– Пойдёмте, Галя. Спокойной вам ночи! – говорю сразу всем в палате.
– Когда мне Клава рассказывала про руку, ну когда вы зимой, то я не поверила, – извиняющимся тоном говорит Галя уже в коридоре.
– По-моему, всё нормально, – я слабо улыбаюсь. Надо же – подустал.
– Это – нормально?
– Главное, что об этом не стоит долго и много говорить. Галя, я пошёл в приёмный и буду там. Если что – зовите.
– Если температура упадёт, то всё равно укол делать?
– Если только на градус, то делать. И историю мне, пожалуйста.
– В приёмный или в кабинет?
– В приёмный.
Спускаясь по лестнице, уже вижу Ванькину лохматую башку. Они с Павлом что-то живо обсуждают.
– Всё привез? – сразу спрашиваю я Ваньку, не успев поздороваться.
– Ага, всё! Там уже правильную капельницу ставят.
Захожу в смотровую. Цвет лица мужчины слегка изменился в лучшую сторону. Елена Михайловна осторожно пробует пульс.
– Ну как? – шёпотом спрашиваю её.
– Успел ваш брат, слава богу. Тут, как мне кажется, стабильно.
– В такой ситуации это уже неплохо.
Выходим в коридор.
– Что там, в двадцать четвёртой? – спрашивает Елена Михайловна.
– Рецидив воспаления лёгких у почти вылеченной старушки. Кто такая Нюра?
– Опять она что-то забыла? – вместо ответа сама задаёт вопрос Шитова.
– Так… Ничего особенного. Просто полдня в палате было открыто окно, пока вечером его не закрыла Светлана Сергеевна. Результат я сейчас видел.
– Сейчас, минутку… Лиза! – зовёт Елена Михайловна. – Последи за капельницей в смотровой.
Лиза покорно идёт в смотровую.
– Нюра – это многолетняя беда этой больницы, – рассказывает Шитова уже в коридоре. – Всё время что-то недоделывает, забывает, и всё такое. Как только её начинают ругать за прегрешения, она сразу кричит, что уволится. Сейчас санитарок днём с фонарём, все сразу пасуют, и всё остаётся по-прежнему.
– Так, может, уволить ее к чёртовой матери? – осторожно спрашивает Павел.
– А мыть этажи кто будет? – Шитова поворачивается к нему и укоризненно качает головой. – Мы с вами под руководством Александра Николаевича?
– А давайте, я ночью всё помою, – вдруг вмешивается Ванька. – По крайней мере, чисто будет.
– Ваня, ваш благородный порыв мне понятен, – старшая с улыбкой смотрит на него. – Я уже поняла, что вы всегда готовы подставить плечо. Только если уж вас использовать таким образом – лучше помыть кабину лифта. Вот Павел Николаевич говорит, что на выходных его отремонтируют и можно будет пользоваться, а кабина невозможно грязная.
– Ну, Ванюха, ты попал… – подсмеиваюсь я. – С Еленой Михайловной не забалуешь.
– Так я готов! Елена Михайловна, скажите, где взять тряпки, щётку, ведро, ну и мыло какое-нибудь. Моющих средств, наверное, ведь нет!
– Пойдёмте…
– Там женщина пришла… – сообщает охранник.
– Ленка, наверно, – и Павел идёт встречать.
Расположились перекусить. Вскипятили чайник. Такая милая, почти семейная обстановка.
– Надо Ваню позвать, – спохватывается Елена Михайловна и, глядя на меня, говорит с укором: – Забыли вы про брата.
– Это пока ваш сотрудник, – ехидничаю я. – Вам и разбираться.
– Начальство всегда выкрутится! – в тон мне отвечает она и собирается выходить.
– "Скорая" пришла, – докладывает охранник, практически вталкивая её обратно.
Выходим встречать.
– Принимайте жертву поножовщины, – хмуро сообщает фельдшер. – Удар в живот. Боялись не довезти. Думаю, большая потеря крови.
Осматриваем парня. Одет более чем… Ясно – не сельский.
– Я ничего… Я сейчас… – бормочет он, бессмысленно водя взглядом по нашим лицам. – Я сейчас… Только… папе… не надо…
Кошмар… Рана от кровотечения залеплена обычным пластырем. Значит, всё там, внутри…
Этого мне только и не хватало! Раза три я ассистировал в Булуне Николаю Фёдоровичу в похожих случаях, но сам ещё ни разу не оперировал. Это тебе, Елизов, не аппендициты резать. Чувствую своей холкой обычный мерзкий страх. А что мне остаётся в этой ситуации? Глаза боятся, а руки делают. Ведь если не я сейчас, то больше уже никто этому парню не поможет. До города он не доедет. Смотрю на Шитову.
– Давно последний раз в операционной стояли?
– Почти три года назад…
– Готовьте операционную. Паш, позови Ваню. Надо его по лестнице поднять.
– Так давайте и я помогу, – предлагает охранник.
– Спасибо. Втроём будет поаккуратнее, – соглашаюсь я.
Павел с Леной во все глаза смотрят на меня.
– Ребята, ужин откладывается.
– Ничего… Это всё потом…
В операционной вместе с Еленой Михайловной готовим парня к операции. Он стонет и дёргается.
– Не знаю, что делать с анестезией, – озабоченно вздыхает старшая медсестра. – Мы же не знаем, что ему можно.
– Погодите… Сильно плохо? – спрашиваю я парня, заставляя его обратить на меня внимание.
– Пло-охо… – стонет он.
– Как звать?
– Саша…
– Я тоже Саша. Значит, мы тёзки, – я улыбаюсь, стараясь не отпустить его взгляда.
Парень в ответ тоже пытается улыбнуться.
– Значит, так, Саша, – начинаю я медленно говорить, глядя ему в глаза, – чтобы стало лучше, тебе сейчас надо поспать. Проснешься, и тебе будет гораздо лучше. Поэтому давай, засыпай… Ты сейчас будешь спать… и не будешь ничего чувствовать… Просто будешь спать… Ты очень хочешь спать… На счёт три ты заснёшь… Раз… Два… Три!
Делаю лёгкий щелчок пальцами и вижу, как закрываются его глаза.
– Так, Елена Михайловна. У нас с вами часа три есть. Вперёд!
У неё вид человека, ударенного пыльным мешком.
– Александр Николаевич! Вы что…
– Елена Михайловна, у нас с вами ещё будет время об этом поговорить за чашкой кофе. Поехали! Работаем!
…Усталость сгибает. Пациент в палате. Кажется, обошлось… Сижу у стола, тупо уставясь в чашку с кофе, и не могу заставить себя взять её в руку. Два с половиной часа мы с Шитовой трудились над этим парнем. У меня всё время в голове звучал голос Михал Михалыча, который говорил мне про точнейший расчёт любого моего движения. Пришлось позвать Ваньку, который почти всё это время стоял рядом со мной и вытирал с моего лица пот, при этом стараясь не смотреть на операционный стол.
– Саш… Сашка! – с трудом доносится до меня Ванькин голос. – Хоть кофе попей!
– Водки бы… – выдавливаю я. – Жаль, что нельзя.
– Нужно! – резко звучит голос Елены Михайловны, и передо мной появляется мензурка. – Пейте! Это спирт.
– Елена Михайловна, нельзя мне, – вяло отбояриваюсь я. – Вдруг ещё кого-нибудь привезут.
– Пейте, я сказала! Если привезут, то от вас сейчас толку столько же будет, сколько от моего младшего. Пейте! Ну!
– Сашка, пей, тебе говорят! – в один голос кричат на меня Ванька с Павлом.
Беру мензурку и осушаю.
– Молодец! – одобряет Павел и интересуется: – А сколько вашему младшему?
– Четырнадцать. Александр Николаевич, а теперь на кушетку и спать! Хотя бы час, – жёстко приказывает Шитова. – Это я вам как медик говорю.
– Сашка! Хватит геройствовать! Чем быстрее ты отрубишься, тем быстрее приведёшь себя в порядок, – поддерживает её Ванька.
– Ладно, пора вспоминать про солнышко и пляж, – вяло говорю я и перебираюсь на кушетку, стоящую тут же. – Только если что – будите!
– Не сомневайся! – бурчит Павел.
– Весело у вас тут, – со вздохом шепчет Лена, до сих пор сидевшая безмолвно. – Скучать не приходится…
– Так это же и прекрасно! – Елена Михайловна встряхивает причёской, и это последнее, что я вижу и слышу.
* * *
Выпроводил Ваньку на работу. Всё-таки я заставил его три часа поспать этой ночью. Бедняга. Он-то за что страдает? Павла с Леной я тоже выпроводил домой, как только сам проснулся. Это было часа в четыре. Елену Михайловну, проснувшись, я заставил лечь поспать на третьем этаже. Сам с Лизой теперь сижу возле нашего инфарктника. Пока всё тихо.
– Здравствуйте, работники!
Поднимаю голову. Марья Васильевна! Шесть часов… По ней можно часы проверять!
– Доброе утро, Марья Васильевна! Павел Николаевич ту выгнал. Вы там сами посмотрите, что она вам оставила. Подсобница осталась.
– Ладно, разберусь, – по-старчески ворчливо откликается она. – Только на подсобницу у меня есть подруга моя. Можно ещё найти… Мне бы лучше двух. Выходные-то у меня должны быть!
– Значит, будут две! Обещаю.
– Спасибо. Ну я пошла.
– Это кто? – спрашивает Лиза, когда она уходит.
– Новая повариха.
– А ту выгнали? – с тихим восторгом спрашивает Лиза.
– А что с ней ещё делать? Она же алкоголичка!
– Не, всё правильно. Больные так жаловались… – рассуждает она и вдруг стреляет глазами. – Александр Николаевич, у вас такой классный брат!
– Тебе понравился Ваня? – я невольно ухмыляюсь.
– Угу… Такой серьёзный… и симпатичный…
– Лиза, а ты почему пошла именно в медицинское училище? – меняя тему, задаю я вопрос, который меня интересует с первого знакомства с ней.
– Ну, Александр Николаевич… Надо же было куда-то идти после школы.
– Скажи, а ты понимаешь, что сегодня тут у нас произошло?
– Елена Михайловна сказала, что вы спасли две жизни…
– Ну жизни спасали мы все вместе, – поправляю её.
– Что, и я тоже? – она поднимает брови.
– Ты же сидела с больным, за капельницей следила…
Я не даю ей впрямую ответа, но обращаю её внимание на причастность ко всему, что сегодня происходило.
Видно, как Лиза задумывается.
– Александр Николаевич, а вы всегда хотели стать врачом?
– Нет, Лиза… Я по первому своему образованию инженер-механик. Вот на выходных лифт наш чинить буду.
– Что, правда?
– Правда.
– А почему вы потом стали врачом?
– Знаешь, когда понимаешь, что только ты можешь спасти своего родного и очень любимого человека, в голове происходит своеобразный переворот. Ты на всё начинаешь смотреть по-другому. Тебе становится интересно всё, что может помочь это сделать. Так было со мной.
– И поэтому вы стали врачом?
– Наверно, поэтому… Мне стала интересна медицина. Я стал читать умные книги, искать учителей, которые мне могут растолковать разные премудрости, ну и так далее.
– Александр Николаевич, а как вы думаете, у меня получится быть хотя бы медсестрой?
– Если не будешь интересоваться своим делом, то не получится ничего. Причём это в любом деле. Повторяю, если человек работает без интереса, где бы он ни работал, результата не будет.
– Вы говорили, что искали учителей. Что, всяких профессоров?
– Да нет же, – с некоторой досадой говорю я, потому что мне кажется, что она совсем бестолковая. – Моей первой учительницей была медсестра Вера Петровна. Я ведь начинал с того, что выносил горшки, перестилал кровати, потом стал ещё и разносить таблетки. Потом начал делать уколы…
– Вы и уколы умеете делать?
– Умею. И умею так, что больной не чувствует, как я делаю. И это потому, что я очень хочу, чтобы ему не было больно. Ему ведь и так плохо, зачем же причинять человеку лишние страдания?
– А вы думаете, меня будут учить, если я попрошу?
– Даже не сомневаюсь. У нас же такие прекрасные сёстры. И Елена Михайловна, и Клавдия Лаврентьевна. И другие тоже. Обратись! Уверен, тебе помогут. Ты же, наверно, заметила, что у нас на отделениях медсестёр не хватает.
Только тут я замечаю, что, совсем не скрываясь от нас, в уголочке стоит Елена Михайловна. Это, значит, она стояла, как мышка, и слушала мою воспитательную беседу. Показываю ей глазами – мол, идите отсюда. Выходит.
– Ну, Лиза, я пойду, проверю, как себя чувствует наш прооперированный, а ты тут поглядывай, – и показываю на смотровую: – Надеюсь на тебя.
На втором этаже нахожу Шитову.
– Что ж… Посмотрим, погиб ли в вас Сухомлинский, – иронично замечает она.
– Знаете, Елена Михайловна, в Булуне у нас был молодой парень, кардиолог. Разгильдяй разгильдяем! Никто ничего с ним сделать не мог. Даже Кирилл Сергеевич, в котором уж точно погиб Сухомлинский. Однажды, и это было в новогоднюю ночь, от его решения зависела жизнь пациентки. Тоже обширный инфаркт. Он испугался принять решение и позвал меня. Я решил за него. И это стало для него встряской. Он наконец-то понял, что от наших действий зависит, жить или не жить человеку. Короче, Петьку сейчас не узнать. Работает прекрасно. Вот я и думаю, может, и с Лизой когда-нибудь что-то такое произойдёт…
– Дай бог! Обещаю вам, что если она ко мне подойдёт, то с максимальным терпением буду ей всё объяснять и показывать.
– Спасибо. Скажите, вам удалось хоть немного отдохнуть?
– Да, я немного поспала. А что?
– Хочу отправить вас домой.
– Ну знаете, Александр Николаевич! Я же уже вам объяснила! – Шитова возмущённо сверкает глазами. – И вообще… Не ожидала я от профессионала такой близорукости! Уж вы-то должны были понять, что значит истосковаться по хорошей нормальной работе. У меня сегодня в операционной просто душа пела!
– Не знаю, не расслышал в запарке, – усмехаюсь я.
– Да ну вас! – она машет рукой и смягчается. – Вы поймите, несколько лет здесь не было правильной работы. Мы, те, кто привык работать правильно, отдавать здесь всё, ведь, как вы сказали Лизе, от наших действий зависит, жить человеку или нет, мы задыхались тут…
– А сейчас?
– Хотите, чтобы я вас похвалила? Похвалю. Тяжело, но дышится свободно. Домой идти не хочется. Да вы же и сам такой. И брат ваш такой же. И Павел Николаевич. Александр Николаевич, команда подбирается! Эта ночь всё показала.
– Ладно, как хотите. У меня просьба. Обратите особое внимание на парнишку. Я сейчас схожу, сам ещё раз посмотрю.
– Я уже была там. Поверьте, всё нормально для его случая. И Галю я предупредила, чтобы передала по смене. А вот что с инфарктником будем делать?
– Ну там тоже получше. Его надо будет осторожно перенести в реанимацию.
– Угу… На третий этаж! Кто понесёт?
– Я и два охранника. Придёт смена, и я попрошу.
– Ещё… Александр Николаевич, там, в операционной… Это гипноз?
– Да.
– Мне Клава рассказывала, но я почему-то не поверила. Уж больно странно это, согласитесь!
– Тогда тоже так было нужно. По-другому было нельзя.
– А сегодня?
– Сегодня тоже. Хотите, признаюсь?
– В чём?
– Такую операцию, как сегодня, я делал первый раз в жизни. Ассистировал неоднократно, но чтобы самому…
– Вы со мной, наверное, опять кокетничаете, – строго говорит Елена Михайловна. – Я не первый раз стояла в операционной. Я видела ваш профессионализм. Зачем же вы так про себя?
– Ну не хотите верить – не верьте.
– Не верю. И другим скажу, чтобы не верили. Ясно вам? – она прекрасно улыбается, и мне непонятно, правда ли, что она не поверила.
Девять утра. Пациент с инфарктом уже в реанимации. Спасибо охранникам.
Попросил всех собраться в ординаторской на втором этаже. Хочу просить об одной услуге. Рано утром Марья Васильевна зазвала меня на пищеблок для дегустации завтрака. Это было чудо. Действительно, она из всего может сделать конфетку. Хочу об этом рассказать всем.
Ну вот, собрались… Ого! Взгляды сегодня совсем не такие, как раньше. Тёплые!
– Дорогие коллеги, – начинаю я, – есть у меня к вам одна просьба. Наши пациенты уже позавтракали и, наверное, смогли оценить работу нового повара. Да-да! У нас с сегодняшнего дня новый повар! Пожалуйста, во время обхода спросите всех, как им понравился завтрак. Хорошо?
– А самим-то попробовать можно? – подаёт голос Пётр Максимович.
– Раньше надо было, Петя, – отзывается Семён Викторович. – Я тут с половины восьмого – и успел попробовать. Могу ответственно доложить. Всё более чем съедобно. Просто вкусно! Буфетчица замучилась добавки носить.
– Неужели? – искренне удивляюсь я.
– Точно так. Но, Александр Николаевич, мы всё равно спросим. Вы правы. Надо на этом заострить внимание.
Ох, молодец Семён Викторович! Сразу понял "глубину" моего замысла.
– Ну тогда у меня всё.
– А можно вопрос? – не унимается Пётр Максимович.
– Конечно!
– Вообще-то их у меня два. Первый: вы что, каждую ночь собираетесь дежурить? Ну и сразу же второй: когда кончатся купленные вами, Александр Николаевич, препараты, чем лечить больного будем?
– Отвечаю на первый вопрос. Если надо – буду дежурить каждую ночь. Я ещё молодой, сил пока хватает. На второй вопрос у меня пока ответа нет, – честно признаюсь я. – Но я не мог поступить иначе. Мы бы его не отстояли. Ну ладно. Дискуссию на эту тему можно продолжить потом, а сейчас надо делать обход.
– Александр Николаевич! – это опять Пётр Максимович. – Я думаю, все согласятся: мы пошли делать обход, а вы идите-ка в свой кабинет и поспите немного. Верно я говорю?
Небольшой коллектив выражает своё согласие.
– Александр Николаевич, я как ваш официальный зам настоятельно прошу вас отдохнуть, – строго говорит Светлана Сергеевна. – А то до нашего возраста можете и не дожить.
– Ладно. Подчиняюсь. Если что, вы меня разбудите.