- Плюс паста, - сказала Розали скучным голосом. Это был их вечный спор. - Плюс gnocci, плюс тонны хлеба, пшеничного от Зито, плюс масло, плюс картошка, зеленый перец и лук, пожаренные вместе. - Ой, я опаздываю, - сказала она, взглянув на часы.
Она поднялась, чувствуя себя ужасно виноватой. Она придумала для сестры и матери легенду, что у нее свидание с соседкой из Скарсдейла, которая возьмет ее с собой за покупками в магазины в верхней части города. Для девочки, родившейся и выросшей в Гринвич-Виллидж, понятие "верхний город" означало все, что выше Четырнадцатой улицы, и Розали использовала эти два слова умышленно, зная, как неопределенно они прозвучат.
Сразу же подошел официант. Поскольку это были жена и дочери Дона Винченцо, их столик обслуживали два официанта. Сейчас появился старший из них, тот, что говорил с ирландским акцентом.
- Что угодно, мисс?
- Ничего. - Розали жестом отослала его. Она начала облачаться в свое суконное пальто, новое, военного цвета хаки, с эполетами и латунными пуговицами. Официант кинулся помочь ей. Розали улыбнулась ему, потом повернулась к матери и сестре и поцеловала их в левые щеки.
- Будете вечером дома? - спросила она.
- Si, come no?
Розали сделала неопределенный жест.
- Возможно, мы с Беном будем ужинать в Виллидж. Было бы очень мило с его стороны, если бы мы забежали выпить чего-нибудь прежде, чем вернемся в Скарсдейл. Ты же понимаешь, он так давно не виделся с папой.
Розали вышла из ресторанчика и тут же остановила такси, опять чувствуя себя виноватой, потому что притворялась, будто спешит на какую-то встречу. На самом деле она даже не знала, куда направиться. Может быть, в то место, неподалеку от дома папы, в Новую школу? Или прямо в Нью-Йоркский университет?
Она вышла из такси в конце Пятой авеню и стояла там некоторое время, глядя на арку Вашингтон-сквер. Этот суматошный район всю жизнь приводил ее в замешательство, даже когда ее совсем крохой провозили здесь в коляске или когда она лежала тут под аркой, представляя себе всякие сцены из жизни Вашингтона.
Нижняя часть обеих колонн была исчиркана надписями, в смысле которых было невозможно ошибиться. Розали медленно прошла мимо колонн, лицо ее покраснело от смущения, хотя она и не хотела подать виду. "В гробу я видел эту войну".
Розали отошла от арки и миновала толпу школьников, смешанную с группой хиппи и взрослых бездельников. Она размышляла о том, сколько прогульщиков будут утирать слезы, когда их родители узнают, как они проводят свое время.
Два мальчика отделились от толпы, окружавшей парнишку, очень плохо игравшего на гитаре, и девчушку, аккомпанирующую ему на тамбурине. Мальчики настигли Розали, когда она огибала центральный фонтан.
- Четвертак, крошка! Полдоллара, а?
- Отвали мне немного деньжат, и я дам тебе покурить.
- У нас тут есть нора, - сказал парень, ускоряя шаг, чтобы угнаться за Розали. - Там у нас настоящая травка, ты получишь удовольствие. Сколько у тебя деньжат?
Один из мальчишек отстал, но второй шел за Розали по тропинке, ведущей к выходу из парка. Позднее, вспоминая об этом, она так и не решила, серьезно он это или просто дразнил ее. Но в тот момент она была слишком напугана, чтобы думать об этом.
- Ну, не смущайся, бейби, что, если мы выкурим джойнт?
- Оставь меня в покое.
- Хочешь поразвлечься?
- Отвали.
- Мы можем развлечь тебя любым способом, как захочешь, бейби. Мой приятель и я, мы можем и спереди и сзади. Да не красней ты, мы сведем тебя с ума. По доллару каждому, а?
- Нет. Оставь меня в покое.
- А чего ты хочешь, бейби? У меня есть птенчик, она сходит с ума, когда я писаю на нее. Хочешь такую сцену, а?
- Пожалуйста, отстань.
- Что ты любишь, детка? Кислоту? Скорость? Я достану тебе что угодно, даже самое крепкое.
Стуча каблуками по каменным плитам, Розали мчалась что есть духу. Ничего не разбирая, она влетела в большую стеклянную дверь и очутилась в здании Нью-Йоркского университета. Она оглянулась и через стекло увидела, как мальчишка, самодовольно, с выражением полного удовлетворения, повернулся и направился обратно к фонтану. На вид ему было не больше семнадцати.
- Да, мисс?
Розали оглянулась. Это спросила маленькая пожилая женщина, сидящая за столом.
- Н-ничего. Этот мальчишка…
- Они стали ужасно нахальными.
- Этот даже не нахальный, он…
В очках женщины за столом отражались огни Вашингтон-сквер.
Она посмотрела на Розали.
- У некоторых из них ужасно грязные языки.
- Вы встречаетесь с ними каждый день?
Пожилая женщина, нахмурившись, кивнула.
- В парке Вашингтон-сквер всегда болтается много бездельников. Я вижу их постоянно. В этом здании я со времен войны, до этого с 1931 года я работала в других зданиях университета. У таких мальчишек всегда были грязные языки.
Она кивнула два раза, словно подтверждая, как испорчена нынче молодежь и насколько она выше всей грязи.
Розали смотрела в слепые пятна света, отражаемого в очках со стальной оправой.
- А что это за здание?
- В основном факультет изящных искусств. Частично - офисы администрации. А что вы хотели?
Зубные протезы старой женщины были так плохо подогнаны, что на выдохе вопрос прозвучал как "човы-хотли".
- Ах… изящных искусств?
- Поднимитесь по лестнице, первая дверь направо на втором этаже.
Огоньки, отражавшиеся в очках, исчезли, когда старая женщина опустила голову к книге на столе, которую она читала. Казалось, она утратила всякий интерес к Розали, испорченным мальчишкам и всему остальному в этом мире.
Розали быстро поднималась по лестнице, в ее голове смешались и выходки мальчишек, и блики в очках старой женщины. Ей здесь нечего делать, думала она, но коль уж ее занесло сюда, надо было довести все до какого-то завершения. Она ненавидела себя за свое вранье сначала матери, а теперь старой женщине. Неужто таков этот мир, вдали от Скарсдейла и детей? Неужто все такие грязные и равнодушные?
Она поднялась по лестнице, и ее не было видно из холла, она остановилась и стала выжидать, пока этот парень уйдет из парка.
Глава сорок вторая
Вудс Палмер поскорее разделался с ланчем и вернулся к своему столу, чтобы закончить чтение папок с документами, которые оставил ему Донни Элдер. Это были досье на группу мелких бизнесменов со Среднего Запада и Запада. Ничего особенно интересного, подумал Палмер, дочитав до конца. У всех одна общая черта - отсутствие управленческих навыков, благодаря скорее глупости, чем жадности. Он позвонил Донни и вызвал к себе.
- Почему это попало на мой стол? - спросил он, пытаясь говорить вежливо, хотя был возмущен, что впустую потратил время.
Молодой человек вспыхнул.
- Я не считаю, что могу принимать по этим документам решения в одиночку.
- Возможно, что нет. Но кто-нибудь из старших вице-президентов мог бы помочь вам принять такие решения.
- Я подумал, что, учитывая особую ситуацию… - Голос Донни сник.
Палмер нахмурился. Его мысли опять вернулись к досье, он пытался припомнить что-нибудь важное, на что не обратил внимания.
- Не может быть… - прервал он сам себя. - Неужели вы сделали это только потому, - он снова сделал паузу, - что первоначальное финансирование было произведено банком моего отца?
- М-м… да.
Лицо Палмера, сначала выражавшее недоверие, теперь смягчилось кривой улыбкой.
- Вот уж не предполагал, Донни, что в ваши годы вы уже такой джентльмен. Вот это да!
- Но речь идет об инвестициях вашего старого банка, сэр.
- Много лет назад. Припоминаю даже, что я прорабатывал одну операцию. Но все-таки что в них такое особенное? Если ЮБТК является сейчас держателем всех документов, это дело только ЮБТК и… - Палмер остановился в третий раз, считая, что не следует доверяться старомодной невинности этого мальчика.
- Взгляните сюда, - начал он снова. - Садитесь, дослушайте секунду… этому невозможно поверить. Как могли вы подумать, что я проявлю какую-то сентиментальную привязанность к деньгам, инвестированным банком моего отца? Старик уже мертв. Я продал банк более двух лет назад, чтобы двинуться на Восток с ЮБТК. Теперь это для меня не представляет никакого интереса. ЮБТК теперь владеет документами на эти инвестиции, а с ними дела обстоят неважно. Да, от них никакого толка. Деньги - это безличная вещь при любых обстоятельствах, тем более если это деньги банка. Дошло до вас?
Молодой человек кивнул.
- Виноват, сэр. Гм, но уж если я побеспокоил вас по этому поводу, можете дать мне совет, как распорядиться с этим досье.
У Палмера сузились глаза. Донни Элдер мог быть безнадежным джентльменом в самом плохом смысле слова, но ему под силу достаточно быстро исправить свою ошибку. Палмер раскрыл одну из папок.
- Это сталелитейный завод. Его заказы сократились на двенадцать процентов за прошлый год, а доход сократился за то же время на восемнадцать процентов. Руководство уже в преклонном возрасте.
Он с треском захлопнул папку и раскрыл другую.
- Эта нефтехимическая компания вообще изумляет. Она единственная, которая неизменно только теряла деньги в последнее десятилетие.
Следующая папка.
- Этот молокообрабатывающий завод за три года имел пять раз неприятности с органами здравоохранения, и каждые три месяца - неприятности с нами, когда мы знакомимся с их ежеквартальными отчетами.
Палмер взглянул на Донни Элдера.
- Мы имеем дело с цепной реакцией некомпетентности. По большей части мы работаем с компаниями, принадлежащими частным лицам, которые не несут ответственности ни перед кем, кроме как перед собой, с семейными предприятиями, которые предоставляют высокие посты своим сыновьям и племянникам, полным идиотам, только для того, чтобы тем было где вешать свои шляпы. Мы имеем дело с пережитками капитализма девятнадцатого века, когда безразличие было в моде. Но так дальше продолжаться не может. Подобный анахронизм следует уничтожить.
- Лишение права выкупа закладной?
Палмер пожал плечами.
- Это будет висеть на ваших плечах, пока не подыщете новых покупателей. Изучите наши счета. Найдите мне большую, предприимчивую сталелитейную компанию, нефтехимическое предприятие, молокообрабатывающую компанию. Откройте перед ними ворота, и пусть происходит свободная конкуренция. Пусть в торгах участвует несколько компаний, посмотрим, что получится.
Молодой человек сделал гримасу.
- Некоторые из этих компаний не стоят того, чтобы их купили даже ради того, чтобы сократить налоги.
- Подсластите предложение. Пересмотрите условия. Скажите заинтересованным в покупке, что мы продлим сроки платежей и снизим тарифы.
- Иными словами, выбить почву из-под этих маленьких компаний и продать их даже в убыток.
- У нас не будет убытков. Мы все еще владеем их бумагами и в конце концов получим свое на займах. Короткий срок с высокой долей прибыли дает такой же урожай, как длительный срок с низкой долей прибыли. Или вы в школе пропустили эту лекцию?
Донни снова вспыхнул.
- Все это, кажется, несколько жестоко. Разве мы не можем предоставить этим людям возможность самим поправить свои дела? Может быть, если мы объясним им, что будем вынуждены предпринять, это заставит их искать выход.
- Донни, - Палмер сделал длительную паузу, - если я развяжу вам руки в этом деле, то ваши сантименты заведут нас далеко. Я знаю, что неизбежно произойдет, если вы позволите этим людям попытаться встать на ноги. Они снова споткнутся и упадут, и это ваше решение будет стоить банку шести месяцев неплатежей, в то время как мы могли бы совершить новый старт, сделать новые деньги.
- У вас есть какая-нибудь личная информация, которая отсутствует в этих папках?
Палмер покачал головой.
- Все, что нам нужно знать, в этих досье имеется. Тот, кто их собрал, проделал хорошую работу.
Донни неуверенно улыбнулся.
- Это я сделал.
- Прекрасно. Теперь учитесь оценивать то, что вы собрали.
- Я все еще не понимаю, - упрямо продолжал молодой человек, - почему эти компании так неэффективны. Вы вынесли им суровый приговор как… как герою в греческой трагедии.
- Очень подходяще.
- Не понимаю, сэр.
- Очень подходящее сравнение. Они приговорены, и по той же самой причине, что и греческие герои. Они обладают фатальным пороком, каждая из них. Он заключается в неспособности идти в ногу со временем. Предполагаю, что некоторые назовут это гордыней. Или, возможно, hubris, если уж мы перешли на классику. Это явная hubris этих мелких пустомель, думающих, что они со своей ленью, тупостью могут противостоять финансовой, распределительной и управленческой системе второй половины двадцатого века. В жестоком мире свободного предпринимательства нет места для подобного претенциозного мелкого анахронизма. И мы оказываем им дурную услугу, разыгрывая роль доброго дядюшки и позволяя им путаться у нас под ногами, расходуя понапрасну их состояние, и, черт побери, наше тоже, чтобы решить дилемму, которую мы-то знаем, как решать.
Некоторое время никто из них не произносил ни слова.
- Хорошо, сэр, - наконец сказал Донни. - Такие солидные банки, как ЮБТК, сам факт величины их капитала превращают в добродетель. Но существуют маленькие банки, которые могут обслуживать эти компании, потому что признают малые величины в качестве добродетели. Почему мы просто не можем сбыть их бумаги в маленький банк в их районе?
- Никто не дотронется до них, - нетерпеливо сказал Палмер и начал расхаживать вдоль окна в дальней стороне своего огромного кабинета. Здесь потолок опускался по кривой, так что, когда он приближался к окну, могло показаться, что он находится внутри трубы какого-то огромного старинного фонографа. Он загляделся сквозь исполинские оконные стекла на улицу внизу. - Эти так называемые маленькие банки, - сказал он затем, обращаясь скорее к самому себе, чем к другому человеку. - Вы когда-нибудь изучали корреспондентскую систему банков в Соединенных Штатах? Можете вы не кривя душой сказать, что маленький банк способен на операцию, которая поставила бы в затруднение большой банк, занимающийся тем же бизнесом? Существует ли где-нибудь маленький банк, которому бы банк размером с ЮБТК не дышал в затылок? Только это и спасает маленькие банки от разорения, и по той же причине держатся другие маленькие компании.
- Так вот какое будущее вы рисуете? Гигантские банки, гигантские компании, одни поглощают других, пока ничего не останется, кроме одного конгломерата делового предпринимательства и одного финансирующего его разбухшего банка.
- Да, этот день наступит.
- Вы шутите?
Палмер обернулся и взглянул Донни Элдеру в лицо. Сейчас их разделяло более чем тридцать футов, но прекрасная акустика комнаты делала возможным каждому из них слышать даже слабый шепот собеседника.
- Нет, я не шучу, - спокойно произнес Палмер. - И вы, конечно, знаете, как они будут называться, эта компания и этот банк?
Донни покачал головой.
- Нет.
- Что ж… Правительство Соединенных Штатов. Вот как они будут называться.
Оба мужчины долго и пристально смотрели друг на друга.
- И это, - наконец произнес младший сникшим голосом, - будет означать конец всем глупостям.
Палмер кивнул.
- Вся суета будет преодолена. Капитализм умрет. - Он неожиданно ухмыльнулся. - Так что не будем двигаться против течения, Донни. Пусть этих маленьких простофиль поглотят другие компании, а мы вычеркнем их ко всем чертям из наших отчетов.
Он вернулся на прежнее место и сел за стол. Не дожидаясь ответа Донни, он спросил:
- Все в порядке?
- Да, конечно. Если не считать того, что я не испытываю никакой радости. Когда подумаешь о слезах и поте, которые кто-то вложил в эти компании.
- Вы сентиментальничаете, - сказал Палмер. - Вы напоминаете мне… - он остановился, - тех, - закончил он неубедительно, - кто смешивает мораль, которой руководствуются обычные люди, с моралью мира банкиров, если угодно.
- Двойная бухгалтерия.
Палмер пододвинул ему все папки.
- Разберитесь с этими делами в течение десяти дней. Сумеете?
- Да.
Палмер смотрел, как Донни покидает кабинет. Боже, он чуть не упомянул ее имя в суе. И он опять вспомнил о ней, она словно присутствовала при этом разговоре, она продолжала раскачивать лодку его жизни. Но для него Джинни Клэри тем не менее была похоронена слишком глубоко.
Глава сорок третья
Клуб в здании, выходящем на Бликер-стрит, казался заброшенным. На протяжении квартала или двух вдоль улицы тянулись магазинчики с дарами моря и фруктовые лавки, их товары были выставлены прямо на тротуар, домохозяйки здесь проводили время над calamari, перезрелыми от того, что стояли целый день на солнце, а теперь, ближе к закрытию лавок, шли вовсю. Крохотный, словно резиновый, осьминог лежал вонючей кучкой, видимо, уже на грани гниения, а вокруг покупатели и торговцы рыбой лениво перебранивались о ценах.
К клубу изредка подъезжали автомобили, из них вылезали двое или трое мужчин и заходили в слабо освещенный подъезд. Через пятнадцать минут, или через полчаса, или через час они уезжали. Некоторые, уходя, двигались довольно активно, но некоторые, похоже, оставляли там всю свою энергию и брели словно лунатики.
Внутри здания клуба, в маленьком, но хорошо обставленном офисе, где Дон Винченцо Бийиото руководил своим бизнесом - бизнесом, который он не мог отмывать через "Даунтаун: ипотека и облигации", было душно, но ни Винни, ни его подручный Рокко Сгрой, казалось, не замечали затхлости. Специфический запах заполнял комнату так же неуклонно, как вонь от дохлого осьминога вздымалась почти зримыми волнами с подносов перед рыбной лавкой. Но в здешнем воздухе ощущался более тонкий запах, частично духов, частично пота, частично страха.
Двое мрачных мужчин только что удостоились приема у Дона Винченцо. Он кивнул им, и они стали церемонно склонять головы.
- Счастлив снова видеть вас, Дон Винченцо, - произнес один из них.
- Большая, очень большая честь, Дон Винченцо, - промурлыкал другой. Они стояли перед Доном Винченцо, ожидая, когда он пригласит их сесть.
Взгляд Винни скользнул мимо них на Рокко, едва заметно улыбающегося при виде этих хмырей.
- Padrone, вы припоминаете Джимми и Оги Каландри?
Пустые голубые глаза Винни впитали это сообщение, в них появилась реакция.