Перевожу грузы, - сказал он. - У меня выдался свободный день, поэтому я взял напрокат машину в транспортном агентстве аэропорта и решил прокатиться.
Вы летчик? - несмотря на очевидную глупость вопроса, спросила Кэтрин.
Скорее я летающий водитель грузовика, - внимательно глядя на нее, ответил мужчина.
Что вы перевозите?
Погашенные чеки.
Погашенные чеки?
Она засмеялась, пытаясь представить самолет, доверху набитый погашенными чеками.
Хороший магазинчик, - оглядываясь по сторонам, сказал летчик.
Он принадлежит моей бабушке.
Кэтрин скрестила руки на груди.
У вас разноцветные глаза.
Это наследственное. У моего отца были такие же.
Мужчина помедлил.
Оба глаза, если хотите знать, настоящие.
Ага.
У вас красивые волосы.
Это наследственное, - съехидничала Кэтрин.
Мужчина кивнул и примирительно улыбнулся.
Сколько вам лет? - спросил он.
Восемнадцать.
На лице летчика появилось удивление.
А сколько вам? - спросила Кэтрин.
Тридцать три. Я думал…
И что вы думали?
Я думал, что вы старше.
Между ними возник невидимый барьер в пятнадцать лет…
Мужчина положил руку на учетную книгу и, глядя в глаза Кэтрин, торопливо заговорил:
Я родился в Бостоне и вырос в Челси. Это бедный район. Попросту говоря, трущобы. Небезопасное место. Я учился в бостонской католической школе и в колледже Святого Распятия. Моя мама умерла, когда мне не исполнилось и десяти лет. Через несколько лет с отцом случился инфаркт. Закончив колледж, я был призван на военную службу. Из меня сделали военного летчика. Я побывал во Вьетнаме. Не женат и никогда не был. Сейчас я ни с кем не встречаюсь. Живу в Тетерборо. У меня однокомнатная квартира. Она слишком маленькая. Я…
Не так быстро, - прервала его Кэтрин.
Я хотел, чтобы между нами не было тайн.
С ясностью, редкой в ее годы, она поняла, что ситуация полностью находится в ее руках. От нее зависит, сжать ли руку и поймать шанс, предоставляемый ей судьбой, или открыть ладонь и позволить птичке улететь.
Я знаю, где находится Челси, - сказала Кэтрин.
Прошло десять секунд… Двадцать… Они молча стояли в жарком полумраке магазинчика. Кэтрин знала, что мужчина хочет прикоснуться к ней. Даже через разделявший их прилавок она ощущала жар, исходящий от его тела.
Боясь себя выдать, Кэтрин старалась дышать ровно и спокойно. С трудом она сдерживала предательское желание зажмуриться.
Здесь жарко, - сказал мужчина.
На улице настоящее пекло.
Не по сезону.
Да, слишком жарко для начала июня, - согласилась Кэтрин.
Не хотели бы вы куда-нибудь съездить? - предложил он.
Куда?
Не знаю. Просто прокатиться…
Кэтрин посмотрела ему в глаза. Мужчина улыбнулся…
Они поехали на пляж и искупались, не снимая с себя одежды. Вода была прохладной, а воздух - горячим, что создавало ни с чем не сравнимое, приятное ощущение. Джек окончательно испортил свою одежду. (Потом ему пришлось позаимствовать запасной комплект у приятеля.) Выйдя наконец из воды, Кэтрин застала летчика стоящим на берегу. Его руки были засунуты в карманы брюк, а под мышкой было скатанное в рулон одеяло. Мокрая одежда свисала, словно тряпье, а некогда белая рубашка посерела…
Они лежали на одеяле, расстеленном на песчаном берегу. Кэтрин дрожала, прижимаясь к его мокрой рубашке. Мужчина осыпал ее губы поцелуями. Пока пальцы одной руки безостановочно играли с ее волосами, вторая рука без спросу проникла под ее безрукавку, лаская и поглаживая девичий животик. Кэтрин казалась себе потерянной и беззащитной перед лицом нахлынувших на нее чувств.
Она накрыла его руку своей. На ошупь его кожа была теплой, шершавой, покрытой тонким слоем прилипших к ней песчинок.
Счастье.
"Я счастлива", - поняла Кэтрин.
Это было чистое, ничем не омраченное счастье.
"И это только начало", - подумала она.
Поднимаясь по ступенькам лестницы, Кэтрин услышала, как хлопнула дверь ванной комнаты. Это Мэтти. Каждое утро дочь вставала ни свет ни заря и первым делом спешила в душ. Здесь она вела ожесточенную войну со своими волосами. Мэтти унаследовала от отца шикарные вьющиеся волосы, но каждое утро упрямо мыла их и высушивала феном, тщетно стараясь выпрямить непослушные завитки. Эта странная война с собой, которую с недавнего времени вела ее дочь, беспокоила Кэтрин. Она надеялась, что Мэтти вскоре перерастет этот "бзик". Каждое утро Кэтрин просыпалась с надеждой, что дочь оставит волосы в покое, и тогда она сможет быть уверена, что ее девочка избавилась от своего подросткового комплекса.
"Мэтти, должно быть, слышала шум мотора на подъездной дорожке, - подумала Кэтрин. - А может, и наши голоса в кухне".
Ее дочь имела привычку вставать затемно, особенно зимой…
Теперь, взбираясь по ступенькам наверх, женщина подумала, что ей непременно надо выманить дочку из ванной комнаты. Слишком небезопасное это место для охваченного горем человека!
Кэтрин остановилась перед дверью. Она услышала, как Мэтти включает душ.
Женщина постучала.
Мэтти! - позвала она дочь.
Что?
Мне надо поговорить с тобой.
Мам…
В голосе Мэтти зазвучали знакомые недовольные нотки.
Я не могу… Я - в душе…
Мэтти! Это очень важно!
Что?
Дверь ванной резко открылась. На пороге появилась замотанная в зеленое полотенце Мэтти.
"Моя любимая красавица дочь! - подумала Кэтрин. - Как же нам жить дальше?"
Ее руки задрожали. Женщина скрестила их на груди, засунув кисти рук под мышки.
Надень халат, Мэтти, - с трудом сдерживая слезы, сказала Кэтрин. - Я должна поговорить с тобой. Это очень важно.
Дочь послушно сняла халат с крючка и оделась.
Что случилось, мама?
"Детский ум не может выдержать всего ужаса постигшей нас потери. Детское тело не может справиться с таким потрясением", - минутой позже с отчаянием подумала Кэтрин.
Услышав страшную новость, Мэтти как подкошенная рухнула на пол. Она как сумасшедшая замахала руками, словно отбиваясь от роя напавших на нее пчел. Кэтрин попыталась успокоить ее, крепко сжимая в объятиях, но дочь оттолкнула ее и, сбежав по лестнице, пулей вылетела из дома.
Кэтрин бросилась следом…
Лишь на лужайке перед домом ей удалось схватить Мэтти за руку.
Мэтти!.. Мэтти!.. Мэтти!.. - как заведенная, повторяла женщина.
Обхватив ладонями голову дочери, она прижалась лицом к липу девочки.
Мэтти!.. Мэтти!.. Мэтти!..
Ее хватка не ослабевала.
Я позабочусь о тебе, - сказала Кэтрин. - Послушай, Мэтти! Все будет хорошо.
Она обняла дочь. Под ногами хрустела покрытая инеем трава. Мэтти разрыдалась, и у Кэтрин екнуло сердце. Однако она знала: худшее осталось позади.
Кэтрин помогла Мэтти войти в дом и уложила ее на кушетку. Девочку бил озноб. Завернув дочь в одеяла, женщина растерла ей руки и ноги. Роберт принес Мэтти стакан воды, но девочку только стошнило.
Кэтрин позвонила своей бабушке Джулии и рассказала о смерти Джека. Ее сознание было затуманено. Как в полусне, она едва отдавала себе отчет в присутствии еще двух незнакомых людей в форме (мужчины и женщины), стоявших у кухонного стола.
Кэтрин краем уха слышала, как Роберт разговаривает по телефону, а затем перешептывается о чем-то с людьми из авиакомпании. Она даже не обратила внимания на то, что телевизор включен, пока Мэтти не приподнялась резко с кушетки и не спросила, глядя на мать:
Они сказали "бомба"?
Да, Мэтти не ослышалась. Передавали сводку последних новостей, и диктор несколько раз повторила слово "бомба".
Роберт! - позвала Кэтрин.
Мужчина вошел в комнату и остановился перед ней.
Это всего лишь предположение, - сказал он.
Они считают, что самолет взорвали.
Это одна из версий. Не более.
Он протянул Кэтрин таблетку.
Что это? - удивилась она.
Валиум.
Валиум? Вы что, носите с собой валиум?
Бабушка Джулия ходила по дому с флегматичным выражением служащего МЧС в зоне стихийного бедствия, - человека, привыкшего к виду смерти и не склонного поддаваться страху. Несмотря на преклонный возраст и весьма дородную фигуру, старушка была просто переполнена энергией. Первым делом она подняла Мэтти с дивана, где та предавалась безутешному горю, отвела ее наверх, успокоила и переодела в джинсы. Когда Джулия убедилась, что Мэтти можно оставить одну, она спустилась в кухню и вплотную занялась Кэтрин. Заварив крепкий чай, старушка щедро сдобрила его бренди из привезенной с собой бутылки. Дав женщине из авиакомпании строгое указание напоить Кэтрин чаем, Джулия вернулась к Мэтти. Принятый валиум подействовал: девочка немного успокоилась и теперь почти не плакала. Прабабушка отвела Мэтти в ванную комнату и умыла. Девочка была очень слаба. Как уже убедилась этим утром Кэтрин, горе лишает человека душевных и физических сил.
Уложив Мэтти в постель, Джулия вернулась в "длинную" комнату. Усевшись рядом с Кэтрин на диване, она заглянула в чашку, зажатую в руках внучки. Не удовлетворившись увиденным, она заставила Кэтрин допить все до дна. Есть ли в доме транквилизаторы? Очутившийся рядом Роберт предложил валиум.
Кто вы? - без обиняков спросила старушка.
Он объяснил.
Удовлетворившись ответом, Джулия попросила у него одну таблетку.
Прими ее, - сказала она Кэтрин.
Нельзя. Я только что пила бренди.
Глупости. На, глотай.
Бабушка не задавала внучке глупых вопросов типа: "Как ты себя чувствуешь?" или "Тебе очень плохо?" Кэтрин знала что с точки зрения Джулии жалость и слезы бесполезны. Со временем бабушка поговорит с ней о случившемся, утешит, а сейчас прагматизм - лучший лекарь от горя.
Это ужасно, - сказала Джулия внучке. - Кэтрин, я знаю, каково тебе сейчас. Посмотри на меня. Крепись. Ты должна крепиться. Иного выхода нет. Мы справимся. Кивни, если ты меня слышишь…
Миссис Лайонз!
Кэтрин отвернулась от окна. Рита, миниатюрная светловолосая женщина, работавшая в центральном офисе авиакомпании, надевала плащ.
Я еду в гостиницу, - сообщила она Кэтрин.
Рита безотлучно пробыла в доме почти весь день, в то время как ее коллега по имени Джим испарился так незаметно и так быстро, что Кэтрин не обратила на это внимания.
Бледное лицо Риты блестело от пота, но при этом пробор в ее шикарных волосах оставался идеально ровным. Форменный костюм цвета голубой волны примялся, но это не мешало Кэтрин невольно восторгаться ее элегантностью. Рита, по ее мнению, была похожа на дикторшу ведущего телеканала штата. Даже кричащая губная помада цвета дубовой коры не портила ее имидж.
Если утром Кэтрин выражала легкое недовольство из-за присутствия посторонних людей в ее доме, то теперь она понимала, что без них не обойтись.
Роберт Харт еще здесь, - сообщила Рита вдове. - Он в кабинете.
Вы сняли номера в "Тайдз"? - спросила Кэтрин.
Да. Компания забронировала несколько номеров.
Кэтрин кивнула. Она прекрасно понимала, что пустующая в мертвый сезон гостиница "Тайдз" теперь переполнена. Вместо нескольких влюбленных парочек, останавливающихся здесь на уик-энд, она битком набита журналистами и служащими авикомпании.
С вами все в порядке? - поинтересовалась Рита.
Да.
Может быть, вам принести чего-нибудь, пока я не ушла?
Нет. Спасибо. Со мной все будет хорошо.
Провожая Риту взглядом, Кэтрин подумала, что ее последние слова лишены смысла. Смехотворная бравада, не больше. Жизнь никогда не будет прежней. Счастье не вернется в ее дом.
Часы не показывали и четверти пятого, а за окнами уже смеркалось. Как-никак был конец декабря. Сразу же после обеда тени начали удлиняться. Свет был мягким, почти призрачным. Такой игры тонов и полутонов Кэтрин не видела уже давно. Окружающие предметы казались нереальными, почти фантастическими. Ночь медленно высасывала цвета из деревьев, неба, скал, покрытой изморозью травы и гортензий. Наконец за окном сгустились сумерки, и единственным, что Кэтрин могла отчетливо видеть, было ее отражение в стекле.
Скрестив руки на груди, она навалилась всем телом на край раковины. Прошедший день был столь мучительно тяжелым и длинным, что Кэтрин давно уже воспринимала его не как реальность, а как горячечный бред. Ей казалось, что ее натянутые, как тросы лифта, нервы не дадут ей заснуть - ни сегодня, ни завтра, никогда… Иногда Кэтрин чудилось, что она выпала из обычного хода событий и теперь уже не сможет вернуться обратно.
В свете, льющемся из окон дома, она видела, как Рита, подойдя к своей машине, села за руль, завела двигатель и растаяла во тьме. Теперь они остались вчетвером. Мэтти спала у себя в комнате, прабабушка и мать поочередно дежурили у ее постели. Роберт, по словам Риты, сидел в кабинете Джека.
"Что он там делает?" - подумала вдова.
Весь день у деревянных въездных ворот, за которыми кончался принадлежащий ее семье земельный участок, толпились люди: одни рыскали в поисках жареных фактов, другие отгоняли слишком назойливых зевак от проволочной ограды. Но теперь, как надеялась Кэтрин, все эти репортеры, операторы, продюсеры и гримеры свернули свои манатки и отправились в "Тайдз", где за стаканчиком виски будут обсуждать последние слухи. А потом, поужинав, отправятся спать. Так, по представлениям Кэтрин, жили люди их профессии.
Заскрипели ступени лестницы. Поступь была тяжелой, мужской. На долю секунды Кэтрин почудилось, что это идет ее муж, но наваждение длилось недолго. Это не мог быть Джек.
Кэтрин.
Без галстука, в рубашке с закатанными рукавами и с расстегнутой верхней пуговицей, Роберт Харт возник в проеме двери. Между суставами пальцев его правой руки торчала ручка, которой он, находясь в немного взвинченном состоянии, немилосердно махал, словно дирижер своей палочкой.
Я думаю, что вам следует это знать, - сказал Роберт. - Главная версия сейчас: катастрофа произошла вследствие неисправности.
Откуда вы знаете?
Передали из Лондона.
Они уверены? - с надеждой в голосе спросила Кэтрин.
Нет. Это всего лишь обычный треп. Люди строят версии на пустом месте. До сих пор обнаружены только кусок фюзеляжа и мотор.
Боже! - вырвалось из ее груди.
Женщина запустила пятерню в волосы. Она всегда так делала, когда нервничала.
"Кусок фюзеляжа", - промелькнуло у нее в голове.
Кэрин повторяла фразу про себя, тщетно стараясь вообразить этот "кусок фюзеляжа", представить, как он может выглядеть.
Что за "кусок фюзеляжа"? - спросила она.
Часть кабины экипажа. Около двадцати квадратных футов.
Ну… а тела?
Нет, не найдены. Вы ведь сегодня ничего не ели? - меняя тему, спросил Роберт Харт.
Я в норме.
Я в этом не уверен.
Кэтрин посмотрела на стол, заставленный маленькими кастрюльками из огнеупорного стекла, пирогами, готовыми обедами в пластиковых контейнерах, шоколадными пирожными с лесными орехами, пирожными с масляным и заварным кремом, печеньем и салатами. Большой семье этой еды хватило бы на несколько дней.
Когда люди не знают, что делать, они приносят еду, - грустно сказала женщина.
Весь день то один, то другой полицейский стучались в дверь ее дома, чтобы передать приготовленные друзьями и соседями "подношения". Об этой традиции - приносить еду в дом, где случилась смерть, - Кэтрин знала давно и не удивлялась ей. Удивительным было другое: несмотря на шок и горе, ее тело продолжало исправно выполнять свои функции, не обращая внимания на зияющую пустоту, образовавшуюся в душе. Кэтрин подташнивало, но ее тело настоятельно требовало пищи. Это противоречие между духовным и телесным ставило женщину в тупик.
Надо будет отдать еду полицейским и журналистам, - предложила Кэтрин. - Здесь она только испортится.
Никогда не подкармливайте прессу, - предостерег ее Роберт. - Они как бизоны во время гона. Если вы впустите их в дом, беды не оберешься.
Женщина улыбнулась. Ее удивило, что она еще в состоянии улыбаться. Ее лицо саднило, разъеденное солью, оставшейся после многочасового плача.
Ну, мне пора, - приводя себя в порядок и застегиваясь на все пуговицы, сказал Роберт. - Вам, наверно, хочется побыть со своей семьей.
Вы летите обратно в Вашингтон?
Нет. Я остановился в гостинице. Уеду завтра.
Он снял со спинки стула висящий там пиджак и надел его. Из кармана Роберт достал свернутый галстук.
Хорошо, - рассеянно сказала Кэтрин.
Мужчина пропустил галстук под воротником рубашки и умело завязал узел.
Зазвонил телефон. Дребезжащий, резкий звук показался Кэтрин неуместно громким, назойливым. Она беспомощно глянула на аппарат.
Роберт! Я не могу сейчас говорить.
Мужчина подошел к телефону и поднял трубку.
Роберт Харт! - представился он. - Нет… Без комментариев… Нет-нет… Никаких комментариев…
Повесив трубку, он уставился на Кэтрин. Она раскрыла было рот, но Роберт опередил ее.
Идите наверх и примите душ, - снимая пиджак, сказал он, - а я разогрею что-нибудь вкусненькое.
Поднявшись по скрипучей лестнице, Кэтрин замедлила шаг в длинном коридоре. По обеим сторонам виднелись двери, ведущие в комнаты второго этажа. Воспоминания сегодняшнего дня нахлынули на нее могучим потоком, затмевая все остальное. Заглянув в комнату дочери, Кэтрин увидела, что Мэтти и Джулия спят в одной кровати, повернувшись спиной друг к другу. Бабушка слегка похрапывала. Стеганое ватное одеяло, накрывавшее Мэтти и Джулию, ходило ходуном. Блеснула новенькая сережка, продетая в левое ухо дочери.
Бабушка пошевелилась.
Как Мэтти? - тихонько, чтобы не разбудить дочь, прошептала Кэтрин.
Будем надеяться, что она проспит до утра, - потирая рукою глаза, ответила Джулия. - Роберт еще не ушел?
Нет.
Он останется на ночь?
Не знаю… Нет. Думаю, он поедет в гостиницу… к остальным…
Кэтрин ужасно захотелось улечься на кровать рядом с бабушкой и дочерью. Уже не раз в течение дня силы покидали ее, она чувствовала слабость в коленях и непреодолимое желание лечь и больше не вставать.
"У нас тут просто какой-то матриархат", - подумала Кэтрин, вспоминая, как в присутствии дочери она старалась вести себя уверенно, а когда оставалась наедине с бабушкой, искала в ее объятиях утешения.