Часть III Борис
Глава 1 Лучший город земли
Москва – самый лучший город на земле!
Правда, так считают те, кто не бывал в других столицах мира… Во времена СССР там "не бывал" каждый первый. Впрочем, абсолютному большинству этого и не требовалось – Советский Союз сам по себе являлся целым миром, планетой, на "теле" которой имелись суверенные страны – союзные республики.
Теперь таким миром стала Россия, и страны у нее свои: Москва, Дальний Восток, Кавказ… Жители этих стран хоть и говорят на одном языке, друг друга иной раз понимают далеко не всегда, да и по ментальности отличаются порой больше, чем жители страны Московии от жителей страны, например, Болгарии.
В стране Москве жил Борис – так уж случилось. Как недолюбливали страну Америку на планете под названием Земля – так и страну Москву недолюбливали на планете под названием СССР.
Правда, Боря об этом не догадывался, ибо дальше Крыма с родителями никуда не ездил. Он был обычным парнем из семьи среднего достатка, с обычной же для такого социального слоя биографией. И так же, как и сотни тысяч матерей в СССР, его мать боялась, что сына заберут в армию, да еще чего доброго направят в Афганистан – в восьмидесятые это слово произносили негромко и с ненавистью.
Поступление в институт спасало от этой напасти – студентов в армию не брали. Мама с папой просчитали всё: нашли вуз с военной кафедрой, дорогих репетиторов и даже некоторый блат на факультете… Не смогли они просчитать лишь поведения тогдашнего генсека Горбачева – модный по всей Европе политик, так явно и так надежно, казалось бы, тяготевший к игре в демократию, вдруг ни с того ни с сего решил призывать студентов дневных отделений вузов! Афганская прорва потребовала "корму".
К первому снегу указ грянул как гром среди ясного неба, и в конце декабря тысяча девятьсот восемьдесят шестого года от Рождества Христова Борис отправился на сборный пункт. Юношеское увлечение радиотехникой начало приносить дивиденды: починив магнитофон дежурному, он дозвонился родителям: "Не волнуйтесь, команды в Афган уже ушли!"
Но под Новый год выбор мест службы, увы, был невелик: остались лишь команды в стройбат да… в морфлот! Боре выпало два года носить ботинки вместо сапог в береговой части связи военно-морского флота.
Начальный период службы проходил своеобразно – впоследствии ему было что вспомнить. Но воспоминания эти были не из приятных. Зато потом всё пошло замечательно: студент, да еще смышленый – большая находка для армии, а если он еще и телемастер… Очень скоро слух о новобранце из Москвы, который чинит всё, что хоть отдаленно напоминает радиоаппаратуру, разошелся по всей части.
В результате он перестал ходить в наряды – комбат решил, что работа на аппаратуре связи в штабе подходит ему больше, чем мытье посуды в столовой или стояние "на часах" с карабином Симонова около склада ГСМ. Офицеры с жадным интересом расспрашивали его о Москве: "А правда ли, что там совершенно свободно продается сырокопченая колбаса? И вообще…" Борис важно отвечал.
Ремонт телевизоров вышестоящему начальству быстро поставил его на недосягаемый уровень даже для командира роты, не говоря уже о старшине! Они предпочитали с ним не связываться.
Отныне он частенько получал увольнения в город – "закупить запчасти для ремонта". Сопризывники поначалу невзлюбили его за это, но лишь до тех пор, пока он не начал приносить "классный хавчик" с походов по квартирам "господ офицеров". Еда на месте "от пуза" равнялась, по мнению офицерских жён, денежному эквиваленту; выданные же с собой гостинцы Боря аккуратно доставлял в штаб – радость матросов не знала границ! Да и было их всего десять человек – остальные помещения занимали кадровые военнослужащие.
Этого количества личного состава было не так много, чтобы организовывать для них отдельную столовую, а возить им пищу из части, с другого конца города, было хлопотно. По неофициальной договоренности они питались в столовой для офицеров, в общем зале, но в разное с ними время и за ширмочкой, дабы не смущать своим лихим видом старичков-генералов. Матросы радовались как дети – в столовой кормили в день на рубль семьдесят, тогда как в части – всего на сорок копеек.
…Так, ни шатко ни валко тянулась служба – дни были похожи один на другой, как серийные телевизоры на конвейере: подъем, завтрак, обслуживание аппаратуры, обед, ужин, отбой. Некоторое разнообразие в этот привычный распорядок вносил лишь выход в город, на ремонт телевизоров.
В тот день, привычно встав к прилавку раздачи пищи, Борис думал… о чем он думал?
Глава 2 Экзотический десерт
Кармела несколько дней мучительно подбирала русские слова, пытаясь соорудить из них несколько фраз, чтобы поставить перед сверхзаботливыми поварихами вопрос ребром: запихивать в себя кашу и макароны в таком объеме она больше не может! Она просто не желает, чтобы к ее состоянию, близкому к помешательству, добавился еще и стокилограммовый вес…
Закончив мытье посуды после завтрака и повернувшись к столу, она увидела тарелку рассольника, да еще и с лежащими рядом двумя большими ломтями серого хлеба. И когда они только успели?! Девушка тяжело вздохнула, прикусила губу и пошла выяснять отношения с раздатчицей Натальей Петровной – наиболее активной из всего персонала столовой в навязчивом шефстве над "несчастной мексиканочкой".
…Борис привычно ставил тарелки на поднос, медленно продвигаясь вперед вдоль низкой металлической стойки, раздумывая, что брать на третье: чай или компот? Никаких других, более важных проблем в краткосрочной перспективе пока не предвиделось.
И вдруг… Перед его глазами возникло нечто! Нечто… и это было, пожалуй, единственное слово в русском языке, описывающее то, что он увидел…
Словно метеор сверкнул в полночном небе! Ослепленный его светом, Борис уже не замечал ни расплывшегося от ежедневных макарон лица раздатчицы, ни тоскливого интерьера самой столовой, он видел лишь это … Если бы среди тарелок с винегретом и вялыми хвостами селедок вдруг сверкнул золотой слиток, Борис поразился бы, наверное, меньше.
… Она стояла напротив – нереально красивая, ни единой линией не сочетающаяся с окружающей ее обстановкой, словно дорогущий заморский экзотический десерт – с блюдами офицерской столовой. Казалось, она лишь на минуту задержалась здесь отдохнуть, словно редкая тропическая птица, невесть каким ветром заброшенная в эти угрюмые казенные стены. Она стояла, опустив руки, словно изломанные дивные крылья. В огромных глазах застыли ужас одиночества и нереальности происходящего.
То была не просто девушка – то было явление, сгусток обнаженных нервов, уставшая метаться стихия, попавшая в клетку и мечтающая о свободе.
"Я хочу взять это себе! Это – мое!" – такая мысль пронеслась бы в голове Бориса, если бы он мог в тот момент думать. Но Борис мог только смотреть… Его пронзило неосознанное желание: смотреть еще и еще, изо дня в день, не отрывая глаз ни на секунду!
Их взгляды встретились.
Всё, абсолютно всё, чем был наполнен его взгляд, вся мощная энергия его чувств, передалась ей – и Кармела тут же забыла, зачем пришла на раздачу… Нет, она не влюбилась в него с первого взгляда – это было что-то другое. Неведомое ей прежде животное желание принадлежать мужчине, так смотревшему на нее, овладело ею полностью!
"Пусть… он делает со мною всё, что хочет! Дева Мария, пусть он хоть что-нибудь, но сделает! Я уже не могу больше ждать, когда придет тот, кто мне поможет… Он военный? Ну и что! Пусть он заберет меня отсюда! Пусть поможет выучить русский язык. Может быть, он придумает, как мне вернуться домой? Я согласна на всё: самой мне нужно очень мало – только любовь и забота. А я… Я отдам ему… я отдам ему себя всю – я буду ухаживать за ним, и… петь ему песни. Я так давно не пела, я так хочу этого! Ему нужно лишь согласиться".
Ураган путаных мыслей метеором пронесся в голове Кармелы, обдав тело горячей волной. Девушка замерла, застыла, не отводя глаз от лица этого юноши, глядящего на нее взглядом взрослого мужчины. Она мешала раздатчице, а та, наверное, спрашивала ее о чем-то, возможно, даже толкала, но она не чувствовала этого!
Диалог их глаз продолжался. Борис даже не понял, а ощутил, почувствовал, чего хочет эта девушка. И ее желание совпало с его желанием. Он вдруг захотел на ней жениться, хотя еще минуту назад вероятность такой мысли равнялась абсолютному нулю – у него даже не было "его девушки", которая ждала бы его со службы!
Но Борис мог позволить себе размышлять так – он внезапно ощутил себя опытным, сильным человеком, способным позаботиться о своей семье, обеспечить любимой женщине спокойствие и достаток.
Некоторая самоуверенность объяснялась реалиями его службы – он чувствовал, что его привилегированное положение в штабе достаточно прочно. Это был уже не забитый "карась" [61] , не вылезающий из мытья гальюнов [62] , это был те-ле-мас-тер! Человек, весьма уважаемый в любой точке Советского Союза – от Калининграда до Владивостока. Советская Армия исключения не составляла: с начала службы Бориса прошло чуть больше полугода, а он уже имел неформальный статус "дедушки"! [63]
"Привезу в Москву – друзья сдохнут от зависти!" – Борис по-хозяйски рассматривал девушку, словно она уже принадлежала ему. Внешность ее была весьма экзотичной и имела немного общего с типично русской, однако что в ней было от других народностей, он сказать не смог бы…
"Нежная какая… А волосы – синие! Буду расчесывать их по утрам. И вечером…"
Он задохнулся, словно уже окунулся лицом в ее волосы. "Они должны пахнуть… Как?.. Она расскажет мне о себе. Кто она? Откуда она взялась здесь, в этой столовой? А как смотрит! С ума сойти… Ни на кого не похожа! Гибкая. Ласковая, наверное. Или нет – как дикая кошка! Да какая разница! Поедем с ней в… Крым, к Черному морю! Или… Таких больше нет…"
Широко распахнутые в напряженном ожидании большие карие глаза притягивали его взгляд, словно вбирая Бориса в свою таинственную мерцающую глубину. Он готов был поклясться, что видел, как в этой карей бездне родились две еле заметные светящиеся точки, две маленьких искорки, от блеска которых изменился не только взгляд девушки, но и ее лицо…
Так откуда же она? Смугловатая кожа, слегка выступающие скулы, свободный разлет бровей, чувственные губы идеальной формы; черные, отливающие синевой волосы мягкой волной легли на халатик… Молдаванка? Грузинка? Украинка?
Стоящие за Борисом в очереди матросы оживились, перестав брать блюда: цифровых фотоаппаратов и мобильных телефонов с камерами в то время не существовало, и им пришлось зафиксировать эту великолепную картинку лишь в своей памяти…
– Чего застыл, матроси-ик?! А ну-ка давай, давай – двигай тарелки! – Закрыв собой девушку, перед Борисом возникла внушительных размеров раздатчица Наталья Петровна. – А на девку не глазей. Один вот пялился так… допялился… припер ее сюда аж с Мексики. А она теперь мыкается…
Борис не слышал ее слов, он вытягивался на носочках и чуть ли не подпрыгивал, стараясь увидеть девушку. Толстые щеки раздатчицы раздулись и напряглись.
– А ну, не задерживай очередь! – рявкнула она. – Двигай конечностями! Ишь… вылупился! На жену зыркать будешь, а девку, я сказала, не трожь!
Кармела за ее спиной так же вытягивала шею, пытаясь еще раз взглянуть на парня. Но Наталья Петровна, похоже, всерьез решила отгонять любых особей "мужеска полу" от своей подопечной бедняжки. Девушка не ведала значения слов, выкрикиваемых ею, – но смысл их был понятен и по интонации. В Веракрусе ее заботливый хозяин Хорхе негодовал и раздувал щеки точно так же, отгоняя от Кармелы толпы мачо, что слетались на ее песни, словно мухи на мед. И она с благодарностью принимала такую заботу, но теперь…
Кармела хотела вступиться, объяснить, что сейчас всё не так, все по-другому! Что он… что она…
Cállese!!! [64] Кармеле хотелось швырнуть это в лицо женщины, так уверенно распоряжающейся ею. Но девушка лишь беспомощно смотрела на непрошенную защитницу. Те немногие слова неудобного и корявого чужого языка, что она успела выучить за время своего существования в этом холодном городишке, вылетели из ее головы все сразу и напрочь – вон! Совсем как птицы из настежь отворенной клетки. Пусто. Ничего, кроме заготовленной с вечера и такой неуместной сейчас фразы: "Пожалуйста, не надо так много еды – прошу Вас".
В отчаянии Кармела метнулась в посудомойную.
Боря же попятился, словно оглушенный обухом. Что там кричала эта толстая повариха? Она что… из Мексики?!
В те времена это равнялось почти что "с другой планеты", "из космоса", "с неба". И было выше всякого разумения.
Придя в себя, Борис стал нетерпеливо и мучительно ждать ужина – выйти в столовую вне графика приема пищи он не мог. Ну а Кармела на ватных ногах вернулась к своему агрегату. Машинально ставя туда тарелки, она пыталась осмыслить свое новое, необычное состояние, но получалось плохо. Радостное смятение перемешивалось с горечью и досадой.
"О, Мать Мария! Русский язык такой трудный! Ах, если бы он знал испанский…"
О, сколько она могла бы рассказать ему! Как жила в поселке, как любит свою семью, как пела в таверне и как… (она прикусила губу) но ведь тот тоже был матросом? Впрочем, почему был?! Он есть, жив-здоров, просто… Кармела зажмурилась, чтобы не заплакать, и слегка стукнулась головой о кожух аппарата.
Эту сцену увидела повариха, принесшая ей второе. Она за малым не выпустила тарелку из рук – рассольник еще не съеден, а наша бедная девочка бьется головой о посудомоечную машину! В итоге, открыв глаза, Кармела увидела перед собой весь персонал кухни.
– Que pasó? Estoy bien! [65] – волнуясь, начала она.
– Э-э, девка, не надо это всё, мы тебя в обиду не дадим – пусть только попробует, расскажем все! Его командирам… – Наталья Петровна шагнула к Кармеле и прижала ее к своей пропахшей запахами кухни необъятной груди.
Кармела ничего не поняла, но ее насторожил тон.
– No, no, senora! – замахала она руками, выскользнув из крепких объятий. – Todo está bien conmigo! [66]
И, в качестве последнего аргумента, села за стол и стала быстро есть плов, подвинув к себе и уже остывший суп, демонстрируя этим намерение съесть также и его.
Лучшего нельзя было и придумать! Несколько успокоившиеся поварихи ретировались к своим котлам. Кармела же с ловкостью фокусника опрокинула в бачок обе тарелки и положила голову на лежащие на столе руки.
"Этот парень… Он обязательно должен прийти вечером. Он же не может просто так исчезнуть и никогда больше не появиться? Он придет вечером ужинать!"
Неподвижно глядя в одну точку, она принялась ждать. Еще никогда время в ее жизни не тянулось так медленно!
…Борис тоже не ведал, чем себя занять. Первый шок от ее неземного происхождения проходил – ему хотелось побыстрее взять это себе и… он не знал, что хочет получить от этого "приобретения", но зато знал, чего не хочет: легкой добычи на одну ночь.
Вечером он нахально зашел за витрину с блюдами – и откуда только уверенность взялась? Кармела уже ждала его, но дорогу преградила раздатчица. Она уже раскрыла было рот, но осеклась, увидев выражение лица Бориса: он смотрел на нее такими глазами, что у той начисто пропало желание говорить. В спину же буравил взгляд Кармелы – дородное тело оказалось под лазерными лучами их взглядов! Наталья Петровна вдруг смутилась, чего с ней не бывало лет, наверное, тридцать, и уступила дорогу, сделав озабоченный вид: на раздаче уже подразобрали все блюда. И, расставляя в витрине тарелки, вспоминала что-то свое, поджимала чуть подрагивающие губы и не слышала шуток знакомых офицеров…
Кармела часто моргала глазами, стоя перед Борисом, и это было уже совершенно иное ощущение, нежели то, что было в таверне, когда Николай быстро и напористо взял ее себе – тогда она даже не успела толком осмыслить свое новое состояние, но здесь… Неведомое ей раньше чувство постепенно захватывало ее, как наркотик, впервые медленно поступающий в кровь. "Только бы он не оказался… как и тот; только бы он сделал для меня хоть что-нибудь – хоть что-то, но обязательно сделал!"
Борис же, отойдя от шока, рассматривал ее более пристально: она не имела совершенных черт лица, как писаная русская красавица; но у нее не было и следов дешевой смазливости, которая провоцирует многие юные сердца на "любовь с первого взгляда". Однако чем дольше он смотрел на нее, тем труднее ему было отвести взгляд от этого отнюдь не канонического лица, от этих чудесных глаз!
После ужина столовую закрывали. Борис заговорщицким тоном попросил у старшего остаться еще часа на два – к отбою он обещал вернуться.
…На сутки сегодня заступил мичман Епишин. Две недели назад Борис настроил ему антенну для приема передач из Европы (а в конце восьмидесятых мода на это охватила весь город), и он увидел такие откровенные фильмы, от которых его, бывалого бабника, аж передернуло: нешто такое может быть?! Отказать Борису он не смог, но обещал прийти за ним: хоть расстояние между столовой и штабом небольшое, ходить по городу в одиночку личному составу запрещено.
Глава 3 Певица
Они сидели за столиком в зале столовой – теперь им ничто не мешало. Ничто, кроме незнания Кармелой русского языка. Какой язык нужно выучить ему, чтобы общаться с девушкой, Борис еще не понимал.
Раз она из Мексики, то, вероятно, мексиканский? Подозревая, что найти учебник мексиканского языка будет очень трудно, Боря решил, что гораздо проще помочь девушке выучить русский. Но он не мог и представить себе, что она не знает почти ничего, лишь с десяток слов да пару самых простых фраз.
Кармела же прекрасно понимала, что это сейчас самая главная проблема в ее жизни – если она не сумеет ему ничего рассказать, он уйдет и больше не вернется!
Так не должно быть. Она… она ему всё нарисует! Поварихи же поняли, поймет и он.
Девушка метнулась к кассе, нашла там ручку и, вытащив из кармашка меню, нарисовала на обратной стороне поселок у моря. Получилось совсем даже неплохо – Борис, улыбаясь, удовлетворенно кивнул. Это вдохновило Кармелу. Прикусив кончик языка, она изобразила порт с кораблями и провела стрелку от деревни к порту. Борис смотрел, напряженно впитывая информацию.
Бумага закончилась; Кармела замерла с ручкой в руке и жалобно посмотрела на Борю. Тот внезапно ощутил себя храбрым и сильным охотником в племени первобытных людей. На него с надеждой и верой в глазах сейчас смотрела самка, которой он должен был обеспечить пропитание! Боря осмотрелся. Хищный взгляд его обвел стены и, скользнув по посредственным копиям картин Айвазовского, остановился на Книге жалоб и предложений [67] .
Глаза Кармелы вспыхнули радостью – теперь у нее есть почти пустая тетрадка! Она стала жадно и торопливо рисовать, от сюжета к сюжету делая это всё подробней и подробней. С именами и датами. С той энергетикой и эйфорией, что окрыляли ее в то время…
Дальше пошел ресторан, сцена, и на ней… женская фигурка с микрофоном в руке. До крайности изумленный, Боря ткнул пальцем в лист, а потом указал на девушку: это ты?! Кармела кивнула, улыбаясь, – наконец-то она придумала хоть какой-то способ общения! Она опять схватила ручку, нарисовала самолет и… Борис всё понял! Но, правда, не до конца поверил… Не может быть!