- Здравствуйте, Николай Васильевич! Хорошо. Жду вас в половине третьего. - Он положил трубку и сделал широкий жест, указывая на горы кальки: - Вот видите: сто восемнадцать проектов мы утвердим до понедельника. А во вторник сто восемнадцать объектов начнут жить. И только на шестьдесят три из них назначены начальники строительства… Шестьдесят четыре, - поправился он, с улыбкой взглянув на Стахурского. - Остальных надо разыскать до понедельника, то есть за четыре дня. Ну, рассказывайте. Значит, вы ушли на фронт в июле сорок первого…
- Где же вы раздобудете столько инженеров до понедельника?
- Ужас! - крикнул профессор и засмеялся. - Найдем. Вас же нашли. - Снова зазвонил телефон. Он сорвал трубку. - Нет. Передайте, пожалуйста, наркому, что я этот проект отклонил. - Положив трубку, он крикнул: - Ах, Стахурский, вы себе не представляете, что творится на свете! Когда я вернулся в прошлом году из эвакуации, то пришел к наркому и сказал: "В такое время деканом может быть какой-нибудь из ветеранов войны - инвалидов, а меня надо направить на строительство". В наркомате сразу согласились и в тот же день отозвали из института. Но на другой день назначили меня заместителем наркома. Это черт знает что! - Он крикнул так, словно именно Стахурский был виновен в том, что Карпинского не отпустили на производство. - Вы понимаете? Мне говорят: мы не можем вас послать на одно строительство, вы должны руководить тысячью строительств. А? Как вам нравится? - Зазвонил телефон, и Карпинский взял трубку. - Хорошо. Позвоните секретарше, ее зовут Верочка, и скажите, чтобы выправили документацию. - Он опустил трубку и снова положил руки Стахурскому на колени. - Рассказывайте, Стахурский. В июле сорок первого года…
- Минуточку, Михаил Иванович! Я совершенно согласен с тем, что руководить должны люди, которые умеют работать.
- Вы говорите так, потому что не вас срывают с работы, а если бы разговор зашел о вас…
- Простите, Михаил Иванович, я сейчас вам докажу.
Телефон зазвонил. Стахурский снял трубку и подал ее профессору.
- Алло? Чудесно! Когда? Ура! Скажите, чтобы через час была машина, и я поеду сам. Сам буду принимать, осмотрю каждую доску и весь брак отправим обратно. - Он бросил трубку и с видом победителя поглядел на Стахурского. - Состав - сорок вагонов с пиломатериалом - прибыл в наш адрес. Заканчивайте вашу мысль.
Стахурский сказал:
- Если бы разговор шел только о том, что надо восстановить разрушенное, то без таких, как вы, руководство могло б обойтись. Но одновременно надо начать грандиозное строительство новых объектов, которое даст возможность стране сделать скачок вперед. Если смотреть в будущее, то вы не правы, Михаил Иванович.
Карпинский ласково потрепал Стахурского по колену.
- Верно, - сказал он тихо, - верно, мой дорогой. Мы строим коммунизм. Рассказывайте, Стахурский. Мне надо знать все, что с вами произошло за эти четыре года.
Дверь бесшумно открылась, и на пороге появилась секретарша.
- Михаил Иванович, - сказала она строго, - вы сегодня еще не завтракали. Забыли, что вам велела Галина Андреевна? Вы должны съесть простоквашу и крендель с маслом.
- А! Да, да, Верочка, две простокваши и два кренделя. Клянусь бородой пророка, что он тоже не завтракал. А?
- Не завтракал, - признался Стахурский, - только выпил рюмку водки. Меня угостил Никифор Петрович.
- А! Наш Никифор! Он меня тоже заставил выпить на "добро пожаловать", когда я вернулся. Ох, и попало же мне тогда от Галины Андреевны! Верочка! Пусть нам принесут из буфета еще одну простоквашу!
В кабинете было одно окно. На столике у окна стоял стакан простокваши, а на блюдце лежал крендель, намазанный маслом.
- Вот и чудесно, - сказал Карпинский, садясь за столик и придвигая к себе простоквашу, - теперь нам никто не помешает, и вы расскажете все, что было с вами за это время.
Он насыпал в простоквашу сахару и начал быстро и рассеянно есть.
Вошла уборщица и принесла простоквашу и крендель с маслом.
- Чудесно, - сказал Карпинский, - вот и моя простокваша. - Он взял стакан с простоквашей у уборщицы, поставил на стол и только тогда заметил, что уже съел свою простоквашу. - Ах, черт, простите. Я, оказывается, уже съел… это ваша. Ешьте, пожалуйста, и рассказывайте.
На пороге снова появилась секретарша.
- Михаил Иванович! Звонил Перетятко и просил вам передать, что он согласен и будет у вас через полчаса.
- Верочка, - крикнул Карпинский, - вы добрый вестник! Бегите, звоните в сектор кадров, чтобы сейчас же готовили документы.
Секретарша вышла, и Карпинский радостно сказал:
- Залучил инженера Перетятко в нашу систему! Вы знаете его?
- Нет.
- Молодой, советского поколения инженер. С ним случилось такое. В тридцать девятом году он построил в Донбассе завод - всего в два года. В сорок первом оборудование этого завода эвакуировали на восток, и инженер Перетятко был туда послан, чтобы построить завод вторично. И он построил его за семь месяцев и двадцать дней. На Украину он вернулся вместе с армией. Город, где находился этот завод, еще не был освобожден, а уже из Москвы и Урала в адрес завода шли эшелоны с оборудованием. Когда Перетятко вместе с войсками вошел в город, на месте завода были только развалины. Но эшелоны с оборудованием уже сидели у него тут! Перетятко принялся разбирать руины, одновременно возводить стены и начал монтаж. И он в третий раз построил этот завод. Только на этот раз уже за четыре месяца. Завод дал продукцию еще до окончания войны и слал гитлеровцам железные репья в хвост. Теперь Наркомат Обороны отпустил инженера Перетятко в нашу систему. Он будет восстанавливать жилой фонд. Пойдете к Перетятко поднимать из руин киевские дома?
- Пойду, Михаил Иванович, - радостно ответил Стахурский. - Очень вам благодарен!
Он поднялся и от всего сердца пожал руку своему старому учителю.
Верочка уже снова стояла на пороге:
- Михаил Иванович, пятнадцать минут для завтрака прошли. Вам надо рассматривать проекты. Инженера Стахурского ждут в секторе кадров.
Карпинский с притворным возмущением замахал руками на Верочку.
- Видите вы этого цербера в юбке? Не дает побеседовать со старыми друзьями. Идите, дорогой, в сектор кадров и оформляйтесь. - Он потряс руку Стахурского. - Я скажу о вас Перетятко, и завтра в час приходите сюда, познакомлю вас с ним. - Он задержал руку Стахурского в своей и серьезно сказал: - Трудно вам будет, ой, трудно! Преград и трудностей сейчас хоть отбавляй… Будьте здоровы.
- Будьте здоровы, дорогой Михаил Иванович.
- Да, - крикнул Карпинский, - но вы мне так и не рассказали о себе.
- В другой раз, Михаил Иванович.
- В другой раз? - Карпинский засмеялся. - А когда же он будет, этот другой раз? Боюсь, что мы с вами состаримся, и я от вас так ничего и не услышу. Может, как-нибудь вечерком, украдкой от Галины Андреевны, выпьем по рюмочке? Скажем ей, что нам нужно на заседание, а сами сбежим в какой-нибудь ресторанчик попроще и выпьем по-студенчески по стопке… Итак, завтра в час.
Последние слова профессор Карпинский произнес уже рассеянно. Он схватил рулон синей кальки и потянул его с пола на стол. Он уже весь погрузился в мысли, которые возникли у него при взгляде на эту кальку.
Выходя, Стахурский увидел его седую голову, низко склонившуюся над столом. Он знал, что ему никогда не удастся сказать профессору Карпинскому ни слова о том, что произошло с ним за эти годы, хотя его старый учитель от всего сердца хотел про все это услышать. Когда Стахурский начинал у Карпинского аспирантуру, профессор при первой же встрече заинтересовался биографией своего нового аспиранта и спросил у него, женат ли он… В течение трех лет за время аспирантуры профессор чуть не ежедневно возвращался к этому вопросу, но так до сих пор и не знал, женат ли его аспирант, - у него все как-то не было времени выслушать ответ.
С отрадным чувством вышел Стахурский на улицу, закончив свои дела в отделе кадров наркомата. Руины Крещатика лежали перёд ним. Но даже это тяжелое зрелище не смогло нарушить его радужное настроение. Ведь дело шло к тому, чтобы скорее возвести на месте руин прекрасные здания. Крещатик, несмотря на ясный, погожий день, был затянут какой-то дымкой. Десятки добровольных бригад разбирали завалы, и известковая пыль клубилась над некогда прекрасной улицей, как дым над полем после артиллерийской подготовки. Она уже подходит к концу, последние залпы потрясают воздух, и вот-вот ринется в стремительную атаку пехота. Но впереди, сразу за разведкой, должны были еще пройти саперы - уничтожить мины, проложить дороги, навести мосты, и среди саперов пойдет и он, инженер Стахурский. Руины разбирали - гремели последние залпы артиллерийской подготовки, и сейчас должен был начаться новый бой, бой мира и восстановления.
Образ Марии шел вместе со Стахурским, рядом, как вчера, когда они с вокзала возвращались в родной город, - и если бы повернуть голову немного вправо, казалось, можно было бы увидеть светлые пряди ее волос, выбившиеся из-под синего берета, на котором еще сохранился след красноармейской звездочки.
Стахурский решил зайти в райком - не работает ли там прежний секретарь?
Нет, секретарь был новый. Стахурского встретил плотный человек с голубыми глазами.
- Садитесь, товарищ майор. Что-то мне ваше лицо знакомо.
Стахурский назвал себя.
- Стахурский? Подожди-ка, - радостно сказал секретарь и сразу перешел на "ты". - Ты до войны не в парторганизации Гипрогора состоял? Архитектор?
- Нет. Я инженер-строитель. Мы встречались во время выборов в Верховный Совет, я был агитатором.
- Ну, конечно! Сегодня у меня счастливый день! На учет встало семь педагогов, два врача, два агронома, а теперь еще инженер-строитель пришел! Теперь я точно припомнил: ты был аспирантом при кафедре профессора Карпинского.
- Верно, - подтвердил Стахурский, удивляясь памяти секретаря, с которым встречался всего лишь два-три раза до войны.
Секретарь вынул из ящика стола папку.
- Погоди, погоди, - произнес он нараспев, быстро перебирая пальцами бумаги. Он вынул одну и прочитал, с торжественной улыбкой поглядывая на Стахурского из-за бумаги после каждой фамилии: - Стахурский, Воловик, Новиков, Крептюков, Петрусенко, Верно?
- Это, - сказал Стахурский, - список аспирантов профессора Карпинского.
- Верно! - констатировал секретарь. - По кафедре строительных конструкций у нашего замечательного профессора Карпинского. Товарищ Варварченко, - обратился он к помощнице в соседнюю комнату, - вы проверили сведения насчет Петрусенко и Новикова?
Девушка вошла и ответила:
- Проверила. Точно.
Секретарь помрачнел.
- Вот видишь, какое дело, товарищ Стахурский: товарищи Новиков, Петрусенко и Крептюков пали смертью храбрых. - Он тоскливо взглянул в окно поверх головы Стахурского. Ежедневно приходили сведения про павших за годы войны. - Эх, сколько прекрасных людей погибло из-за этих проклятых фашистов! - Он помолчал. - Придется нам самим стать на их место в строю и готовить как можно скорее новое поколение. - Он строго посмотрел на Стахурского. - Воловик во время эвакуации работала на Урале, а теперь восстанавливает Донбасс. Видишь, какие дела, дорогой товарищ Стахурский!
- Да, - сказал Стахурский, не зная, к чему клонит секретарь.
- А ты когда демобилизовался?
- Неделю назад.
- Когда прибыл?
- Вчера вечером.
Секретарь задумался, глядя в окно. Там, за окном, стоял ясный, весь залитый лучами ласкового сентябрьского солнца золотой осенний день… Верхушки деревьев в Ботаническом саду были тронуты первой легкой желтизной.
- Так вот, товарищ Стахурский, - сказал секретарь, - по закону тебе полагается месяц-полтора отдохнуть…
- Нет, - сказал Стахурский, - я отдыхать не буду. Я решил сразу приступать к работе.
Секретарь перевел взгляд с золотых крон Ботанического сада на Стахурского.
- Напрасно, отдохнуть тебе нужно, - сказал он, взглянув на золотые и красные нашивки за ранения на груди Стахурского. - Работы, имей в виду, будет у тебя прорва, выше головы.
- Знаю. Но я уже принял решение. И я уже, собственно, получил назначение.
- Что? На какую работу? Когда ты успел?
- Я прямо из наркомата.
- Значит, уже успел побывать у Карпинского. Будешь строить дома?
- А разве не надо восстанавливать жилой фонд?
- Надо…
- Ну?
- Вот и ну… Ты построишь дом, два, три, десять, а кто построит еще тысячу, нет - десять тысяч таких домов? Ты какой проект защищал по окончании института?
- Многоэтажного жилого дома.
- А в аспирантуре над чем работал?
- Над строительными конструкциями.
- Ага!
- Я ничего не понимаю, - сердито сказал Стахурский. - И потом я уже дал слово Карпинскому.
- На Карпинского есть горком! - тоже сердито возразил секретарь, словно собирался растерзать доброго старого профессора. - Карпинского я беру на себя, это не твоя печаль. А ты вот что скажи: для чего тебя партия и государство три года учили в аспирантуре?
- Но ведь сейчас вопрос стоит не о научной работе, а о строительстве, - возразил Стахурский, - и сейчас такое время…
- Сейчас такое время, - перебил его секретарь, - что каждый коммунист, перед тем как выбрать себе место в работе по восстановлению и строительству, должен прийти в партию и спросить ее мнение на этот счет. Это тебе понятно?
- Вполне, - согласился Стахурский.
Секретарь вдруг переменил тон и заговорил спокойно и обстоятельно:
- Вот что надо понять, Стахурский: что с того, что ты пришел на строительство один, когда партии нужно, чтоб ты пришел на строительство сам-тысяча? Партии нужно, чтобы ты, квалифицированный знаток строительного дела, воспитанный партией и государством, привел с собой на строительство тысячу инженеров-строителей.
- Где ж я их возьму? - искренне удивился Стахурский.
- А где возьмут их партия и правительство?
Секретарь вопросительно взглянул на Стахурского, и некоторое время они молча и пристально смотрели друг на друга, словно решая этот вопрос: где?
Потом секретарь сказал:
- А разве партия - это не ты? - Он весело усмехнулся. - Вот ты и подготовишь тысячу инженеров. Зря, что ли, государство тратило средства на твою аспирантуру? Пришло время вернуть долг.
- Аспирантура, - сказал Стахурский, уже понимавший, куда клонит секретарь, - это научная работа. Мы изучали там типы конструкций и сопротивление материалов, стремясь создать новые типы и отыскать новые материалы, а ты хочешь, чтобы я…
- Верно, - перебил его секретарь, - только не я этого хочу, а этого требует от тебя партия. Ты пойдешь на научно-педагогическую работу. На педагогическую и совместишь ее с научной. А на восстановление пошлешь своих студентов-практикантов и проведешь при институте курсы десятников.
Стахурскому стало не по себе. Еще в юности, когда он выбирал себе профессию, то категорически отверг педагогическую деятельность. Когда оканчивал институт и возник вопрос о специализации, он решил: что угодно, только не преподавание. И пошел на научную работу. И вдруг сейчас, после войны, когда так нужны строители, он должен стать педагогом…
- Слушай, - умоляюще сказал Стахурский, - у меня никогда и мысли не было, чтобы стать педагогом…
- А ты когда-нибудь думал о том, чтобы носиться по Европе и наводить там мосты?
- Ну, это другое дело! Но я никогда не готовил себя к педагогической деятельности. Я никогда не собирался читать лекции, принимать зачеты или возиться с разными учебными пособиями.
- А к партизанской и подпольной работе ты готовился? А взрывать мосты и орудовать аммоналом и динамитом ты собирался?
Стахурский беспомощно развел руками. Ему нечего было возразить.
- Вот так, товарищ Стахурский, - сказал секретарь. - Еще война далеко не кончилась, только-только начала вырисовываться наша победа, а Центральный Комитет уже разыскивал вас, аспирантов, по всем фронтам, чтобы отозвать в свое распоряжение. А партийная дисциплина - закон нашей жизни. Мы понимаем ее смысл, потому что мы прежде всего революционеры, коммунисты.
Стахурский знал, что такое дисциплина, и понимал ее смысл. К дисциплине он особенно привык в армии, в бою. И особенно по душе пришлось ему слышать в форме приказа то, необходимость и целесообразность чего он сам постиг умом и принял душой революционера. Это большая радость - получить приказ, который ты понимаешь и принимаешь умом и сердцем.
- Куда же ты хочешь направить меня? - покорно спросил он.
- Мы уже позаботились о тебе. - Секретарь стукнул пальцем по списку, лежавшему перед ним на столе. - В твой же инженерно-строительный институт.
- А!
- Ты чего так помрачнел?
- Да нет, ничего. Что я там должен буду делать?
Секретарь перевернул список, быстро пробегая глазами ряды строк.
- С педагогами там сейчас обстоит совсем плохо. Через месяц начинается учебный год, сегодня уже надо начинать отбор. Поступило тысяча триста заявлений на четыреста мест, а педагогический персонал не укомплектован. Тебе там будет очень трудно первое время.
- Ну и что же я там буду делать?
- Управление кадров ЦК решило послать тебя деканом строительного факультета, и, очевидно, будешь вести отдел конструкций. Водоснабжение, канализацию и вентиляцию ведет Власенко. Он же - декан санитарно-технического факультета. Декан архитектурного - Пономарев. Но тебе пока, а дальше увидим, придется выполнять и обязанности директора. Власенко не утверждают.
- Так! А какой же из меня будет директор?
- Чудесный! - сказал секретарь.
- Откуда ты знаешь?
- Узнаю. Партии не нужны плохие директоры.
Они помолчали, поглядывая друг на друга, но поглощенные своими мыслями.
Потом секретарь сказал:
- Педагогов по многим дисциплинам уже нашли, остальных подберешь - это твое дело как директора. Посоветуешься с наркоматом, ну и с нами, понятно. Но у тебя нет заместителя по хозяйственной части, и это очень плохо. Институт нуждается в безотлагательном ремонте.
- Заместитель по хозяйственной части у меня есть, - сказал Стахурский.
- Что ты говоришь? - удивился секретарь. - Кто?
- Швейцар института Никифор Петрович Шовковничий.
Секретарь некоторое время с интересом глядел на Стахурского, но видно было, что он занят какими-то новыми мыслями, а не своим собеседником.
- Никифор Петрович Шовковничий? Откуда ты его знаешь? Хотя институтского швейцара ты, конечно, должен знать. Он там давно? Хозяйственный человек? Культурный? Знаешь, не то уж время, чтобы скидки делать, у нас теперь есть своя интеллигенция.
- Нет, - ответил Стахурский, - я скидки не делаю. Не профессору же заведовать хозяйством. А Шовковничий в институте со дня его основания, когда еще в старом помещении были. Институт, его нужды да и всех людей он знает отлично. Любимец всех студентов и преподавателей. Фанатически честен. Бывший матрос. Спас институт перед уходом фашистов, перерезав провода к минам. Я заходил сегодня туда с утра, и он мне с места в карьер выложил все неполадки и предложил конкретный и вполне реальный способ организовать ремонт и упорядочить институтское хозяйство.
Секретарь стукнул рукой по папке с бумагами.