- Если тебе трудно продолжать разговор, мы закончим. Я думаю, что сегодня тебе нужно отдохнуть. Почитай книгу или журнал, посмотри фильм по телевизору.
- Но я… Я боюсь не за себя,- всхлипнула Гуля.- За себя я тоже боюсь, но…
- Я тебя хорошо понимаю,- кивнул Олег.- Только вчера ты закончила школу, только вчера все было так легко и хорошо…- Он вдруг осекся и замер на мгновение. Какая-то светлая мысль мелькнула молнией и тут же погасла, не оставив следа.- Только вчера в твоей жизни все было так легко и хорошо,- по инерции повторил он, пытаясь воскресить мимолетное озарение.- Ты любишь своих, поэтому беспокоишься за них,- уже почти не думая о чем именно говорит, закончил Олег.- Но с ними ничего плохого не случится. Гуля, завтра я приду снова. Мы должны поговорить с тобой еще раз. А пока отдыхай, набирайся сил и ни о чем не думай. Договорились?
Вечером гуляя с женой во дворе, отдыхая в кресле перед телевизором, а потом весь следующий день на работе Олег не мог отделаться от мысли, что в разговоре с Гулей он упустил что-то важное. Не мог отделаться от мысли, что ключ к разгадке уже находится в его руках.
- Что с тобой, Олег?- Не единожды в течение дня спрашивал Вахтанг.
- Извини, немного отвлекся,- каждый раз отвечал Костырев.- Повтори, пожалуйста, я прослушал…
Ровно в три часа пополудни, как и договорились с вечера, он появился на квартире Эхтирамовых. Хозяина дома не было, встретила Олега Фатима Ибрагимовна. Предложила кофе, но он отказался. У Костырева неожиданно появилась уверенность в том, что едва он увидит девушку, тотчас поймет в чем же тут дело.
- Здравствуй, Гуля.
Она снова стояла возле окна:
- Здравствуйте.
- Как же я раньше не догадался?- Прошептал Олег, глядя мимо нее.- Гуля, ты ведь окончила школу в этом году, верно?
- Да, одиннадцать классов.
- Покажи мне выпускной альбом…
Спустя два дня Олег сидел на подоконнике в своем кабинете с сигаретой в зубах. В руках у него была фотография фантастически красивой девушки, настоящей восточной красавицы. В разговоре с Олегом Вахтанг признался, что вся эта карусель со стороны Костырева больше всего походила на цирковой номер. Но факт остается фактом, насильника вычислили по тому же альбому с фотографиями выпускников, который стал поворотной точкой в его судьбе.
Преступником оказался брат одноклассницы Гули Эхтирамовой. На допросе парень утверждал, что его состояние было похоже на результат колдовства или наваждения, что он не мог контролировать действия. Хотя Олег придерживался иного мнения, все-таки в его поступках прослеживалась продуманность и последовательность действий. Он говорил, что случайно увидев в фотоальбоме сестры снимок Гули, ее адрес и телефон, словно сошел с ума и теперь не понимает, как такое могло произойти. На каждом допросе он винился и просил прощение. Но однажды Олег встретился с ним взглядом и понял, что в сердце этого человека все также пылают алчность и вожделение.
В приватном разговоре с Алиханом Гусейновичем, Костырев откровенно признался, что праздновать победу рано: неизвестно чем завершится следствие и суд, если до него дойдет дело.
- По крайней мере, сейчас вы знаете его в лицо,- сказал он в конце беседы.- Подобные ему хитры и изобретательны. Я не намерен вас пугать, Алихан Гусейнович, но не теряйте бдительность. Со своей стороны я обещаю следить за ходом дела. Можете в любой момент рассчитывать на меня.
- Олег Дмитриевич, я пока что плохо соображаю от радости. Спасибо вам! Сердечное спасибо…
- Кстати, как дочери?
Эхтирамов улыбнулся и вытер ладонью глаза:
- Гуля решила стать юристом, а Эля следователем…
Услышав это, Олег широко улыбнулся:
- Ну и ну! Не ожидал…
Олег улыбнулся, вспомнив недавний разговор с Эхтирамовым. В этот момент в кабинете появился Вахтанг.
- Слышал новость?!- Даже для своего темперамента Гарибов выглядел чересчур возбужденным.
Олег убрал фотографию в карман пиджака и посмотрел на него:
- Нет. Что случилось?
- Ночью Говорухин пытался убить Олега Самохина!
- Почему именно Говорухин?- В голосе Костырева прозвучало сомнение.- У Самохина врагов немало.
- Да, но несколько свидетелей показали на Михаила. И похоже его ранили в перестрелке.
- Вот как?.. У Говорухина были причины стрелять в Самохина?
- Были. Вот что я узнал от источников…
7. Хищники.
Если в лесу есть хищники, найдутся и те, кто тешит кровь охотой на них. Когда заводится в городском пруду жирная рыба, на берегах становится тесно от рыбаков.
Круто замешан человек. Добропорядочный семьянин, спокойный и малопьющий, в одночасье становится рубакой не ведающим ни жалости ни и страха. Неисповедимы пути господни. Но кто бы мог подумать, что именно эти парни по законам дарвиновских таблиц займут нишу и не людей, и не зверей.
Это были бешеные псы без будущего и со смутным прошлым, которое едва помнили сами. Люди без настоящего, чей смысл жизни и уверенность в собственной правоте родились в кровавом угаре, в страшном прозрении братоубийства.
Мутная октябрьская ночь навалилась на город. Улицы разбитых фонарей погрузились во тьму. Изредка ночную тишину вспарывали резкие голоса и ругань пьяных, лай остервенелых псов на выгуле и музыка, рвущаяся из приоткрытых окон легковых автомобилей.
Возле белой "девятки", стоявшей на одном из перекрестков уже добрых полчаса, резко затормозил мотоцикл. Мотоциклист склонился над открытым окном и сказал, стараясь перекрыть грохот динамиков. Его лица не было видно за полуприкрытым забралом, на гермошлеме плясали сполохи от желтых огней светофора.
- Лётя, едут!
- Что?!- Осклабился светловолосый человек за рулем "девятки".
- Едут!!!- Выкрикнул мотоциклист, глядя в скудно освещенный салон.
- Понял! Отваливай… Как договорились, будешь подстраховывать!
Мотоциклист кивнул и медленно пересек пустынный перекресток наискось.
- Чё, братки, вздрогнем?!- Хрипло выкрикнул Лётя.- Готовь "волыны", кончать будем суку-Сивуча!
Он выключил музыку и положил на колено короткоствольный автомат. На пассажирском сидении, зашевелились еще двое. Там тоже щелкнули автоматные затворы.
- Филимон, дуй на ту сторону!- Распорядился Лётя.- Если чё, вали, блядь, всех без разбора! Всех свидетелей вали…
Один из пассажиров выскочил из машины и мгновенно скрылся в угольно-черной тени от четырехэтажного дома на другой стороне улицы.
- Давай, Глеба-братан, не промахнись! Я из машины выскочу, а ты из окна водилу-суку мочи!
- Завалю суку!- Со злобой откликнулся сидевший на заднем сидении.
- А потом мы девок пялить будем да водку жрать!- Снова осклабился Лётя. В этот момент справа по перекрестку блеснули синеватыми огоньками фары приближающегося автомобиля.- Едут,- выдохнул Лётя.- Суки! Только у Сивуча фары синие.
Он оскалился и нажал на педаль газа. "Девятка" перегородила дорогу встречной машине. Иномарка еще не успела остановиться, а Лётя уже выскочил из салона и подбежал к задней дверце. Из "девятки" вылетела короткая автоматная очередь, изрешетила лобовое стекло иномарки со стороны водителя. Лётя на бегу тоже сделал несколько коротких очередей по салону и распахнул заднюю дверцу иномарки.
- Чё, Сивуч,- спросил толстяка лежавшего на заднем сидении,- обоссался, сука?! В глаза мне смотри! Я тебе по-хорошему говорил. Я тебе говорил, сука?! Но ты не слушал меня, сука жирная, за то и подохнешь!..
- Лётя, не надо! Лётя, я все отдам!- Завопил раненый, пытаясь выбраться из машины через другую дверь.
- Я теперь сам все твое заберу,- процедил Лётя сквозь зубы и нажал на спусковой крючок.- А ты усрись на том свете, гнида!..
Девятый день Сивучеву отвели без особой помпы. Утро поминок было сырым и промозглым. Небо над головою казалось штормовым морем, опрокинутым в космическую бездну.
На кладбище помянуть Сивуча приехали только близкие родственники и два бритоголовых человека, сплошь облитых черной кожей. Головных уборов они не носили, и время от времени собравшимся начинало казаться, что бритые головы этих людей живут отдельной жизнью от их больших и черных, почти паучьих тел. Этих двоих не знал никто, кроме вдовы убитого и его бывшего компаньона по темным делишкам конца восьмидесятых годов. Перед отъездом на кладбище они несколько минут разговаривали с незнакомцами в рабочем кабинете покойного, никого больше к этому разговору не допустив.
На могиле Сивучева чинно выпивали. Поминали покойного исключительно добрым словом. Похоронили его как почетного гражданина по соседству с героями Великой Отечественной войны и директорами промышленных предприятий. Поставили на могиле лакированный дубовый крест и засыпали ее в несколько слоев цветами и венками. Но редкий человек в этот день не понимал, что для Саши Сивучева такой исход был смертью от естественных причин. Иначе такие люди не уходят. Но не та порода собралась на поминки, чтобы думать о будущем и хотя бы изредка вспоминать о последней неизбежности в жизни, о собственной смерти. Вскоре их разговор отошел от факта кончины Сивучева и закрутился вокруг повседневных забот и последних сплетен. Изредка еще вспоминали покойного, но только в том смысле, что был Сивуч при делах, и мало кто "батон" на него "крошить" решался.
А всего в трех десятках метров, которые среди крестов и памятников почему-то всегда кажутся расстоянием, устроился за столиком Летчик. Он курил, прислушивался и приглядывался к собравшимся. Рядом с ним сидел Глеб и ковырял прутиком землю под ногами. Ему в отличие от Лёти было не по себе.
- Нарисовался, сученыш,- проворчал Летчик.- Глянь, Глеба! Во, фраер отмороженный!
- Видел я его!- Отрывисто сказал Глебов, не поднимая головы.
- Да ты глянь!- Лётя ткнул его локтем.- Во, жаба! В этой гребанной семейке все опухли!
Он, не отрываясь, смотрел на человека среднего роста и среднего возраста, чье жирное, гладко выбритое лицо было спокойным и надменным, а длинные темные волосы зачесаны назад и смазаны гелем.
- Не хочу я на него смотреть!- В голосе Глебова появилось раздражение.
- Твою мать!- Уже не слушая его, выругался Лётя и подался вперед, впившись взглядом в кого-то среди могил. Он осклабился безобразной улыбкой и медленно надел солнцезащитные очки.- Нарисовались…
Глеб поднял голову и увидел бритоголовых. Один из них с легкой улыбкой кивнул Лёте и что-то вполголоса сказал напарнику. Тот снял очки, и Глеб увидел его большие равнодушные глаза и тяжелые надбровные дуги. Глеб оглянулся на Лётю и тоже надел очки.
- Поехали отсюда!- Снова оскалился Лётя, сплевывая под ноги.- Спи с миром, Сивучара…
По обеим сторонам дороги раскинулся сумрачный хвойный лес. От города его отделяло всего два километра, но это был уже не солнечный европейский лес, а заболоченная азиатская тайга, мглистая и заваленная буреломом. Лётя ударил по баранке кулаками и грязно выругался:
- Твари гребанные! Я здесь все начинал! Я!!! Я здесь должен быть "папой". Я!!! Суки, паскуды, жлобы жирные, твари…
Глеб с невозмутимым видом смотрел на дорогу.
- Мы их всех замочим!
- Да,- хладнокровно улыбнулся Глебов.- Всех замочим.
- Нормально все, нормально,- бормотал Лётя.- Я их всех рядком положу.
За окном мелькнули первые улицы Знаменска: деревянные домики, гортоповские конторы.
- Водки возьми,- Лётя притормозил возле придорожного киоска.
- Пиво возьму.
Глебов выбрался из машины, в киоске купил несколько бутылок пива. Летчик пробурчал под нос что-то с раздражением, но предложенную бутылку осушил в два глотка.
- Эх!- Рявкнул хрипло и выбросил посуду в окно.- Пресно мне, Глеба! Оттопыриться хочу!- Он рискованно вывернул на встречную полосу и рванул по объездной в сторону дачных поселков.- Ноздри кому-нибудь вырвать?!
- Водки лучше выпей,- ухмыльнулся Глебов.
- А вот это дело! Сегодня водку пьем! "Сливу" лопаем! А завтра на Сучка наедем! Если он пять косарей не отстегнет, я его суку похороню…
- А что это за бычье на кладбище крутилось?
- Сучата одни… Да я их порву! Шпана отмороженная…
По обеим сторонам дороги снова начался лес. Время от времени из густых зарослей вываливался заросший молодыми сосенками склон Знаменского рудника.
- Понятно,- пробормотал Глебов, выслушав пояснения Летчика. Под ложечкой у него засосало от страха. Если Лётя кого-то называл отморозками, это были не люди, а бесы из преисподней.
Подъехали к коллективному саду. Летчик притормозил перед наглухо запертыми металлическими воротами. Глеб вышел из машины. Возле дома на лавочке сидела сторожиха. Глеб махнул ей и отворил ворота. Лётя притормозил возле бабки и, пока Глеб закрывал ворота, все допытывался у нее:
- Как служба, бабуля? Воруют бляди?.. А когда поймаешь гандонов, чё с ними сделаешь? Свяжешь и затрахаешь до смерти?..
К вечеру на даче у Глебова собралась вся бригада. К вечеру же на улице резко похолодало, снова запахло снегом. Глебов, глядя в окно, приговаривал: "Открылся "поганый угол" – погоды теперь не жди". Но, не смотря на это, к вечеру он пришел в прекрасное расположение духа. А вот Лётя до вечера не дотянул – напился до своеобычного, скотского состояния. Общими усилиями его отнесли в холодную мансарду и бросили на застланный шерстяным одеялом диван.
- Сопьется Летя,- констатировал факт Глеб.- Или сколется.
- Алкаш,- согласился с ним Гуня.
Филимон привычно воздержался от комментариев.
- Как дела, браты?- Передразнил Летю Глеб. Они снова расположились внизу.
- Нормально, куем денежки!- Отозвался Гуня.
- Подходил ко мне человечек один,- сказал Филимон негромко.- Серьезный мужичок. В игры с таким я бы играть не стал.
- Кто такой?- Гуня прикурил от золотой зажигалки.
- Карась. Слышал о таком?
- Он наехал, что ли, на тебя отморозок этот?!
- Нет, он не дурак. Хочет влиться в нашу бригаду. Сказал, что наши дорожки все равно пересекутся, а он хочет видеть в Лёте друга, а еще лучше – подельника.
- А, может, башку ему открутим?- Предложил Гуня.- Нам за его пустой череп еще и в ножки поклонятся.
- Тебе это надо?!- Глеб взял в баре бутылку коньяка.- Таких как Лётя и Карась лучше держать на коротком поводке,- он машинально оглянулся на лестницу в мансарду.- Кем мы были два года назад? Никем. Я даже не мечтал открыть свое дело. А сейчас кто против нас слово скажет? На "общак" отстегиваем и все! Все!!! А Лётя любого отморозка за пояс заткнет.
На улице уже царил темный вечер. Стемнело раньше обычного. За окном сеял мелкий холодный дождь. Филимон подошел к окну, вгляделся в едва различимые сумерки. В оконном стекле отражалась обстановка комнаты. Отражались Гуня с Глебом, сидевшие за журнальным столиком. Глеб разливал коньяк, Гуня смотрел в потолок. Этот домик Глебов построил своими руками, потому и расставаться с ним не хотел, жил здесь зимой и летом. Филимон вдруг вспомнил, как пять лет назад помогал ему. Кем они были тогда? Стропалями, токарями, путейцами. Честными работягами без гроша в кармане… А кто я сейчас?- спросил он себя, и уже привычным усилием отогнал эту мысль.
За окном осень вяло развлекалась перед длинной зимой. Как бы я хотел знать, как жил-поживал, если б не отморозок Лётя?- продолжал думать о своем Филимон.- Наверняка по выходным гостили у тещи или у матери. А по вечерам после работы валялся бы на диване перед телевизором. А после получек собирались у Глеба, пили и колбасились. И считали себя вполне состоявшимися людьми.
- Дерьмо...- прошептал он и вздрогнул, потому что Глеб вдруг сорвался с места и побежал по лестнице на второй этаж.
Гуня от неожиданности уронил бокал с коньяком на колени, а сам Филимон едва не выдавил ладонью оконное стекло. И еще краем глаза он заметил на улице полет большой черной тени.
На крыше раздался треск, а в мансарде жутко грохнул пистолетный выстрел.
- Что же ты, Лётя, наделал?- Прошептал Глебов, обращаясь к покойнику.- Зарезали как свинью.
Гуня стоял возле распахнутого настежь окна мансарды. Его трясло от страха и уличного холода. Филимон бесцельно бродил по комнате, не останавливаясь ни на секунду.
Летчик лежал на диване с ножом в груди. Убийца даже не удосужился забрать его с собой. Знал, что за него все сделают подельники убитого.
- Твою мать!- Вдруг завопил во все горло Гуня и принялся колотить кулаком в стену.- Всех! Всех замочил! Что же мне теперь делать?!
- Прекрати хныкать,- одернул его Глебов.- Лётю все равно бы убили. Но что-то тут одно с другим не сходится,- пробормотал он.- Если бы за Сивуча ответили, нас бы скопом вальнули.
Услышав это, Гуня растопырил пальцы, а его лицо мгновенно сделалось бессмысленным, похожим на резиновую маску.
- Что делать будем?- Сумрачно спросил Филимон, закрывая окно и задергивая шторы.
- Думать будем,- отозвался Глеб, он все еще стоял перед Летчиком на коленях.- Из этой истории надо выпутываться.
- Пошли вниз,- Филимон зачем-то выключил свет.
Снизу падали на потолок мансарды призрачные отблески света. И Гуня понял, что слышит сейчас не только стук собственного сердца. Он слышал, как моросит дождь за окном, как на кухне заливается по радио сладкоголосый Меладзе. Глеб с Филимоном уже спустились вниз, ворочали внизу мебель, изредка перебрасываясь короткими фразами. Гуня попытался понять, о чем они говорят, но не смог этого сделать. И вдруг ему стало нестерпимо страшно. Почудилось, что руки мертвого Лёти превратились в длинные, скользкие щупальца, и мертвец вьет их кольцами по полу, подбираясь к нему. В ушах у Гуни вновь быстро и дробно застучала кровь. Он резко оглянулся, уже приготовившись к худшему, но за спиной увидел только спокойную темноту и едва различимые в ней предметы, и поплелся на ослабевших ногах вниз.
- Я домой. Меня здесь не было,- сказал он подельникам.
- Не понял, ты куда?- Глеб отбросил в сторону кусок полиэтиленовой пленки.
- Я подыхать не хочу!- Неожиданно даже для самого себя завопил Гуня, взъяриваясь от душного темного страха.- Я как Лётя не подохну!!! Откуплюсь! А вы как знаете!..
- Никуда ты не пойдешь!- Так же страшно, охрипшим от бешенства голосом выкрикнул Глебов. И повторил, но уже почти шепотом:- Никуда ты не уйдешь… Подымайся наверх!..
- А вот это ты видел?!- Гуня похлопал себя по паху.
- Видел,- кивнул Глеб, вытаскивая из кармана пистолет.- И это я тоже видел, гнида ты гребанная…
Он сделал шаг назад, приставил ствол к груди подельника и щелкнул предохранителем. Гуню мгновенно парализовало страхом.
- Э-эй, мужики,- с беспокойством сказал Филимон и короткими осторожными шажками придвинулся к Глебу.- Давай коньячку выпьем. Что мы как уроды закусились, в натуре?! Выпьем, успокоимся, подумаем.- И все это скороговоркой, опасаясь только одного – выпустить ситуацию из-под контроля.- Между братанами всякое бывает, но друг друга пулями дырявить – западло. Глеб, ты чё? Опусти пушку, чё ты Гуньку кошмаришь?.. Обосрется ведь… Или он или я, ёпта…
Его быстрый, временами неясный монолог возымел действие. Глеб неожиданно побледнел и отступил к стене. А Гуня едва отдышался, выкатил полубезумные круглые глаза на Филимона и принялся растирать землисто-серое лицо. Филимон тоже перевел дыхание и плеснул в бокал коньяку.