– Но ты предугадал всё. Мне этого достаточно, чтобы предложить тебе работу следователя. Со случаем Макмаллана мы теперь разберемся сами, хотя если у тебя есть соображения, то все будут только рады их услышать. Но, помимо Макмаллана, меня волнуют случаи исчезновения людей в наших краях. Мы должны предоставить семьям пропавших информацию. Лично я считаю, что якобы пропавшие просто сбежали. Макмаллан не прятал тела своих жертв. И, кстати, одна исчезнувшая девушка вчера вернулась домой. Она скиталась в компании какого-то хиппи. Когда ей надоело голосовать на дорогах и есть из мусорных баков, мечта быстренько превратилась в реальность, и девушка возвратилась. Но вчера вечером пропали еще две студентки. Сомневаюсь, что это дело рук Макмаллана: около шестнадцати часов он напал на девушку в Пало-Альто – вряд ли другой рукой он в то же время похищал девушек на территории университета Санта-Крус, где их видели в последний раз. Если ты готов приступить к работе завтра утром, тогда я отведу тебя к родителям этих девушек и передам тебе дело. Ты определишь, могли ли они сбежать по собственной инициативе. Родители имеют собственное представление о своих детях, часто не соответствующее реальности. Порой им кажется, что у них замечательные отношения со своими отпрысками, а на самом деле отпрыски только и думают о том, как выпасть из семейного гнезда. Это феномен времени; не знаю, куда он нас приведет, но мы должны с ним считаться. Что касается зарплаты и прочих бумажек, тебе надо поговорить с Дебби Уотсон. Маленькая миленькая серая мышка, сидит рядом со входной дверью. Такие дела, мой мальчик!
Он поднялся, чтобы проводить меня, и сказал почти шепотом:
– Я беру тебя за твои личные качества, Эл. Так что, если у тебя с моей дочерью всё серьезно, не хвастайся перед моими коллегами. Иначе мой поступок оценят соответствующим образом, а я этого не хочу. Понятно?
– Понятно.
– Что с тобой, Эл?
Меня захлестнула волна, в голове гремело и грохотало, я ничего не мог сделать, и это, наверное, было заметно.
– Я вчера вечером подвозил двух девушек. Я это часто делаю – из соображений безопасности. Но я не смог довезти их до центра: мне было не по пути, и я высадил их раньше.
– Ну, теперь ты подозреваемый номер один! – расхохотался Диган, а потом добавил уже серьезно: – Если мы действительно говорим об одних и тех же девушках, тогда скажи: ты не заметил ничего подозрительного?
– Да нет. Хорошие, приличные девушки. Всё время болтали – так, словно тишина способна кого-то оскорбить.
– Думаешь, на них могли напасть?
– Кто знает!
49
Во второй половине дня я отправился к матери в университет. Я хотел еще раз с ней поговорить. Я хотел увидеть ее в трезвом виде, не под воздействием алкоголя, который превращал ее в злобную тупую курицу. Она была словно про́клятая актриса, вынужденная всю жизнь играть одну и ту же роль в ничтожном жалком театре. Днем она не пила: зависимость уступала страху увольнения. Зато вечером дома она методично напивалась до тех пор, пока сон не восторжествует над реальностью. Каждое утро доставляло страшные муки, через каждое утро мать продиралась, словно через колючий кустарник. Думаю, прежде чем решиться еще на один день жизни, она как минимум четверть часа уговаривала себя не подыхать на месте. Университет, гордость и деловые обязанности поддерживали мать в течение рабочего дня. Однако, будучи в одиночестве, она срывалась с цепи.
Я ждал мать на стоянке. Олененок с проплешиной на спине пришел пощипать траву и встал прямо передо мной, глядя презрительно, словно коренной житель на иммигранта. Он поднимал голову, прислушиваясь к шорохам, но не верил в реальную опасность. Я вышел из машины, чтобы размяться. Вся администрация уже высыпала на улицу, но только не моя мать. Я уже собирался сесть в машину и уехать, но вдруг передо мной возникла Салли Энфилд. Она увидела меня из своего кабинета.
– Мать ищешь?
Вопрос не стоил ответа.
– Она не выходит из дому.
– С каких пор?
– С тех пор как из ее кошелька исчезла крупная сумма. – Салли смотрела под ноги. – Это были не ее деньги. Теперь ее могут лишить зарплаты. И пока дело не разрешится, она не хочет появляться на факультете. Не знаешь, кто мог ее ограбить?
– Продавец спиртного, – сухо ответил я. – Учитывая, сколько вы с ней употребляете, у нее, наверное, уже гигантский долг. – Салли не реагировала. – Мать обратилась в полицию?
– Она не может, но у нее большие проблемы. Эл, скажи, это точно не ты?
– Меня только что взяли на работу в полицию – я не стал бы портить такой момент.
– Тогда тебе стоит зайти к матери, подбодрить ее. Сейчас ей главное не падать духом.
Я расхохотался.
– Да она об меня ноги вытирает! О чем вы говорите! Вы же ее подруга: разве вы не заметили, что у нее нет никакого духа? Может, она стыдится, но падать духом – эта идея явно не для моей матери. Я не желаю ее видеть.
– Но почему?
– Скажите ей, что у меня теперь есть работа и что я переночую у нее еще несколько раз, пока не встану на ноги, а потом она обо мне больше не услышит. У меня работа, и я собираюсь жениться. У меня будет нормальная жизнь. А мать скоро умрет от никотина и алкоголя. У нее это на лице написано. Мертвец, вылезший из могилы, выглядит рядом с ней, как модель на пляже. Мать не ценит одиночества и потащит вас за собой. Она бы предпочла потащить за собой меня – но, увы, я круче, чем она думает.
Я сел в машину. Чувствовал, что нервы на пределе. Медленно поехал вперед. Мне казалось, что я разбудил внутри себя какие-то тайные силы. Внезапно я увидел девушку; она голосовала, но как-то неуверенно, готовая при малейшем сомнении опустить большой палец. На девушке была короткая юбка, которой она словно стыдилась. Я посмотрел на часы, остановился, открыл дверцу и сказал:
– Надеюсь, вам не очень далеко ехать? У меня мало времени: я должен быть в полицейском участке через четверть часа.
Девушка тут же расслабилась. В машину она залезла лишь со второй попытки. Я разглядел ее раскосое лицо и хрупкое маленькое тельце. Устроившись рядом со мной, незнакомка равнодушно улыбнулась: девушки ее круга всегда мне так улыбаются. Я тоже улыбнулся и почувствовал, что состояние мое, похоже, нормализовалось. Уточнив, куда ехать, я начал разговор:
– Где вы учитесь?
– В университете.
– Чем занимаетесь?
– Авиационной промышленностью. Вообще-то я здесь уже отучилась. Завтра уезжаю в Стэнфорд, в аспирантуру.
– Вы очень молоды для аспирантуры.
– Мне двадцать два. Нормально.
– С виду не дашь.
– Расскажите о себе.
– Когда Хичкоку сказали, что он не стареет, он ответил: "Это нормально: ведь я с двадцати лет выгляжу на восемьдесят". Это про меня.
Она засмеялась. Потом вежливо добавила:
– Да нет, вы молодо выглядите.
– Вы вьетнамка?
– Нет, мой отец – китаец из Гонконга, а мать американка.
– Китайцы строили в США Тихоокеанскую железную дорогу, верно?
– Да, но мой отец был здесь задолго до этого.
Так я и думал.
– А братья и сестры есть?
– Нет. Я единственный ребенок.
– Ваши родители, должно быть, гордятся вами?
– Не знаю, они не особенно это показывают.
– Они не окружают вас любовью?
– В какой-то степени окружают, но не любят показывать свои чувства.
– Это неправильно. Любовь надо выражать. Особенно в отношениях с детьми.
– Каждый делает по-своему. Почему вы об этом говорите? Ваши родители вас не любили?
– Отец любил. Мать – тоже, по-своему, как вы выразились. Одно компенсировало другое: закон равновесия. Вы хотите детей?
– Да, но я не тороплюсь. Сначала хочу закончить учебу, найти работу – желательно в "Боинге", в Сиэтле, – ну, а потом можно искать подходящего человека, чтобы строить семью.
– Вы хотите выйти замуж за китайца или за американца?
– У меня нет предпочтений. Внешность для меня ничего не значит.
– Думаете, я мог бы вам понравиться?
Ей стало не по себе.
– Не знаю, мы ведь только познакомились. Но вы сказали, вы из полиции, – а я не очень люблю полицейских.
– Почему?
– Они всегда заняты, всегда на работе, нет?
– Вы правы. Я просто так спросил. На самом деле я скоро женюсь. На дочери полицейского, кстати.
Я почувствовал, что девушка успокоилась. Посмотрела в окно. Мы почти приехали.
50
Одна исчезнувшая девушка была из Санта-Круса, другая – из Сакраменто. Родители первой жили в трех домах от первой жертвы Макмаллана по дороге к океану. Диган ехал медленно. Он страшно устал, но крепкий ирландский характер не давал ему свалиться. Я не спал уже больше суток и держался только на кофе. Диган достал из кармана куртки фотографии пропавших без вести и положил мне на колени.
– Ты мне говорил, что в тот день подвозил студенток. Это не они?
Я мельком взглянул на фото.
– Нет, ничего общего. Те тоже были блондинка и брюнетка, но гораздо красивее этих.
– Жаль. У меня мало времени на это дело, так что представлю тебя родителям и поеду. Надо поймать наконец этого мерзавца Макмаллана. Если он успеет убить еще кого-нибудь, до того как мы его арестуем, мэр меня прикончит собственными руками. И, кроме того, меня замучает совесть. Думаешь, он убьет еще кого-нибудь?
– Думаю, он спрячется и постарается заставить всех о себе забыть. Он убивал людей, чтобы бросить вызов отцу. Теперь, когда его имя повсюду, он должен успокоиться.
– А где он спрячется?
– Откуда он родом?
– Из Салинаса.
– Он уже добрался до Лос-Анджелеса или Сан-Франциско. Думаю, он где-то в Сан-Франциско. Ему нужен большой город.
– Сегодня утром выяснилось, что он снял все деньги со своего счета в Салинасе. Много денег.
– Надо поспрашивать геев. Возможно, он убивал, чтобы самоутвердиться в своей сексуальности. Он же псих: рано или поздно у него снова начнутся галлюцинации. Не знаю, будет ли он дальше убивать девушек, но, вообще, может перерезать массу народа.
Вилла семьи Дал, видимо, стоила несметных сокровищ, и хозяева этого не скрывали. Огромные окна с видом на серый враждебный океан; гостиная, похожая на холл ресторана класса люкс на корабле. Внезапно я понял, что ни разу не был в океане. Я даже никогда не купался. Ни в бухте, нигде. И никогда не лежал на пляже. Идея выставить свое тело напоказ меня никогда не привлекала. И я не понимал, зачем платить такие деньги ради вида на какую-то ерунду.
Диган представил меня семье в качестве детектива, расследующего дело об исчезновении в муниципальной полиции. Отец выглядел еще сравнительно молодым, полным сил и высоким. Исчезновение дочери никак не повлияло на его веру в себя. Мать оказалась ярой оптимисткой. Она в принципе отрицала возможность какого-либо несчастного случая. В какой-то степени я ее понимал: несчастье, возможно, еще не произошло. Видимо, раньше этим людям не приходилось принимать у себя великанов вроде меня. Они долго сомневались, прежде чем предложить мне вместо кресла целый диван. Дерево в гостиной пахло не так, как в доме моей матери: достаточно представить себе запах в каюте дорогой яхты и запах дешевого гроба. Некоторые хвойные леса имеют точь-в-точь такой запах, как в доме, куда меня пригласили.
Интеллектуальное столкновение придавало мне сил. Хозяин дома привык всё за всех решать, не особенно слушал окружающих и тем более не верил им.
– Вы рассуждаете о побеге, но эта идея совершенно идет вразрез с характером нашей дочери.
Диган был не в настроении спорить. Он встал и жестом показал, что я в распоряжении семейства, а сам он будет лишь наблюдать за тем, как развиваются события. Наверное, родители общались с мэром, до того как стали клиентами Дигана. Прежде чем уйти, Диган сказал:
– В любом случае я вам гарантирую, что исчезновение вашей дочери не связано с делом об убийце, которого мы выслеживаем. Он просто физически не мог оказаться в том месте, откуда пропала ваша дочь, в то время, когда она пропала. В наших местах не так много серийных убийц, чтобы хватило на всех. Санта-Крус – более или менее спокойный город, и всегда был таким. Тем не менее мы проверим все возможности, не волнуйтесь.
Госпожа Дал принесла нам кофе в маленьких чашечках. Никогда в жизни не пил ничего подобного – словно кофе только что привезли прямо из Южной Америки. Я выпил чудесный напиток залпом и решил говорить прямо.
– Моя специальность – психология, даже скорее психиатрия. Замечу без ложной скромности: это я идентифицировал Джеффа Макмаллана – сбежавшего серийного убийцу.
Я выглядел на пять-шесть лет старше своего возраста, и это играло мне на руку.
– Несколько лет я наблюдал преступников в психиатрической лечебнице в Монтане. Затем я стал работать здесь. Впрочем, жертвами – предполагаемыми жертвами – я интересуюсь не меньше. Я всегда доверяю своей интуиции. Потом стараюсь подтвердить свои догадки. Иногда я ошибаюсь. В случае с вашей дочерью я действительно сильно сомневаюсь, что всё драматично. Капитан уже объяснил вам нашу точку зрения. Вы уверены, что ваша дочь не сбежала. Я хотел бы вам верить. Однако сейчас вероятность побега больше, чем вероятность похищения или убийства. Давайте рассмотрим разные варианты. Как зовут вашу дочь?
– Дженис.
– Итак, вы считаете, что Дженис не могла сбежать. Значит, нам нужна другая теория.
– Но если она не сбежала, то искать ее слишком поздно, – сказал отец, глядя на меня подозрительно.
– Вовсе нет, господин Дал. Что бегство, что похищение – мы будем искать одну и ту же информацию, поверьте. Я лично займусь расследованием и найду вашу дочь, где бы она ни была. Но вам придется мне помочь. А для этого – избавиться от предрассудков. Мы можем начать?
Госпожа Дал вопросительно взглянула на мужа. Видимо, всё в семье решал он. Супруга добровольно отказалась от собственной точки зрения. Она целиком и полностью доверяла мужчине, который оправдал ее ожидания. О военной службе я спрашивать не стал. Хозяин явно не откосил от армии. Я обошел комнату, рассмотрел старые фотографии военных в полном обмундировании. Рядом с фотографиями под стеклом красовались медали. Я задержался на них взглядом, чтобы Дал заметил мой интерес.
– Мой отец служил в спецвойсках в Италии. – Он вытаращился на меня, видимо, в знак уважения, но ничего не сказал. – Почему вы считаете, что ваша дочь не сбежала?
Хозяин покачал головой, встал и принялся ходить по комнате.
– Потому что это невероятно!
– Вы так хорошо ее знаете?
Госпожа Дал помотала головой, уклонившись от ответа.
– Кто может знать ребенка лучше родного отца и родной матери? – ошеломленно воскликнул Дал.
– В очень крепких сплоченных семьях дети частенько испытывают потребность в глотке свежего воздуха, в свободе. Вы никогда не думали, что представления вашей дочери о жизни отличаются от ваших?
Дал оскорбился.
– Простите меня, – продолжил я, – но, судя по вашей реакции, вам сложно даже предположить, что дочь от вас отличается, что у нее могут быть свои интересы… Кстати, что она изучает?
– Архитектуру.
– Простите, а вы чем занимаетесь, сэр?
– Недвижимостью.
Для пущего эффекта я выдержал паузу, затем продолжил:
– Вы помните тот день, когда дочь сделала выбор в пользу архитектуры?
Хозяин почесал голову.
– Ей исполнилось восемнадцать. Ее брат, настоящий талант по сравнению с ней, уже занимался медициной, и я заговорил о преемственности. Я предложил Дженис стать архитектором. Для меня самого архитектура всегда была наказанием. Дочь восприняла идею с энтузиазмом.
– Вот видите. Вы подавали ей пример во всем. Работа; заработок, крепкий, как сталь; брак, если я не ошибаюсь. Где место для самостоятельного развития личности при таком раскладе?
Дал был готов послать меня подальше, но сдерживался – не из страха меня обидеть, а оттого что сохранял определенный имидж. Я продолжал:
– У вашей дочери есть парень?
– Насколько нам известно – нет, – сказала жена, взглядом получив у мужа разрешение на ответ.
– Вы точно уверены, что у нее никого нет?
– Уверены. Она слишком искренняя, чтобы скрывать от нас такое, – сказал хозяин.
– Она никогда не приводила домой какого-нибудь друга?
– Приводила. Иногда. Спортсменов. Но у Дженис довольно традиционные представления об отношениях. Она не хотела обременять себя романом, пока не закончит учебу. Она хотела найти одного-единственного, выйти замуж и родить детей.
– Тогда как вы объясните тот факт, что она принимала противозачаточные таблетки?
Родители посмотрели на меня с изумлением. Я встал и подошел к огромному окну. Моросил дождь, и рябь на волнах поразительно успокаивала глаза.
– Я всего лишь сделал предположение. Но на месте матери я бы проверил комнату Дженис на предмет таблеток. Для расследования это важно.
Хорошо, что я великан, иначе хозяин порвал бы меня на части. Вместо этого он жестом попросил жену подняться наверх. Когда до нас донеслись ее шаги по лестнице, хозяин снова сел и налил себе кофе, но мне больше не предложил.
– Думаю, вы будете разочарованы, детектив.
Дал выглядел усталым и мрачным.
Госпожи Дал не было довольно долго. Потом она появилась – сначала у меня за спиной, но по взгляду хозяина я понял, что не ошибся.
– Я проделал это не для того, чтобы вы думали, будто дочь от вас что-то скрывает, – сказал я, стараясь сгладить острые углы. – У нее просто есть личная жизнь, нормальная жизнь для девушки ее возраста. Научно-технический прогресс часто способствует эволюции больше, чем наши собственные размышления и принципы. Ваша дочь принадлежит к поколению противозачаточных таблеток и радиоприемников. Даже если вы считаете иначе. Я не делаю скороспелых выводов, а только предполагаю. Подруга, в компании которой ваша дочь… исчезла, поссорилась со своими родителями – они мне по телефону признались. Эта подруга могла вовлечь Дженис в авантюру, предложить ей попробовать что-то новое. Если только Дженис сама не встречалась с хиппи и не стремилась к новой жизни. Сейчас она уже далеко, и она жива. Многие молодые люди возраста Дженис хотят получить опыт жизни в сообществе хиппи. И самые смелые из них совершают самые безумные поступки. Ваша дочь заинтригована – ей нужен новый опыт: ведь это опыт ее поколения.
В океане, как в живой тюрьме, дающей иллюзию свободы, покачивался парусник.
– Теперь вам решать, что лучше: осознать, что дочь не та, за кого вы ее принимали, или потерять ее окончательно?
Родители никак не могли прийти в себя после нашей находки, поэтому слабо реагировали на то, что я пытался им втемяшить.
– Я найду ее. И когда я это сделаю, вы решите, как поступать дальше.
– Как вы намерены действовать? – спросил Дал, опомнившись.
– Хиппи чаще всего передвигаются стадами. Многие направляют стопы на север Сан-Франциско.
– Но что интересного в том, чтобы быть хиппи? – спросила мать Дженис.