– Ваше поколение отличилось с помощью войны. Многие молодые люди нашего поколения против войны. Они изобретают массу глупостей с целью построить новый мир. Своего рода первозданный христианский мир – и, одновременно, мир наркотиков. Для христианства реальность – огромное препятствие. Наркотики помогают отрешиться от нее. Ваша дочь никогда их не употребляла?
– Я думал, что она и противозачаточных не употребляла, – буркнул отец семейства.
Выглядел он сбитым с толку и уже не таким уверенным в себе. Однако, несмотря на правильность своих шагов, я чувствовал, что не нравлюсь Далу.
– Откуда вам столько известно об этих людях, господин Кеннер? – волновалась госпожа Дал.
– Я в течение нескольких месяцев проводил обширное социологическое исследование. Подвозил до дома студентов. В машине легко вести непринужденную беседу. Молодые люди знают, что больше меня не увидят, поэтому говорят прямо, вверяют мне свою душу. Мы с ними по разные стороны забора, и без автостопа у меня вряд ли был бы шанс с кем-нибудь из них пообщаться.
Я приосанился и задрал нос:
– Вашу дочь я отыщу меньше чем за две недели!
– Держите нас в курсе, – ответил Дал с досадой, словно сбежавшая дочь интересовала его меньше, чем похищенная или убитая.
51
Я возвратился в город по горной дороге. Как только за мной захлопнулась дверь шикарной виллы, я ощутил космическую пустоту. Я не мог прийти в себя. Настоящий Эл Кеннер словно нырнул на огромную глубину и никак не выплывал на поверхность. Я стремительно домчался до Бич-стрит и потом около часа просто гулял. В участке Диган выслушал мой отчет о положении вещей и в очередной раз поразился моей невиданной интуиции.
– Как ты узнал про таблетки, Эл?
– Просто догадался. Я мог ошибаться.
Диган посмотрел в окно, где всё застыло в оцепенении.
– А ты не думаешь, что, если бы она хотела сбежать, она взяла бы таблетки с собой?
– Нет. Я думаю, в момент, когда ее в последний раз видели с подружкой, она еще не приняла решение. Она ведь очень воспитанная, правильная девочка. Ей хочется приключений, но спланировать побег ей слабо́. Зато, судя по фотографии, она вполне способна внезапно согласиться на ужасную глупость. Может, они с подружкой поймали машину, водитель оказался женщиной и сообщил, что едет в Сан-Франциско. И всё! Они отправились в Сан-Франциско. Сейчас я представляю их пьяными от восторга и замученными чувством вины. А позвонить родителям, чтобы сказать правду, они не могут. Знаете почему?
– Нет.
– Дженис так нравится волновать родителей, что даже чувство вины не способно перебить это удовольствие. Уверен, ей хочется навсегда покинуть семью.
– Но почему?
– С одной стороны, ее родители – идеальная пара. Мать настолько подчинена мужу, что боится его чем-либо раздражить, даже чрезмерной любовью к детям. При этом дети в точности исполняют требования отца, стремятся ему угодить. Дженис даже учиться пошла на архитектора из-за отца. Таким образом, отцы и дети в какой-то степени направляют свою энергию друг против друга. А что стало причиной взрыва, мы скоро узнаем. Я думаю, что найду девушку. У Дженис сильный характер, она в своем отрицании традиционных родительских ценностей далеко пойдет. Скоро мы ее увидим, она вернется внезапно.
– Не знаю, насколько нас касается эта история, но Дал – друг мэра. Даю тебе на всё десять дней. Возьми у администрации денег на рабочие расходы.
Не глядя на меня, Диган спросил:
– А эта история с женитьбой на моей дочери… ты серьезно?
– Да, я просто жду постоянной работы.
– Найди Дженис Дал – и получишь постоянную работу. Надеюсь, ты честен, Эл. Моя дочь хочет казаться сильной, но она хрупкая. Смерть матери ее подкосила, сказалась на ее целеустремленности. Однако всё наладится: Венди – хорошая девочка, просто ей сложно снова почувствовать радость жизни.
– Когда я работал в психиатрической лечебнице в Монтане, у меня был очень интересный начальник. Он говорил, что все проблемы начинаются в тот день, когда ты покидаешь чрево матери: ребенок кричит от гнева, потому что не хочет выходить из состояния невесомости, не хочет попадать в мир, где каждый вдох может оказаться последним. Разлука с матерью – драма.
– Моя дочь тебе доверяет, Эл. Даже больше, чем мне. Недавно я спросил, что она в тебе нашла, а она ответила: "Эл словно огромный локомотив, а я словно маленький вагончик". Она также сказала, что ты с ней галантен, что ты уважаешь ее. В наше время молодые люди часто стремятся залезть девушке под юбку, даже не поговорив с ней. Ты производишь хорошее впечатление, мой мальчик. Но я не уговариваю тебя жениться – просто хочу, чтобы ты знал: мы с тобой на одной волне.
– Это так, господин Диган.
– Можешь звать меня просто Пэт.
52
Покинув полицейский участок, я зашел в первый попавшийся бар. Поступив в полицию, я утратил всякое желание общаться с полицейскими в баре "У присяжных". Впрочем, "Сент-Джеймс" – притон не хуже, чем "У присяжных"; он стоял бок о бок с "Макдоналдсом", и запах жареного картофеля ни одному посетителю не давал покоя. У тротуара кто-то припарковал три мотоцикла "Харли". Не лучшие модели. Владельцы, кажется, играли в бильярд и курили; рядом с ними красовались многочисленные кружки с пивом и бутылка виски. Хозяйка бара, симпатичная девушка, невзирая на все усилия, абсолютно не выглядела вульгарной.
Я заказал вино, и мы поболтали. Мотоциклисты за своим бильярдом вопили, как психи. Девушка приехала из Сьерра-Невады – из Басс-Лейка, что в нескольких километрах от Норт-Форка. Подобно мне, она не любила океан. Серфинг и прочая ерунда ее не интересовала. Она мечтала вернуться в Сьерра-Неваду. Ей предложили какую-то работу в парке Йосемити. Не бог весть что, но не хуже, чем продавать сэндвичи или сувениры. По крайней мере, в горах, на свежем воздухе, жизнь представляется куда более приятной. На деньги, заработанные во время туристического сезона, можно спокойно жить всю зиму.
Солнечный свет попадал в бар только через дверь, когда кто-нибудь входил. Приглушенный свет ламп придавал полу коричневатый оттенок. Абажур над бильярдом бросал зловещие тени на лица игроков. Барменша заметила, что я много пью, и я, достав из кармана долларовые купюры, медленно выложил их на стойку. Девушка спросила, страдаю ли я от несчастной любви. Я ответил, что всё намного хуже.
Один из мотоциклистов, пошатываясь, подошел к стойке, схватил барменшу за грудь, сжал соски и воскликнул:
– Высунь язык – и я тебя отпущу.
Если бы не алкоголь, я не посмел бы вмешаться. Парень сопротивлялся, но я завел руку за спину, словно в поисках пушки:
– С женщинами так себя не ведут. Я полицейский: не заставляй меня махать оружием.
В сочетании с ростом угроза подействовала именно так, как я ожидал, однако зубы у меня стучали. Я снова положил руку на стойку, довольный тем, что не пришлось демонстрировать пистолет, которого у меня нет. Мотоциклисты ушли. Я остался с барменшей один на один. Она сказала, что у нее кое-кто есть, однако дальнейшему знакомству это не противоречит. Она даже сказала, мол, готова подождать. Я словно был создан для девушек из нижней прослойки среднего класса.
С барменшей я расстался пьяный как никогда, сел в машину и медленно покатил в Эптос. Припарковался в сотне метров от дома, за садом. В комнате пахло плесенью, но я не отважился открыть ставни. Сквозь мутный тяжелый сон я слышал голоса матери и Салли Энфилд. Мать, видимо, тоже напилась и дремала, поскольку на этот раз я слышал в основном монолог Салли. Чтобы хоть сколько-нибудь расшевелить подругу, Салли говорила обо мне:
– Знаешь, Корнелл, твой сын меня пугает. Я никогда никого не боюсь, но твой сын действительно страшен. Он слишком пристально смотрит. При этом не угрожает, но словно превращается в камень. Могу поспорить: когда он убивал бабушку с дедушкой, он смотрел на них так же. Подумать только: последнее, что они видели, – его жуткие глаза.
Я прислушался к ответу матери:
– Они не видели внука: он выстрелил им в спины.
– Я надеюсь, что меня убьет молния. А ты, Корнелл?
– Я – нет. У меня украли жизнь – и я не позволю украсть смерть: я хочу наблюдать ее приближение.
Затем мать принялась кашлять, как старый астматик. Она кашляла минут десять. Вскоре я уснул. Утром меня, как всегда, разбудил сосед, который что-то чинил.
Я отправился завтракать в парк аттракционов. Колесо обозрения всё еще восстанавливало силы после рабочего дня и ночи. Я выпил мерзкий кофе и съел не менее мерзкую плюшку. Затем добрался до Дигана, подождал, пока появится Венди. Она была приятно удивлена. В синем платье она выглядела невероятно женственной. Я довез ее до работы. Ей показалось, что в салоне странно пахнет. Я открыл окна, и, поскольку Венди не опаздывала, мы немного прокатились по возвышенностям.
– Отец мне сказал, у тебя много работы.
– Да, поэтому я хотел провести утро с тобой. Я расследую дело о пропавших студентках – придется поехать на север.
– Зачем?
– Не знаю, у каждого из нас компас в голове. Стрелка моего компаса в эти дни показывает на север.
– Думаешь, девушек убили?
– Нет, думаю, они сами сбежали. Сами и вернулись бы, но так как отец одной из них большой друг мэра и важный человек, твой отец велел мне разыскать девчонок.
– Как ты намерен действовать?
– У меня есть план.
Мы улыбнулись друг другу, и она положила голову мне на плечо. В тот момент я бы всё отдал, чтобы быть нормальным.
– Отец говорит, что у тебя выдающиеся способности. Он хочет взять тебя в полицию, когда ты проявишь себя в деле. Когда мы поженимся, Эл?
– Может, через пару месяцев? Знаешь, у меня ведь нет средств, чтобы закатить пышную свадьбу.
– Знаю, Эл. Скольких человек ты пригласишь со своей стороны?
Я расхохотался.
– Никого.
– А я хочу пригласить Мэрилин и своего босса.
– А твой отец позовет весь полицейский участок. Это точно.
– Точно, но он не даст тебе платить за своих гостей. Когда ты вернешься?
– Через неделю. Может, через пару недель.
– Ты так надолго?
– Может, меньше.
Она вышла из машины, повернулась ко мне и помахала рукой. Я обрадовался тому, что остался наконец в одиночестве. Пока Венди в своем синем платье удалялась, я думал: "Только бы она исчезла, испарилась – только бы мы никогда не были знакомы!"
53
Несколько секунд я сидел неподвижно, глядя в одну точку и чувствуя себя разъятым, расщепленным. Я представлял бабушку с дедушкой в шикарных гробах, которые, наверное, купил отец. Скорее всего, стариков похоронили в чудесных дорогих нарядах, каких при жизни они никогда не носили. Я нажал на газ, и грустные мысли испарились. Я приехал в участок и зашел в бухгалтерию забрать командировочные и зарплату. Диган всё организовал, но на заполнение бумажек я всё равно потратил около часа.
На выходе из здания толкались фотографы и журналисты. Я спросил, что происходит.
– Макмаллан, маньяк и убийца, арестован.
Я подождал какое-то время и увидел, как из полицейской машины ликующие копы выводят маленького лысого человечка моего возраста. Диган на улице устроил якобы спонтанную пресс-конференцию, а Макмаллана отправили в участок. Вскоре к Дигану присоединился взявшийся из ниоткуда мэр:
– Арест Джеффри Макмаллана – огромное облегчение для нашей полиции. В течение нескольких месяцев это чудовище наводило ужас на жителей нашего штата. В качестве жертв убийца выбирал самых слабых и хрупких. Мы всем сердцем сопереживаем семьям жертв. Наша радость победы над преступником не перекроет, однако, нашей горечи утраты.
Я отправился в "Сент-Джеймс". По взгляду барменши я понял: она считает, что я вернулся из-за нее. В музыкальном автомате я поставил старую добрую мелодию Элвиса. Я никогда не интересовался музыкой, но музыка помогает, когда не хочется говорить. Обратиться ко мне барменша не решилась. Всё, что я нормально переносил накануне, уже не имело шансов на успех. Я пил много, но не торопился. Во второй половине дня я направился к университету. Как всегда, наедине со своими мыслями я чувствовал себя нехорошо. Я искал собеседника.
Первая голосующая девушка была никакой. От второй попахивало республиканскими ценностями – не лучшая компания для меня в тот день. Третью звали Сюзан. Она носила круглые темные очки в духе Дженис Джоплин, за ними прятались голубые влажные глаза. Красные волосы явно пострадали от частого окрашивания. Одежда больше напоминала отрепья. Многочисленные безвкусные украшения позвякивали, словно колокольчики на шее у коровы. Запах пачули едва перебивал стойкий запах пота. Я осведомился о том, куда Сюзан направляется. Она секунду поразмыслила и спросила, куда направляюсь я.
– Я парень в поисках приключений, но я еще не решился. Мне рассказывали о сообществах хиппи на севере. Думаю, надо попробовать.
– Никогда бы не подумала, что вы поклонник хиппи, – ответила Сюзан, отнюдь не шутя.
Если бы она шутила, я в два счета послал бы ее подальше.
– Я должна кое-что забрать из дому. Вы меня подождете?
– Не думаю.
Она спохватилась:
– Ладно. Пусть будет так. Расходы на бензин поделим?
– Не стоит.
Она покраснела от радости.
– Не проходит и дня, чтобы я не думала: брошу всё и отправлюсь на север! И вот в тот самый момент, когда я сдала все экзамены, появляетесь вы! Вы Дед Мороз!
Ее радость показалась мне нелепой.
– Вам не кажется, что дело нечисто? Перед вами внезапно возникает парень с короткими волосами, с усами и в синей рубашке…
Она смущенно ответила, что нет. Я продолжил тем же нейтральным тоном:
– Вы знаете, что не сможете самостоятельно открыть эту дверцу?
Она криво улыбнулась и, глядя на меня, сделала жалкую попытку.
– Вы слышали о маньяке Макмаллане?
Она перестала улыбаться.
– Да.
– Его сегодня арестовали. – Она выдохнула. – По крайней мере, полиция так думает.
– Почему?
– Я шучу.
– Вы не извращенец?
– Был. Но на такую девушку, как вы, не напал бы.
На этом обсуждение преступности завершилось.
– Вы знаете какое-нибудь конкретное сообщество?
– Да. У меня есть подружка, которая пять месяцев назад уехала и до сих пор не вернулась. Видимо, она напала на золотую жилу.
– Хорошо. Отправимся туда. Какое направление?
– Насколько я понимаю, нам нужна дорога номер сто один на Сан-Франциско.
– Как далеко от Сан-Франциско?
– Думаю, около двух часов вдоль берега.
– Как называется место?
– Точно не помню, но, как только увижу указатель, вспомню.
54
Я поехал по дороге сто один в направлении Сан-Франциско. Сюзан выглядела взволнованной, то и дело подпрыгивала на сиденье и вздыхала. По радио пел Чак Берри, и Сюзан хотела, чтобы я переключил программу. Я не уступал.
– Почему дверца с моей стороны не открывается?
Я не торопился с ответом.
– Думаю, машина стареет, механизм выходит из строя.
– Странно. А у меня такое ощущение, что вы просто заставляете себя быть крайне недружелюбным.
– Я никогда себя не заставляю, и в этом моя проблема.
Чем ближе мы подъезжали к Сан-Франциско, тем гуще становился поток машин. Я сбавил скорость. Сюзан внимательно меня разглядывала.
– Чем вас привлекает сообщество? Вы похожи, скорее, на одиночку. Вам что, действительно интересны другие люди?
– Нет, но я учусь проявлять интерес к другим.
– Видимо, вы на той стадии, когда у вас уже нет выбора. Вы не будете возражать, если я закурю?
– До сих пор в этой машине никто не курил.
– То есть я могу закурить?
Я ответил категоричным "нет", и девушка замкнулась в себе. Затем она страшно захотела писать. Мы приближались к Бэй-Бриджу, и я не знал, где можно остановиться.
– Проедем Золотые Ворота – остановлю.
– А когда мы проедем?
– На такой скорости – примерно через час.
– Это невозможно!
Она пищала и визжала и в результате вынудила меня остановиться, обойти машину и открыть ей дверь. Она пописала, спрятавшись в кустах. Сначала я хотел бросить ее в кустах: в конце концов, я знал, как добраться до сообщества, не лучше, чем она; однако мои интересы взяли верх. Без нее я буду выглядеть слишком подозрительным.
Город Сан-Франциско погрузился в туман; было так влажно, словно шел дождь. Машины не желали освобождать дорогу.
– Думаю, я никогда не вернусь к жизни в нашей цивилизации, – прошептала она.
– Как ты можешь знать?
– Потому что наша цивилизация бессмысленная. Посмотри вокруг: мы стоим в этой пробке, словно стадо коров, которых скоро порубят на колбасу. Мы живем в обществе потребителей. Представляю себя в маленьком домике с садиком и соседями, которые приносят мне яблочный пирог с кремом, приветствуют меня в новом месте, украдкой заглядывая в гостиную в поисках распятия. Никто нигде никогда не извлекал из христианства столько выгоды, сколько в нашей чертовой стране, – а от Христа новостей нет: либо он умер и воскрешение провалилось, либо он отчаялся и опустил руки. Мне нравится, что наше поколение до сих пор не утратило надежду; мы до сих пор лелеем мечту о христианской любви.
– Хоть бы вы только заткнулись.
– Почему?
– Потому что человек от природы грешен. Зло присутствует в нем с рождения. Посмотри на любой школьный двор. Чем он лучше тюремного двора?
– А ты бывал в тюрьме?
– Дело не в этом.
Парень прямо перед нами вдруг резко затормозил. Я задел его слегка, не оставив даже царапины, однако он вышел из машины с твердым намерением меня убить.
– У тебя что, глаза на пятой точке, козел?
Я вышел из машины, и парень увидел сперва великана, затем девятимиллиметровый револьвер у великана в руках. Незнакомец дал деру мгновенно и даже не обернулся. Сюзан смотрела на меня круглыми глазами.
– Вы револьвер вытащили! Вы в своем уме?
– Не люблю, когда со мной обращаются неуважительно.
Мы двинулись дальше. Через три километра, пережив момент ярости, я произнес:
– Я не жалею. Когда я был мальчишкой, меня постоянно оскорбляли, и мне это надоело. Если не хочешь ехать со мной дальше, я тебя высажу, где скажешь.
– Это не очень здорово, ты вел себя совсем не классно, совсем не классно.
Она повторила свои слова несколько раз, но всё же осталась.
Затем она попросила меня избавиться от оружия.
– В любом случае это нелегально.