С клокочущим рычанием, которое непроизвольно вырвалось у нее из горла, она брызнула в лицо Тому перцовым аэрозолем, щедро оросив его нос, глаза и рот. В ту же секунду он отпустил плечо духовидицы и, закрыв лицо руками, упал на пол, скорчившись, словно чудовищный эмбрион.
- Томми, Томми, - повторял он, хрипя и кашляя. - Томми…
- Ну что, получил? - мстительно сказала Кэролин. - Со мной лучше не связываться, мерзавец.
- Томми… - послышалось в ответ.
Ни разу в жизни он не чувствовал себя таким беспомощным. Никогда его не подвергали подобному унижению. Непонятная, обжигающая боль с новой силой пронзала его при каждом вдохе. Воздух превратился в орудие пытки, несущее смерть. Боль не ослабевала и не уходила. Том погрузился в мерцающую тьму. Он шарил руками в поисках духовидицы, но казалось, окружающий мир попросту исчез. Куда все подевались? Почему он один? За что ему такие страдания? Внезапно его зажмуренные глаза увидели свет, такой же ослепительный, как и тьма. "Матерь Божия! - взмолился он про себя. - Прошу тебя, не оставь меня!"
Позади него на спине лежала духовидица. Точно во сне, она посмотрела наверх, где, как птица, парил Иисус. Она увидела его загадочное, искаженное страданием лицо, худые руки, распростертые подобно крыльям, грудь, живот, его раны, его белоснежную кожу и тихо сказала:
- Приди ко мне, Иисус, и очисти меня от всех грехов. Прости мне все дурные поступки. Спаси меня от преисподней. - И ей показалось, что еще чуть-чуть - и он спустится и подхватит ее на руки.
"Меня так и не окрестили, - при этой мысли она похолодела. - Я не попаду на небо".
Она почувствовала, как сочится ее горячая менструальная кровь, и в висках у нее застучало. Энн хотела еще раз попросить Господа сжалиться над ней, но в эту минуту она увидела перед собой лицо отца Коллинза - он опустился рядом с ней на колени и заслонил от нее Сына Божьего.
- Энн, - сказал он, - Энн, очнись.
Она почувствовала его ладони на своем лице. Осторожное прикосновение его пальцев. "Она вся синяя, - услышала она его голос. - По-моему, она не дышит. А лицо горит огнем. У нее жар. Она не дышит". "Так не бывает", - сказал другой голос. "Ее мышцы напряжены, - откликнулся священник, - точно тело свело судорогой. - Он положил два пальца ей на шею. - Пульс очень частый, - сказал он. - Вызовите врача". Священник приложил ухо к ее губам: "И все-таки она не дышит".
- Прости меня, - сказал он. - Прошу тебя, Энн, прости меня.
- Матерь Божия, - выдохнула Энн, - Матерь Божия, помилуй нас.
VI
Матерь Божия Лесная
12 ноября 2000 года
В новой ризнице были прекрасные чистые и просторные шкафы, благоухающие свежим деревом. Отец Коллинз, облаченный в подризник и епитрахиль, уже готов был взять с плечиков ризу, но помедлил, снял очки и наклонился, чтобы взглянуть повнимательнее на содержимое реликвария: два молочных зуба, прядь волос, лоскут выцветшей трикотажной ткани от спортивной куртки, осколок кости и крохотное пластмассовое распятие, из тех, что продаются в дешевых лавках. "Лживые и прекрасные, - подумал он. - Лживые и могущественные тотемы". Все эти предметы он нашел у себя на столе вместе с анонимным письмом, где подробно рассказывалось об их происхождении: осколок кости был обнаружен в кремационной урне Энн из Орегона, когда ее мать развеяла ее пепел неподалеку от Токети-Фоллз, по дороге в Кратер-Лэйк; распятие и лоскут ткани были приобретены у "заслуживающего всяческого доверия, но пожелавшего остаться неизвестным лица, которое проникло в офис окружного коронера"; молочные зубы и прядь волос уступил за 3500 долларов дед Энн, водитель-дальнобойщик. Пожелтевшие от времени зубы были размером с кукурузные зерна, а прядь волос, перехваченная круглой резинкой, имела весьма подозрительный цвет и структуру.
Отец Коллинз бережно положил на ладонь кость и потрогал ее пальцем. Разумеется, можно было в любой момент обратиться к судебно-медицинскому эксперту и определить подлинность останков, но что даст подобная проверка? Священник полагал, что кусочек кости вполне пригоден для поклонения, пусть это даже всего лишь обломок подвздошной кости чернохвостого оленя. Впрочем, здесь его мнение расходилось с точкой зрения Церкви.
Он бережно положил кость обратно в реликварий и тут услышал негромкий стук в дверь. В ризницу гуськом вошли взволнованные участники хора - им было пора одеваться. Отец Коллинз сердечно поприветствовал их и с улыбкой пропел несколько тактов "Глории". Сам он тоже ощущал легкое волнение. Сегодня ему предстояло участвовать в освящении храма - церкви Матери Божией Лесной. Он всей душой желал выполнить свои обязанности без сучка без задоринки. До недавнего времени отец Коллинз был несведущ в ритуальных тонкостях освящения храма, но за последний месяц он добросовестно проштудировал римский миссал и требник. Кроме того, он выучил наизусть правила торжественного богослужения и написал подробный сценарий церемонии. Несмотря на все эти приготовления, он был близок к нервному срыву, а в подобном состоянии его всегда мучила изжога. Отцу Коллинзу очень хотелось, чтобы на церемонии присутствовал епископ, но он понимал, что у того есть веские основания отказаться. "В сложившихся обстоятельствах, - сказал ему епископ, - мое личное участие исключается. Хотя вы можете передать от моего имени всем, что мне отрадно видеть возрождение интереса к вере и Церкви". Епископ благословил его, заметив: "Полагаю, принимая во внимание случившееся, вы поймете, почему я так поступаю". Недолго думая, он поручил провести церемонию генеральному викарию епархии, отцу Батлеру, как достойному и уважаемому духовному лицу. "Какая ирония судьбы, - заметил отец Батлер по прибытии в Норт-Форк. - Впрочем, Господь не зря посылает нам подобные испытания. А значит, мы должны исполнять свой долг с открытым сердцем". С этими словами он доверил большую часть подготовительной работы отцу Коллинзу.
Отец Коллинз еще раз повторил с хором этапы предстоящей церемонии. Он не преминул заметить, что в новых одеждах участники хора выглядят чрезвычайно нарядно и празднично. Двенадцать женщин и четверо мужчин под руководством Констанции Педерсен. Ее проникновенное меццо-сопрано волновало священника до глубины души. Архитектор Ларри Гарбер тоже пел в хоре, и его мягкое контральто было на удивление трогательным. Однако сегодня Гарберу отводилась иная роль: как архитектору проекта ему была поручена презентация здания, которая следовала за приветственной речью отца Батлера и предшествовала окроплению святой водой.
Надо отдать должное Гарберу, он очень обрадовался помощи, которую оказали ему на общественных началах два архитектора и инженер-проектировщик из Сиэтла, а также нанятые по этому случаю ландшафтный архитектор и эколог из Компании Стинсона. В результате был создан прекрасный комплект чертежей. Здание получилось скромным и благородным, отмеченным печатью одухотворенности: кедровый брус, окна во всю стену, светлый, просторный зал. На прилегающей территории располагалась небольшая лощина, поросшая папоротником, грот, аллея мхов и пруд. Дорога из туристского городка сдерживала скорость и была скрыта раскидистыми ветвями деревьев, а стоянка для автомашин, обнесенная изгородью из кедра, находилась в полумиле от церкви. Прихожане могли попасть в церковь лишь по тропинке, что петляла по лесу. Этот путь позволял их душам очиститься, давая время освободиться от суеты и мирских забот. Вдоль Папоротниковой тропы стояли скамьи, где можно было передохнуть и помолиться, и три статуи - Пресвятой Девы, святой Бернадетты и святой великомученицы Екатерины.
Неожиданно для себя отец Коллинз обнаружил, что проектирование и строительство церкви вызывает у него живой интерес. Он всегда считал себя любителем абстракций и отвлеченных размышлений и никак не думал, что способен увлечься архитектурой. Возможно, решил он, такая трансформация связана с тем, что ему исполнилось тридцать. Он внимательно изучил чертежи и изо дня в день педантично отслеживал ход работ. Он сдружился с Гарбером, и теперь, как и Ларри, не расставался с логарифмической линейкой и беспрестанно почесывал затылок. Он был пристыжен, обнаружив, что за пределами его собственного мира существует другой мир, и, осваивая основы строительных расчетов и технологий, почувствовал, что это способствует расширению кругозора. Впрочем, дренажный камень и строительный раствор не опровергали теорию - напротив, Вселенная оставалась такой же предсказуемой и целостной, как всегда, не нарушая законов Ньютона. И каким же облегчением было, зная это, вновь возвращаться в мир идей Платона! Священник изучил профессиональный жаргон, чтобы завоевать доверие подрядчиков; он чувствовал, что они будут работать более добросовестно, видя, что он кое в чем разбирается. Хотя, сказать по правде, это было не так. Он не мог, взглянув на чертеж, представить его будущее воплощение. И все же теперь, засыпая, он по большей части размышлял о проблемах вполне материального свойства.
Участники хора вышли из ризницы. Отец Коллинз завершил собственное облачение и решил посмотреть, как дела у министрантов. Вместе с Томом Кроссом и Кэрол Бойл он проверил, все ли готово к церемонии. Сосуд с миром. Есть. Кропило. Есть. Кадильница. На месте. Корпорал. Здесь. Пурификаторы. Вот они. И так далее.
- Я оделся, - сказал священник. - Один из вас может вернуться к реликварию. Я вижу, вы еще не переоделись.
- У меня вопрос, - сказал Том.
- Насчет реликвария?
- Насчет облачения. Красное или белое?
Отец Коллинз назначил Тома министрантом совсем недавно, поддерживая его стремление к самосовершенствованию, и пока многое было ему в новинку.
Священник с назидательным видом огладил собственную ризу.
- Белое, - сказал он. - При освящении храма надевают белое. Красное предназначено для иных случаев. Например, для праздников в честь великомучеников.
Том кивнул, запоминая сказанное на будущее. На его висках и над ушами появилась густая проседь. Из бесед с Томом во время исповеди отец Коллинз знал, что ему вновь позволили навещать детей. Теперь он купал и кормил Томми, но при этом не чувствовал себя спасенным. Спасение, напомнил ему священник во время одной из таких бесед, требует целой жизни.
- Значит, надену белое, - сказал Том.
Он вышел, и священник быстро закончил его работу, наполнив сосуд для мира освященным оливковым маслом и аккуратно свернув алтарный покров. Он со знанием дела пролистал "Лекционарий", снял с полки лодку для ладана и пересчитал свечи и подсвечники. Кропило было отполировано до блеска. Он вновь с благодарностью вспомнил Ларри Гарбера: для каждой вещи было предусмотрено свое место, и порядок радовал глаз.
Кэрол Бойл не обращала на него внимания, поглощенная своим делом, и отец Коллинз опять погрузился в воспоминания. Он вспомнил брезентовую палатку Энн Холмс в туристском городке и ее капюшон, неизменно надвинутый на глаза. Священник задумчиво прочитал "Радуйся, Мария…" и медленно перекрестился. Он поблагодарил Господа за то, что прошлой осенью ему было позволено продолжить служение. И за обыденность самопожертвования. У него была масса дел, непочатый край работы, которую предстояло сделать. Он тряхнул головой и решительным шагом, как требовал того напряженный распорядок воскресного дня, направился назад, в ризницу. В вестибюле стоял стеллаж с молитвенниками, изготовленный из натурального дерева, здесь же находилась крещальная купель, высеченная из куска гранита, который от природы имел нужную форму. Юные министранты приводили в порядок молитвенники на стеллаже; заметив отца Коллинза, они удвоили свое рвение. Отец Коллинз вдохнул запах свежей краски, который исходил от пола в вестибюле, и с удовольствием подумал, что он не отдает плесенью, а значит, его старания были не напрасны. Он требовал от руководителя строительных работ придерживаться самых высоких стандартов, и тот, качая головой, то и дело говорил: "Это чересчур, а впрочем, решать вам, мое дело выполнять". Теперь все были довольны, что поддерживали отца Коллинза. Почва на строительной площадке была пропитана водой, как губка, и, чтобы осушить ее, пришлось потратить немалые деньги.
Священник вновь углубился в размышления, вспомнив колоссальный приток средств, который последовал за внезапной смертью Энн. Компания Стинсона вдруг резко изменила свою позицию и подарила епархии участок для строительства церкви, о чем много писали газеты Сиэтла. Торговая палата позаботилась о банковских кредитах для многообещающего проекта, который в долгосрочной перспективе сулил ее клиентуре непрерывный приток капитала. Городской совет по туризму пересмотрел свои планы с учетом изменившейся ситуации и изыскал средства на развитие инфраструктуры. Богатая почитательница Девы Марии из Калифорнии, пожелавшая остаться неизвестной, пожертвовала полмиллиона долларов. Средства на сооружение грота, расчистку пруда, обустройство прилегающей территории, пешеходные дорожки, скамейки и террасу из голубого песчаника выделила компания из Такомы, руководство которой тоже весьма трепетно относилось к Пресвятой Деве. Кроме того, как из-под земли появилось и предложило свои услуги великое множество невостребованных художников, скульпторов и прочих творческих работников, которые были рады возможности украсить новую церковь своими произведениями.
В городе близилось к завершению сооружение современного мотеля. На главной улице появилось новое кафе "Сельский уголок", которое славилось своими домашними пирогами. Территорию туристского городка расширили и благоустроили. Открылись три новые гостиницы "ночлег и завтрак". "МаркетТайм" отремонтировали и добавили отдел холодных закусок и пекарню. Неподалеку от закусочной Джипа появилась новая кофейня "Эспрессо на рассвете", где продавали пирожные и торты с французскими названиями, сухарики из стеклянной банки и сандвичи с деревенским хлебом. В центре города начали ремонтировать тротуары, расширять проезжую часть и приводить в порядок канализацию, а поскольку при этом все равно предполагалось снимать асфальт, планировалось заодно проложить высокоскоростные кабели. Консультант по туризму Аппельбаум предложил городу рекламное название: Североамериканский Лурд.
Перед резным панно из тисового дерева - это был триптих, изображающий Благовещение, Коронование Пречистой Девы Марии и Оплакивание Христа - стояла незнакомая отцу Коллинзу женщина. Она пристально разглядывала резьбу и, казалось, была всецело поглощена этим занятием, любуясь мастерством художника.
- Простите, - сказал отец Коллинз, - могу я быть вам полезен?
- Возможно, - не отрываясь от панно, ответила женщина. - Если постараетесь.
- Прихожане собираются рядом с лощиной, - сказал священник, кивнув в сторону ряда венецианских окон. - Это недалеко, сразу за гротом.
- Я не прихожанка.
- Кто же вы?
- Президент клуба поклонников Карла Молдена, отец. Неужели вы меня не узнаете?
Она обернулась и подмигнула. "Надо же так измениться!" - подумал отец Коллинз.
- Кэролин! - сказал он. - Вас действительно не узнать.
- Наберите двадцать фунтов, - сказала она, - и вы станете другим человеком. Очень рекомендую беглым преступникам и шпионам.
- Но вы не преступница и не шпионка.
- Рада, что вы так думаете.
- Я ошибаюсь?
- Если бы я к ним принадлежала, я могла бы считать, что толстею осмысленно и целенаправленно.
Отец Коллинз подошел поближе к панно и заложил руки за спину.
- Вы изменили прическу.
- Пришлось покраситься в этот жуткий черный цвет, - сказала Кэролин. - И постричься. После чего осталось напялить бесформенную куртку, подкрасить глаза - и я больше не я.
- Это сработало, - сказал священник. - Я бы вас не узнал.
Кэролин растерла румяна на скулах.
- Я приехала инкогнито не просто так. Не хочу иметь дело с ее чокнутыми поклонниками. Обезумевшими христианами с остекленевшими глазами. Но мне хотелось посмотреть, что будет сегодня. И я решила, что вы меня не узнаете.
- Я рад вас видеть.
- Не лгите, святой отец.
- Как-никак вы были подругой Энн.
- Едва ли, - сказала Кэролин.
- Как вы можете так говорить? Вы…
- Я убила ее, - сказала Кэролин. - Вы не забыли?
Она снова уткнулась в триптих.
- У вас найдется несколько минут? - вдруг спросила она.
Священник подумал, что Кэролин явилась очень не вовремя. У него не было ни минуты. Через два часа здесь соберется около десяти тысяч человек. У грота уже ждали представители прессы. Маршрутные автобусы то и дело подвозили к стоянке новых паломников. Следовало подготовиться к открытию церкви, он хотел еще раз просмотреть свои записи, не говоря уже о проповеди; надо было еще раз хорошенько продумать порядок церемонии, проследить за министрантами и поработать с диаконами. К тому же через пятнадцать минут подойдет отец Батлер.
- Это не может подождать до завтра? - спросил он.
- Завтра я собираюсь в Сиэтл, святой отец. Там у меня уйма дел. Пообедать. Побродить по магазинам. Сходить к массажистке. Сами понимаете, отменить все это невозможно.
- Видите ли, сейчас я страшно занят.
- Я не отниму у вас много времени, - сказала Кэролин. - К тому же без вас не начнут.
- Это верно.
Кэролин нацепила на нос очки с тонированными стеклами, которые висели у нее на шее на тонкой серебряной цепочке. Это были очки для чтения, с изящными линзами в форме полумесяца.
- Вы отлично выглядите, - сказала она священнику. - Полны сил и энергии.
- Вы смотрите на мир через розовые очки, Кэролин.
- Честное слово, не более пяти минут, - пообещала та.
Они отправились в исповедальню, где Кэролин примостилась на краешек стула и, чтобы не выходить из роли, положила ногу на ногу, достала пилку и принялась обтачивать ногти.
- Вы помните, меня ведь тогда арестовали, - сказала она. - Но я не знаю, известно ли вам, что случилось дальше. Мы ведь не поддерживали отношения.
- Я почти ничего не знаю, - сказал священник и взглянул на часы. - Я был очень занят. У меня было полно дел. С тех пор я все время занят по горло.
Даже в очках Кэролин близоруко щурилась.
- Меня освободили под подписку о невыезде, продержав в тюрьме целых три дня. Думаю, вам бы там не понравилось. При этом мне здорово испортил настроение государственный защитник. Он сказал, что меня могут осудить за непредумышленное убийство второй степени. Из-за дурацкого перцового аэрозоля. Аэрозоля, который стал орудием убийства.
- Это не было убийством.
- Нет было.
- Произошел несчастный случай.
- Католики считают иначе.
- Выходит, вас мучает чувство вины?
- На моем месте оно мучило бы кого угодно.
- Так вы пришли ко мне из-за этого?
- Я не на исповеди.
- Что ж, как я уже сказал, это не убийство. Не стоит терзаться из-за того, что существует только в вашем воображении.
Кэролин неловко поменяла позу и перестала ожесточенно терзать свои ногти.
- И все же Энн умерла, - сказала она с нажимом. - Это факт, и мое воображение тут ни при чем. Вы же не станете с этим спорить?