль. Слова "набросаем", и "мусор", и "на пол" произвели на бабушку Тоню такое ошеломляющее воздействие, что она уже не способна была услышать голос здравого смысла. Набросать ей мусор? Мусор ей на пол? Нарочно набросать ей мусор на пол?! Нет и нет! Ни в коем случае нет, ни за какие деньги в мире! Она с гневом повернулась к двери, и несчастный свипер потащился за ней следом, в отчаянии оглядываясь назад и еще не понимая, что произошло.
- Что случилось? - прошептала Авигайль. - Позови ее обратно!
- Сейчас была моя очередь сделать ошибку, - сказал я. - Мы оба ошиблись, каждый в свой черед, и ты себе не представляешь, насколько.
- Стоп, плиз, стоп! - воскликнула Авигайль.
Бабушка Тоня обернулась и окинула ее леденящим взглядом. Я уже знал, что она сейчас скажет, и весь сжался в ожидании на кровати.
- Ты ко мне говоришь? - процедила она, повернула к нам спину и вышла.
- Что она сказала? - испугалась Авигайль. - Что она сказала?!
Я не ответил. Я знал, что все пропало. Я слышал, как поворачивается ключ в двери ванной. Прошли две-три минуты, и я понял, что сейчас бабушка возвращает несчастный пылесос в одиночную камеру его коробки и снова накрывает той старой тюремной одеждой, в которую он был укутан сорок лет.
- Что она сказала? - повторила Авигайль свой вопрос.
- Она сказала "ты ко мне говоришь", - сказал я.
- Что это? Пожалуйста, говори по-английски.
- Это что-то вроде "you talking to me?" - сказал я.
Авигайль набросилась на меня, повалила на кровать и возмущенно прошептала:
- "You talkin' to mе", так она сказала? Ты все испортил! Я хотела привезти моему отцу подарок.
Снаружи послышался поворот ключа, запиравшего ванную комнату. Я с силой обнял Авигайль. Еще немного и бабушка выйдет на свою повседневную работу и вытащит из-под нас матрац. Вставай-вставай, хватит гнить в кровати. Пора убирать. Есть куча работы.
Первые лучи солнца зажглись в щелях жалюзи.
- Посмотри, - сказал я Авигайль, указывая на хоровод пылинок, танцующих в солнечном свете. Мы поднялись, оделись и пошли на утреннюю прогулку в поля. Потом вернулись, чтобы попрощаться с бабушкой и сказать ей спасибо. Авигайль сказала ей на беглом английском, что, если она изменит свое мнение, пусть сообщит мне, а я сообщу ей, и бабушка мило улыбнулась и даже не попросила меня перевести. Мы пошли позавтракать у Цили и Яира, а оттуда на главную дорогу - поймать автобус, чтобы продолжить свое путешествие.
Мы провели вместе несколько веселых и приятных дней, а потом я проводил ее в аэропорт. Она полетела домой, к своему отцу и своему другу, а я вернулся к машине "скорой помощи", к своим мышам и занятиям. Больше я ее не видел. Иногда я думаю: где она сегодня? И какова ее судьба? Вышла ли она замуж за друга, который был у нее тогда и которому она отправляла посылку, что и привело к нашей встрече? Занимается ли она тем, чему училась - воспитанием проблемных детей? А может, живет с подругой в Беркли? Или у нее индюшиная ферма в Иллинойсе и семеро детей от трех первых мужей? Одно мне ясно - она вернулась в Лос-Анджелес без свипера моей бабушки. Но зато с одним из ее самых лучших выражений.