Глава двадцать пятая
Она просыпалась медленно, еще до пробуждения ребенка – при первом слабом свете. Долго лежала, позволяя песне водопада наполнить себя уверенностью. Думала: "Я не смогу помочь мужу освободиться от чувства греха, он сам должен найти свой выход из него. А не сделает этого, все равно мне придется жить с ним. Понять это трудно и трудно принять, но моя радость принадлежит мне одной независимо от глубины чувств кого-либо другого".
День обещал быть жарким, еще до того как солнце осветит южный склон, им предстояло взобраться на гору и там ступить на звериную тропу, ведущую к скотоводам.
Она приготовила завтрак, разбудила мужа, зарылась є головой в одеяльце ребенка, поиграла с малышом, испытывая невыразимое блаженство. Мальчик улыбался, тянул к ней ручки. Он был мокрым; она вытащила его из сырых пеленок, поднесла к водопаду, смеясь, поставила под веселые брызги, держа под мышками…
Она защищала его своим телом, и все же он боялся, кричал, цеплялся за мать, но, постепенно успокоившись, тоже заулыбался в ответ на ее веселость.
Адам отслужил свою утреннюю молитву на лугу перед водопадом, вернулся более уверенным, радуясь наступающему дню. Они упаковались. Она взяла ребенка, он – подарки: лекарственные травы в нарядных кожаных мешочках для людей Эмера. Как много труда и выдумки стоили ей эти мешочки. Она знала, что подарки будут приняты с большой радостью.
Но надо было научить тех, кому они предназначались, пользоваться ими, помочь запомнить, что касторовое масло надо использовать при болях в животе, дробленую кору смоковницы, смешанную с семенами белены, при нарывах, а измельченную крапиву при жаре в теле.
В конце концов она решила начертать на кожаных мешочках раскаленными палочками маленькие фигурки. Человек с головной болью удался ей довольно легко, человек с болью в животе – тоже. Но понятно ли будет, что у лежащей на земле фигурки с шаровой молнией надо лбом и запястьями – жар?
Что может случиться, если они ошибутся? Надо поговорить с Аней.
И вот они начали взбираться вверх по горе: мужчина с тяжелой ношей на спине, Ева с ребенком на руках, что мешало удерживать равновесие и правильно выбирать дорогу. Однажды она даже чуть не оступилась и поэтому вынуждена была устроить малыша на спине, отчего он забеспокоился и почувствовал себя неуютно.
Отдыхали они часто – им потребовалось несколько трудных часов, чтобы добраться до ложбины, отдышаться и утолить жажду. И все же между ними снова возникло доверие, когда она спросила:
– Ты помнишь, ведь именно здесь мы дали цветам имена?
– Да. – Сейчас улыбка мужчины была полна Света и далека от греха.
"Нам надо как-нибудь вместе сходить в рай, – подумала женщина. – Быть может, такое паломничество освободило бы его и вернуло бы ему радость".
Когда они наконец добрались до равнины, их ждал сюрприз. Они увидели там Каина с девушкой и рядом несколько ослов, готовых к дальнейшему путешествию.
Одного лишь взгляда хватило Еве, чтобы послать, как и однажды в лиственных лесах, сигнал другой женщине: я твоя сестра…
На этот раз сигнал был принят, молодые глаза послали ответ: я твоя дочь.
Долго стояли они и смотрели друг на друга, зная, что им придется разделить многое: радость и труд, родовые схватки и боль, заботу и огорчения. Наконец Ева подошла к девочке, протянула ей обе руки и прикоснулась лбом к ее лбу.
Здороваясь с сыном, Ева увидела гордость и радость в его глазах. Теперь она посмотрела на девочку взглядом со стороны. Да, она красивая, умная и стройная. Она правильно поймет этого странного мальчика и разделит его судьбу.
Девушку звали Лета. Позавтракали они все вместе хлебом, принесенным Евой, мясом и вином, принесенными Летой.
Потом Ева накормила Сифа, а Лета взяла его в свои нежные и сильные руки. После этого они отправились к стойбищу, где были встречены с великими почестями.
Свадьба получилась великолепной: все что стойбище могло предложить, стояло на столе в самом большом шатре. Много было сказано, много спето, много поднято поздравительных тостов за молодых.
Каин держался очень прямо и напряженно – с достоинством и благородством, решила Ева и почувствовала гордость: ее мальчик удостоился многих восхищенных женских взглядов.
Наконец певец Эмера спел песню о царской дочери и диком народе. Теперь песня имела новый конец, повествующий о том, как дочь северной царицы бежала от Сатаны и как обольстительно прекрасна была та, что увела с собой ученика шамана. Но, увидев, что Адам нахмурился, Ева подумала: "Пусть, это его дело! – И еще, удивленная, как и в прошлый раз: – Вот как поступают мужчины, слова их красивы, но далеки от истины".
Однако самым лучшим моментом праздника была встреча с Аней, благословенной Аней. Какое торжество радости испытала она, услышав:
– Лета – моя младшенькая, поздняя, рожая ее, я искушала свою судьбу.
– Значит, мы теперь родня, – громко рассмеялась Ева.
– Да, теперь мы будем петь вместе нашим внукам.
Так сидели они, держась за руки.
– Твой мальчик добрый? – спросила Аня.
– Очень. – В голосе Евы звучали сила и уверенность.
– Мне страшно за девочку, понимаешь? Она очень странный ребенок, мягкая и твердая одновременно.
– Так моя мама говорила обо мне.
Обе засмеялись.
– У него будет много жен?
Ева удивилась, едва не вскочив:
– Много жен? Ты что, с ума сошла?
– Здешние мужчины поступают именно так, – пояснила Аня. – Я старшая жена Эмера, и всякий раз, когда он брал новую, мне было непросто. Мне бы очень хотелось оградить Лету от подобной судьбы.
– У нас мужчина берет себе лишь одну жену, – объяснила Ева. – Пока я буду жива, я прослежу, чтобы так и оставалось.
– У нас лишь один Бог, – с жаром говорил Адам Эмеру, сидя за длинным столом в последний вечер.
Но Эмер, уже выпивший много вина, упрямился, обращаясь к Еве:
– Ты царская дочь, ты же умеешь и слушать, и обращаться с просьбой к богу реки, к богу равнины, к Солнцу и к Луне.
Ева почувствовала страх Адама, вспомнила разговор на горе о связях с внешними силами, и внезапно озарение пронзило ее.
– Нет, – ответила она. – Есть только один Бог, но он находится и в водах реки, и в травах равнин, в свете солнца и в свете звезд.
Наступила долгая тишина. Потом возник голос Эмера, уже протрезвевший:
– Как ты называешь его, женщина?
– Я называю его "Аз есмь", – ответила Ева, не понимая, откуда эти слова пришли к ней.
Глава двадцать шестая
Никогда возвращение домой не было таким легким. Радовало то, что семья увеличилась, что им так хорошо вместе, что не стихает разговор, хотя в основном говорили между собой женщины.
Радовали и два осла, подаренные новыми родственниками.
Ева наслаждалась прогулкой верхом, уверенным шагом животных. Подумать только – передвигаться можно и вот так, не тратя собственных сил. Когда они добрались до звериной тропы и стали подниматься в гору, ее удивило, что осел покрупнее, на котором она ехала вместе с Сифом, продолжал легко карабкаться по круче. Сама же Ева, боясь свалиться, крепко вцепилась в гриву животного. Но осел мерно двигался вперед.
Остальные взбирались пешком, а всю поклажу тащил осел поменьше: большие мешки с одеждой Леты, подушки, одеяла и небольшой ткацкий станок – куда более хитроумный, чем у Евы дома.
– Теперь ты научишь меня ткать рисунки, – сказала Ева, вспомнив красивые покрывала и юбки на стойбище.
Лета горделиво кивнула. На этот раз им не пришлось останавливаться до самой верхней ложбины. А там настал черед Леты восхищаться открывшимся видом. Долго стояли они, захваченные красотой необъятных просторов и блеском реки, вольно текущей в долине.
– Я не знала, что мир так велик, – сказала Лета, и Каин, не сводивший с нее взгляда, рассмеялся и обнял ее.
Когда они собрались двигаться дальше, Ева сказала сыну:
– Я хочу, чтобы вы взяли ослов и ехали вперед одни, а мы с Адамом потихоньку пойдем пешком за вами следом.
В ответ она встретила благодарный взгляд Каина и понимающую улыбку Леты, догадавшейся, что это был подарок ей от Евы, хотевшей, чтобы она освоилась со своим новым домом наедине с мужем.
И Адам просветлел, чувствуя потребность побыть наедине с женой. Он еще не привык к невестке, ему трудно было выдерживать любопытные взгляды юных глаз Леты, исподтишка наблюдавшей за ним.
"Она догадывается, что между обоими мужчинами есть что-то непроясненное, – думала Ева. – Ну да ладно, понемногу справится и с этим. Если удастся. Это не мое дело".
И все же морщинка беспокойства залегла на ее переносице, когда она провожала глазами молодых, ехавших верхом по ложбине. Сможет ли мальчик рассказать жене, как умер брат? Возникнет ли полное доверие между ними, если он промолчит?
"Это не мое дело, – подумала она снова, решительно отбросив озабоченность и наслаждаясь текущей минутой. – Как хорошо, что я прибрала их новый дом", – вспомнила она и представила себе новые одеяла, положенные ею на скамьи, подушки из пушицы на кровати в комнате, свежую душистую листву в горшке у нового очага.
Лета должна почувствовать свою желанность. К вечеру, когда Адам и Ева с Сифом за спиной добрались домой, в косых лучах солнца Ева увидела золотое хлебное поле, озеро и грядки с овощами и лекарственными травами, обильные плоды на яблонях, – и она испытала гордость.
Здесь все добротно, и Лета, конечно же, должна почувствовать, что удачно вышла замуж.
В радости девочки тоже нельзя было ошибиться, хотя некоторый страх еще не покинул ее.
– О, мама, – сказала Лета. – Здесь так многому надо учиться, многое я не понимаю и не умею. Ты поможешь мне?
Ева кивнула, даже не расслышав всех слов, радостно захлебнувшись первыми: "О, мама…" Она почувствовала, как проклятые слезы подступили к глазам, заволокли взгляд. Она смущенно потрепала девочку по щеке:
– Все будет легко, как в игре.
– Я очень способная, – ответила Лета.
"Как она молода". – подумала Ева.
Первую трапезу они устроили в новом доме; на столе стояли мясо и сыр, хлеб и овощи, принесенные Евой из новых запасов. Адам немного припозднился, он должен был позаботиться о животных. Мужчины поговорили об урожае, который уже надо было убирать.
– Осенью выроем большие ямы для хранения зерна, – сказал Адам.
Каин же вслух мечтал о домах для зерна, которые южные народы строят из глины, легко высыхающей на солнце.
Говорил он увлеченно, рисуя руками в воздухе.
Адам тоже зажегся, слушал, спрашивал, вовсе позабыв о своей торжественности и о насущных проблемах.
Еще до наступления вечера мужчины решили уже на следующее утро начать строительство.
Тут закричал Сиф, требуя еды; мальчик устал и капризничал после поездки. Чуть позже, когда Адам подошел к ним, мать и сын спали, глубоко и без сновидений.
Глава двадцать седьмая
Никогда раньше Ева не использовала так много слов, как сейчас. Она называла одно за другим семена, деревья, овощи – Лета должна узнать все их имена и способы применения. Обе женщины, по очереди неся на спине Сифа, без устали бродили по зарослям бальзама – деревьев, которые вскоре должны потерять свою листву, по ячменным и прочим полям, на которых уже похозяйничали мыши; они ходили среди кедров, рвали ирис, вытаскивали шишковатые корни арахиса, собирали плоды клоквинта величиной с яблоко и доставали из них косточки.
Ева описывала растения и их свойства, Лета повторяла. Она действительно была способной ученицей и умела раскладывать в памяти все по полочкам. Лишь однажды она, рассмеявшись, схватилась за голову:
– Не вмещается больше, мама, подожди.
Им было хорошо вместе, доверие между ними росло и росло. Ева никогда не чувствовала себя одинокой, но сейчас она вдруг задумалась: как же провела одна все эти годы?
Они собирали порей и чеснок, укладывали их в большие мешки и относили в пещеру-хранилище. Лета почувствовала дурноту от запаха чеснока и в минуту отдыха впервые решилась высказать свои сомнения:
– Еще маленькой девочкой я выучила, что, когда Сатана покинул рай, по его следам начал расти чеснок. Мы использовали его только в полнолуние для борьбы со злыми духами.
Ева удивилась: какая странная байка. Однако вечером она задумалась над этим, уйдя мыслями в прошлое.
И вспомнила Сатану своего детства с его негасимой похотью. Он всегда что-то жевал, и от него плохо пахло; да, откуда-то из глубины памяти возник этот запах – уж не чеснока ли?
Вполне возможно, что кто-нибудь из скотоводов встретился с ним случайно и почувствовал запах. История эта пошла дальше, получила другое содержание. Ведь именно так рождаются мифы.
С Каином и Адамом они редко виделись днем: те делали кирпичи из глины у озера и строили зернохранилище. Внизу был маленький вход на самом верху окошечко с ведущей к нему лестницей. По ней можно было взобраться и сверху засыпать зерно, а брать его по надобности через вход на уровне земли.
– Внутри сухо и красиво, как в сокровищнице, – сказал Каин.
Однажды рано утром женщины отправились прямой дорогой к дальней ложбине. Там, на полпути к водопаду, лежали огромные камни, на которых раза два в год Ева собирала особый лишайник, желтый, кислый, с немного затхлым запахом.
Ева собиралась научить Лету печь, а лишайник давал тесту возможность забродить, хлеб поднимался и становился пышным и круглым.
Целый день они провозились с ручной мельницей и водой из источника, с тмином, солью и анисом. Возле озера у Евы был большой стол для обработки теста и готовой выпечки, там же находилась и печь.
Лета была так возбуждена, что щеки ее пылали.
Когда запах новоиспеченного хлеба добрался до мужчин, возившихся у постройки, пришли и они: Каин – бегом, Адам – крупными шагами, им очень хотелось попробовать хлеба. Все было так торжественно, что Ева даже сбегала за кринкой сладкого меда, чтобы намазать его на свежий хлеб. Это был настоящий праздник!
Лета тоже поделилась своими знаниями: если замочить несколько кусочков хлеба в горшке с плотной крышкой, можно получить сусло для пива. Набухший хлеб отцедить, а напиток подсластить медом…
Рассказывала Лета и о том, как на стойбище готовят вино, хмельный напиток, от которого становится легко и весело.
Ева заинтересованно кивнула: она знала одно место, где рос мелкий дикий виноград. Может, им стоило бы принести оттуда несколько саженцев и посадить с южной стороны пещеры?
Каждое утро Ева замечала сияние вокруг девочки. "Им хорошо по ночам", – думала она, гордясь за сына. Кормя Сифа на восходе солнца, она могла видеть их, купающихся в озере, полных жажды поиграть, диких, как звереныши. Смех докатывался до нее, сердце в груди ширилось от радости – о, как она желала ее своему мальчику!
Лета была очень опрятна и куда более нежна и привлекательна, чем когда-то Ева. Она увлекала Каина плавать за лотосами, наполняла ими горшки и чаши, украшала ими себя.
Чистота царила вокруг нее. У тебя так прекрасно, что я начинаю завидовать, хотелось сказать Еве, но это могло вызвать в девочке неуверенность. Правда, лишь до того момента, пока она не заметила бы в глазах свекрови смех.
Когда дело дошло до стирки шерсти, ее расчесывания и прядения, роли поменялись: Лета показывала, Ева училась. Эта работа у девочки спорилась, ее нити были белее и тоньше, чем у Евы.
Однажды Лета набрала охапку растущего вокруг жилья колючего репейника, потом искромсала его на кусочки, долго варила в большом чане и наконец положила туда спряденные нити.
Когда вода остыла, нить оказалась блестящей и желтой. Ева удивлялась, восхищалась.
Настало время собирать урожай, зернохранилище было уже готово. Тяжело пришлось всем четверым. Молодое зерно – пшеница – уродило вдвое больше, чем старое. Гордость Каина была безгранична и так заметна, что за ужином все подшучивали над ним.
Доволен был и Адам, уверенный в том, что богатый урожай с лихвой обеспечит их хлебом и на зиму, и на весну, и даже на следующее лето останется. Он сам торжественно отсортировал зерно для будущего посева.
– Бог нас простил, – сказал он однажды вечером. – Земля наша больше не проклята, мы справимся.
Молодые подняли глаза, удивившись. Ева глубоко вздохнула. О Сатана.
Потом сказала очень твердо:
– Бог никогда не проклинал землю, это был шаман.
Как и всегда, когда она разрушала мир представлений Адама, в него вселялось бешенство. Но на этот раз обошлось без жестких слов: он молча ушел к своему каменному алтарю под яблоней.
"Почему я не помолчу? – думала Ева. – Почему я должна бить его истиной? Это его лишь беспокоит".
Глава двадцать восьмая
Пришел осенний дождь и с ним тишина и отдых. Лета ткала, Ева пряла, играла с Сифом. В один из холодных, но ясных дней, когда на небе светило блеклое солнце, к ним нагрянули гости: Эмер с Аней на осле.
Радость Леты была безгранична. Ева же с первого взгляда почуяла что-то неладное со старой женщиной. Та долго оставалась на ногах, ходила с дочерью по полю, восхищалась запасами съестного и сотканного, пивоварней, печеным хлебом, зернохранилищем. Но во время обеда, собранного Евой в старой пещере, она уже не могла съесть ни крошки и была чрезвычайно бледна.
Ева уложила ее в постель во внутренней комнате. Но Ане не спалось.
– Мне так плохо.
Теперь и в глазах Леты появилось беспокойство, а Эмер сказал:
– Аня нездорова, у нее сильные боли в животе. Пища не задерживается в ней. Ева, ты можешь помочь?
Выпроводив мужчин и Лету, Ева раздела старую женщину, заботливо вымыла ее. Осторожно пощупала живот. Сатана, здесь же опухоль, большая и твердая, как кочан капусты.
– И как давно ты ее чувствуешь?
– Еще до свадьбы наших детей, но тогда она была не больше яйца. Я не хотела мешать веселью и отвлекать тебя расспросами, думала, что пройдет.
Ева вскипятила воду, накапала туда опиума. Уже после первой ложки смеси наступило облегчение, старая женщина улыбнулась, благодарно пожала руку Евы и уснула.
Ева вышла из пещеры. Жестко и кратко, чтобы не заплакать, сказала:
– Я могу облегчить страдания. Но лечения нет. Все идет к смерти.
Лета в отчаянии рыдала на руках у Каина. Эмер застыл, как старое дерево, пораженное молнией. Взгляд Евы искал утешения у Адама. Он, весь бледный, тяжело кивнул и отправился в рощу молиться.
Ева устало подумала: "Тут никакая молитва не поможет". Потом тяжело села к столу и дала волю слезам.
Всем нужно было заставить себя поспать. Эмер ушел с молодыми, Ева приготовила новую порцию опиума, подумав при этом, что пора бы дать ей какого-нибудь другого лекарства – сок порея, например. Но боль была такой сильной, что лучше опиум. Как и в первый раз, даже маленькая доза подействовала быстро.
Ева покормила Сифа, потом с мальчиком на руках побежала за Летой, глаза которой были черны от беспокойства. Входя, она услышала, как девочка сказала Эмеру решительным голосом:
– Мама останется здесь, ей здесь будет лучше, чем дома.
Ева не услышала ответа, но подумала: "Лета права, пусть так и будет. Аня может прожить свои последние дни здесь, у нас".