- Да! да! Хорошо!! - опять сорвался на крик Маер. - Я согласен, согласен, согласен! На все согласен!! На все, что угодно! Я же сказал уже!! Вы же видите! Делайте, что хотите, только верните меня туда. Только бы... они... были живы... Только бы!.. Что угодно!..
- Ладно! - мужчина вдруг резко, рывком встал с кресла и посмотрел на Маера сверху вниз. - Что ж, Арнольд Леопольдович, всего хорошего. Приятных сновидений! Воспоминаний... Да, кстати! - мужчина неожиданно заговорщически подмигнул растерявшемуся Маеру. - Если захотите вдруг снова меня увидеть - ну, мало ли! все бывает! - только подумайте обо мне. Только подумайте! И я явлюсь. До свидания, Арнольд Леопольдович! До встречи! Не забудьте, что я Вам сказал.
2.
Маер лежал на кровати и смотрел телевизор. В соседней комнате жена что-то громко объясняла сыну.
Господи! Получилось! Неужели!.. - Маер вскочил с кровати и вдруг замер. Потом медленно, медленно опустился на нее опять. - Бо-ог ты мой!.. Боже праведный!..
Он внезапно осознал, что "помнит" свое будущее, свою будущую жизнь. На те скользнувшие солнечным зайчиком по сознанию, неуловимые почти мгновения, которые он провел в том, другом мире, в мире с обратным течением времени, прошлое и будущее для него менялись местами. Он жил там из будущего в прошлое, назад во времени, и, соответственно, помнил там свое будущее, как здесь, в обычном мире, мы помним свое прошлое.
И вот сейчас, после возращения в наш, обычный мир, эти воспоминания в нем остались. Они были неясные, туманные, размытые, без каких-либо конкретных деталей, но они, несомненно, были. Они не стерлись до конца.
Он вспомнил, как тогда, в квартире, он выбежал на балкон, чтобы броситься вниз!.. покончить с собой!!.. Только не было там никакого мужчины. Никто не стоял там и не курил. И не предлагал никаких сделок. Он кинулся тогда к перилам и вдруг сообразил, что ведь всего только третий этаж, низковато для самоубийства. Просто сломаешь себе что-нибудь - и все. Насмерть не разобьешься.
Дальше воспоминания теряли свою четкость. Он помнил, как выбегал из подъезда.., как несся куда-то по улице, не разбирая дороги.., как шарахались в стороны прохожие... Потом... потом... Машина какая-то, кажется?.. или метро?.. электричка?.. Нет, все-таки метро, метро!.. Да, метро! Или нет?.. А! не важно! не важно! Какая разница! Не в этом деле.
А в том дело, что он встретил там ЕЕ. "Любовь поразила их внезапно, как удар ножом, как разбойник в ночи, как удар молнии!" Откуда это? Черт, не помню. Но именно так все и было. Прекрасно сказано!.. "Как удар молнии". Он встретил свою настоящую любовь! Ту, о которой слагают легенды и поют песни. Любовь с большой буквы.
Да, конечно, он любил! Искренно, страстно, нежно любил и свою нынешнюю жену и ребенка, но... Это было все-таки обычное, заурядное, земное чувство. Так любят свои семьи многие, очень многие. Почти все. Это была, по сути, обычная любовь обычного мужчины к обычной женщине.
А то, что встретил он! О-о-о!.. Это было!.. Это было!!.. Это было какое-то вечное, непреходящее счастье, какое-то вечное парение!.. Счастье яркое, ослепительное!.. Как солнце!
И в его жарком, обжигающем пламени робко съеживались и рассыпались в прах, в золу, в ничто бледные и вялые воспоминания о какой-то незаметной, серенькой женщине по имени Таня и каком-то пятилетнем ребенке. Ну, сыне...
Дьявол! - лихорадочно заметался в мыслях Маер. - Надо срочно этого... дьявола вызывать и все отменять! Все наши с ним договоренности. Как это сделать? Просто подумать?
Мужчина возник немедленно. Он стоял у окна, скрестив ноги и прислонившись спиной к подоконнику, и сразу же приветственно помахал Маеру зажженной сигаретой.
- Ну что, Арнольд Леопольдович! Снова Вы? Я вижу, Вы передумали менять свое будущее?
- Да, - бегая глазами, нехотя выдавил из себя Маер. - Передумал.
- А что так? - мужчина чуть закинул голову и сложенными трубочкой губами лениво выпустил к потолку тоненькую струйку дыма.
- Вы же знаете.., - тяжело ворочая языком, пробормотал Маер. - Я встретил ЕЕ, женщину моей мечты. Настоящую любовь.
- Настоящую, говорите?.. - насмешливо усмехнулся мужчина. - Первого сорта, значит... Та была второго, а эта, значит, первого... первой свежести. Как знаменитая булгаковская осетрина. Ну, что ж, похвально, Арнольд Леопольдович, похвально... А почему Вы, кстати, так уверены, что именно эта - настоящая? - мужчина с любопытством посмотрел на Маера.
- Что значит "именно эта"? - в недоумении переспросил тот.
- Ну, а вдруг Вы завтра еще и новую любовь встретите? Еще лучше и "настоящее"? Еще свежее? Совсем уж высшего сорта? Экстра!
Маер растерянно молчал.
- Ладно, Арнольд Леопольдович, - вздохнул его собеседник. - Вы теперь знаете, как меня искать. Если вдруг понадоблюсь... Просто подумайте.
- А зачем Вы мне теперь можете понадобиться? - непонимающе переспросил Маер.
- Ну, всякое бывает! - рассмеялся мужчина. - Все же относительно. Вы же теперь знаете, жены имеют обыкновение портиться. От длительного хранения. Терять свежесть. Как осетрина. Да и вообще! Зачем пользоваться первым сортом, если где-то существует высший? Человек же должен стремиться к совершенству. Вечно искать свой идеал. В общем, вызовите меня, и мы вместе... подумаем тогда, как Вам помочь. Прощайте. Пока.
- Подождите, подождите! - в панике закричал Маер. - А сейчас-то мне что делать?! Чтобы не менять в будущем ничего?!
- Ничего не делайте, - мужчина опять усмехнулся. - Пусть все, как шло, так и идет.
* * *
- Может, нам с Коленькой лучше все-таки не лететь сейчас? - вопросительно посмотрела на Маера вошедшая в комнату жена, роясь в гардеробе. - Не хочется мне чего-то... Может, лучше все вместе полетим, в понедельник? Когда ты освободишься?
- Нет, Тань, - глухо ответил Маер и опустил глаза. - Нет. Давай уж, как решили. Чего вам тут в Москве в этой жаре париться...
* * *
И сказал Люцифер Своему Сыну:
- Предавший единожды всегда предаст и снова. При первом же удобном случае. Предательство - это черта, преступившим за которую уже нет возврата.
СЫН ЛЮЦИФЕРА. День 24-й
И настал двадцать четвертый день.
И спросил у Люцифера Его Сын:
- У Христа никогда не было возлюбленной. А у Меня? Смогу ли Я полюбить обычную, земную женщину?
И ответил Люцифер Своему Сыну:
- Да. Если захочешь.
ДЕМОН
"Ну что ж? Ты будешь там со мной!"
М. Ю. Лермонтов, "Демон"
"Тогда сыны Божии увидели дочерей человеческих,
что они красивы, и брали их себе в жены, какую кто избрал".
Бытие
Она (нежно): Что с тобой, любимый? Ты сегодня какой-то не такой...
Он (сумрачно): Да... (решительно) Нам надо расстаться!
Она (пораженно): Расстаться?!.. Но почему?.. Что случилось?..
Он (тоскливо): Я не могу больше оставаться здесь. Я должен вернуться.
Она (так же пораженно): Вернуться?.. Но куда?.. Зачем?..
Он (страдая): Я не могу тебе этого объяснить...
Она (с мучительной, жалкой улыбкой опускаясь в кресло): Да... Что ж... Если должен, то конечно... Что ж...
Он (с тревогой бросаясь к ней): Что с тобой, солнышко мое?! Тебе плохо?
Она (с той же жалкой улыбкой): Нет-нет, что ты, милый. Просто голова немножко закружилась. Сейчас все пройдет. Не обращай внимания.
Он (после мгновенного колебания, решившись): Я... Я смотрю на тебя сейчас, звездочка моя, солнышко мое, и сердце рвется у меня на части от любви и нежности! Рвется как паутинка, как папиросная бумага. Как тоненький-тоненький, тончайший листик ослепительно-белой бумаги. И эти белые, белые клочки его медленно-медленно, как снег зимой, падают мне на душу. Но не тают там, потому что душа у меня холодна, как лед. И не растопит ее ничто! Даже любовь! Даже такая горячая, пламенная, яркая и чистая, как твоя, солнышко мое ненаглядное, счастье мое единственное, радость моя.
Я люблю тебя, люблю! Люблю больше всего на свете! Больше жизни. Больше себя самого! О, если б я мог!.. Я бы отдал не колеблясь эту постылую жизнь всего только за одно мгновенье!.. Лишь бы не уходить сейчас, лишь бы остаться с тобой навсегда, навек!
Но я не могу. Я не человек, любимая. Я... я демон. Падший! Я пришел из бездны, и я должен сейчас уйти туда. Вернуться. Время мое на земле истекает.
Нет-нет, не перебивай меня! не говори ничего, пожалуйста! Пожалуйста, не говори!.. Закрой просто глаза... закрой... закрой... и слушай меня... слушай... слушай... слушай... Сейчас я поцелую тебя последний раз... вот так... и ты тихо уснешь и навсегда забудешь все. Забудешь меня и забудешь нашу любовь.
Ты никогда больше не вспомнишь обо мне, потом, когда проснешься. О наших днях и наших ночах. А нам ведь было хорошо вдвоем, правда, любимая?.. Но все это сейчас навсегда минет, канет, исчезнет, сотрется у тебя из памяти, как будто никогда ничего и не было. Так лучше.
И ты проживешь еще долгую, счастливую жизнь. Ты выйдешь замуж и полюбишь своего мужа. У тебя будут прекрасные дети и чудесные внуки. Все у тебя будет хорошо. Я позабочусь об этом, любимая, обещаю!
Но меня ты больше никогда не увидишь. Прощай же!
(Поколебавшись еще мгновение, вкладывает в руку спящей девушки какой-то предмет) И пусть этот амулет хранит тебя! Пусть он принесет тебе счастье! Прощай!
(Еще раз целует ее и исчезает.)
* * *
- Бабушка, смотри, что я нашел! - пятилетний Славик протягивал Антонине Захаровне какую-то небольшую изящную черную фигурку.
- Что это? Где ты взял? - Антонина Захаровна с удивлением взяла фигурку и принялась ее разглядывать.
- А в шкафу! - внук неопределенно махнул рукой куда-то в глубину квартиры и тут же, повернувшись, с громким топотом убежал в соседнюю комнату.
Антонина Захаровна с недоумением вертела фигурку в руках.
Что это такое? Божок какой-то?.. Идол?.. Сувенир?.. Из чего она, интересно, сделана? Это камень, что ли, такой? Ну да, камень, наверное... Никогда таких не видела! Абсолютно черный! Откуда он вообще взялся в ее квартире?! А красивая ведь вещица! Что она мне напоминает?..
На дне памяти шевельнулась вдруг слабая-слабая тень, легкий, еле слышный отзвук каких-то далеких-далеких, давным-давно исчезнувших и позабытых воспоминаний, и сразу же все исчезло.
Антонина Захаровна с напряжением наморщила лоб.
Что же?.. Что же?.. Вот! Никак не могу вспомнить!.. Память стала совсем дырявая, как решето. Что-то... Что-то... Нет! не вспомнить!
Она с досадой отложила фигурку в сторону. Ладно, потом, может, вспомню. Попозже.
Антонина Захаровна попыталась заняться делами, как-то отвлечься, но взгляд ее, помимо воли, то и дело останавливался на загадочной фигурке. Она притягивала его как магнитом.
Антонина Захаровна попробовала было убрать фигурку в ящик стола, спрятать, но и это не помогло. Чем бы она ни занималась, что бы ни делала, она все время о ней помнила. Это было прямо наваждение какое-то! Кошмар! Мистика!
Так прошел день. Потом второй.., третий... Наконец, на четвертый день бедная женщина осознала, что дальше так продолжаться не может! Еще немного, и она просто с ума сойдет! Рехнется! Тронется!
Она думала о фигурке все время, буквально день и ночь. Засыпала и просыпалась с мыслью о ней. И все время что-то старалась вспомнить... вспомнить... Что-то очень важное... Очень!.. Иногда ей казалось, что вот-вот!.. наконец-то!.. еще немножечко!.. вот сейчас!.. - но в самое последнее мгновенье капризное и неуловимое воспоминание опять коварно ускользало.
Антонина Захаровна за эти дни похудела, осунулась и стала сама себе напоминать какую-то тихо помешанную. Сумасшедшую какую-то! Постоянно что-то себе под нос шепчущую и бормочущую. С неподвижным, остекленевшим взглядом уставившись при этом в одну точку.
Нет, надо что-то делать! - на четвертый день окончательно поняла она. - Так и в психушку угодить недолго! На старости-то лет!.. Да, но что? - она с сомнением и опаской посмотрела на лежащий на столе амулет. - Может, меня заколдовали? Порчу какую-нибудь напустили? Чтобы я извелась, о нем думая постоянно? Все что-то вспоминала... Зойка, мне помнится, что-то такое говорила... - задумалась Антонина Захаровна и рассеянно почесала пальцем бровь. - С какой-то ее знакомой вроде такое было...
Антонина Захаровна, как и большинство женщин, свято верила и в колдовство, и в сглаз, и в порчу, и вообще во все таинственное и сверхъестественное, а потому подобное объяснение казалось ей вполне логичным и убедительным.
- Надо Зойке позвонить, посоветоваться! Рассказать ей все, - решила она.
Зойка, она же Зоя Васильевна, дама весьма и весьма почтенной наружности, кандидат наук, ровесница Антонины Захаровны и ее лучшая подруга еще с институтских времен, на счастье оказалась дома.
После почти полуторачасовой беседы с ней Антонина Захаровна, усталая, но довольная, положила, наконец, раскаленную почти докрасна, горячую телефонную трубку и с наслаждением потянулась.
Фу-у-у!.. Но зато хоть ясно теперь, что делать... Конечно, сглазили!.. А что же еще?.. Так я и знала! Кто же это, интересно?.. Хотя мало ли на свете злых людей! Да хоть из зависти!.. Что я хорошо живу. Это я, дура, всем одно только добро всегда делаю - за это и страдаю! от этого и все мои беды!.. - а люди не такие!.. Не-ет!.. Ну, хорошо хоть, что она меня надоумила. Уф-ф-ф! Аж взопрела вся! - Антонина Захаровна принялась усиленно обмахиваться платочком. - Цельный час болтала! С Зойкой всегда так. Ля-ля-ля!.. Ля-ля-ля!.. Как начнет балаболить!.. Как привяжется, так не отвяжешься от нее никак! - Антонина Захаровна с усилием встала и, кряхтя и отдуваясь, пошла на кухню. - О-ох!.. Не разогнешься!.. Ноги все затекли. Чайку надо попить. А то запарилась прямо!..
Через час, попив чая с клубничным вареньем (домашнее! сама варила!) и плюшками, Антонина Захаровна опять вернулась к себе в комнату.
А может, прямо сейчас и позвонить?! - вдруг пришло ей в голову. - Времени-то еще мало совсем... Куда я бумажку-то задевала?..
Антонина Захаровна надела очки и стала искать листок с телефоном.
В карманах нет.., тут нет... где же он?.. А, вот! Прямо перед носом лежит, а я и не вижу.
Она поколебалась секунду и неуверенно набрала номер.
- Алло! - раздался в трубке спокойный, чуть-чуть низковатый мужской голос.
- Мне Альберта Игнатьевича! - торопливо проговорила Антонина Захаровна. Она чувствовала себя немного не в своей тарелке и вообще слегка взволнованной.
- Да, я слушаю, - все так же спокойно и доброжелательно ответил мужчина.
- Э-э... видите ли, мне Зоя Васильевна Ваш телефон дала... - замялась Антонина Захаровна. Она, если честно, боялась, что не туда попала. Что Зойка, как обычно, все перепутала и не тот телефон дала. Такое у нее бывало постоянно. Выяснится сейчас, что это какой-нибудь салон красоты!.. Или парикмахерская. - Вы... снимаете порчу и сглаз?
- Да, - к огромному облегчению Антонины Захаровны подтвердил мужчина. - А какая у Вас проблема? - после небольшой паузы вежливо поинтересовался он.
- Э-э-э... знаете ли... Я тут случайно какую-то черную фигурку у себя в квартире нашла и теперь постоянно о ней думаю... - Антонина Захаровна остановилась, мучительно подбирая слова. - Мне все время кажется, когда я на нее смотрю, что вот-вот что-то вспомню! - и никак не могу вспомнить...
- И давно это у Вас? - явно заинтересовался ее словами собеседник.
- Что? - не поняла сразу Антонина Захаровна.
- Давно Вы ее нашли, эту фигурку? - терпеливо пояснил свой вопрос мужчина.
- А!.. Четвертый день уже! - обрадованно затараторила Антонина Захаровна. - Я просто с ума схожу! Шью - о ней думаю, чай пью - о ней думаю, готовлю...
- Хорошо-хорошо! - мягко перебил ее мужчина. - Я все понял. Знаете, - сказал он, чуть помедлив, - Вам лучше ко мне подъехать. С этой фигуркой. Чтобы я ее сам на месте посмотрел. И чем быстрее, тем лучше.
- Что, это так опасно? - испуганно переспросила Антонина Захаровна.
- Я сейчас, конечно, не видя фигурки, точно ничего сказать не могу.., - мужчина помолчал. - Но все может оказаться очень серьезно. Лучше не тянуть. Это в Ваших же интересах.
- Хорошо, - растерянно проговорила Антонина Захаровна. Такого поворота дел она совершенно не ожидала. - А где Вы находитесь? - мужчина назвал адрес. - Та-ак.., так это же совсем рядом! - сообразила Антонина Захаровна. - Две остановки на троллейбусе! Так я могу прямо сейчас подъехать! - радостно закричала она в трубку. - Мне до Вас 10 минут всего ехать!
- Вот и замечательно! - успокаивающе заключил мужчина. - Прямо сейчас, значит, и подъезжайте. Я Вас жду.
* * *
Через полчаса Антонина Захаровна, близоруко щурясь, искала нужный дом, а еще через 15 минут стояла уже у нужной квартиры.
Открывший ей дверь мужчина сразу же произвел на Антонину Захаровну впечатление чрезвычайно благоприятное.
Высокий, немолодой уже, серьезный. Одет хоть и по-домашнему, но чисто, аккуратно. Курточка, рубашечка... Сразу видно, не прощелыга какой. А то их много сейчас развелось!.. Только денежки давай! А толку никакого. А это - видно, что человек солидный. Такой врать не будет. Не зря Зойка его посоветовала. Она хоть баба и взбалмошная и со своими закидонами, но зато умница, каких мало. Это уж у нее не отнимешь! У нее вообще не голова, а Дом Советов, как у министра какого-нибудь. Недаром она кандидат наук! В институте даже работала, преподавателем. А туда кого попало не берут.
В общем, Альберт Игнатьевич Антонине Захаровне сразу понравился, полностью расположил к себе и вообще внушил доверие, почти безграничное. Она как-то сразу ему поверила.
Удобно устроившись в мягком, покойном кресле, Антонина Захаровна с удовольствием прихлебывала из какой-то немыслимой красоты и изящества чашечки какой-то немыслимо душистый и ароматный чай ("И что это у Вас только за чай такой вкусный! - не удержалась и похвалила она. - Кажется, никогда в жизни ничего подобного не пила!"), с аппетитом кушала какие-то, никогда не виданные ей доселе, воздушные пирожные, буквально тающие во рту и к тому же совершенно наисвежайшие, будто сейчас только испеченные ("И где это Вы только такие пирожные покупаете?!" - не преминула заметить Антонина Захаровна, потянувшись за очередным, третьим или четвертым уже по счету, пирожным), и вела с хозяином степенную, неторопливую, светскую беседу.
Вернее, говорила-то в основном она, а хозяин все больше слушал. Слушал да поддакивал. ("Так-так!.. Да-а... Очень интересно... Что Вы говорите!..")
Антонина Захаровна просто млела от счастья и сияла от удовольствия. Альберт Игнатьевич нравился ей все больше и больше. Не так-то часто удается найти такого благодарного собеседника.