В лице Веэв появилось недоумение, тотчас же сменившееся на тревогу и смятение.
– Как же так? Обо всех изменениях по закону сообщается за два месяца. Чисто психологически необходимо подготовиться, все взвесить. Получается, потрудился я на свою голову, взяв свои руки разработку техзадания на услугу.
– Понимаете, Владимир Владимирович, все мы – заложники своих мыслей. Этот парадокс еще никто не разрешил, – с философским спокойствием ответила Лера. Вася, между тем, молчал и, похоже, готов был сгореть от стыда.
Сделав короткую паузу, Лера с обворожительной мягкостью продолжила:
– На мой взгляд, очень целесообразна такая комбинация. Вы уходите на заслуженный отдых с очень приличным выходным пособием. Через месяца два-три снова оформляетесь, как инженер по охране труда, или по другой должности – придумаем! В итоге и капусту срубите, и непыльную работку обретете.
Веэв молчал. Мертвенная бледность обезображивала лицо. Лера поспешила ретироваться.
– Василий Петрович, тебе задание: напоить чаем отпускника и показать новый кабинет. Представьте, Михалыч, – у вас будет индивидуальный кабинет, а не рабочая комната, где из-за гомона коллег нет возможности сосредоточиться. Вы не волнуйтесь! Сами говорили, что сейчас время перемен, а, значит, многие нормы работают по другому – и времени на обычные процедуры просто нет. Разве я не права? Не сердитесь нас, поймите правильно… Ладно, я побежала.
В секретарской возился с электропроводкой Леша. Он был в рабочей спецодежде с сумкой инструментов: из инженера его на месяц перевели электромонтером – в качестве дисциплинарного взыскания. С утра Лера дала ему задание перевешать светильники верхового освещения, перемонтировать электророзетки и установить светильники местного освещения за секретарским столом и за компьютерным столиком – это два ее рабочих места, за которыми она попеременно работала в течении дня, если не учитывать кабинет шефа, который также считала своей рабочей зоной… как, впрочем, и все здание управления.
Пока она ходила проведать Веэв, пришла Анька и стала мыть пол.
– Тебя никогда не учили наводить порядок? – строго спросила Лера. – Так я тебя поучу. Во-первых, сначала необходимо убрать влажной тряпкой пыль.
Анька, фыркнув, вытащила из бокового кармана комбинезона нечто, напоминающее носовой платок, смочила его в том же ведре, где была тряпка для пола и, гадливо сморщив губки, принялась протирать стол.
Лера не унималась:
– Ты чего из щели свой прокладку вытащила, которая не чище этой воды в ведре? Ты мне что, заразу здесь растираешь по столам, сопли и слизь свою? Так, быстро сходила за специальным ведерком, налила чистой воды, взяла чистую белую тряпочку и таким вот образом протерла все столы и шкафы! И так каждый день. И в моем присутствии. Попробуй не исполнить или огрызнуться – мало не покажется, на всю жизнь не отмыться будет.
Аня выпрямилась и с дрожащими от возмущения губами в упор посмотрела на Леру, которая ухватилась за этот взгляд, как за нож, и с жесткой усмешкой продолжила куражиться, вонзая этот нож в нее же:
– Хочешь мне возразить, но не знаешь – как? Что вылупилась? Нашла время в гляделки играть!.. Или хочешь обругать – у меня это получится хлеще, с троекратным перевесом, даже без любимых твоих матерных слов размажу по стенке (Леша, невольный свидетель, закивал головой Аньке: она может, может!). Доказывать, перечить – бесполезно. Наоборот будет: сегодня здесь вымоешь два раза. Сначала до того, как Леша у меня проводку заменит, затем – после. Не хочешь – вот листок бумаги, пиши заявление об увольнении. А хочешь стабильный заработок и какую-никакую перспективу, живо принимайся за работу. Леша, кстати, не ерепенится: пашет и пашет.
У Ани брызнули слезы, которые она словно не замечала, не в силах оторвать глаза от Леры.
– Так, пять минут перекура тебе на слезы. Иди, сделай паузу в рабочем такте. Кому слезы, кому курево, – презрительно бросила Лера и занялась, как ни в чем не бывало, своими делами.
Аня выбежала из секретарской.
– Круто ты ее обделала, – с невольным уважением и заискивающей улыбкой начал было Леша.
– А ты чего осклабился. Пялишься на нас, когда мы говорим. Работы мало? Сейчас подметать у меня пойдешь.
– С удовольствием, Валерия Александровна. Что бы ни сказала – все сделаю. Как говориться, слушаюсь и повинуюсь. Разрешите, я проводочек продерну под вашим столом, – он встал на четвереньки и стал пробрасывать проводку. – Меня мучит вопрос. Можно задать?
Лера никак не отреагировала.
– Когда ты мне отдашься?
– Ты меня зае…л одним этим вопросом! Еще раз услышу, скажу – никогда. Я сама решаю: где, когда и с кем. Понял? Повтори.
– Ни слова о любви и трах-бабахе. Ты сама скажешь: где и когда.
– Почти правильно понял. Ты еще не созрел для меня. Не дорос. Я тебя все подтягиваю-подтягиваю, но результаты пока на твердую троечку. А я троечников не люблю. Пачкаться только с ними.
– Быть может, я ревную. Своими руками готовлю премьеру реалити-порно. И главное: с кем в главной роли? С тобой! С той, которую сам хочу, и никому бы не отдал.
– Хорошо сказал! Но не парься, дружок. Мы это делаем в интересах нашего будущего. И как это будет – понятно же, что хочется выйти с наименьшими потерями… Кстати, сегодня должен все смонтировать. Завтра у них совещание. Надо опробовать. Шефу я сказала, что ты заменишь проводку также к компьютеру. Обычные провода заменишь на оптико-волоконные, чтобы побыстрее у него комп информацию передавал, хотя комп у него тупит от хозяина на самом деле… У тебя провода-то есть оптико-волоконные?
– Да вроде есть. Метров пять всяко-разно найду.
– Найди и постарайся сделать хорошо – по острию ножа ходим… Мне сейчас заходить к шефу: занести почту. Задержусь у него минут на пятнадцать. Ты у меня за телефонами посиди. За Анькой проследи, чтобы уборку сделала, как положено, то есть – как я сказала. Помощником что ли тебя каким-нибудь оформить?..
Лера достала косметичку, пересела к зеркалу. Глядя в свое отображение, подправила ресницы, прошлась кисточкой по нежной коже лица, невидимыми заколками чуть изменила прическу и какими-то чрезвычайно ароматными духами осенила себя знамением нечистой, соблазняющей силы. Затем расстегнула верхний ворот платья и нижние пуговицы по линии бедер, резко повернулась к Леше. У того от запаха духов наступил точно паралич дыхания, от мелькнувших оголенных запретных участков и насмешливо-властного взгляда – онемел язык и глаза вышли из орбит.
Он бухнулся на колени и протянул к ней руки, не смея двинуться дальше. Но красавица словно его не видела вовсе, повернулась спиной, резко наклонилась, вынимая из стопки папочку, с которой обычно заходила к шефу: края юбки и короткой блузки разошлись – на узкой талии, словно цепляясь за линию позвоночника, из сладких округлостей свежей попки поднималась тонкая элегантная роза с тремя плотно закрытыми алыми бутонами – искусно сделанная татуировка. Леша на мгновение представил, как по линии этого цветка входит обалдевший член и – заскрипел зубами. Лера оглянулась на этот скрежет и чуть не прыснула со смеху. Она знала, что эта роза подчистую вышибает мозги у мужчин и слегка помотала головой: "Дескать, да, когда склонюсь, чтобы принять тебя, цветок указывает направление твоего движения, и роза оживает".
– Только ты не отдавайся ему, – взмолился он. – Из меня получится лучший садовник.
– Посмотрим, – улыбнулась Лера и пошла к шефу, точно воплощенная богиня, равно служительница храма Эроса.
* * *
В течение одного рабочего дня Леша смонтировал скрытую систему видеонаблюдения за происходящим за стенкой от секретарского пункта. Крохотные веб-камеры рассредоточились так, чтобы охватить обзором весь кабинет шефа – их практически не было видно, но они всевидящим оком будущего правосудия нависли, словно дамоклов меч. Компактное приемное устройство, куда по беспроводной связи стекалась информация от первичных датчиков, внешне походило на обычный нетбук, с которым прилежный секретарь работала параллельно в нагрузку к основной работе. Информацию следовало сперва просто заархивировать, лишь потом компоновать убойный видеоролик. Тем более по ее сведениям головной офис (Центр) с четкой периодичностью запрашивал видеоматериал, подтверждающей ход воплощения стратегических (проектов), вытягивающих производство на мировой уровень: проверялось качество, соответствие, осознанность.
Лера обкатывала свой проект, дополнявший стратегические инициативы Центра. Суть его в том, чтобы создать механизм отбраковки претендентов в высший эшелон управления производством. Некоторых людей ни в коем случае нельзя допускать до кресла начальника, хотя с виду – сразу не раскусишь. Бед они натворят, карман чужим добром набьют, посеют отвращение в народных массах к харизме властной составляющей… – всего не перечислить. Здесь даже ни дресс-код нельзя нарушать, ни пресловутым имиджем прикрывать грязное и вонючее – здесь нужна кардинально другая человеческая основа…
Пускать на самотек процесс определения на соответствие, и сидеть ждать занимательный и характерный факт из жизни высокопоставленного чинуши, подобно рыбаку на бескрайней водной глади, было непростительной потерей времени. Поэтому события решено было ускорить и, одновременно, собрать практический материал для научных изысканий. Впрочем, иначе никак и быть не могло – сама Лера в любой, казалось бы, обыденной ситуации становилась катализатором событий. Да и подглядывать за шефом изо дня в день глазами веб-камеры было гадко. Та мишура внешнего лоска сползала, отлетала, как оставляемые в гардеробе пальто, костюм, рубашка, являя неказистым стриптизом пустошь человеческой натуры.
Лера с утра, по складывающейся традиции и развлечения ради, завела Аньку, выплеснув остатки недопитого кофе ей в ведро и заставив поменять воду. Пока Анька приходила в себя от очередной нахальной выходки, зачинщица зашла к шефу с деловой папкой, обмахивая себя ею, как веером.
– Вы позволите пять минут посидеть у вас, чтобы не смущать нашу новую уборщицу? Она явно комплексует на своей новой стезе. Норовит мне шваброй въехать по моим новым туфлям, которые я купила на премию, выписанную вами, многоуважаемый Эдуард. Правда, чудненькие туфли, – и она покрутилась перед ним, показывая и туфельки, и ножки.
Эдуард Викторович сразу засопел и запустил руку в карманы штанов, но вытащил оттуда носовой платок и протер увлажнившийся лоб.
– Конечно-конечно, вы можете не только посидеть, а… – он запнулся: перед Лерой приходилось выдерживать не только фэйс-контроль – контроль полный, включая мысли и желания.
– Прилечь у вас негде. Хотя бы диванчик какой-никакой поставили.
– Вы читаете мои мысли. Вы точно Шерлок Холмс!
– Скорее, Эдгар По.
– Это кто таков?
– Эдгар По – отец Конан Дойля и доктора Ватсона.
– Во дает! Многоженец? Молодчина, таких гениев настрогал!
– Эдуард, у вас хоть одна пятерка в школе была?
– Две было: по пению и рисованию!
– Блин, да вы артист! Натура, закваска у вас явно артистическая. В кино не пробовали сниматься?
Он скривил лицо чередой гримас, словно состроил рожицы, меняя одно выражение за другим: недоумение, насмешка, высокомерный отказ, легкое воздыхание по каким-то упущенным возможностям. Лера, едва не захлопав в ладоши, продолжила рассыпать похвалы:
– Вот и мимика у вас артистическая (про себя добавив: "такую в зоопарке у обезьян видела"). Может, стоит попробовать сняться в коротеньком любительском фильме? Актуальная тема, четкая гражданская позиция. Или предпочитаете клубничку?
– А что, с тобой готов сниматься в любом жанре!
– Для начала в документальном кино: просто и естественно показать, что есть на самом деле, без всякой режиссуры, художественных изысков. Первый клип на производственную тему.
– Меня это не напрягает.
– Отлично! А насчет Эдгара По – он сравним с интеллектуальным многоженцем. Первый оставил двум вторым, а также многим и многим прочим, жанр детектива, фантастики, обделанной под всамделишную реальность… Я, скорее, одна из странных героинь Эдгара По: полуреальное-полувоздушное создание, умеющее пробираться в лабиринтах времени, когда еще при жизни душа заглядывает в вечность.
– Вы точно не дочь своих родителей. Ведь обоих знаю!
– Понимаете, настоящий брак заключается на небесах. Если дети рождаются от родителей, у которых нити чувств и страстей уходят в вечность, понимай – в небеса, детям также предается частицы небесной мудрости, и совершенно иная жизнь у них складывается.
– Вы меня пугаете своим умом. Перед тобой я – как ученик.
– Мы все учимся друг у друга: одна сущность перетекает в одну, в третью. Смотрите, даже растения могут принимать в себя мое желания.
Валерия села напротив комнатного растения в большом горшке – поросль нежно-зеленых стеблей с листьями, похожими на человеческие ладони, среди которых были видны стебельки с плотными бледно-молочными бутонами.
Она скинула блузку и осталась в коротком топике. Выпрямила спину, отчего тонкая талия стола еще тоньше, и в проколотом пупке сверкнул драгоценный камушек. Легким взмахом головы отбросила назад волосы и неуловимо быстрым движением скрепила их сзади заколкой. Теперь полуобнаженная чародейка протянула руки к цветку. Глаза ее в поволоке странного воодушевления на мгновение приоткрывались, и она словно импульсами выбрасывала взявшуюся невесть откуда энергию желания, мысли, цели на замерший цветок.
Эдуард, не шелохнувшись, присел рядышком и медленно переводил глаза с цветка на Леру, с Леры на цветок. В какое-то мгновение она неожиданно перевела на Эдуарда указующий перст руки – он схватился за сердце и почувствовал спазмы в горле. И точно кролик посмотрел на обольстительного удава – гибкую, стройную чаровницу.
Она улыбнулась и раскрыла ладонь перед самым его лицом. Аромат духов ее тела, магический незримый свет, словно концентрированно исходящий из пальцев руки, подвинул ближе лицо Эдуарда и он, не осознавая, что делает, стал касаться губами кончиков ее пальцев. Он целовал и чувствовал, как растет возбуждение от необычной не то ласки, не то странной игры. И это возбуждение поднимало нечто иное, вслед за распускающимся бутоном, что составляло его мужское достоинство, которое так же из заскорузлого бледно молочного бутона наливалось силой, приходящей волнами извне.
Уже восставший не что иной, как член, подчинял, туманил мысли, стирал грани реальности…
Вдруг застучали в дверь и послышался голос Аньки. Лера молниеносным движением накинула блузку и победоносно улыбнулась. У нее все получилось: цветок распустился, и член начальника рвался из штанов, как птица из клетки. Оставить мужичка один на один с вожделением – это ли не изощренное удовольствие. Она выскользнула из кабинета, словно спохватившись.
Анька с утверждающейся маской недовольства и негодования на симпатичном личике зашла и буркнула:
– Порядок у вас можно навести?
– Какой еще порядок? Ядрена лядь, секретуркой была – сколько учил деловому такту… Уборку пришла сделать? Так и говори. Вечно ты в неурочное время ко мне пробиваешься.
– Почему? – она обиженно надула губки и наморщила лобик. И вдруг ее осенило: взгляд понуро было упал, привычно скользнув по фигуре шефа и остановился, прекратив падение, на оттопыренной ширинке с темным пятнышком на вершине, вероятно, промокнувшим влагу с члена. – О! Да у вас в штанах непорядок! Оттого и злишься. Могу сперва там порядок навести.
Анька бросилась к нему, как освободившись от пут. Не смея обнимать всего шефа – обняла ноги. И, устремив верх умоляющий взгляд, жарко и быстро заговорила:
– Эд, вспомни, как хорошо нам здесь было. Ты имел меня, как хотел, и мне всегда было хорошо, как и тебе. Прогони эту стерву, эту подлую сучку. Не доведет она тебя до добра! Прогоню ее, миленький Эдик. Твой замечательный мальчик соскучился по мне, по моим ласковым местам, по моим рукам и губкам. Дай я его поласкаю хотя бы губами. Разве ты не помнишь, как классно у меня это получается!
Она ловко расстегнула ширинку и едва ли не проглотила пенис шефа. Он тревожно заглядывался и одобрительно погладил ее по волосам.
– Ну, что ты так вдруг…
– Ты разве не видишь, как соскучилась я. Без стука к вам никто не зайдет, кроме этой курвы, этой злючки Лерки. А зайдет она – пусть обзавидуется! – облизываясь, скороговоркой выпалила Анька, крепко ухватилась за штаны, приступив к исполнению прежних обязанностей, стала выделывать такой минет, что Эдуард закатил глаза от нахлынувшего удовольствия…