Парень спросил, куда мы едем, и мы заговорили о сообществе.
– Вы гости? – спросил он.
Мы со Сюзан удивленно переглянулись.
– А что? Разве там вход только по приглашениям?
– Нет, просто спрос высокий. Каждую неделю туда рвутся десятки молодых людей. – Парень захохотал, словно сказал что-то очень смешное. – Понимаете, это не так, как уйти в монастырь. Наоборот. Свободная любовь, – прибавил он, глядя на нас круглыми глазами, – свободная любовь – это, должно быть, что-то с чем-то! Шучу. Наверняка у молодежи есть и другие причины стремиться к жизни хиппи. Я знаю, что у них скрываются дезертиры, поэтому скоро у нас в гостях будут копы. А впрочем, хиппи довольно милые ребята. И часто – хорошо воспитанные и неглупые. Вы собираетесь пополнить ряды?
Я кивнул в сторону Сюзан.
– Я просто сопровождающий.
Мы поехали в противоположную сторону – плюшка в одной руке, руль – в другой. Туман рассеялся, и вдалеке мы увидели четкие очертания фермы. Она располагалась на лугах, обрывающихся у океана. Первые здания казались руинами – последствием разборок с индейцами. Одна постройка даже сгорела и рухнула, словно карточный домик. Две постройки уцелели.
Мы въехали на территорию через ржавые ворота конца прошлого века. Машину оставили у крытого гумна и направились к первому дому. Несколько человек поздоровались с нами и молча прошли мимо. Один особо подозрительный тип с нами заговорил:
– Я могу вам чем-то помочь?
Сюзан отреагировала быстрее меня:
– Я приехала, чтобы навестить подругу. Эл меня сопровождает, он ищет двух девушек.
Последняя фраза парня насторожила.
– Мы никогда никому не рассказываем о людях, которые здесь живут. Таков наш закон. Вы из полиции?
– О нет! Родители девушек просто попросили меня разыскать дочерей. Мы считаем, что они здесь.
– Девушки сказали, что поедут сюда?
– Нет, но ваше сообщество притягивает молодежь.
– Даже слишком. Но это не повод, чтобы предоставлять о ком-либо информацию.
– Представьте себя на месте родителей пропавших девочек. В наших краях орудовал маньяк-убийца. Сейчас его уже поймали, но девочки исчезли. Думаю, на месте родителей вы бы с ума сходили и хотели бы знать, что с дочерьми всё в порядке. Я не прав?
Парень не сдавался.
– А вы представьте себе, что девочки не имеют ни малейшего желания общаться с родителями.
Я вынул две фотографии и сунул их парню прямо под нос. Он отреагировал спокойно:
– Обыкновенные девушки, без особых примет. Не помню, чтобы я их видел. Здесь их точно нет. Если бы они были здесь, я не позволил бы вам войти.
Жестом он попросил нас следовать за ним. Судя по тому, как на него смотрела Сюзан, он, видимо, отличался привлекательной внешностью. В его ускользающем взгляде я видел мужественность и стойкость. Его длинные волосы были собраны в хвост. А вообще он выглядел не слишком оригинально – примерно как студент отделения точных наук.
Он проводил нас в общий зал, где проходили обеды. Там в полной тишине суетились женщины и мужчины, человек пятнадцать. Даже дети почти не шумели. Пахло чаем и свежим хлебом. Мужчина, сидевший за столиком с прекрасной блондинкой, встал и направился к нам. В тот же момент Линда, подруга Сюзан, узнала мою спутницу и с улыбкой поднялась со стула. Новый знакомый представил нас народу. Парень, наслаждавшийся компанией потрясающей блондинки, жестом предложил нам положить себе еды. Он не очень хотел отвлекаться от блондинки – оно и понятно: никто на его месте не захотел бы.
Я присел на скамейку и подождал. Линда и Сюзан радовались встрече; со мной никто не заговаривал, но все мне улыбались. Никто не повышал голос, все шептались, словно в церкви. Я оглядел народ: дезертиров из Вьетнама вычислить очень легко. Их было трое. Они выглядели испуганными и бледными. Они себе даже не представляли, что еще два года назад я мечтал оказаться на их месте. Сюзан не удержалась и пересказала наш разговор с владельцем магазина. Впрочем, все понимали, что в округе знают о дезертирах.
Когда красивая блондинка встала из-за стола, ее ухажер воспользовался моментом, чтобы подсесть ко мне. Он смотрел на меня иронически и потягивал кофе. Он выглядел очень уверенным в себе. До такой степени, что не хотел открыть рот первым. Я тоже молчал, и в конце концов он не выдержал:
– Вы действительно думаете, что полицейские сюда доберутся?
Я прикинулся идиотом.
– Зачем?
– Чтобы забрать тех, кто отказался от военной службы.
– Тех, кто дезертировал?
– Если угодно. Мне не нравится это название.
– Не знаю.
– А что ты здесь делаешь?
– У меня есть свои причины.
– Чем ты занимаешься в полиции?
У него были белые ровные зубы, и он считал, что его улыбка искупает всё.
– С чего ты взял, что я коп?
– Не знаю. Но если ты не коп, то очень хочешь стать копом. Но ты не занимаешься дезертирами, ты занимаешься расследованием исчезновения добропорядочных девушек из республиканских семей, да? Это в принципе то же, что погоня за дезертирами. Парни ушли из армии – девушки покинули семьи ради настоящей жизни.
Я пристально посмотрел на собеседника, надеясь его впечатлить, – напрасно.
– Я не из полиции, я работаю с семьями пропавших. Если бы мы не предполагали убийство, меня бы здесь не было.
– Понимаю. Но это против наших принципов. Мы не даем информации ни о братьях, ни о сестрах, прости. – Он мне подмигнул: – Прости, старик, мы не можем… Но добро пожаловать! Можешь оставаться столько, сколько захочешь.
Он поднялся, потянулся, его рубашка расстегнулась, обнажив волосатый живот. Парень через стол протянул мне руку.
– Я Тед Вулф.
Люди постепенно освобождали столовую. Парень снова сел:
– Это собственность моей семьи, которую я пожертвовал сообществу. Здесь есть место для двадцати человек. Мы живем самостоятельно, разводим баранов, вымениваем мясо на овощи. Выращиваем картошку. Трое из нас рыбачат близ Диллон-Бича. Женщины делают одежду из шерсти. Иногда мы продаем нашу продукцию. Мы обучаем своих детей. Сейчас их у нас уже шестеро. Никто пока не достиг школьного возраста, но мы с ними играем в развивающие игры. Что еще? Ах, да. Всё, о чем я рассказал, – организация нашей деятельности. Но мы также ведем насыщенную духовную жизнь. Если тебя это интересует, можем обсудить. Но сейчас мне пора работать. Все люди здесь обязаны работать, чтобы кормиться. Впрочем, если кто-то не хочет работать, может покупать еду в деревне, мы этого не запрещаем.
Мне захотелось поскорее убраться, но любопытство победило.
58
Брайан, первый встретившийся нам парень, отвел меня к силачу, работавшему на гумне. Пол – так звали нового знакомого – вел себя так, словно мы были сто лет знакомы. Длинные волосы и борода его старили. Он пожаловался на то, что его вечно привлекают к физическому труду из-за внешности: другие парни развитой мускулатурой не отличались. Он оглядел меня с ног до головы и похлопал по плечу:
– Слава богу, что ты появился. Мне одному поручили застроить целую милю загонами для баранов. А мне надо каждый раз вставать на ящик, чтобы клин вбить. Вот в чем проблема обмена: не так уж и часто удается выменять работу, которая есть, на работу, которую хочешь.
Клинья доходили мне до пояса. Мы погрузили их на двухколесную тележку вместе с металлической сеткой и какими-то инструментами, и лошадь, сначала отпрянув от меня, спокойным шагом двинулась вперед. Лошадь не привыкла видеть людей моего роста. Пол сразу понял, что я не впервые на ферме. Я рассказал ему про годы своей юности в Монтане, про школьные каникулы на ранчо, где люди настолько одичали, что почти не разговаривали.
Мы дошли до широкого луга, откуда виднелся океан – серый с белым воротничком, накатывающий на пустынный берег. Океанский воздух смешивался с дымом сигареты, которую Пол скрутил, пока мы болтали. Как всегда, когда я день проводил в состоянии крайнего нервного напряжения, на следующий день я чувствовал себя очень спокойно: спокойно дышал, спокойно размышлял. Я наслаждался ощущениями, заранее зная, что продлятся они максимум день-два, то есть пока я в гостях у хиппи.
Пол проделывал ямку и держал клин, пока я его ввинчивал в землю. Через какое-то время мы решили передохнуть. Пол скрутил новую сигаретку и предложил мне. Я отказался, объяснив, что никогда не употребляю наркотики.
– Ты прав: никто не знает, к чему это нас приведет. Говорят, что у некоторых случаются диссоциативные расстройства. Понимаешь, о чем я?
– Конечно, – ответил я. – Я работал в психиатрической больнице.
– Черт, ты работал бог знает где! Я в жизни занимался лишь двумя вещами: изучал математику и два года убивал.
Я не отреагировал. Он продолжал:
– Представь себе, мы здесь строим загоны – и вдруг над нами шум самолетов. А через минуту начинается обстрел. Мы превращаемся в пыль. Мы становимся частицами праха, как сказано в Библии. От нас ничего не остается. Это апокалипсис. Больше ни единого живого существа, ни единого цветка. Я два года провел в таких самолетах. Разумеется, ответственность не на мне. Я убеждаю себя в этом каждый раз, стоит лишь вспомнить. А думаю я об этом всё время. Поскольку убедить себя я не в состоянии, то я закуриваю сигаретку, и дым уносит меня далеко-далеко от воспоминаний. Два года войны, но я всё еще жив, подумать только! Зато тысячи мужчин, женщин и детей погибли, а я так и не понял, что плохого они нам сделали. При всем желании я не могу об этом забыть. Ты был во Вьетнаме?
– Я хотел туда попасть, но меня не взяли из-за роста.
– Черт, старик, тебе страшно повезло! Не жалей! Во Вьетнаме было нечего делать, хоть правительство и считало иначе. Я присутствовал при конце света. Точно тебе говорю. Мне не хватало смелости, чтобы дезертировать. Сообщество меня приютило. Тед хороший парень. Он действительно помогает другим. У него интересные теории. Он говорит, что источник всех проблем – присвоение благ: оно ведет нас к катастрофе. Каждый думает лишь о том, как заграбастать землю, побольше денег и чужую жену в придачу. Теория даосизма – точно не знаю значения слова – состоит в том, чтобы отказаться от своего "я", прошлого, образования и слиться с природой. Мне это подходит. Мы тяжело работаем. У нас есть система. Копы за нами наблюдают, я так понимаю, что основную сложность для нас представляют пошлины. Ты собираешься остаться?
– Нет, я привез девушку, которая останется, и пытаюсь получить информацию о сбежавших студентках. Мне нужно знать, появлялись ли они здесь за последние две недели.
Я достал из кармана снимки. Он внимательно посмотрел и вздохнул:
– Я почти всё время под кайфом, поэтому точно не скажу. Но блондинку я как будто видел. Вторую, может, и нет. Они похожи на примерных студенток. Почему ты их ищешь?
– Он исчезли с территории университета Санта-Круса. А в наших краях только что поймали серийного убийцу, и родители девушек беспокоятся.
– Да уж. Есть о чем. Может, они и были здесь, но, уверен, они здесь не задержались. А если они здесь не задержались, то куда направились? – Он расхохотался. – Господи, когда я представляю себе всех этих копов, которые арестовали маньяка за то, что он прикончил девушек, я их понимаю. Это справедливо. Но я сам прикончил тысячи вьетнамцев, и у меня за это медаль. Чертова медаль, которую я спустил в унитаз своих бабушки с дедушкой. Мои бедные старики считали, что их внук герой. Иногда я думаю: лучше бы я убил людей в рукопашном бою – или хотя бы стоя к ним лицом. Тогда они по крайней мере могли бы защищаться. Но нет: я сидел в своей крепости, в своем самолете.
Пол казался мне неплохим парнем, однако он начинал меня сильно доставать. Я взял клин и сделал шаг вперед. Отдыхали мы недолго. Съели супа в столовой. Я не привык жить без мяса. На секунду я подумал, не сходить ли мне за гамбургером. Через час работа снова была в разгаре. Мы наткнулись на каменистую почву, и, как я ни усердствовал, клинья входили неглубоко. Пол чувствовал себя паршиво, но это меня не слишком интересовало. Дальше на лугах почва вновь стала поддаваться.
Вечером, при свете масляных ламп, Пол превозносил меня до небес, до тех пор пока Тед не предложил мне остаться. Я ответил, что не готов жить в сообществе, недостаточно люблю людей и считаю, что однажды их утопия растает, как весенний снег. Пока мы разговаривали, я чувствовал, что остальные суетятся, решая, кто с кем спит в эту ночь. Одним из правил сообщества был запрет на постоянные отношения с одним партнером. Тед считал, что постоянные отношения возвращают людей к устаревшей модели традиционной семьи.
Мы с Тедом проговорили полночи. Я видел, как Сюзан удаляется с каким-то не слишком привлекательным парнем, и решил, что наконец-то она удовлетворит свои потребности. Тед объяснял мне свою философию так, словно пытался самого себя в чем-то убедить. Его ждала прекрасная блондинка. Видимо, она боялась ложиться спать без Теда: вдруг другой парень придет и составит ей компанию? Ни тупая маргинальная философия, притянутая за уши, ни несовременные взгляды на жизнь меня не смущали. Однако то, как хиппи унижали женщин, заставляя их рожать непонятно чьих детей, вызывало у меня тошноту. Женщин насчитывалось в лагере меньше, чем мужчин, и каждый вечер кто-нибудь да оставался ни с чем, пока остальная команда развлекалась.
В тот вечер нас было трое. Отовсюду доносились стоны и крики. Мало кто закрывал двери; к тому же иногда парни менялись девушками прямо посреди ночи. Мы с мужиками сознательно выбрали одиночество. Вскоре к нам присоединилась девушка, у нее только что начались месячные. Мне казалось, что хиппи понимали природу человека еще хуже, чем пещерные люди. Во всем, что касалось сексуальности, они были дикарями. В два часа ночи я вдруг увидел Сюзан, совершенно голую, слегка прикрывавшуюся шерстяным покрывалом. Она спросила, не хочу ли я к ней присоединиться, – необязательно спать с ней: в комнате навалом других девушек. В этот момент я решил уйти. Я удалился в кусты, якобы справить нужду, – и больше меня никто не видел.
В машине я дорвался до своего вина, выпил две бутылки и поехал от лагеря хиппи прочь. Наконец-то я был один. Почему-то в тот момент я думал о Чарльзе Мэнсоне и его шайке, которая убила Шэрон Тейт. Я тоже мог бы кого-нибудь замочить в сообществе. Достал бы девятимиллиметровый револьвер и повеселился бы. Но зачем? Непонятно. Просто желание либо есть, либо нет. Я не чувствовал желания кого-либо убивать, хотя хиппи мне не нравились. Доехав до деревни, я свернул на дорогу сто один.
У себя в комнате я выпил последние две бутылки, чтобы уснуть. Сон всегда давался мне с трудом.
59
Я проснулся на заре с жуткой мигренью. Мне страшно хотелось съесть гамбургер с сыром. Приняв душ и аккуратно побрившись, я надел синюю рубашку с короткими рукавами, штаны и вышел из дома. Мать устроилась в странном квартале, нищем и гиблом. Мне очень хотелось с ней поговорить, но я знал, что с утра она не в себе. Действие алкоголя еще не прошло. Я решил навестить ее вечером. Не слишком поздно – так, чтобы она была в состоянии соображать. Но о чем я собирался говорить? Я пока не знал. Знал только, что должен что-то сказать.
На Бич-стрит все еще спали. Одинокие сомнамбулы, зевая, выползали из домов. Я добрался до ресторана, где обычно рано утром завтракали рыбаки. Заказал огромный гамбургер с сыром, жареную картошку и целую бутылку кетчупа. Почувствовал себя умиротворенно. Выпил литр кофе и потихоньку направился к дому господина Дала. Я хотел принести новости к завтраку. Наверное, теперь они уже не так тщеславны. Я прошел вдоль скалы, где тут и там мемориалы напоминали о глупой гибели молодых забияк, воевавших с волнами. Они стремились обыграть океан, а сами утонули. Жаль, но ничего страшного. Солнце поднималось всё выше, и лучи золотили легкую дымку. Легкий бриз меня успокаивал.
В восемь утра я позвонил в дверь господина Дала. Он открыл мне, на нем был халат.
– Мы не ждали вас так рано. Входите.
Он смотрел на меня, не произнося ни слова. Он читал по моему лицу, не задавая вопросов, но я умею играть роль непроницаемого человека. Мы поднялись в гостиную. По дороге Дал постучал в спальню, чтобы предупредить жену о моем визите. Мы устроились на террасе.
– Итак?
Я взял паузу, чтобы помучить хозяина. Он вел себя высокомерно, даже когда речь шла о жизни его дочери.
– Я нашел Дженис.
Дал вскочил и бросился к жене, которая появилась в дверях, разодетая, как на День благодарения, и прокричал громко, еле сдерживая эмоции:
– Он нашел ее, Бет, он нашел ее!
Я наслаждался победой.
– Я представляю, где она находится.
– Где?
– В сообществе на берегу Тихого океана, на севере Сан-Франциско. Не спрашивайте, где точно. Парни, которых я опросил, заставили меня пообещать, что я сохраню их тайну. В любом случае, Дженис там больше нет: она отправилась уже гораздо дальше на север.
Облегчение на лице Дала сменилось недовольством.
– Честно говоря, господин Кеннер, я никогда не сомневался в том, что моя дочь жива. Тем более что серийный убийца признался во всех своих грехах. Вчера я говорил с Диганом: он утверждает, будто Макмаллан гордится своими преступлениями, а потому ничего не скрывает. Расскажите мне о сообществе, куда уехала Дженис.
Дал изо всех сил убеждал себя в том, что Дженис жива. Законы убогой республиканской морали снова вступили в силу.
– Когда я приехал, Дженис уже не было, но, возможно, она покинула сообщество на несколько дней, с тем чтобы позже вернуться туда окончательно. Члены сообщества не особенно хотели мне помогать. Они укрывают дезертиров.
Дал разволновался.
– Всё ясно! Но чем это сообщество занимается?
Я почувствовал себя подчиненным, который только зря отнимает время. Хозяин нервно взглянул на часы.