- Кукуруза на приусадебном участке - дикость, - сказал Балашов. - И корова в каждом дворе - тоже дикость. От бедности все это, Алексей Платонович. Обнищали колхозы. Война все, будь она проклята! Машин почти нет. Тракторов… Разве нам столько тракторов нужно? - Он стряхнул крошки в пруд и стал аккуратно складывать салфетку. - Воду ведрами таскать, поливать кукурузу, - произнес с горечью. - Неужели вы не понимаете, какая это дикость? Было бы у нас машин сколько надо да удобрений бери-не хочу, да чтоб воду на поля… Знаете, что сделал бы тот же Калабуха? Взял бы свою коровенку за налыгач, привел бы к тому же Глыбе и взмолился: "Возьми христа ради, Иван Гордеевич. Избавь от муки мученической". А на приусадебном участке опять сад разбил бы и цветники - розы да гладиолусы. Не для торговли, нет: для собственного удовольствия… Да, вода в наших местах - большое дело. Я вот решил, как только разбогатеем немного, монумент оленя поставить. Представляешь себе, по одну сторону - река, по другую - степь неоглядная. Между ними - курган. А на том кургане олень стоит. Крепкий. С высоко поднятой головой, и рога у него - ветвистые такие. Красивая легенда заслуживает, чтоб ей памятник поставить. Я уже и курган облюбовал.
Он резким движением застегнул портфель и поднялся.
- Ничего, - произнес убежденно. - Все будет - и машины, и удобрения, и вода на полях.
- И Калабуха свою корову на налыгаче к председателю колхоза приведет?
- Думаю, что приведет. Не он, так сын его… - Балашов помолчал, огляделся вокруг и продолжал: - Колхозы станут богатыми, и Калабуха подсчитает, что куда выгоднее молоко в колхозе покупать, чем за коровой ухаживать. Будет это! А пока… Прав, пожалуй, Иван Гордеевич. Пока надо бы премировать Калабуху. - Он до хруста в пальцах сдавил лоб, потом опять поглядел на зеленый ковер и сказал - Хорошо бы вздремнуть часок-другой, да времени нет. Пошли, что ли!
Машина опять неслась по грейдеру, оставляя позади себя длинный шлейф желтой пыли. В лицо дул горячий ветер.
"Как бы все изменилось тут, если бы вода, - думал Корепанов. - Дорога превратилась бы в аллею, рядом - буйная зелень бахчей и садов…"
Грейдер кончился. Балашов свернул налево и выехал на проселочную дорогу. С обеих сторон ее тянулись уходящие до самого горизонта поля хлопка. Чахлые низкорослые стебли. Жесткие листья покрыты серой пылью.
Алексей вспомнил, как Глыба за ужином честил в хвост и гриву эту неблагодарную культуру.
- И какой дурень додумался в наших местах этот хлопок выращивать? В Узбекистане по тридцать пять центнеров с гектара берут. Вот и сеяли бы в Средней Азии. А у нас… Позорище одно. Еле по два центнера собираем, да и то… Какой же это хлопок?..
Алексей покосился на Балашова и спросил:
- Какой смысл в наших местах сеять хлопок?
Балашов глянул в сторону хлопчатника. Желваки под кожей щек у него вздулись тугими узлами.
- Ты думаешь, если я председатель облисполкома, так на все вопросы ответить могу? - спросил и нажал на акселератор.
Машина рванулась вперед. Алексей обеими руками ухватился за ручку. Балашов не сводил глаз с дороги.
Бешеная езда продолжалась несколько минут. Потом "виллис" опять пошел с нормальной скоростью. Алексей оглянулся. Хлопковое поле осталось далеко позади, слилось с выжженной степью.
2
Поезд пришел к станции Мирополье рано утром. Солнце уже взошло, большое, красное.
"Опять ветер будет", - подумал Корепанов.
Станционного здания не было. Только теплушка, поставленная на каменный фундамент, бассейн с помпой для воды - вот и все.
Поодаль от насыпи стояла нарядная тачанка.
- Корепанов! Кто тут Корепанов? - кричал крепкий дидуган, размахивая кнутовищем.
- Я Корепанов, - подошел к нему Алексей.
Старик обрадовался.
- Так цэ ж за вами Леонид Карпович меня послали, - сказал он. - Они хотели сами поехать, так не смогли: операция у них.
Тачанка была широкая, на мягких рессорах; лошади сытые, застоявшиеся: как только кучер натянул вожжи и прищелкнул языком, они с места же взяли крупной рысью.
Старик держался с достоинством. Встречные пешеходы почтительно здоровались с ним.
Алексея разморило. Так хотелось спать, что если бы не опасность вылететь на каком-нибудь повороте, он бы с удовольствием закрыл глаза и расслабил мышцы.
Больница стояла на холме, на окраине большого села. Строения утопали в зелени. "Что барская усадьба", - подумал Корепанов.
У ворот Алексея встретила сестра в белом накрахмаленном халате. Она сказала, что Леонид Карпович просил пройти к нему в операционную.
Алексей последовал за ней. Девушка повела его в душевую.
- Здесь можно помыться, - сказала она, - если хотите, под душем, а нет, так вот умывальник, сейчас принесу полотенце.
Алексею даже неловко стало от такой предупредительности. Но он с удовольствием умылся, глянул на сапоги и потянулся за своей сумкой. Но сестра и тут его предупредила.
- Вот щетки и крем.
Стоя у двери, она внимательно следила, как Алексей чистит сапоги, потом убрала щетки и сказала:
- Я провожу вас, - и, не дожидаясь ответа, пошла вперед.
Не успел он переступить порог предоперационной, как санитарка мгновенно шмыгнула в соседнюю комнату, и оттуда раздался мужской голос.
- Заходите сюда, Алексей Платонович.
Сестра сняла халат, висевший у двери на вешалке, - несомненно заранее приготовленный, - и подала его Алексею. Потом так же проворно поднесла шапочку и маску.
"Вот это персонал. Вот это выправка", - не переставал удивляться Корепанов, глядя на подтянутых сестер и санитарок.
Операционная была большая, светлая. Огромное окно - во весь проем стены - чуть затемнено зеленью деревьев.
- Рассчитывал до вашего приезда закончить. Так будто назло, две срочных, - сказал, не отрываясь от работы, Бритван. Он стоял чуть расставив ноги, высокий, крепкий. Из-под расстегнутого халата виднелась широкая, бронзовая от загара, спина.
Шла операция на желчном пузыре. Алексей сразу оценил мастерство, с каким оперировал Бритван. Он работал спокойно, уверенно, так, словно делает это, по меньшей мере, в тысячный раз. Может быть, эта легкость была и нарочитой, но все равно - так обращаться с инструментом и тканями мог только настоящий хирург.
Рану зашивала ассистентка. Зашивала тоже мастерски. Шов получился ровным, почти косметическим.
- Как фамилия врача, который вам ассистировал? - спросил Корепанов, когда они вышли из операционной.
- А что, понравилось? - спросил Бритван.
- Понравилось, - признался Корепанов.
- Хирургов у нас нет, - снимая халат, сказал Бритван. - Я - один. Помогают мне сестры. Причем, по очереди. Терпеть не могу незаменимых.
Он помыл руки. Вытер их. Полотенце бросил стоявшей начеку санитарке, надел белую шелковую рубаху, накинул пиджак и пошел к двери, приглашая Корепанова:
- Пройдемте в кабинет.
Коридор был длинный, широкий, залитый светом. Сестры и санитарки, попадавшиеся навстречу, быстро сторонились, уступая дорогу. Одной из них, невысокой, худенькой, Бритван бросил на ходу:
- Приготовь нам, Наденька.
И многозначительно вскинул два пальца.
Через несколько минут девушка вошла в кабинет с подносом, на котором лежало четыре бутерброда - два с ветчиной и два с голландским сыром.
- Спасибо, Наденька, - поблагодарил Бритван.
Когда девушка вышла, он открыл шкаф, извлек оттуда бутылку коньяка, поставил на стол.
- Подкрепимся чуть-чуть, потом я покажу вам больницу, - сказал он, наливая в рюмки.
Алексей выпил, взял бутерброд с ветчиной и, рассматривая розоватые ломтики ароматного мяса, не удержался от замечания:
- А вы здесь неплохо живете! Коньяк, ветчина.
- Я ведь старожил, - без малейшего намека на рисовку сказал Бритван.
Больница Корепанову понравилась. Это была старая земская больница, добротно сделанная и хорошо сохранившаяся. Все было здесь прочно и красиво: кровати с никелированными спинками, белье подсинено и накрахмалено, тумбочки выкрашены белой корабельной краской.
Хирургическое отделение было оснащено с особой заботливостью. Здесь и кровати лучше, и мебели больше, и дорожки выглядели совсем новыми, диваны затянуты в белые чехлы.
- Чувствуется привилегированное отделение, - сказал Корепанов.
- Своя рубашка ближе к телу, - усмехнулся Бритван.
Он иногда останавливался у койки, рассказывал об особенностях того или иного случая. Он умел коротко, в нескольких словах, рассказать о больном самое главное. И это тоже понравилось Корепанову.
В одной из палат Алексей увидел Марфу Полоненкову. "Ага, вот и она", - подумал он, словно заранее надеялся встретить ее здесь.
Полоненкова была смущена. Алексей поздоровался.
- Знакомая? - спросил Бритван.
- Сбежала от нас. Перед самой операцией выписалась.
Женщина стала что-то бормотать в свое оправдание.
- Да полноте, Марфа Игнатьевна, - сказал Корепанов. - Очень хорошо, что вы все же решились на операцию. Ведь у вас такая болезнь, что без операции - беда. - А про себя думал: "Ведь вот же как получается, люди из областного центра сюда едут, за тридевять земель".
Разъяснения Бритвана он слушал уже не так внимательно и оживился только, когда подошли к постели еще молодого человека с бледным - нехорошей восковой бледностью - лицом и впалыми щеками.
- Леонов. Двадцать семь лет. Абсцесс легкого, - коротко сказал Бритван и отошел к другой постели.
На ней лежал человек лет двадцати восьми, не больше. Карие очень живые глаза его с голубыми белками блестели тем нездоровым блеском, который характерен для больных туберкулезом.
- Сенечкин. Знатный тракторист. Туберкулез правой почки, - сказал Бритван. - Вот посмотрите, как увеличена.
Он присел на край постели, внимательно ощупал больного, потом уступил место Корепанову. Алексей тоже ощупал. Почка, действительно, была увеличена и болезненна.
- Вот анализы. - Бритван быстро перелистал толстую историю болезни.
Алексей глянул на анализы. Туберкулез.
- Будем оперировать, - сказал Бритван. - Вот еще понаблюдаем немного и будем оперировать.
Уже в коридоре, когда они вышли из палаты, Алексей спросил:
- А что думаете делать с Леоновым?
- А что с ним делать? Лечим как можем. Даже абсцесс вскрыли. А что проку?
- Надо на радикальную идти. Убирать абсцесс вместе с долей легкого.
- Это куда же отправлять прикажете? - насмешливо глядя на Корепанова, спросил Бритван. - В Ленинград или в Москву? Там, говорят, оперируют.
- Не только там. И в других городах оперируют.
- Знаю, что оперируют, да только… Туда едут, а обратно не возвращаются.
- Возвращаются все же, - сказал Корепанов. - Переведите его к нам.
- Вы оперируете на легких? - удивленно спросил Бритван.
Алексей сказал, что его очень интересует легочная хирургия, что в последний год на фронте в его отделении были специальные палаты для легочных больных. Но с тех пор, как у него открылось хирургическое отделение, он сделал всего девять операций. Это, конечно, совсем немного.
- А сколько в живых осталось?
- Умерло четыре.
- Вот видите, - сказал Бритван, как будто обрадовался.
- Если б не оперировать, все умерли бы.
- Возможно, - сдержанно произнес Бритван и вздохнул с нарочитой грустью. - В конце концов все люди смертны. Весь вопрос в том - раньше или позже.
- Это не новая философия, - сказал Корепанов. - А Леонова все же переведите к нам, если только он согласится на операцию.
- Согласится. Жить ведь ему все равно недолго осталось…
Алексея передернуло, но он виду не показал, как покоробили его слова Бритвана о безнадежности Леонова.
Они остановились около широкой двери со стеклянной табличкой.
- А вот это наш физиотерапевтический кабинет, - с гордостью сказал Бритван и открыл дверь.
Они вошли в большую, светлую - на шесть окон - комнату, уставленную аппаратурой. В центре, на дощатом помосте, как трон, возвышалась четырехкамерная гальваническая ванна. Алексей сразу же заметил, что этой ванной не пользовались. И вообще, здесь было много аппаратов, которыми не пользовались. Может быть, поэтому они производили впечатление выставочных экспонатов.
Сестра охотно показала Корепанову свое "хозяйство". Бритван стоял в стороне, любуясь эффектом.
- Что, нравится? - спросил он.
- И где вы столько добра достали? - искренне удивился Алексей.
- Во время войны, - сказал Бритван, - люди теряются и теряют много ценных вещей. Нужно уметь подбирать их. Этот физиотерапевтический кабинет оставил мне один немецкий интендант, который не растерялся даже во время отступления.
- И как вас только не раскулачили?
- Думаете, не пробовали? Пробовали. Вот совсем недавно Малюгин пристал, как с ножом к горлу: "Нам физиолечебницу оборудовать нужно, так, может быть, поделитесь?"
- Ну, а вы что?
- Я только бровью повел, и председатель райисполкома вместе с заведующим райздравотделом тут как тут, ненароком будто. Я им говорю: так, мол, и так, физиотерапевтический кабинет переполовинить хотят. "А ключа им не нужно? - спрашивает наш председатель исполкома. - От квартиры, где деньги лежат". Так шуткой и отделались. Нет, у меня отобрать нелегко: я крепкий хозяин.
- Да, хороший кабинет, - сказал Корепанов, - позавидовать можно.
- Это еще что. Вот я вам сейчас рентгеновский покажу, ахнете. - Он остановился около двери, над которой горел фонарь с надписью "Не входить". - Кстати, здесь работает моя жена. Она говорит, что хорошо знает вас, что училась вместе с вами.
- Кто такая? - спросил Корепанов.
- Ася Викторовна, девичья фамилия ее - Воронцова.
- Ася? Не может быть, - произнес он шепотом, сам понимая всю нелепость этого "не может быть".
Она очень изменилась за эти годы. Но это была все та же Аська Воронцова. С огромными глазищами, стройная и очень живая. Она обрадовалась и… смутилась. И, чтобы скрыть это смущение, говорила без умолку. Дескать, давно хотела позвонить, потом решила, что лучше, если встретиться неожиданно. Вместе с Леней собирались в город, как вдруг - телеграмма.
- Ты знаешь, Леня, - обернулась она к Бритвану, - я одно время была влюблена в него. Ну, совсем голову потеряла. Честное слово!.. И он тоже был ко мне неравнодушен. Только чуточку, самую малую чуточку, - рассмеялась она, показывая кончик мизинца. - Просто не верится: Алексей Корепанов у нас в гостях. Ты не мучай его своей больницей, - обратилась к Бритвану. - Я иду накрывать на стол. - Она повернулась опять к Алексею и сказала - Он может целый день по больнице человека таскать, хвастаться. Ужасный хвастун.
3
Бритван занимал большую квартиру. В столовой Ася и Наденька хлопотали у накрытого стола.
- А мы вас уже совсем заждались, - сказала Ася. - Мойте руки.
Держалась она непринужденно, и непринужденность эта Алексея и удивляла и как-то радовала.
- Рабочий день кончился, можно разрешить себе спиртного и побольше, - сказал Бритван, наливая водку в бокалы. - Асенька, я и тебе немного налью, ради такой встречи. Налить?
- Наливай! - бесшабашно махнула рукой Ася.
Бритван налил ей чуть больше половины.
- Ну, ваше здоровье, Алексей Платонович, - поднял свой бокал Бритван.
- Постой, - остановила его Ася. - Я хочу, чтобы вы с Алексеем были на ты. Я хочу, чтобы вы были друзьями. Ты не возражаешь, Алеша?
Алексей улыбнулся - пожалуйста!
- Мне тоже так больше нравится, - сказал Бритван.
- Тогда повтори тост.
Бритван высоко поднял свой бокал, налитый до краев, и произнес:
- Твое здоровье, Алексей Платонович!
Он пил медленно, с наслаждением, потом пошевелил в воздухе пальцами, выбирая чем закусить. Наконец подцепил вилкой белый грибок.
- Люблю водку грибами закусывать.
Лицо у него было гладкое, мужественное, с тонкими черными бровями и крутым лбом с едва заметными пролысинами. Черные блестящие волосы зачесаны назад. Когда он поворачивал голову, на шее отчетливо вырисовывались крепкие мышцы. "Аська в минуты признания, наверно, говорит ему, что у него античная шея, - подумал Корепанов. - Она всегда любила красивые слова".
Бритван быстро пьянел. Лицо его раскраснелось. Движения рук стали размашистыми, язык временами заплетался.
- Ты разреши мне, Алексей Платонович, пиджак сбросить: чертовски жарко. Не находишь? В этом году, в сущности, не было весны. Во всяком случае, я ее не заметил. После зимы - сразу лето. В этом есть какая-то ненормальность… Послушай, почему ты ничего не ешь? Может быть, горячего хочешь? Асенька, скажи, чтобы подали жаркое.
- Да ты совсем пьян, - сказал Алексей.
У него тоже шумело в голове, хоть он ни разу не выпил до дна, а только отхлебывал понемногу.
Принесли жаркое. Бритван снова налил себе полный бокал водки.
- А может, хватит, Леонид Карпович? - осторожно спросила Ася.
Бритван отмахнулся от нее.
- Оставь, Асенька. Настоящий хирург должен уметь пить. Ты согласен, Алексей Платонович? Какой это хирург, если он не может пить.
Он выпил, со стуком поставил бокал.
- Ты не обращай на меня внимания, Алексей Платонович. Ты ешь. Хорош поросенок?.. Молочный! Специально к твоему приезду приказал заколоть. Гость дороже всего. Правильно я говорю?
- Перестань пить, - уже настойчивее сказала Ася.
- Хорошо, я не буду больше. Я, кажется, уже и в самом деле набрался… Я ведь ради гостя, Асенька. Ради него, Алексея Корепанова. Кор-р-репанова… Люблю фамилии, которые с рыком! Кор-р-репанов! Бр-р-ритван! У сильных людей фамилия должна быть с рыком… Давай еще по рюмке выпьем, Алексей Платонович, и пойдем ко мне. Я тебе свою библиотеку покажу. Я тебе еще не показывал свою библиотеку? Обязательно покажу… Твое здоровье, Алексей Платонович. - Он выпил, поднялся из-за стола, взял начатую бутылку коньяка, две рюмки и пригласил Алексея: - Пойдем! А ты, Асенька, распорядись, чтобы нам фрукты подали. Знаешь, Алексей Платонович, вишен в этом году уродилось - пропасть. Ну, просто все ветки обсыпаны. Так прикажи, Асенька, чтобы нам в кабинет вишен подали, только холодных, с ледника. И пускай никто не заходит… Пойдем, Алексей Платонович!
Библиотека поразила Алексея.
- Случайно приобрел, - сказал Бритван, размашистым жестом показывая на стеллажи с книгами. - В соседнем селе старичок-доктор жил. На весь район славился. Ушел на фронт добровольно, как только война началась, и сложил голову в Одессе, еще в июле сорок первого… Так вот, жена и две дочери его во время оккупации с голоду умирали, и я у них эту библиотеку купил. Я им за нее знаешь сколько дал? По тому времени можно было дом с усадьбой купить.
- Ну, дом тогда не очень дорого стоил, - сказал Корепанов.
- Тогда ничего дорого не стоило. Даже человеческая жизнь, - философски заметил Бритван и налил себе рюмку.
- Брось пить! - сказал Корепанов. - Даже мужчина противен, когда он пьян.
- Ты думаешь, я пьян? Ничуть. Я просто немного выпивши.
- Выпивши, - с укором глянул на него Алексей. - А что если сейчас больного привезут?