– Не лезь к нему со своими советами.
– Я же ему ничего плохого не желаю. Ты-то можешь это понять.
– Нет, не могу. Как бы ты себя повела, если бы он начал тебя учить жизни.
– Рая, ты моя дочь, а защищаешь чужого человека.
– Он мой муж, отец моего ребёнка.
– Я знаю, кто он, можешь мне не напоминать. У тебя есть нормальная семья, а у меня нет ничего, – заплакала Поланская.
– Давай разменяем квартиру. Так всем будет спокойнее.
– Что мы за неё получим? Две однокомнатные клетушки. Мне-то много места не надо, а вам? У вас дочь, она скоро подрастёт, как тогда вы будете жить?
– Если это единственный выход, я готова. Я хочу, чтобы у Лены был отец.
Разговор с матерью затянулся до утра и закончился слезами с обеих сторон.
А Борис провёл ночь у Саши Иванова. К родителям он идти не хотел, точно зная, что они не одобрят его поведения.
Когда на следующий день он встретился с Раей, она вместо приветствия спросила:
– Кого ты наказываешь?
– Никого, я выполняю желание твоей матери.
– С каких это пор ты стал такой послушный.
– А как бы ты себя повела, если бы тебя выгнали из дома?
– Я бы повела себя так, чтобы до этого не дошло. Не надо было с ней спорить. Ты же знаешь, что это бесполезно.
– Ян не начинал.
– Нет, конечно, ты только пытался доказать ей, что она не права. Как будто не знаешь, что переубедить её может только очередное постановление партии. Кого ты наказал? Думаешь её? Ты наказал меня с Леной. Тебе, конечно, удобно жить у Сашки. Там ты вольная птица и можешь делать, что угодно, но меня ты превращаешь в соломенную вдову, а свою дочь в сироту. Ты ушел от нас, а не от неё. Моей мамашке твой уход только на руку. Ей спокойнее, когда тебя нет, но какая бы она ни была, она Лену любит и все для нее делает. А сама она сейчас в таком положении, что ей можно только посочувствовать.
– Я ей сочувствую, но хамства терпеть не хочу.
– Боря, такую няню как она ты не найдешь ни за какие деньги.
– Последний месяц она нянчила Зубова.
– Она устроила Ленку в детский сад, а там до сих пор с твоей дочери пылинки сдувают. Если у тебя есть мозги, ты должен понимать как это важно. У наших знакомых дети постоянно болеют, а Ленка тьфу-тьфу-тьфу, – Рая поплевала через левое плечо и попыталась постучать мужа по лбу.
– У моей дочери стойкий иммунитет к социалистической системе, – сказал он, уклоняясь.
– Если бы не моя мать, то Ленку бы никакой иммунитет не уберёг. Знаешь, как воспитатели детского сада облегчают себе работу? Устраивают сквознячок во время мёртвого часа, а на следующий день половина малышей заболевает. Ты этого хочешь? Или хочешь, чтобы твой ребенок был здоров? Люди ради детей терпят гораздо больше, чем взбалмошный характер тёщи. Работа в детском саду никогда не могла занять мою маму. Семья для неё гораздо важнее. А после смерти отца она этого лишилась. Моя мамашка ведёт такую бурную деятельность, чтобы израсходовать энергию. Ты думаешь, она такой уж убеждённый коммунист?
– Ничего я про неё не думаю, пусть она делает, что хочет и даже бежит впереди паровоза, но только пусть не ожидает, что я буду бежать рядом и нести красный флаг. Если ей нравится читать передовицы газеты "Правда" и смотреть съезды родной коммунистической партии пусть читает и смотрит. Это её дело.
– Ай-яй-яй, сколько патетики. Ты никогда не был таким красноречивым и лучше не становись. Ты не можешь понять её состояния, ты мужчина. У неё нет личной жизни. Она каждый день наблюдает нашу и каждый день сравнивает. Она считает, что заслужила больше, она ещё достаточно молода и привлекательна. А Зубов… чёрт его знает, что у него на уме. Но твое поведение это тоже шиш в кармане. Жить мы можем только с ней. Разменивать квартиру глупо, снимать комнату дорого, а получить жильё нам не светит.
– Поэтому я должен терпеть её оскорбления?
– Ты тоже не ангел.
– Я и не хочу быть ангелом, я хочу быть самим собой.
– Что ты предлагаешь?
– Ехать в Америку.
– Это не улучшает её отношение к тебе, а мысль о том, что она останется одна, её пугает.
– Пусть едет снами.
– В таком возрасте, без языка, что она там будет делать?
– Да какой у неё возраст! Ты сама говоришь, что она достаточно молода.
– Смотря для чего. Нельзя взрослое дерево пересадить на новое место. Оно там не приживётся.
– В Америке такая почва, что любая коряга расцветёт буйным цветом. А твоя мамочка легко приспосабливается. Приехала же она в Москву из какой-то Жмеринки и прекрасно здесь устроилась.
– Боря, я не хочу об этом говорить.
– А я хочу, потому что нам здесь не светит не только с квартирой, нам здесь вообще ничего не светит. Я и преподавать-то устроился только благодаря твоему отцу.
– Почему же мой отец смог стать заместителем директора такого большого завода, да ещё и с допуском высшей степени секретности. Почему другие здесь нормально живут, а ты не можешь?
– Наверное, они умнее меня или хитрее, а может умеют жопу лизать или у них мохнатая лапа. Я не знаю и меня это не интересует, но у меня здесь всё идёт наперекосяк.
– Потерпи, этот маразм не может продолжаться вечно.
– Так ведь и жизнь наша не может продолжаться вечно, а я хочу добиться чего-нибудь, пока у меня ещё варят мозги и есть силы, но главное я хочу, чтобы моя дочь жила в нормальной стране. Ты думала, что здесь с ней будет?
– То же, что и с нами. Вырастет, выйдет замуж, родит детей. Но для этого у неё должен быть отец, а ты убежал неизвестно куда.
– Я с удовольствием вернусь, но сначала твоя мать должна передо мной извиниться.
– Боря, ты хочешь невозможного. Уменьши свои запросы до реалистического минимума.
– Минимум – это чтобы она не разговаривала со мной как с провинившимся школьником и не возникала, когда я воспитываю дочь так, как считаю нужным. А если она не примет эти условия, скажи, что ты уедешь со мной в Штаты.
– Я никуда не поеду.
– Но сказать это ты можешь.
– Нет, не могу.
У Раи действительно не поворачивался язык сказать это матери. Она не представляла себе жизни не только в другой стране, но даже в другом городе. Она два раза ездила со студенческим отрядом на электрификацию и жизнь в первобытных условиях так на неё подействовала, что она скорее готова была терпеть упрёки родителей, чем житейские неудобства. Правда, она тоже устала от постоянных нравоучений матери и, когда Нина Михайловна стала в очередной раз жаловаться на неблагодарность, Рая сказала:
– Тебе недолго осталось терпеть, мы собираемся ехать.
– Ну и катитесь отсюда, скатертью дорога, никто вас не держит.
– На это нам нужно твоё разрешение.
– Какое разрешение?
– Для того, чтобы выехать на постоянное место жительства за границу, нужно получить разрешение родителей.
В глазах Нины Михайловны появился ужас.
– А что родители Бориса едут с ним?
– Конечно.
– И вы не боитесь брать их с собой? Они же старики, а его отец вообще инвалид. Кому они там нужны? Здесь у них есть квартира, бесплатная медицина, пенсия, а там вы и сами не знаете, на каком будете свете, а им ведь надо что-то есть и где-то жить, да и медицина там стоит огромных денег. Я совсем недавно смотрела передачу о наших эмигрантах в Америке. Все они спят и видят, как бы вернуться обратно.
Рая усмехнулась.
– Но даже если и не все, я уверена, что многие готовы поменяться с Борей местами. Он получает не меньше своих приятелей-кандидатов наук. У него прочное положение, ему автоматически идёт педагогический стаж и прибавляется зарплата.
– Мама, да разве дело в этом. Есть ещё и человеческое достоинство. Ты слышала такое словосочетание "человеческое достоинство".
– Ему же нравится преподавать.
– Ему это также нравится как заключённому, которого перевели из карцера с крысами в общую камеру, куда крысы боятся выбегать, потому что зэки их там сожрут. Просто выбора у него нет, а тут ещё к неприятностям на работе добавляются ссоры дома. Конечно, он хочет в Америку.
– Ну и пусть едет, а тебе-то что там делать? Кому там нужны советские экономисты.
– Он мой муж, мама. Я поеду с ним.
– А я?! – Несколько секунд Нине Михайловне удавалось сдерживать слёзы, но потом она разрыдалась и сразу же превратилась в одинокую, стареющую женщину.
До этой ссоры Поланская считала, что Рая от неё никуда не денется и вот теперь её уверенность поколебалась. Она может лишиться не только дочери, но и внучки. Видно, история повторяется. Она тоже не послушала своих родителей и ушла из дома с каким-то вдовцом-майором, который был намного старше её. Её мать испытывала недоверие к военной форме любого достоинства и боялась, что этот офицер сделает из Нины ещё одного рядового в своём батальоне. Нине было всего девятнадцать лет и она готова была на всё. Её родители почувствовали это и уступили. Она вышла замуж, Лев Абрамович демобилизовался и стал работать юристом, быстро продвигаясь по службе. Его часто посылали в Москву и Нина всегда ездила с ним. Она была поражена столицей и когда ему предложили работу в небольшом Подмосковном городке, она приложила все усилия, чтобы он принял предложение. Здесь у них появились друзья, без которых она уже не могла жить. Ей нужна была не просто компания, а большая компания. Пока был жив Поланский, у неё всегда был полон дом гостей. Им было приятно к ней приходить, а ей было приятно их принимать. Ей хотелось не только делиться с ними своими новостями, но и постоянно видеть их рядом. И всё-таки дочь и внучка были гораздо бо́льшей частью её жизни. Она представить себе не могла, что они могут уехать.
Рая продолжала политику челночной дипломатии, пытаясь склонить к компромиссу каждую из сторон. Борис упорствовал, и, в конце концов, она сказала, что не хочет жить в подвешенном состоянии и, если он не вернётся, она подаст на развод.
– А кто будет Ленку прогуливать, пелёнки стирать, в молочную кухню ходить? Ты, наверное, даже не знаешь, где эта кухня находится.
– Уже узнала.
– А жить на что будешь?
– На алименты.
– Если ты разведёшься, я брошу работу и пойду сапоги тачать. В мастерской большая часть зарплаты в ведомости не указывается, так что на моих алиментах ты не очень-то пошикуешь.
– Значит, для того чтобы доставить мне неприятность ты готов стать сапожником?
– Не сапожником, а обувщиком, – ответил он, пытаясь смягчить тон разговора, – они теперь хотят сменить название профессии, чтобы им не приклеивали ярлык пьяниц и дебоширов.
– Ладно, Боря, я устала с тобой пререкаться, бери свои шмотки и возвращайся.
– Только если твоя мать не будет больше лезть ко мне со своими советами.
– Как вы оба мне надоели, у меня своих неприятностей вагон и маленькая тележка, а мне ещё вас надо уговаривать, баранов упрямых. Я думаю, ты не круглый идиот и понимаешь, что в конце концов вам придётся помириться. Пусть это будет без взаимных извинений, просто сделай первый шаг. Ведь у мамашки скоро день рождения, надеюсь, ты не забыл?
– Забыл.
– Ну, так завяжи себе узелок на память.
– Ян так завязал и вот уже почти неделю не развязываю.
– Сам виноват, – сказала Рая и, крепко взяв его за руку, добавила, – пошли.
Он даже не стал притворяться, что хочет вырваться.
Открыв дверь своей квартиры, Рая сказала:
– Мама, я хочу вас помирить.
– Да я и не ссорилась.
– Вы просто прогнали меня из дома.
– Ну, я погорячилась, извини.
– Извиняю.
– А теперь обещайте мне впредь никогда не разговаривать на политические темы, – потребовала Рая.
Борис пожал плечами, Нина Михайловна кивнула и закрепила мир с зятем родственным поцелуем.
XVI
Первое время после примирения Нина Михайловна говорила с Борисом неестественно ласковым тоном. Апломб и самоуверенность исчезли, суровое выражение лица при разговоре с ним сменилось угодливо-настороженным. Боря чувствовал себя неловко, а Рая даже стала опасаться за психическое состояние матери, и, чтобы отвлечь её от печальных мыслей, посоветовала ей устроить день рождения. Нина Михайловна только отмахнулась, ведь день рождения у неё был 29 февраля и она отмечала его раз в четыре года. Этот год был не високосный, годовщина не круглая, мужа нет в живых, а дочка собирается эмигрировать, да и внучка при виде полуграмотной старухи забывает о собственной бабушке. В общем, поводов для веселья нет, но Рая сказала, что именно поэтому и надо собрать гостей. Ведь в день рождения приглашённые говорят имениннице приятные вещи и хотя это обычно ложь, но настроение поднимает.
Несколько дней Поланская переваривала предложение Раи, а потом стала закупать продукты. Устраивать она ничего не собиралась, но тех, кто вспомнит и позвонит, она пригласит на чай. Разумеется, если бы это был високосный год, она бы отметила всё как положено: сначала с сотрудниками, потом с друзьями и, наконец, с родственниками. Теперь же придётся объединить всех и, на всякий случай, что-нибудь приготовить.
Это было её правило. Она любила гостей и старалась показать им высший класс кулинарного искусства. Она не только прекрасно готовила, но умела создать в доме такую обстановку, что даже те из её знакомых, которые были в напряжённых отношениях между собой, забывали об этом. Чтобы не разочаровывать гостей и на этот раз, она достала тетрадь, куда с детства записывала рецепты и приступила к делу. Предвкушение встречи и подготовка к ней отвлекли её от грустных мыслей.
В детском саду её поздравили не только сотрудницы, но и товарищи по партийной работе и, пригласив их всех, она поняла, что празднование с друзьями и родственниками придётся перенести на выходные.
Коллеги во главе с Викой явились без опозданий. Они принесли всё, что положено в таких случаях, включая несколько бутылок целительного эликсира, изготовленного на лучших винзаводах Грузии и экспортировавшегося за границу для лечения капиталистов от скуки и однообразия их бесцельной жизни. Празднование было очень похоже на девичник и после традиционных тостов за здоровье, благополучие и молодость именинницы, которой не исполнилось ещё и двенадцати лет, гости стали хвалить её кулинарные способности. Нина Михайловна летала как на крыльях. Хандра её прошла, на лице был здоровый румянец, а в глазах – гордость хозяйки, которой хорошо удался прием. Она стала самой собой. Вероятно, маятник её настроения, отклонившись до предела в одну сторону, тут же стремительно пошёл обратно. К ней возвращалась её обычная самоуверенность и Боря подумал, что в таком состоянии она опять может начать учить его жизни. Чтобы не дать ей повода, он держался незаметно и даже с Викой старался общаться поменьше, но приглашённые потребовали, чтобы он сказал пару слов о своей тёще. Борис был готов к этому. Он взял в своей комнате бумажный пакет и, поставив его на стол, сказал:
– Я глубоко благодарен руководству детского комбината, которое предоставило мне слово на выездном заседании партсобрания, посвящённого дню рождения моей тёщи. Я самый объективный докладчик, потому что буду говорить о ней не как о члене КПСС с многолетним стажем, и даже не как о своей соседке по коммунальной квартире, в которую превратился её дом после того, как я сюда въехал, а как о женщине.
Я пришёл в этот дом для того, чтобы познакомиться с девушкой, которую никогда раньше не видел. Дверь мне открыла Нина Михайловна. В первый момент я подумал, что меня обманули. Девушка оказалась очень даже ничего, но на несколько лет старше, чем мне обещали. Я, конечно, был не против такого знакомства, но совсем не для последующей женитьбы. Пока я раздумывал, что делать, появилась Рая и я растерялся, а глазки у меня разбежались. И хотя я начал встречаться с Раей, но продолжал думать о Нине Михайловне. Она же, как я потом догадался, великодушно уступила меня дочери, чётко выполняя установку партии: всё лучшее – детям. Вскоре мы с Раей женились и вынуждены были поселиться здесь. Рая была этим чрезвычайно недовольна и всё время повторяла, что хочет отделиться. Даже после того как родилась Ленка она продолжала твердить: Давай уедем. В конце концов, мне это надоело, и я сказал: Уезжай, а я остаюсь. С тех пор в нашей семье разговоры об отъезде прекратились, но ссоры стали гораздо чаще. Так вот я хочу выпить за Нину Михайловну, которая явилась причиной этих ссор.
Пока гости пили Борис развернул пакет и все увидели бутылку водки, из горлышка которой торчал миниатюрный флаг с надписью "Победитель соц. соревнования", на месте этикетки красовались карикатурные портреты членов Политбюро с надписью "Московские особые".
– А это специальный подарок Нине Михайловне – переходящее красное знамя за самую большую производственную травму года.
Нина Михайловна натянуто улыбнулась, взяла подарок и поставила бутылку на шкаф. Историю травмы и последующего знакомства с Зубовым все хорошо знали, но чтобы не заострять на этом внимание, Вика позвала Лену и громко спросила:
– Леночка, сколько тебе лет?
– Четыре.
– Хорошо.
– Тебе в детском саду нравится?
– Да.
– Умница.
– Тебе родители книжки читают?
– Да.
– Молодец.
– А кого ты больше любишь маму или папу?
– Себя.
– Кого?!
– Себя.
– За что же ты себя так любишь?
– Мне папа сказал, что я умнее других.
– Почему?
– Потому что я знаю английский язык.
– Ну, так скажи нам что-нибудь.
– Я по-английски разговариваю только с папой.
– Так поговори с ним, а мы послушаем.
Лена побежала на кухню и, взяв отца за руку, повела его в большую комнату:
– Dad, let us go to the dining room, all the guests are waiting for you.
– We do not have time because we should go for a walk, – ответил Борис.
Женщины замолчали, внимательно прислушиваясь к диалогу, а Лена, повернувшись к гостям, сказала, что папа хочет идти с ней гулять.
– Вы все равно не успеете до дождя, – возразила Вика.
– Have you heard it dad?– обратилась Лена к отцу, когда он вышел в коридор и начал одеваться.
– We will go anyway, if there is rain we will come back.
– Боря, подожди. Ты же обещал мне продемонстрировать знания своей дочери, помнишь? – сказала Вика.
– Конечно, помню, Великанида Игнатьевна.
– Ну, так давай.
Гости с интересом наблюдали, как Лена переходила с одного языка на другой. Для них это было неожиданное развлечение. Они уже получили хлеба и теперь им представилась возможность посмотреть необычное зрелище и они тоже хотели проверить, действительно ли Лена так хорошо знает английский. Борис подумал, что они могут оказать на тёщу гораздо более сильное влияние, чем все его доводы вместе взятые. Он сделал вид, что колеблется и вопросительно посмотрел на дочь.
– Let us go for it, dad, – сказала она.
– OK.