– Выражать недовольство. Будешь принимать участие в восстании против царского режима. Платят за это немного, у революционеров всегда были проблемы с финансированием, но зато мы целый день проведём на воздухе, а потом поедем ко мне.
На съёмки участников массовки привезли на автобусе. Там им раздали потрёпанные широкие штаны, архалуки, черкески и картонные ножны от кинжалов. Они переоделись и вышли на улицу. Место было сказочное. Барский дом, около которого проходило собрание местной бедноты, находился на живописном плоскогорье и стоял вдали от всех остальных строений. Теперь это здание служило школой и было недавно выкрашено в белый цвет. Народ должен был бурно выражать своё негодование и после зажигательной речи молодой коммунистки отправлял своих делегатов в Москву с просьбой принять Грузию в Советский Союз.
Во время подготовки к съёмкам режиссёр картины и оператор стали спорить, с какой точки надо снимать. Разногласия возникли из-за того, что в горную панораму нагло влезала неказистая уборная. Её ни с чем нельзя было спутать, а находилась она в самом центре вида на ущелье. Оператор настаивал на том, что снять надо отдельно вид, отдельно народное собрание, а потом всё смонтировать, но эта работа требовала больших дополнительных усилий и времени. Директор считал, что это обойдётся слишком дорого и надо снимать так, чтобы сортир оказался за кадром. Конечно, вид получится не тот, но идеала всё равно никогда не бывает. Этот спор услышал пиротехник, который успел уже хорошо набраться. Он сказал, что может легко удовлетворить обоих спорящих и взорвать уборную. Ведь в барском доме есть новая, а этой уже давно никто не пользуется. К тому же стоит она на краю обрыва и сбросить её вниз не представит никакого труда. От направленного взрыва она улетит в пропасть. Займёт это несколько минут и все будут довольны. Режиссёру идея понравилась. Взрыв вполне вписывался в сценарий. Нужно было лишь дать понять зрителям, что организован он врагами революции с целью запугать бедноту, но после этого народ только сильнее сплотился вокруг партии.
Статисты стали занимать свои места, а пиротехник пошёл готовить взрывчатку. Когда всё было готово, оператор начал искать наиболее удобный ракурс. Вера Данелия зашла на недавно сколоченную трибуну и уже готова была произнести пламенную речь, когда раздался взрыв. Пиротехник, подготовив всё оборудование, случайно нажал на детонатор, но спьяну он что-то неправильно рассчитал, и взрыв, вместо того чтобы скинуть сортир в пропасть, поднял его вверх, разбрызгивая при этом дерьмо во все стороны. Толпа шарахнулась назад, Вера бросилась на землю и закрыла голову руками, а оператор автоматически начал съёмку, переводя камеру с одного объекта на другой. В кадр последовательно попали лежащая на земле молодая комиссарша, участники маесовки, покрытые дерьмом и вполне натурально выражающие свой гнев, барский дом, на белом фоне которого хорошо были видны человеческие фекалии и величественное спокойствие древних гор, прекрасный вид на которые уже не был обезображен нелепым зданием уборной.
* * *
В Тбилиси Борис пробыл от звонка до звонка и Рае это показалось странным. До сих пор если у него было много работы, он тайком от начальства приезжал домой в середине командировки и всегда с нетерпением ждал вечера. Теперь же он пошёл спать ещё до того как она уложила Лену. Это удивило Раю ещё больше. Убедившись, что дочь заснула, она разделась, подошла к кровати и пристально посмотрела на мужа. Он зашевелился, открыл глаза и в темноте, не сразу вспомнив, где находится, пробормотал:
– В-в-вы кто, кто?
– А кого ты ожидал? – спросила она.
– Никого, я целый месяц никого не ожидал. Я отвык от тебя.
Когда она легла рядом, он обнял её, но она отвела его руку и сказала:
– Сначала тебе надо опять ко мне привыкнуть.
Борис заснул, а Рая ещё долго лежала без сна…
* * *
В день рождения Ленина в Советском Союзе устраивали коммунистический субботник, а поскольку руководство Росналадки должно было отчитаться в успешном проведении этого важного политического мероприятия, оно отзывало из командировки всех служащих. Ни важность выполняемого задания, ни его срочность в расчет не принимались. Борю вместе с сотрудниками послали отмечать праздник свободного труда на подшефную овощную базу. Заведующая провела их в дальний угол огромного ангара перебирать картошку.
– Куда ты нас загнала, подруга, – добродушно сказал Тим, – поставь нас на фрукты.
– Нет у меня бананов с ананасами, так что придётся вам заняться картошечкой.
– Как это нет? – возразил Тим, – когда мы шли сюда я своими глазами видел, что есть.
– Их перебирать не надо, они все хорошие.
– Так не бывает, пойдём посмотрим.
– Не надо ничего смотреть, я знаю что говорю, работайте там, куда вас поставили.
– Так ведь ты и переставить можешь, это от тебя зависит.
– Что ты пристал как банный лист, делай, что тебе сказано и не возникай.
– Ты ещё не знаешь, как люди возникают, – возразил Тим.
– Если будете препираться я вообще никакой справки вам не дам.
– Не дашь? – удивились братья Лучко и стали не торопясь на неё наступать, – ты, родненькая, нас с кем-то путаешь. Нам ты всё дашь, не только справку.
– Но-но-но, ребята, – выскочил вперёд парторг, – давайте не будем спорить и сделаем так, чтобы всем было хорошо. Полдня поработаем на апельсинах, а полдня на картошке. Ведь это же можно устроить? – обратился он к заведующей. Она струхнула и парторг почувствовал это.
– Ну, вот, совсем другое дело, – примиряющим тоном сказал он, – а начнём, естественно, с апельсинов. Пошли, ребята.
Когда наступило время обеда, мужчины сдвинули ящики и стали раскладывать еду. Она была больше похожа на закуску к тем бутылкам, которые они предусмотрительно захватили с собой. Естественно, что после такого обеда работать никто не собирался.
Это было совсем не похоже на то, как себя вели на празднике труда работники НИИ автомобильной промышленности. Когда их послали в какое-то вонючее помещение перебирать гнилые овощи, они безропотно согласились. Тамошняя заведующая в качестве поощрения обещала дать им справку, когда они выполнят работу, но увидев, что они сделали всё за два часа, дала им ещё одно задание. Они стали спорить, напоминать её обещание и взывать к совести, но женщина, выслушав их, заявила, что их прислали сюда на весь день и исключений она ни для кого делать не собирается. В ответ они применили тактику, которую хорошо освоили на своей основной работе: стали тянуть время. После продолжительного обеда и многократных перекуров они дотянули до конца дня.
Теперешние сотрудники Бориса вели себя более прямолинейно. Когда они возвращались домой, Тим сказал Борису, что в следующем сезоне его друзья собираются на шабашку в Казахстан и зовут его туда бригадиром. За шесть месяцев они там зарабатывают столько же, сколько он здесь за пять лет. Работать, конечно, придётся много, но оно того стоит и если Боря хочет, может к ним присоединиться.
– Мне надо подумать, – ответил Коган.
Вечером он сказал Рае о предложении сотрудника.
– Я против, – ответила она, – мне и эта твоя работа не нравится. Ленка видела тебя за последний месяц всего пять дней. Она всё время спрашивала, когда ты вернёшься. Её не устраивают никакие объяснения, ей нужен отец. Несколько раз она даже предлагала мне взять другого папу.
– И ты брала?
– Пока нет, но я не хочу иметь мужа-заочника.
– Какой же я заочник, я бываю дома гораздо больше, чем в командировках и если я поеду с Тимом, мало что изменится, а денег привезу на несколько лет вперёд. Шабашники зарабатывают как короли.
– Я рада за них.
– Рая, мне тоже не хочется мотаться по всему Союзу, но богатым легче жить, и на работу, кстати, тоже проще устроиться. Лет за пять мы сможем обеспечить себе нормальное существование. Машина, квартира, мебель, отпуск, да что угодно. Как говорил председатель Мао – пять лет упорного труда, а потом сто лет безоблачного счастья.
– Нет, Боря, я не хочу тебя делить с военно-полевыми жёнами.
– Да не было у меня никаких жён.
– Считай, что я тебе поверила, но если хочешь быть со мной, ищи нормальную работу.
– Конечно, я хочу быть с тобой, а насчёт военно-полевых жён не беспокойся. На шабашке люди вкалывают без выходных и по двенадцать часов в сутки. На развлечения там не хватает ни времени, ни сил. Конечно, я несколько месяцев буду вне дома, но зато потом в полном твоём распоряжении.
– Тогда давай сразу разведёмся.
– Не собираюсь я разводиться, – сказал он, пытаясь её обнять.
– Не собираешься – ищи нормальную работу, – повторила Рая, стряхнув его руку с плеча, – пока тебя не было дома, твой друг-художник несколько раз упрашивал меня позировать ему для портрета.
– И ты позировала?
– Я тебе уже говорила. Пока нет, но если тебя долго не будет, я подумаю.
– Рая, тебе гораздо легче, чем жёнам моряков, они большую часть жизни проводят в одиночестве.
– Я выходила замуж не за моряка.
– Но ведь деньги-то какие.
– Это не самое главное, я хочу, чтобы у моей дочери был отец, а у меня муж.
– Чтобы найти другую работу, нужно время.
– Увольняйся, а пока ты будешь искать, мы поживём на мою зарплату.
– Ты уверена?
– Да.
– Ну, смотри.
Боря уволился и несколько месяцев очень правдоподобно делал вид, что ищет работу. Он рассказывал Рае о визитах в бюро по трудоустройству, о редких собеседованиях и неутешительных результатах. Он говорил, что зима это мёртвый сезон, предприятия ещё не знают планов на год. Какое-то шевеление начинается только весной, но ему ничего приличного пока не подворачивалось, а менять шило на мыло не стоит.
Через три месяца бюджет семьи Коганов исчерпался. Просить у друзей Рая не хотела, а Нина Михайловна хотя и помогала, но каждое благодеяние сопровождала нравоучениями. После одного из них Боря вновь заговорил о шабашке. Рая ничего не ответила и, истолковав её молчание как знак согласия, он позвонил Тиму.
* * *
Боря считал себя физически очень здоровым человеком, но первые несколько дней в Казахстане от тяжёлой работы у него ныли все мышцы. Он добросовестно рыл канавы и перемешивал цемент, прекрасно понимая, что его новые товарищи незаметно за ним следят. Тим предупредил, что некоторые из них мотали срок и с ними нужно быть начеку. На третий день, чтобы дать Борису немного отдохнуть, Тим взял его с собой в правление колхоза. Накануне председатель сказал ему, что экскаватор сломался, а механик, несмотря на обещанную премию, починить его не может и, значит, ребятам придётся копать фундамент вручную. Выторговать за это дополнительные деньги Тиму не удалось, а поскольку он знал, что Боря кончал автодорожный институт и разбирался в двигателях, то надеялся, что он сможет отремонтировать экскаватор. Председатель, выслушав Тима, согласился.
– Если я починю экскаватор, вы дадите мне премию? – спросил Борис.
– Да.
– А сам экскаватор мы сможем использовать, когда захотим?
– Разумеется.
– Где он находится?
– В гараже.
– Я хочу посмотреть, в чём там дело.
– Да чего смотреть, там двигатель менять надо, – сказал огромный детина, заходя в кабинет, – я слышал, о чём вы говорили.
– Знакомьтесь, ребята, – сказал председатель, – это Серёжа, он заведует нашим автохозяйством.
– Привет, – сказал Борис, – я всё же хочу посмотреть, в чём дело.
Следующие несколько дней он провозился в мастерской, отремонтировал экскаватор и перегнал его на стройку, а в конце недели вместе с Тимом пошёл в правление за премией. Председатель сказал, что он её уже отдал Серёже. Для финансового отчёта ему так удобнее, а уж Серёжа обещал поделить деньги честь по чести.
– Где он сейчас?
– В гараже.
– Едем в гараж, – сказал Борис.
– Ты видел этого амбала? – угрюмо спросил Тим, когда они вышли из кабинета, – в нём, наверное, два метра роста.
– Едем, – повторил Борис.
– Ты хочешь, чтобы тебя покалечили?
– Нет, я хочу взять свою долю.
В гараж они зашли вместе. Там был Серёжа с двумя трактористами.
– Мы приехали за деньгами, – сказал Коган.
– За какими деньгами?
– Которые тебе дал председатель.
– Они уж истрачены. Я ребятам угощение купил. Если хотите, можете налить себе, там ещё осталось. Немного конечно, но вам хватит, я слышал, что городские много не пьют.
При этих словах его собутыльники загоготали.
– Давай деньги, – повторил Боря.
– Ребята, смотрите, этот сморчок хамит, – сказал Сергей, обращаясь к своим приятелям, – а ну, пошёл отсюда! – Он схватил Борю за ворот рубашки и хотел отбросить его к двери, картинно продемонстрировав свою силу. По сравнению с остальными присутствующими он действительно выглядел великаном, но Боря быстрым движением перехватил руку тракториста и нажал на болевую точку. Тот на секунду застыл на месте, хватка его ослабла, а Коган ударил его ногой в пах, взял за волосы, со всей силы приложил его голову к своему колену и оттолкнул уже обмякшее тело.
– Если ты не вернёшь деньги, будет хуже, – спокойно повторил Борис.
Сергей несколько секунд приходил в себя, а потом, схватив монтировку, бросился на Когана, но движения его были чуть замедленны. Боря увернулся и, повторив хорошо отработанную серию, уже продолжал бить в кровавую массу, которая за несколько минут до этого была улыбающейся самодовольной физиономией. Затем, дав возможность телу упасть, сказал:
– Давай деньги, сука.
– У меня нет.
– Давай, что осталось.
Сергей с трудом вынул из кармана купюры.
– Завтра принесёшь остальное.
– У меня больше нет.
– Меня это не интересует. Чтобы до обеда деньги были.
На следующий день один из его собутыльников принёс оставшуюся сумму. Боря отдал её в общий котёл. После этого его сотрудники уже не следили за тем, добросовестно ли он работает, а когда в конце шабашки делили заработок, то к его доле добавили премию за ремонт экскаватора. Это сильно подняло его авторитет в собственных глазах и он возвращался домой в прекрасном настроении. Он был в выгоревшем комбинезоне, чёрных очках и кепке. Физиономию его покрывала густая борода, которую он не брил с первого дня работы. Боря испытывал ностальгическое чувство к своему облику и одежде, понимая, что скоро с ними придётся расстаться. Зайдя в автобус, он встал на задней площадке и начал рассматривать пассажиров. Впереди, почти в самом начале салона, Володя Муханов разговаривал с очень симпатичной блондинкой. Боря хотел было окликнуть приятеля, но что-то удержало его и он начал наблюдать. Женщина откровенно флиртовала с Мухановым. Володя же вёл себя более сдержанно, но, как и она, всецело был занят разговором и ни на кого не обращал внимания. Боря смотрел на него в упор и, почувствовав это, Володя оглянулся, но скользнув взглядом по загорелому бородачу в выгоревшем комбинезоне, тёмных очках и надвинутой на глаза кепке он Когана не узнал. Боря не думал, что он так сильно изменился, и ему уже хотелось проверить, узнает ли его собственная дочь. Сомнения его рассеялись, когда она открыла дверь и, бросившись ему на шею, сказала:
– Папочка, ты стал ужасно колючий. Сбрей эту дурацкую бороду.
Боря действительно сильно изменился за время шабашки. Он так привык использовать матерные загибы, что первые несколько дней ему очень трудно было разговаривать с Леной: слишком уж резким был контраст королевского английского и русского матерного. А когда период адаптации прошёл, он решил на английский больше сил не тратить. Зачем? Заниматься им из любви к искусству глупо, а вероятность того, что он пригодится, практически равна нулю.
Теперь у Бори было много свободного времени и он рассчитывал отдохнуть до следующего сезона. Долгое отсутствие примирило его с Раей, а тяжёлая физическая работа отвлекла от неприятных мыслей. Он соорудил дома турник и каждый день подолгу занимался спортом. В остальном он вёл лениво-размеренный образ жизни: утром отвозил Лену в детский сад, вечером забирал её оттуда и пешком шёл с ней до дома. Его обязанностью также стало готовить, ходить в магазин и убирать квартиру. В остальное время он читал или сидел перед телевизором. В общем, так же как и его отец, выполнял обязанности домашней хозяйки. Однако вскоре эта идиллия закончилась: у Софьи Борисовны обнаружили рак.
Болезнь быстро прогрессировала и Боря начал искать лекарства. Приличных болеутоляющих в Советском Союзе не было, а привозные стоили огромных денег. Узнав их цену, Боря невольно охнул, а женщина, обещавшая их достать, сказала:
– Лечиться даром – это только даром лечиться.
До сих пор сам он пользовался бесплатной медициной, а лекарства всегда покупал в аптеке. Теперь же, когда ему пришлось платить за контрабанду, он лишний раз убедился, что не зря поехал на шабашку. Как только Софья Борисовна начала принимать французские таблетки, боли значительно ослабли, а она, понимая, что долго не протянет, стала искать способы побыстрей закончить свои мучения. Яков Семёнович понял её намерение и внимательно следил за ней, давая только болеутоляющие. Страдания жены подкосили его. Он сильно ослаб и с трудом передвигался по дому. Боря большую часть времени проводил у родителей. Рая помогала ему, но уже не требовала срочно устроиться на работу, понимая, что платить за сиделку они не смогут.
В начале лета состояние Софьи Борисовны стало безнадёжным. Чувствуя приближение смерти, она позвала сына и начала объяснять ему, как организовать похороны. Давая последние указания, она иногда замолкала. Казалось в батарейках, которыми питался её организм, не хватало энергии и её мозг на время прекращал функционировать. Потом батарейки заряжались, мозг получал необходимую подпитку и она продолжала говорить, но такие периоды становились всё короче, а перерывы между ними всё длиннее и, наконец, энергия иссякла.
Борис позвонил в бюро ритуальных услуг и мать увезли в морг. Отец сидел рядом и плакал. После смерти жены главная нить, связывавшая его с жизнью оборвалась и делать ему в этом мире было нечего. Боря стал готовить себе постель, но Яков Семёнович сказал, что переночует один.
– А ты не боишься? – спросил Борис.
– Мне уже нечего бояться, – ответил он, – иди домой, в случае чего я тебе позвоню.
Боре очень хотелось увидеть Ленку и побыть с Раей. Сейчас это было ему особенно необходимо. Он знал, что после такого печального события только жена сможет его успокоить.
На следующее утро он позвонил отцу, но Яков Семёнович не брал трубку. Боря решил проверить, в чём дело и поехал к нему.
Отец был мёртв.