В тот же вечер Билл Майер, ведущий телевизионного ток-шоу, позволил себе сказать в прямом эфире:
- Дэвид Армитаж воспользовался знаменитой линией защиты Ричарда Никсона: "Я не мошенник". Напомню, что студия ФРТ уволила его за плагиат. Когда героя дня спросили, было ли то, что он написал, стопроцентно оригинальным, он ответил: "У меня никогда не было секса с этой женщиной".
Майер очень развеселил аудиторию. Я был в квартире один, когда смотрел его шоу. Салли уехала в Сиэтл, даже не сообщив названия гостиницы, в которой собиралась поселиться, более того, она ни разу не позвонила. Я знал, что она обычно останавливается в "Четырех временах года", но боялся позвонить - мне не хотелось показывать, насколько я в ней нуждаюсь и в каком отчаянии нахожусь. Оставалось только надеяться, что, когда волна дурной огласки пойдет на спад, она вспомнит, почему мы с ней полюбили друг друга, и тогда…
Что тогда? Прибежит ко мне и скажет, что будет меня поддерживать в любой ситуации? Как Люси? Та всегда меня поддерживала… да, ворчала иногда, но всегда была рядом, несмотря ни на что. Все долгие годы, когда я был в неизвестности, она заниматься продажами никому не нужных товаров, так как ее актерская карьера не сложилась, а за жилье надо было платить. И как я отплатил ей за верность? Совершил предсказуемый поступок человека, которого настиг неожиданный успех. Неудивительно, что она меня презирает. Неудивительно, что я теперь загнан в угол. Потому что я наконец признал то, что знал почти сразу: любовь Салли ко мне была вызвана моим успехом, моим высоким статусом в индустрии развлечений и тем, как все это могло сказаться на ее собственном положении в Голливуде, где все подчинено деньгам.
- У каждого есть свой звездный час, - сказала она, когда мы собирались на церемонию вручения премии "Эмми". - Это наш звездный час…
Больше не наш, детка.
Неужели все, чего я достиг за последние годы, может быть отнято у меня в течение нескольких дней?
Будет вам, люди, Дэвид Армитаж! - хотелось мне крикнуть с ближайшей крыши. Но с другой стороны, когда ты доберешься до крыши, путь оттуда только один - вниз. Так или иначе, в Голливуде (да как и в жизни) понятие таланта эфемерно, временно. Даже те, кто находится на самом верху, подчиняются этому закону. Исключений нет. Мы все - участники одной игры, которая ведется по несложному правилу: ваш звездный час длится ровно столько, сколько он длится… если, разумеется, вам вообще повезет пережить этот звездный час.
Но я все же не мог поверить, что у меня все позади. Нет, Салли не будет такой расчетливой, чтобы бросить меня именно сейчас. Точно так же я надеялся, что мне каким-то образом удастся убедить Брэда и Боба, а вместе с ними и Джейка Деккера со студии "Уорнер Бразерс", что я заслуживаю их доверия. Хотелось бы убедить в этом и другие заинтересованные компании в этом проклятом городе.
Будет вам, люди, я же Дэвид Армитаж! Это же я заработал для вас все эти деньги!
Но чем больше я пытался взглянуть на свою ситуацию оптимистично, тем чаще думал: самая большая ересь - эта та ересь, с помощью который ты пытаешься одурачить самого себя.
Открыв бутылку виски, я стал пить. Когда в мой желудок попало где-то на пять пальцев сорокаградусной жидкости, я впал в некоторое полудебильное состояние, во время которого меня одолело интроспективное вдохновение. Я решил открыть свою душу Салли, надеясь, что она, в свою очередь, ответит мне нежностью.
"Дорогая! - начал писать я, с трудом попадая по клавишам компьютера. - Я тебя люблю. Ты мне нужна. Нужна отчаянно. Это плохая ситуация, несправедливая. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, не теряй веру в меня, в нас. Я в полном отчаянии. Пожалуйста, позвони мне. Пожалуйста, возвращайся домой. Давай пройдем через все это вместе. Потому что мы - лучшее, что случилось для нас обоих. Потому что ты - женщина, с которой я хочу провести остаток жизни, от которой я хочу иметь детей, которую я буду любить даже тогда, когда через много лет мы войдем в сумеречную зону дряхлости. Я всегда буду рядом с тобой. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, будь рядом со мной сейчас".
Не перечитывая, я нажал на кнопку "Отправить", влил в себя еще на два пальца виски, поплелся в спальню и мгновенно уснул.
Было уже утро, когда я проснулся. Звонил телефон. Но в те несколько мутных секунд до того, как я снял трубку, в моем мозгу возникло предложение. Даже не предложение, фраза: "Сумеречная зона дряхлости".
И тут я вспомнил содержание этого электронного послания… во всей его жалкой, умоляющей красе. И я подумал: какой же ты идиот!
Я потянулся к надрывающемуся телефону.
- Дэвид Армитаж? - спросил меня очень бодрый голос.
- Боюсь, что так.
- Фред Бенетт, "Лос-Анджелес Таймс".
- Сколько, черт возьми, времени?
- Где-то половина восьмого.
- Я не хочу разговаривать.
- Мистер Армитаж, всего одну минуту!
- Откуда у вас номер моего домашнего телефона?
- Это не самое сложное, что можно найти в этом мире.
- Я опубликовал заявление.
- Но вы уже слышали о предложении, выдвинутом в Ассоциации кино- и телесценаристов?
- Каком предложении?
- Они предложили публично осудить вас за плагиат, исключить из ассоциации и наложить вето на покупку ваших сценариев, как минимум, на пять лет, хотя некоторые особо настойчивые члены настаивали на пожизненном запрещении…
Я положил трубку, потом протянул руку и выдернул вилку из розетки. Телефон сразу же зазвонил в другой комнате, но я его проигнорировал. Натянув на голову одеяло, я попытался заснуть, чтобы вообще вычеркнуть этот день из своей жизни.
Но заснуть мне не удалось. Голова болела так, что пришлось вставать и тащиться в ванную комнату, где лежал адвил. После трех таблеток отбойный молоток, стучавший в мозгах, немного поутих. Тогда я поплелся к компьютеру. В моей почте оказалось двенадцать посланий. Одиннадцать - от журналистов разных мастей. Я не стал их открывать. Двенадцатое было тем, которого я ждал и боялся… письмо от Салли.
"Дэвид, мне ненавистна ситуация, в которую ты попаял… Мне противно думать, что твоя карьера разрушена этими обвинениями. Но ты сам виновник этой ситуации - по причинам, известным только тебе, ты решил стать архитектором своего собственного разрушения. Вот этого я понять не могу. Я даже усомнилась, знала ли я тебя… Твое странное электронное письмо только усилило мое беспокойство. Я понимаю, что ты расстроен всем происходящим, но нет ничего более непривлекательного, чем человек, умоляющий о любви, особенно если подорвано доверие, на котором зиждилась эта любовь. Хотя я сознаю, что ты находишься в тяжелом эмоциональном напряжении, это не повод для такого рода жалостливой прозы. И давай даже не будем обсуждать эту строчку насчет "сумеречной зоны дряхлости". Все это меня еще больше запутало и огорчило. Думаю, еще несколько дней врозь внесут ясность в наши отношения. Я решила на выходные поехать на остров Ванкувер. Вернусь в понедельник. Тогда и поговорим. А пока давай не будем звонить в эти дни, чтобы еще больше все не запутать. Я надеюсь, что за это время ты подумаешь о том, чтобы обратиться за профессиональной помощью. Ведь твое электронное письмо - это громкий крик о помощи. Салли".
Прекрасно. Лучше некуда.
Снова затрезвонил телефон. Я не обратил на него внимания. Затем к этой какофонии присоединился мой мобильный. Я взял его и посмотрел на высветившийся номер. Это была Элисон. Я сразу же ответил.
- Дэвид, что за голос? - сказала она. - Вчера пил?
- Ты очень прозорливая женщина.
- Давно проснулся?
- В тот момент, когда репортер из "Лос-Анджелес Таймс" позвонил, чтобы сообщить приятную новость: Ассоциация кино- и телесценаристов собирается запретить мне писать навечно.
- Что?
- То, что слышала: мои сценарии нигде не возьмут. Вчера вечером у них состоялось специальное заседание.
- Час от часу не легче. И будет еще хуже.
- Рассказывай.
- Интервью с Тео Макколлом в прямом эфире в передаче "Шоу сегодня".
- По поводу меня?
- Похоже на то.
- Милостивый боже, этот парень не знает удержу!
- Как и все газетные сплетники, он совершенно безжалостен. Для него ты просто товар. И в данный момент - очень выгодный товар, поскольку позволяет ему самому прославиться в национальном масштабе и даже попасть на телеэкран.
- Он не остановится, пока меня не четвертуют…
- Боюсь, тут ты не ошибаешься. Именно поэтому я решила позвонить тебе пораньше и предупредить о шоу. Думаю, тебе стоит его посмотреть. Вдруг он скажет что-то настолько возмутительное или клеветническое, что мы сможем прищучить его маленькую задницу.
На самом деле ничего маленького в Тео Макколле не было. Британец слегка за сорок, Атлантику, как выяснилось, пересек лет десять лет назад, отличался акцентом, в котором округлые гласные звуки смешивались с калифорнийской манерой говорить в нос. Еще он был толстым. Лицо его напоминало оплывший кусок камамбера, который забыли на солнце. Свои недостатки он пытался компенсировать одеждой - неплохой темно-серый костюм в белую полоску, белая рубашка с мягким воротничком и скромный черный галстук в белый горошек. Учитывая статус его газеты, очевидно, это был его единственный костюм. Но я вынужден был признать, что мой враг держался как денди, имеющий доступ к голливудским тайнам. Вне всякого сомнения, он тщательно готовился к интервью, рассматривая его как ступеньку вверх.
Но Анна Флетчер, журналистка из Нью-Йорка, не купилась на его представление в духе "Т. С. Элиот встречается с Томом Вульфом".
- Тео, в Голливуде есть много людей, которые считают, что из всех журналистов в городе вас следует бояться больше всего.
На губах Макколла появилась довольная улыбка.
- Очень лестно, - сказал он на аристократический манер.
- Но другие считают, что вы всего лишь любитель скандалов, который без зазрения совести может разрушить карьеру, брак, даже жизнь.
Он слегка смутился, но быстро взял себя в руки:
- Разумеется, некоторым людям приходится так думать. Но все это потому, что если и есть какое-то твердое правило насчет Голливуда, так это необходимость защищать своих… даже если дело касается серьезных нарушений.
- И вы полагаете, что плагиат, из-за которого Дэвида Армитажа отлучили от сериала, им же созданного, относится к таким "серьезным нарушениям"?
- Конечно, ведь он воровал у других писателей.
- Но что он на самом деле украл? Шутку из одной пьесы и пару фраз из другой? Вы в самом деле считаете, что он заслуживает сломанной карьеры из-за пары мелких ошибок?
- Ну, начнем с того, что не я определял наказание, которое он получил. Так решили боссы студии. Но что касается вашего вопроса, считаю ли я плагиат серьезным нарушением, то воровство есть воровство…
- Но я спросила вас, мистер Макколл, является ли такое мелкое нарушение, как заимствование шуток…
- Он также позаимствовал сюжет у Толстого…
- Но мистер Армитаж объяснил, что эта его так и не поставленная пьеса была умышленной реинтерпретацией рассказа…
- Конечно, сейчас он будет так говорить. Но у меня с собой копия оригинала сценария…
Он поднял вверх запыленный экземпляр "Фишки". Камера показала крупным планом титульный лист.
- Сами видите, - сказал Макколл, - здесь написано: "Рифы", пьеса Дэвида Армитажа… Но нигде не сказано, что эта пьеса основана на рассказе Толстого "Крейцерова соната", хотя сюжет полностью заимствован именно из этого рассказа. И тут возникает более серьезный вопрос: зачем человеку с таким талантом, как у Дэвида Армитажа, вообще что-то красть у других? Это тот вопрос, на который все в Голливуде хотят найти ответ: как он мог быть таким отчаянно нечестным? Хорошо известно, между прочим, что, как только сериал стал хитом, он бросил жену и ребенка ради известной телевизионной деятельницы. Насколько я могу судить, эта цепочка жульничества в конечном счете захватила и его карьеру…
Я выключил телевизор и швырнул пульт дистанционного управления в стену. Затем схватил пиджак и выбежал на улицу. Сев в машину, я рванул к зданию телестудии, до которой было примерно полчаса езды. Мой расчет строился на том, что этот урод немного поболтается по студии после интервью и потратит какое-то время, чтобы стереть грим. Так и оказалось. Когда я подъехал, Макколл как раз выходил из двери, направляясь к ожидавшему его "линкольну". Видимо, я так резко нажал на тормоза, что они завизжали, заставив Макколла вздрогнуть. Я тут же выскочил из машины и кинулся к нему с криком:
- Ах ты, жирный английский ублюдок…
Макколл смотрел на меня с ужасом. Похоже, ему захотелось убежать, но он был парализован моим появлением. Это позволило мне наброситься на него, схватить за полосатые отвороты и сильно встряхнуть, выкрикивая невнятные ругательства, что-то вроде: "Ты… Пытаешься разрушить мою жизнь… Называешь вором… Втягиваешь в это дерьмо мою жену и ребенка… Да я переломаю тебе все твои гребаные пальцы, мерзкий урод…"
Во время этой нескладной речи произошли две вещи, причем ни одну из них я не заметил. Первая: фотограф на вольных хлебах, дожидавшийся неизвестно чего в вестибюле студии, выбежал на улицу, привлеченный моими воплями, и быстро сделал ряд фотографий: как я тяну Макколла за отвороты пиджака и что-то ору ему в лицо. Вторая: появился охранник, высокий, мускулистый парень лет тридцати, который сразу же оценил обстановку и начал кричать "эй, эй, эй…", стягивая меня с Макколла.
- Этот человек напал на вас? - спросил он у газетчика.
- Пытался, - ответил тот, пятясь.
- Вы хотите, чтобы я вызвал полицию?
Макколл презрительно посмотрел на меня и злорадно улыбнулся, словно хотел сказать: "Я таки достал тебя, сукин сын".
- Нет, не надо. У него и так неприятностей хватает, - вслух произнес он. - Просто выкиньте его с площадки.
Затем он повернулся к фотографу, спросил, как его зовут, взял его карточку и поинтересовался:
- Так вам удалось все это заснять?
Тем временем охранник силком потащил меня к моей машине.
- Это ваша "порше"?
Я кивнул.
- Хорошая машинка. А теперь, сэр, предлагаю вам сделку. Вы садитесь в машину и исчезаете, а мы обо всем забываем. Если же вы вернетесь…
- Я не вернусь.
- Даете слово?
- Обещаю.
- Ладно, сэр, - сказал он, ослабевая хватку. - Давайте посмотрим, как вы выполните обещание и тихонько уедете.
Я открыл дверцу, сел за руль и завел мотор. Охранник в эту минуту постучал в окно. Я опустил стекло.
- И последнее, сэр, - сказал он. - Вам стоит подумать о том, чтобы переодеться, прежде чем ехать еще куда-то.
Только тут я осознал, что был все еще в пижаме.
Эпизод третий
Избежать законов причины и следствия невозможно … особенно если фотограф запечатлевает, как ты нападаешь на журналиста, будучи одетым в пижаму.
Естественно, через два дня после того, как я удостоился первой полосы в "Таймс", я снова попал в обзор новостей. В субботний выпуск поставили фотографию моего нападения на Тео Макколла. Фотография была еще та… Лицо перекошено гневом, рот открыт… И ко всему прочему - мое ночное одеяние. Вне спальни пижама сразу наводит на мысль о сумасшедшем доме. Глядя со стороны, я бы и сам подумал, что у этого типа явные проблемы с психикой, требующие внимания специалиста.
Под фотографией была небольшая статейка под заголовком:
УВОЛЕННЫЙ АВТОР СЕРИАЛА "ПРОДАТЬ ТЕБЯ" НАПАЛ НА ЖУРНАЛИСТА.
Она была без выкрутас: описание драки на парковке, роль Макколла в моем падении, краткий перечень моих преступлений против человечества и маленькая приписка, что после предупреждения охранник разрешил мне уехать, поскольку Макколл отказался предъявлять обвинения. Еще там была цитата из самого Макколла: "Я только пытался сказать правду… хотя эта правда привела в ярость мистера Армитажа. К счастью, вмешалась охрана, помешав ему причинить мне ощутимый вред. Но я надеюсь, что ради собственного блага мистер Армитаж обратится за серьезной помощью. Он явно не в себе".
Но у меня не было времени беспокоиться насчет оценки моего поведения ретивым газетчиком, у меня были куда более серьезные проблемы. Похоже, тот свободный фотограф, который присутствовал при моем нападении на этого клоуна, исхитрился запустить свое фото в Сеть. Так что история обошла всю страну (народ обожает обсуждать, как некогда знаменитый человек слетел с катушек). Она даже добралась до огромных холодных пространств Канады… точнее, до Британской Колумбии, где в местной газетенке ее увидела Салли. Фотография ее не позабавила. Настолько не позабавила, что она позвонила мне в половине десятого утра в субботу и, даже не поздоровавшись, сказала:
- Дэвид, я видела фото… Полагаю, что с этого момента наши отношения уже история.
- Я могу попытаться объяснить?
- Нет.
- Но ты должна была слышать, что он говорил обо мне в передаче…
- Я все видела и слышала. И если честно, я с ним по большей части согласна. То, что ты сделал, явное безумие. Я действительно так думаю…
- Да ради бога, Салли, я просто вышел из себя…
- Нет, ты слетел с катушек. Каким образом ты оказался на парковке Эн-би-си в пижаме?
- Меня немного закрутило.
- Немного? Не думаю.
- Пожалуйста, милая, давай поговорим обо всем, прежде чем…
- Не пойдет. Я хочу, чтобы ты убрался из квартиры до моего возвращения завтра вечером.
- Подожди минутку, ты не можешь меня выставить. Мы же совместные арендаторы, забыла? На документе две фамилии.
- Как говорит мой юрист…
- Ты сегодня утром советовалась с юристом? Сегодня же суббота.
- Он сделал исключение, потому что я в критическом положении…
- Кончай с этой мелодрамой, Салли.
- А ты еще говоришь, что нормален.
- Я расстроен.
- Ну да, нас двое… Только тебя, в соответствии с законами Калифорнии, можно рассматривать в качестве потенциальной угрозы для напарника-арендатора, то есть для меня, что дает мне возможность получить постановление суда, запрещающее совместное проживание на одной и той же площади.
Последовала длинная пауза.
- Ты ведь не собираешься так поступить, правда? - спросил я.
- Нет, я не буду обращаться в суд, если ты пообещаешь мне покинуть квартиру до шести часов вечера завтрашнего дня. Если ты будешь все еще там, я звоню Мелу Бингу и даю отмашку запустить юридическое колесо.
- Пожалуйста, Салли, не могли бы мы…
- Разговор окончен.
- Это несправедливо…
- Ты сам виноват. Теперь сделай одолжение и уйди. Не ухудшай своего положения, заставив меня обратиться в суд. - И она бросила трубку.
Я сидел на диване и не мог прийти в себя. Сначала замарали мое имя. Потом меня уволили. Затем я попал в газеты, причем выглядел в них так, будто пробовался на роль вселенского злодея или полного идиота. И наконец, я получил требование выметаться, причем не только из квартиры, но и из взаимоотношений, ради которых разрушил свой брак.
- Что, черт возьми, дальше?
Как и следовало ожидать, следующим был выход моей дорогой половины, вернее, бывшей половины. Она действовала через посредство своего юриста Александра Макгенри. Он позвонил мне примерно через час после бомбы, взорванной Салли.