4. Драка
Через несколько дней после неудачного "сеанса любви" Коке позвонил доходяга и в панике сообщил, что его родители раньше времени возвратились из отпуска и надо срочно найти пристанище для Катьки и Гюль, а то они уже полдня сидят на чердаке, куда он их успел вывести, случайно увидев из окна своего восьмого этажа, как у подъезда из такси выгружаются его загорелые родичи. Что было делать?..
Кока поселил девок к своему приятелю Ладо - тот жил один, а его аскетическая квартира служила обычным местом всяких пьянок и блядок. Жил он в районе Сабуртало, в военном городке, в окружении офицеров и прапорщиков, которые часто жаловались в милицию на шум, визги и дикую музыку - у Ладо стоял старый магнитофон, включенный в древнюю радиолу, которая могла или шептать, или орать на полную мощь своего сталинского динамика. Ясно, что орала она чаще, чем шептала. На счастье соседей, магнитофон часто портился, и кто-то вечно ковырялся в нем, пытаясь починить бобинное чудище.
И вот у Ладо собралось несколько человек. На столе стояла трехлитровая банка чачи, купленной около метро (в магазинах выпивки не было, шла борьба с пьянством, приходилось покупать с рук что попало). Катька и Гюль готовились к сеансу. Кока, доходяга, Ладо и косолапый добряк Дэви сидели кто где, понурые и квелые. Чачу запивать нечем - воды нет. Холодильник тоже не работает. Кроме горячего арбуза, пролежавшего на солнечном балконе пару суток, закусывать нечем. Ладо лениво копался в магнитофоне.
Парни с трудом глотали горячую горечь и без всякого интереса поглядывали на дверь, из-за которой сочился перестук каблучков, шелест одежды и женские голоса. Водка отдавала ацетоном, жгла желудок. Всё злило и раздражало. А главное - не было никакого кайфа, чтобы смазать и смягчить, "отполировать" алкоголь. Кока и Дэви всё время цеплялись словами, хотя и давно знали друг друга: Дэви иронически намекал на какую-то французскую любовь, которой Кока якобы обучился в Париже, а Кока проезжался по поводу широкой рожи и пивного брюха Дэви.
Трехлитровый баллон пустел на удивление быстро. От скуки рыхлый и румяный Дэви начал подкидывать на столе коробку спичек - встанет стоймя или ляжет плашмя?.. Подкидывал он её ногтем, с края стола, и щелчки громко капали всем на нервы. Кто-то попросил перестать. Кто-то что-то ответил. Кто-то чего-то не понял. Кто-то чего-то не расслышал…
И вдруг вспыхнула пьяная беспричинная драка. Какой-то поток необъяснимой ярости обуял всех. Обломки стульев, разбитые лица, крики, ругань, визги, стоны… Звон битой посуды… Грохот падающего шкафа…. Они в бешеном озверении дрались до тех пор, пока комната не начала заполняться голубыми форменными рубашками.
Милиция стала разнимать их и стаскивать вниз, в "воронок". Но, взбесившись от водки, они продолжали драться в коридоре, в прихожей, на лестнице, цеплялись за перила, отбивались руками и ногами. Плевались и поносили ментов тяжелым матом.
Наконец, их сволокли вниз, привезли в отделение, закинули в общую камеру, стали выводить по одному и избивать. Тогда они попритихли. Девятый вал водки прошел, наступил отлив. Они постепенно начали осознавать, где они. Кто-то сказал, что Катьку и Гюль тоже арестовали и теперь вкруговую пускают в арсенале. И правда - прислушавшись, можно было уловить, как клацает железная дверь, кто-то шушукается и смеется. Они опять подняли шум и гам. Тогда обозленные милиционеры, заправляя на ходу рубашки в штаны, пинками зашвырнули их в "воронок" и повезли в вытрезвитель.
В вытрезвителе на всех сразу нацепили смирительные рубахи и привязали к койкам, предварительно забрав из карманов всё, чем побрезговала милиция. Дэви требовал прокурора. Ему надавали по морде, что вызвало новый шквал ругани и гвалта. Но в смирительных рубашках не попрыгаешь. Они постепенно сникли и вырубились.
Главный сюрприз ожидал их утром. Продрав глаза, с ломотой в телах и головах, избитые, на диком похмелье, они узнали, что против них возбуждено уголовное дело и никто вытрезвителя покинуть не смеет - сейчас приедет милиция и заберет их. Куда?.. Почему?.. Какое дело?.. Какая милиция?.. Что такое?..
- Как что?.. Эх вы, дурачки!.. - поднимал палец косоглазый ласковый дежурный, похожий на босховскую крысу в фуражке. - Мы-то вас отпустим - зачем вы нужны? Но там, у ментов, - он хлопал себя по плечам, - на вас большой зуб. - И он начал перечислять, заглядывая в папку: - Руку капитану вывихнули?.. Лицо разбили?.. Погоны с сержанта сорвали? Ругали, материли, угрожали?.. Другому сержанту арбуз на голову надели? Магнитофоном швырялись? Мебель побили, посуду поломали? Вот и выходит: хулиганство, сопротивление, оскорбление при исполнении, нанесение тяжких телесных, нападение, и, главное, отягчающая пьянка - чего еще надо?.. Да тут лет на семь без разговора тянет!.. Вот телефон, звоните куда хотите, да побыстрее, через пять минут за вами приедут!..
Но никто никуда позвонить не успел - по двору уже грохотал "воронок" и хмурые милиционеры, не отвечая на панические расспросы, повезли их в отделение.
Там выяснилось, что дело открыто только на Коку и Дэви, как на особо буйных (Ладо и доходяге отвесили по паре оплеух и отпустили, велев убираться и через неделю принести по тысяче рублей). А Кока и Дэви с симпатичным оперативником Макашвили отправились писать показания. В кабинете Макашвили первым делом осмотрел их вены, ничего не нашел и весело сказал:
- Я вижу, вы ребята неплохие. Мне жаль вас - статьи до десяти лет тянут, шутка ли?.. Вы вели себя слишком нагло. За такое надо платить штраф.
- Сколько? - с надеждой спросили они.
- Посмотрим. В принципе, дело я закрыть смогу. Но вот как быть с вытрезвителем?
- Что? - изумились они. - Вытрезвитель?
- А вы забыли, какое сейчас время?.. - прищурился Макашвили. - Сейчас легче закрыть дело у нас, чем у них. Горбачев, будь он проклят! Борьба с пьянством - что, не слышали?
По его словам выходило, что день в горкоме партии начинается с оглашения ежедневной сводки из вытрезвителя, которую привозит спецкурьер на спецтранспорте как госдрагоценность и передает с рук на руки первому секретарю, лично и чуть ли не под расписку. Всех замеченных в пьянстве тут же снимают с работы. Коке терять было нечего, но Дэви, парторг издательства, только начал делать карьеру, и это могло ему существенно помешать.
Макашвили внимательно следил за их лицами, потом предложил:
- Бегите сейчас за деньгами, езжайте в вытрезвитель, дайте там бабки и попросите, чтобы в сводку не вносили. У нас в сводке вы пока официально не проведены, я подождать могу. Все равно майора Майсурадзе сегодня нет. Правда, сержант Исраэлян, которому вы вывихнули руку, очень на вас зол. У сержанта Гардабанишвили всё лицо разбито. Ухо, кажется, надорвано…
- Это всё мы успели сделать?.. Вдвоем?.. - удрученно спросили они, вчера - враги, сегодня - друзья и подельники.
- Да уж не знаю. Тут написано, что вы…
- А где девочки? - вдруг вспомнил Дэви.
- Где они могут быть?.. В вендиспансере, на обследовании… Давайте, не теряйте времени, езжайте в вытрезвиловку и там делайте дело, а то поздно будет! - захлопнул веселый следователь пока еще тощую папку.
Они выскочили на улицу, поймали такси, объяснили шоферу, в чем дело, и, не переставая теперь уже в три голоса материть чачу, милицию и Горбачева, помчались на работу к отцу Дэви. Как назло, тот уехал с какими-то гостями во Мцхета. Тогда они попросили у секретарши денег, схватили, что было в кассе, и поспешили в вытрезвитель, но там выяснилось, что сводка рано утром ушла в горком.
- И что вы там ночью надиктовали?.. Один - парторг, другой архитектор! Вы что, сдурели?.. Лучше бы вы написали - мясник и слесарь! Или говночист и дворник! Что, не знаете, какое сейчас время, газет не читаете?.. Тоже мне Давиды Строители нашлись!.. - смеялась ласковая крыса-дежурный в преддверии завтрака (на столе уже стояло харчо из соседней забегаловки, под столом - бутылка конфискованной "Столичной", а за загородкой томилась очередная пьяная шлюха, готовая на всё за глоток любого алкоголя).
- Мы думали, надо посолиднее… - мялись они.
- Вот и будет вам по-солидному! Я-то что?.. Я бы с удовольствием, кому бабки не нужны? Но сводка уже ушла. Езжайте в горком и там делайте дело!
Легко сказать - езжайте в горком!.. Отец Дэви, цеховик, с партийными кругами был не в ладах. Выхода нет - Коке надо было подключать бабушку, у которой была сестра, обожаемая в народе великая актриса. Бабушка не любила беспокоить её по пустякам, но Кока сбивчиво сообщил, что они справляли в ресторане день рождения, какие-то хулиганы пристали к ним, и Коке пришлось подраться, защищая честь любимой девушки. Бабушка похвалила его за рыцарство и перезвонила сестре. Та была дома и велела, чтоб драчуны ехали к ней.
Открыв им дверь, она сперва крепко расцеловала Коку, потом так же крепко отхлестала его по щекам, потом опять поцеловала, порылась в записной книжке, позвонила Большому Чину, её давнему почитателю, и о чем-то тихо с ним поговорила. Повесив трубку, она отвесила Коке очередную, уже нежную пощечину и приказала:
- Возьмите паспорта и езжайте в ЦК. Там на пропускной будут ваши фамилии. Идите к нему, он всё уладит. А ты, негодяй и мерзавец, вместо того, чтобы Шекспира читать, с потаскухами водку пьешь!.. - (Новая ласковая оплеуха и новый поцелуй). - Убирайся с глаз моих! Изверг! Убийца! И никому ни слова! Ты и так своей матери сердце разорвал, негодяй!.. И ты, и твой отец-бродяга!
Они впрыгнули в ждавшее такси, заехали за паспортами и, запыхавшись, вбежали из городского пекла в прохладную благодать ЦК. Лощеный дежурный с удивлением посмотрел на них, перепроверил документы и впустил в святая святых, где было тихо и прохладно, как в раю.
Большой Чин сразу приступил к делу: позвонил в горком и выяснил, что сводку как раз обсуждают на планерке.
- Положение серьезное, - поверх трубки сказал он парням, а в трубку приказал соединить его с секретарем горкома, как только тот появится у себя в кабинете.
Они сидели, виновато осматриваясь, а он задавал короткие вопросы:
- У кого пили?.. Что пили?.. Где живет?.. Какие девочки?.. Кто позвонил в милицию?.. Кто с кем дрался?.. - (Ответы он записывал на отдельных листочках).
Они без утайки рассказали ему всё: что девочки московские, Катька и Гюль, пили чачу без закуски, и никто особо не дрался, шкаф сам упал, а соседи, сволочи, сразу позвонили в милицию. Узнав, что всё это случилось в военном городке, заселенном в основном русскими прапорщиками и офицерами, Большой Чин на секунду задумался.
- Значит, сами пьют - а нам нельзя?.. - Помолчал. Вдруг его осенило: - Песни пели?
- Не успели, - признались они.
- Пели, пели, какой же стол без песен? - усмехнулся Большой Чин. - Как не пели?.. Пели! Традиции надо чтить! Хоровое пение - наше нетленное достояние!
Тут его связали с секретарем горкома. После любезных осведомлении, как дела у Баграта Семеновича, как здоровье Отара Доментьича и какой вкусный торт был на юбилее у Тинатин Наполеоновны, Большой Чин пояснил, что звонит по поводу недоразумения с его племянником. А суть этого глупого дела такова: была вечеринка, ребята пели застольные песни - "какой же праздник без песен?" - соседи вызвали милицию, а та отправила детей в вытрезвитель:
- Кстати, дом этот стоит в военном городке, где живет сам знаешь кто… Им, очевидно, не нравятся наши традиции!.. Уже было много сигналов… Надо бы заняться этим повнимательнее, назрело… Между прочим, хорошее вино - наша гордость и историческое достояние, но ты же знаешь, какое мародерство сейчас происходят с виноградниками?! Хорошего вина нет, что прикажешь пить?.. Вот и пьют разную гадость, а потом в больницы попадают. Таковы результаты политблизорукости! - с нажимом подытожил он и между делом попросил вычеркнуть сорванцов из сводки. - Ты меня очень обяжешь… Всё остальное улажу сам… Спасибо… Заранее благодарен… Да, в среду увидимся… На кортах?.. Или на партактиве у Шалвы Джумберовича?.. Кстати, в четверг похороны бедного Или - ко. Да, да, страшно… Вот так живет человек и не знает, что его завтра ждет и где кирпич на голову свалится…
Парни тоже активно и льстиво закивали головами, молча поддакивая ему - действительно, кто знает, что будет завтра?.. Вот и они: собрались время провести - и на тебе, вытрезвиловка, конвой, срок, тюрьма, сума!
Теперь оставалась милиция. Большой Чин подмигнул им, взял трубку другого телефона, отщелкал номер и, шутливо отрапортовав товарищу министру МВД, что на его фронте всё в порядке (назвав его при этом "либер партайгеноссе"), коротко поведал о случившейся нелепице - тут уже не упоминалось о вытрезвителе, был только день рождения и волшебное застольное пение, вызвавшее недовольство грубых жителей военного городка.
Министр ответил, чтобы эти певцы приехали к нему, он хочет на них посмотреть. Большой Чин пожал плечами, нахмурил брови и спросил, как поживает Бадури Терентьич и не родила ли невестка Ушанги Ароновича?
- Мы не хотим туда ехать! - испугались они, когда разговор был окончен.
- Да уж понимаю, кому к этому палачу на бойню своими ногами идти хочется?.. - развел он руками. - Да что делать?.. Нагадили - умейте подчищать. Не мог же я ему сказать - нет, они не придут, не желают?.. Я думаю, он всё уладит…
- Ауффф!.. А если не уладит?.. - выдохнул Дэви. - Десять лет сидеть?..
А Кока весь сжался от ужаса - вот она, тюрьма: вместо Парижа - нары, вместо баров и баб - громилы и табуретки!
- Я думаю, что до столь суровых санкций не дойдет, - засмеялся Большой Чин. - Езжайте к нему, он вас не съест!
Потом он подписал пропуска и невзначай попросил оставить телефон девочек - с ними он хочет отдельно разобраться. А им напоследок приказал держать язык за зубами и всякую дрянь не пить - горбачевский маразм долго не продлится, но пока опасно, сами понимать должны, не маленькие.
Управление МВД было в районе Дигоми. В здании - жарко и пусто, только время от времени из одних дверей выходят пузатые жлобы с папками в руках и с пистолетами подмышками; кивая друг другу и сверля парней неприятными взглядами, они входят в другие двери. Где-то стучат на машинке. Тянет сигаретным дымом и кофе.
- Собачье царство! - прошептал Дэви с ненавистью. - Логово!
- Псиная конура! - шепотом ответил Кока.
- Собачьи бега! Выставка собак! - храбрились они, с немым страхом косясь по сторонам.
Тут из-за массивной двери появился холеный тип в штатском, похожий на бульдога, и коротким жестом велел им войти.
Министр сидел в кресле, опустив массивную голову и косолапыми ручищами что-то ворочал на столе под лампой. Присмотревшись, они увидели, что это пули, которые он берет с одного блюдца, поочередно рассматривает в лупу и перекладывает в другое.
Он поднял медвежью голову, уставился голубыми свиными глазками и молча кивнул на стулья. Генеральская рубашка была расстегнута до пупа, двойной подбородок плавно переливался в грудь, та - в живот. Парни опасливо уселись подальше, на краю длинного стола.
- Ну, пивцы, что пили - чачу?.. В такую жару?.. Вы на себя посмотрите - как будто приличные люди, а на самом деле?.. - прохрипел министр басом. - Ты вот, парторг, чему ты людей научить можешь?.. Этот - ладно, туда-сюда, иностранец, парижская штучка, но ты?..
Большой Чин ничего не говорил министру о них. Значит, пока они ехали, министр уже сам о них всё выяснил! - сделали они нехитрый вывод. Поглядывая прозрачными глазками, министр продолжал:
- Видно, вы ребята неплохие… Ну, и Большой Чин просил, неудобно отказать… - Тут он весь напрягся, разглядывая какую-то пулю, положил её отдельно от горки, и вдруг взревел так грозно, что они подскочили от неожиданности: - А наркотиков у вас не было?
- Нет, нет, какие наркотики?.. Мы их в жизни в глаза не видели!.. Мы - пьяницы! - затрепыхались они. - Мы вот только выпили… День рождения дяди… Именины тети… Двоюродный брат из деревни водку привез… Мы чистые пьяницы, самые чистые!.. - понесло их, но он махнул лапой на эту околесицу:
- Хватит, хватит! Чистых пьяниц нет, все грязные свиньи… - Вздохнул, помолчал, переложил еще две пули. - А песни петь не запретишь. Нет, не запретишь! Нет, совсем даже наоборот!.. А ну-ка, спойте, что вы там пели! - неожиданно приказал он, выпучившись на них и вороша пули.
Они оторопело смотрели на него, пытаясь понять, что ему надо.
- Ну, пойте, пойте! Я хочу послушать, какие у вас голоса!.. Что этим русским прапорам не понравилось?..
Переглянувшись, они завыли "Сулико". Опухшие, осипшие, с дикого похмелья, они очень старались.
- Стоп! - хлопнул по столу министр. - Не удивительно, что милицию вызвали!.. Я бы за такое мерзкое вытье прямо на срок послал!.. Слышал бы Сталин, Иосиф Виссарионович, светлая ему память, как вы его любимую песню поете, так вообще расстрелял бы, клянусь мамой!.. К стенке без суда и следствия поставил бы! Разве так надо петь?..
И он вдруг мощно и громко, во весь голос, спел большую музыкальную фразу, которая пронеслась по кабинету и плавно вылетела в открытое окно. В дверь просунулся бульдожий секретарь и недоуменно повел глазами по кабинету. Министр засмеялся, велел связать его по селектору с Нодаром Мефодиевичем и коротко, но властно попросил закрыть дело великих певцов.
- Будет сделано, товарищ министр, - кислым металлом отозвалась коробочка.
- А пивцы эти хреновы сейчас сбегают за горячими хинкали и холодным пивом! Пора позавтракать! Прошу пожаловать! - добавил министр.
- Спасибо, буду, товарищ министр, - подобрел металл.
У парней глаза на лоб полезли. Они пытались понять, шутка это или нет, но министр, строго посмотрев на них, приказал:
- Давайте, чтоб через пятнадцать минут сто штук хинкали тут, на столе, дымились! - указал он глазами на зеркальную поверхность стола. - И пиво, двадцать литров, холодное, свежее, из бара!
Они сломя голову помчались в пивбар. Не отпуская верное такси, купили у каких-то пьянчуг бутыль и ведро, прорвались на кухню, сунули поварам деньги и ссыпали все готовые хинкали с огромного противня в ведро, чем вызвали ропот у стойки:
- Что такое?
- Без очереди!
- Мы что, не люди!
- Нас министр МВД ждет! - кричали они, смело заслоняя бармена, поспешно лившего пиво в их бутыль.
- Да, как же, министр МВД вас ждет!.. А Фидель Кастро не ждет? Мао - Дзе-Дун! - не верили пьяницы, пытаясь вырвать бутыль из-под крана.
Скоро они были у министра, который к тому времени созвал своих заместителей. Парни, поставив всё на стол, хотели тотчас уйти, но их не отпустили, заставили выпить по стопке. Откуда-то появилось запотевшее "Золотое Кольцо", сыр, огурцы и помидоры.
И вот они чокаются с желчным Нодаром Мефодиевичем, и с бульдожьим секретарем, и с гориллоподобным замом по захватам Джунгли Нестеровичем (два пистолета под мышками, лицо в шрамах, на поясе - нож и наручники), и с самим министром, который пожелал им впредь быть умнее, в жару чачу без закуски не пить, а баб без гандонов не трахать.
- И Шекспира читать! - добавил он, лукаво посмотрев на Коку.
- Что, уже звонила? - сообразил тот.
- Звонила, звонила, просила - как отказать?.. Великая женщина, наша гордость, жемчужина, звезда!.. Ну, идите с богом. Хинкали где брали?.. В пивбаре?.. Вот ворюги! Мяса мало. Дождутся, что пересажаю всех!.. А вот пиво ничего, пить можно! Не зря тамошнего технолога на пять лет в строгий режим закатали! Новый уже мандражит водой разбавлять так нагло!