Фотографий у них не было. Но Боре назвали адрес.
…Квитанцию в карман – и на такси к "кооперативной" палатке около ЦУМа; она, похоже, была единственной специальной, где легально торговали фотографиями эстрадных "звезд", в том числе (из-под прилавка, конечно) и запрещенных в СССР…
– У вас есть фото ……? – Боря назвал ее имя каким-то чужим, охрипшим от волнения голосом, просунув в окошко почти всю голову.
Продавец немного удивился – Певицу спрашивали нечасто, лучше всего шли фотографии Владимира Высоцкого и Виктора Цоя.
– Несколько штук есть.
Покопавшись, он выдал карточки Борису. Тот положил на блюдечко десять рублей и присел тут же – на высокий и грязный бордюрный камень.
Потрясенный, он жадно разглядывал их: за обилием косметики, за крупными, по тогдашней моде, украшениями и сложной прической – с черно-белого фото на него смотрела ……. А такие милые и родные глаза словно бы говорили ему: "Ну вот, теперь у тебя есть мое фото!"
На обороте одной была напечатана краткая биография и антропометрические данные. Слезы застилали глаза, и он плохо видел весь текст, набранный мелким шрифтом; лишь заголовок читался хорошо – ее полное имя и день рождения. С ума сойти – она родилась с Борисом в один месяц с разницей в два дня!
– Еще! Еще есть?! – Он вторично засунул голову в окошко. Вздрогнувший продавец молча протянул рубль, который уже отложил в сторону, надеясь, что покупатель его не востребует.
– Нету больше, – несколько раздраженно отозвался мужичок.
Не помня себя, Борис вернулся домой.
– Вот, – протянул он фотографии.
– Красивая… – начала мать.
– Это она, она!!!
Жуткая депрессия сменилась жуткой же одержимостью и эйфорией.
"Раздобуду ее фото, целую кучу! А потом… если чинить телевизоры день и ночь – видео можно взять через несколько месяцев! Чтобы ускорить процесс и заиметь новых клиентов, нужно устроиться… в телеателье!"
Мать поняла, что ее сердце не выдержит. Одно дело – когда ее мальчик ходит в институт, а в свободное время ремонтирует телевизоры родственникам. Другое – когда он рискует превратиться в недоучившегося работягу-телемастера, весь интерес которого сосредоточен только на заработке! Однако что-либо говорить Борису она не решилась – он только-только начал оживать, поставив перед собой хоть какую-то цель… Больше всего на свете она боялась, что сын начнет пить.
В телемастерской его встретили настороженно – он не был похож ни на опытного "частника", ни на недотепу-пэтэушника. В отделе кадров очень удивились, узнав, что ему едва исполнилось двадцать два – Борис выглядел значительно старше своих лет.
Вечером он торопливо собирал чемодан, направляясь на частный вызов.
– Ну, как прошел первый день, как тебя приняли?
Борис посмотрел на мать невидящими глазами, и она сама поняла бессмысленность подобных вопросов.
– Она похожа очень, да? – Мать обняла его и…
– Похожа? Да она не просто похожа, у нее родные глаза, понимаешь?!
– Но ведь она-то жива!
– Да! – вздрогнув, вскинулся Боря. – Теперь Она будет со мною везде и всегда!
В фотоателье одну из карточек ему уменьшили до размера, позволяющего поместить ее в бумажник: отныне Она находилась в его сердце, голове и портмоне. Приблизить Ее к себе еще более он уже не мог!
Целыми днями он занимался ремонтами – день проходил незаметно, но наступала ночь…
"Я люблю тебя, я хочу быть с тобой – я не верю, что ты погибла, ты слышишь меня?" – шептал Борис, прижимая к груди фото. Он не интересовался более ничем, кроме работы и той цели, которую поставил перед собой, – купить видеомагнитофон.
…Поначалу он ходил на вызовы с плеером, однако впоследствии песни, заученные до мельчайших подробностей интонации и аранжировки, стали звучать у него в голове, будто бы записанные в память – магнитофон стал не нужен! Борис перестал обращать внимание на какую бы то ни было другую музыку – он вообще перестал слушать радио и смотреть телевизор. Обрывки телепередач он видел теперь лишь тогда, когда включал аппарат клиента для проверки.
Глава 7 Я хочу быть с тобой
С утра в ателье зашел его знакомый с магнитофоном в руках. Борис поморщился – он не любил ремонтировать эту технику. Внутри грязь, механика изношенная, а запах… Магнитные головки протирают одеколоном вместо спирта, и при нагревании он так противно пахнет! Возни много, денег мало, короче – не телевизор. Но, на его счастье, "аппарат" оказался не очень грязным и не очень вонючим, да и неисправность была пустяковая. Быстро "расправившись" с ней, Борис включил на прогон обнаруженную в магнитофоне кассету, чтобы проверить, не начнет ли плыть звук, и занялся наконец телевизором.
– О, "Науты!" [76] – воскликнул Виталий.
– "Науты" так "Науты". – Борис пожал плечами.
Магнитофон негромко играл, Боря копался в телевизоре. Постепенно слова одной из песен стали доходить до него. Он покосился на кассетник: "Это что еще за…?"
"Твое ИМЯ давно стало ДРУГИМ,
Глаза навсегда потеряли свой цвет.
Пьяный врач мне сказал, что тебя больше нет…
Пожарный… выдал мне справку, что дом твой сгорел…
Но я – хочу быть с тобой!
Я… хочу быть с тобой…
Я так… хочу быть с тобой.
Я… хочу быть с тобой
И Я БУДУ С ТОБОЙ!
Я ломал стекло, как шоколад в руке…
Я резал эти пальцы за то, что они – не могут прикоснуться к тебе!
Я смотрел в эти лица – и не мог им простить
Того, что у них нет тебя – и они могут жить!" [77]
Он перемотал пленку на начало песни. Молча прослушал целиком. Потом еще раз. И еще. Достав фото, тупо посмотрел на него. Затем подошел к Виталию, бесцеремонно оторвав того от изучения радиосхемы.
– Кто такие "Науты"?
– Ну, группа – "Наутилус Помпилиус" из Свердловска, очень популярная… А ты что, не знаешь их?!
– А это… песня вот эта, они что, знают…
– Чего?
– Меня…
– Тебя?! Ты что несешь, а?
– Но эта песня про меня… И Кармелу… Откуда они знают?!
– М-да-а-а, парень… Ты, похоже, сегодня не работник. – Виталий почесал затылок.
– А что?
– Да ты посмотри на себя в зеркало!
– Дядь Коль! – крикнул он старшему мастеру. – Скажи ему, пусть домой валит. Ты посмотри – он же не соображает ничего. Того гляди – задницей на паяльник сядет!
…Неловко повернувшись, Борис задел лежащую на краю стола большую и дорогую радиолампу. Синхронно со звуком маленького взрыва мастерскую огласил вопль:
– Боря б…, м…к!!!
– Спи-ишешь… Спишешь за счет клиента – Николай Васильевич ухмыльнулся – а ты Боря и впрямь – иди-ка домой…
– 45-я [78] новая-а-а… – заскулил Александр.
– Лучше бы б… ты на паяльник сел!
– Я заплачу – пробормотал Борис; окинув мастерскую невидящим взглядом он забрал магнитофон и пошел домой.
"Твое имя стало другим, – повторял он как заклинание. – Кармела… п-пропала, но она -то жива! Поскорее бы купить видео, чтобы…". Он уже присмотрел один неплохой вариант за пять тысяч: "…еще немного… еще чуть-чуть – и он будет моим!"
Дома Борис достал из-под кровати чемодан, в который бросал, не считая, свою заплату и всё, что получалось зарабатывать сверх нее, – и высыпал содержимое на стол… Куча разноцветных бумажек едва поместилась на нем. Долго и тщательно Боря раскладывал купюры по стопкам – еще никогда ни он, ни его мать не видели столько денег сразу!
…Аппарат был не новый. Вскрыв его (а без этого Боря просто не мог), он не обнаружил там ничего подозрительного – видеомагнитофон "HITACHI VT-11" работал как советский черно-белый телевизор "Рекорд" – стабильно и надежно.
Теперь нужно доставать записи! Обращаться к друзьям бессмысленно – среди них он был первым владельцем видео. Пришлось обзванивать клиентов, и это принесло свои плоды! Такой человек нашелся; мало того – почёл за честь помочь Борису: как телемастера его весьма ценили. Вежливый и непьющий, он не брал за ремонт много; приходил вовремя и делал, как правило, зараз.
Во время перезаписи Борис сидел на кухне за столом у своего "благодетеля"; он через силу ел и через силу обсуждал с хозяином достоинства видеокассет различных фирм. Стоило это ему нечеловеческого усилия воли.
Из комнаты доносилась музыка: Певица выступала – Борис ел… Внезапно пришедшая ему в голову мысль буквально обездвижила его – он застыл с куском во рту, судорожно сглотнул, вытаращил глаза и закашлялся.
Ведь Кармела пела ему частенько, когда он сидел за столом и что-нибудь ел! Привычка выступать перед жующими повелась у нее с таверны…
– Не в то горло? – участливо спросил Василий Яковлевич; он понял это по-своему: желудок директора крупного гастронома уже давно был закален потреблением дорогущих и дефицитнейших, но плохо усваиваемых в сочетании продуктов. Про Бориса же этого сказать было нельзя.
Запись закончилась; он забрал видео и пулей вылетел из дома, забыв поблагодарить хозяйку за обед. Нелли Иосифовна удивленно поглядела на мужа: "Дорогому гостю у нас не понравилось?" Ведь и во время трапезы Борис вел себя странно.
В большой комнате Боря накрыл стол скатертью; разложив на нем столовые приборы и поставив тарелку, он подвинул его поближе к телевизору и видео…
И нажал "Play".
…Его Кармела теперь была облачена в роскошный наряд, а вместо журнала держала в руке микрофон.
Но – так же проникновенно и искренне она пела знакомую ему до мельчайших подробностей интонации и аранжировки песню… Борис, как завороженный, смотрел на экран, жадно ловя взглядом каждый ее жест, выражение лица, улыбку, лучистый бархатный взгляд ее глаз.
Сейчас она опять пела только для него!
Какая-то сладкая мука и беспредельная нежность овладели им. "Она жива, жива! Просто… я не могу сейчас обнять ее, она находится за стеклом экрана!"
Мысленно Борис вернулся в те безоблачные и радостные дни; он вновь почувствовал ощущение счастья – но это было уже другое счастье, выстраданное им, и поэтому Кармела (или Певица?) была ему еще дороже. Ужас от потери родного человека постепенно замещался каким-то странным чувством.
"Не смей говорить о ней как о погибшей – ты видел ее мертвой?! А если КГБ вылечил ее в своей больнице и… отправил на Родину?! Черт возьми, а почему бы и нет! Ведь если бы она погибла, зачем им было скрывать это от меня?!" "Нет человека – нет проблемы" – некстати вспомнилось ему известное изречение, характеризующее методы работы этого ведомства в наиболее мрачный период его истории.
"Но ведь сейчас всё изменилось! Всё стало по-другому! Ведь если они не сбили Матиаса Руста, позволив ему приземлиться на Красной площади, значит… А слова майора в кабинете?! " Для тебя она умерла!" Для меня? А для всех остальных – нет? Но почему ж она тогда мне не написала? Написала… куда?!"
– Ё-моё! – Борис с отчаянием произнес это вслух. – Ведь она знает обо мне ровно столько же, сколько и я о ней! То есть – ничего!
Боря нервно заходил по комнате; его руки сдавили виски. "Ее отправили в Мексику, и там… она снова стала петь и… добилась мирового признания! Так и случилось, наверное… Почему нет?…Господи, помилуй – ну что за бред ты несешь, Боря? Да, вроде бред… Но! А кто тогда поёт в телевизоре?!"
Теперь он, не посмотрев клипа, не мог лечь спать – иначе ему казалось, что он спит один, без нее. Ум осознавал, что это два разных человека, но сердце отказывалось это понимать!
Так прошло несколько месяцев; пленка на кассетах не выдерживала, и на изображении "выбивало" строки, а звук "плыл". Но это уже не заботило Борю – он знал наизусть каждое ее движение, а запись нужна была лишь для того, чтобы она снова пришла в его дом, словно говоря: "Не грусти, я же жива – что еще ты выдумываешь?! Я буду петь для тебя вечно, пока смерть не разлучит нас…" "На этом свете у меня есть Певица, – размышлял Борис, – а на том… я встречусь с Кармелой! Обязательно встречусь, если она и вправду погибла.
Глава 8 Я хочу быть с тобой
Ему хотелось узнать о Ней как можно больше, но, увы, – в СССР повсюду царил Его Величество дефицит . Слово, которое поколение "тридцать плюс" впитало в себя с молоком матери. Относилось это и к любой информации об артистах из-за "железного занавеса".
Друзья-меломаны вывели его на "гуру" – парня, помешанного на музыке и знающего всё и обо всех исполнителях и группах в том объеме, в каком другим знать было никак невозможно, ибо его отец, частенько бывая за границей, привозил оттуда записи и музыкальные журналы.
Андрей был типичным мальчиком-мажором конца восьмидесятых: деньги, дефицитные шмотки, импортное стерео-видео, роскошные девочки, отцовская "Волга"… Услуги телемастера таким семьям, как правило, не требовались, поскольку вся аппаратура в доме была импортная. Борису нужно было найти нестандартный подход к этому барчуку, и он его нашел! В зарубежных магнитолах диапазон FM отличался от советского стандарта УКВ – прием радиопередач был невозможен.
Уже на следующий день он позвонил Андрею и предложил свои услуги.
– Вот, – обрадованный "барчук" показал ему роскошное "полено" [79] "JVC", – шипит лишь, как гадюка, и ничего не берет! Сделаешь?
– Нет проблем!
– Да, мне Семен сказал, ты интересуешься ……? Хм… Да, хороша была, нет слов! Только… она погибла, знаешь? Недавно читал я у себя где-то… – Андрей нахмурился. – На самолете разбилась…
Кто, как не он, мог знать это – ведь от него, как круги по воде, расходилась вся новая и эксклюзивная информация!
– Ты чё щас сказал, про кого это? – молниеносно отреагировал Борис.
– Ну, про нее же… Умерла она. Всё! Теперь ничего нового не будет, одно старье… Э-э-э, да ты это чего, старичок?! Чё с тобой, те плохо?
Борис молча сидел, уставившись в одну точку, – такого просто не может быть!
Одна и та же мысль скользила по сознанию, словно строка песни на заезженном виниловом диске: "Не может быть!.. Не может быть!.. Не может быть…"
– Один и тот же человек не может умереть дважды, – пробормотал вслух Боря. – Этого не может быть!
– Что ты сказал? – удивился Андрей – Ты чего, фанат ее, да? Ну… прости, я не знал. Слушай… А давай выпьем, ну… помянем ее, что ли, а? – И, не дожидаясь его реакции, скрылся на кухне.
Боря не зарыдал, не забился в истерике, его сознание было ясным. Просто его изобретательный и предприимчивый мозг, его любимый мозг спрашивал тело: "А как теперь жить дальше, что делать?" Мысли о самоубийстве не было. Не было даже волнения – не было ничего.
Время остановилось.
– Пойдем, посидим, – миролюбиво предложил Андрей. – Я ведь тоже… – он замялся, подбирая подходящее слово, – ну, в общем, она мне нравилась тоже…
"Вот я сейчас встану и пойду поминать ее… Их обеих, то есть… И на этом всё! Они умерли, но я не видел их мертвыми, и не увижу их могил. Всё…"
Им овладело странное чувство. Подобное он испытал, когда хоронили его деда.
…Вот лежит в гробу дедуля, как живой, в черном костюме, а в руках почему-то газета. Все прощаются, а он как живой, и даже кожа какая-то не синюшная. А потом забивают гроб и опускают в могилу. Это всё.
"…Больше их не будет. Никогда и ничего. Всё кончилось. Может, и к лучшему. Всё забыть? Эти два сумасшедших года забыть?! Говорят, время лечит… У меня потом будут жена, дети, внуки… И я буду рассказывать им эту историю и показывать фото".
– Ну, давай… – Андрей налил водки в высокие рюмки. – Кстати, попробуй… экспортная! Это небо и земля…
– Скажи, – тяжело начал Борис, глядя исподлобья, – а когда она погибла?
– Н-нет, не знаю, ну, с полгода, что ли, как…
– А точнее?
– Гос-споди, ну сейчас посмотрю. – Андрей огорченно причмокнул, поставил рюмку и пошел искать злополучную заметку. – В октябре… Ну ты фанат!
– Они погибли в один месяц… А поминать не буду – я не видел их в гробу и не хоронил… Я пойду, извини. Магнитолу давай, я сделаю.
Борис резко встал и направился к выходу. Вид у него был совершенно потерянный. В недоумении Андрей вышел проводить его. Поймал такси, заставил назвать адрес. Это удалось не с первого раза – казалось, Боря не понимал, что происходит вокруг, где он находится и куда сейчас поедет; он вел себя как пьяный, и Андрюша очень опасался… нет, не за него – за магнитолу!
Таксист поглядывал на Бориса неодобрительно: клиент то ли пьяный, то ли обкуренный, – но помалкивал: Андрей заплатил ему заранее. "Клиент" и вправду сидел в салоне как мумия – водителю показалось, что он даже не моргает! Шофер косился на него и даже пытался принюхиваться, но алкоголем не пахло. "Обдолбанный! – решил он. – Вот, сопляки, что делают! Куда страна катится!.. Эх, Горбач, что ты натворил со своей перестройкой – Сталин нужен , твердая рука!"
…Спиртного в доме не было, а из ближайшего магазина змеился "мишкин хвост" [80] . Борис остановил на выходе мужичка и показал ему купюру в сто рублей. Крайне изумленный, тот вмиг расстался с двумя бутылками.
Он медленно пил горькую, почти не закусывая, и после каждой рюмки мысли в его голове становились проще, мир суживался, сжимался до размеров комнаты.
Но ответа на вопрос: "Как жить дальше?" – всё не находилось.
…Мать нашла его уже мертвецки пьяным; а посему внятного ответа, зачем он это сделал, ей получить не удалось.
Наутро организм Бори неимоверно страдал. Он попытался похмелиться, но бутылок не обнаружил. Из всех мыслей в голове осталась лишь одна: "Как жить дальше?" Вся дальнейшая жизнь представлялась ему заполненной этим ужасным похмельем и звенящей в висках пустотой.
Почти на ощупь он искал таблетки от головной боли. В серванте на кухне нашлись только самые ходовые: анальгин, аскорбинка, валидол… Боря честно выпил две таблетки, затем разжевал аскорбинку и положил валидол под язык – "на всякий случай". Появилась слабость, но голова продолжала трещать. Соленых огурцов или квашеной капусты не нашлось, а идти на улицу в таком виде он не решился, пришлось выпить еще три…
Мать на работе с обеда отпросилась – душа болела: что ж это Борька напился-то вчера ни с того ни с сего? Если случилось что – лучше узнать, а то не дай Бог и сегодня напьется… Пусть бы хоть поговорил с ней, рассказал – ему всё б легче стало…
…А Борис безмятежно спал. И видел во сне свое тело. Но со стороны. Оно лежало на кровати такое нежное и такое правильное. Оно было таким родным, личным и собственным, что любого, слышите – любого, кто посмел бы лишь дотронуться до него, а не только, например, схватить за руку или ногу – ждала бы неминуемая и ужасная кара Всевышнего!