* * *
Их везли в крытой брезентом телеге, со связанными руками и ногами. Пять человек, лежащих рядом на сене. Впереди и сзади красноармейцы.
– Вместе умирать нам Господь ссудил, – сказал князю отец Сергий. – Готов, Фёдор Петрович?
– Надеюсь, что готов. Первую свою исповедь не помню, а последняя в тюрьме была. Мог ли я раньше такое предположить?
– Признаться, и я не мог.
– Разговорчики! – строго сказал молодой красноармеец.
– Сынок, что ж перед смертью и поговорить не дашь? – обратился к нему священник.
– Не положено, – отвернулся тот.
– Да пусть, – махнул рукой второй, лет сорока, по всему видно бывший крестьянин.
– Ведь к чему всё идет, – продолжил отец Сергий, – хотят веру из народа выхолостить, и совсем церкви закрыть! Я слышал, планы такие есть.
– Но люди и сами вчера молились, а сегодня грабят!
– Дай Бог, чтоб опомнились!
– А для нас всё это сейчас закончится. Страшно.
– Страшно, но надо дотерпеть до конца. Господь путь указал.
– Тпррру, приехали, – глухо сказал возница.
Остановились на краю леса. Красноармейцы развязали арестантам ноги и по одному вывели из телеги. Было темно, и они не сразу разглядели большую яму, недавно вырытую. Их подвели к этой яме и заставили спрыгнуть в неё.
Князь и священник встали рядом. Попрощались. Каждый в последние минуты думал о своём и молился.
Старший в штатском, тот самый Лев Самуилович Цмигельс, стал читать приговор, но князь не слушал его. Он был в шаге перед вечностью, смотрел сквозь солдат, русских мужиков, которые через несколько минут выпустят в него пули, и вспоминал семью. Наверное, он сейчас встретится с родителями, и сможет душой перенестись к жене и детям, последний раз взглянуть на них. А они должны когда-то потом прийти к нему. "Господи Иисусе Христе, Боже мой, прими дух мой!". Ему стало легко.
* * *
К Елизавете после расстрела Фёдора Петровича пришёл комиссар Цмигельс и сообщил, что её мужу дали десять лет лагерей без права переписки. Она выслушала всё молча, не поверила. Также комиссар сказал, что следствие пока не располагает данными о её причастности к контрреволюционной деятельности, и что если она будет стремиться стать достойным членом советского общества, то сможет найти работу и помочь своим детям встать на ноги и вместе со всеми строить коммунизм.
– Драгоценности, которые припрятали, лучше сдать мне.
– У меня уже всё забрали.
Цмигельс выругался вполголоса и ушёл.
Оставшись одна, Лиза долго и беззвучно плакала. Потом встала, оглянулась вокруг. Как будто только сейчас она осознала окончательно, что произошло с ней за последние годы. Из привилегированного класса общества её семья опустилась на самое его дно. Нет у них больше ни городского дома, ни усадьбы, ни состояния, а есть вот эта маленькая лачуга, где она сейчас осталась одна с детьми. Они нищие. Всё, что построили и приобрели за века существования их родов предки, всё, что они передали своим детям – теперь принадлежит другим. Это не укладывалось в голове. А теперь и любимый муж убит новой властью. Жить не хотелось. Княгиня встала перед иконой Казанской Божией Матери и долго молилась.
Через месяц княгиня взяла детей, сложила нехитрые пожитки на телегу, с которой помог её брат, оставшийся в городе и друживший с новой властью, так как той тоже были нужны квалифицированные военные, инженеры и доктора, и отправилась в город. Там брат выхлопотал ей комнату и место санитарки в больнице. Перед тем как уехать, Елизавета зашла проститься с Марией, женой отца Сергия. Та также знала об участи мужа.
– Уезжаешь, Лиза?
– Уезжаю, Маша. А вы?
– Куда ж нам ехать?
– Фёдор говорил, что у вас родня есть в городе.
– Есть, и даже многочисленная. Да мы на земле останемся. Почти вся жизнь тут прошла, в этом доме, около этой церкви. И кладбище здесь недалеко. Бог даст, переживём лихую годину.
– Храни вас Господь!
– Ангела хранителя тебе и твоим детям! Может, свидимся.
– Когда-то точно свидимся.
И Елизавета пошла в своих когда-то дорогих и модных, а теперь полуразвалившихся сапожках, в крестьянской телогрейке, с трудом передвигая разбитыми в кровь ногами за скрипучей телегой. На прощанье какая-то крестьянка, имени которой она не помнила, сунула ей узелок с луком, салом и кусочком хлеба в дорогу.
– Береги себя, госпожа!
– И ты береги, – Елизавета узнала её.
– А Нюша моя померла, – сказала та, прижимая к подолу голову белобрысого сына.
– И Фёдора моего убили.
– Мама, мама, поехали, – уже звали её дети, потому что возница сильно торопил их.
В городе Елизавета действительно устроилась медсестрой, получила маленькую комнату на втором этаже деревянного дома, – уплотнили учителя истории Троицкого, брата священника Сергия Троицкого, расстрелянного вместе с князем Бельским. У него был сын Александр и две дочери Катя и Вера. Его жена, Варвара Кузьминична, оказалась верующей интеллигентной женщиной и даже с радостью восприняла новое соседство. Всё-таки лучше делить кров с людьми одного круга, взглядов и воспитания. И общее горе объединяло.
Василий Николаевич был высоким статным мужчиной с русыми волнистыми волосами и пшеничного цвета усами. Он любил сидеть у камина и курить самодельные папиросы или трубку. Ещё он неплохо играл на скрипке и рисовал преимущественно животных – собак и лошадок. Теперь у него прибавилось зрителей и учеников. Дети любили его, просили то почитать, то нарисовать картинку. Новая власть не доверяла Василию Николаевичу, окончившему Дерптский университет, преподавать историю. А доверила она ему должность кассира в клубе ДОСААФ. Его осанка и трость с рукояткой из слоновой кости, манера держать себя не вписывались в новый стиль жизни и казались в лучшем случае старомодными. Как и княгиня Елизавета, он вынужден был хранить прошлое внутри себя и подлаживаться под новые правила. Новая работа не приносила удовлетворения и унижала. Чтобы забыться, Василий Николаевич играл на скрипке и читал. Варвара Кузьминична, воспринявшая перемены более спокойно, много молилась и сосредоточилась на хозяйстве. Они с мужем и детьми занимали две комнаты, одна из которых служила и общей гостиной.
Елизавета в Бога, безусловно, веровала, в церковь, как приучена была родителями, ходила регулярно, но особенно в жития святых и духовную литературу не углублялась. Сейчас же она использовала каждую свободную минуту, находя утешение в чтении Евангелия и святоотеческой литературы. Благо, у Троицких её было предостаточно. А потом, на работе, вынося за больными и ранеными утки и грязные гнойные бинты, перевязывая раны и терпя насмешки и сальные шутки, она обдумывала слова прочитанного и примеряла их к себе. Сжав зубы, она цеплялась за веру, чтобы поднять детей. Больше всего ей пришлось по душе житие святой Ксении Петербургской, также рано потерявшей мужа и очень любившей его. Смогла бы Елизавета поступить так же, как Ксения, если не было бы детей? Лиза много думала над этим, и отвечала себе, скорее, "нет". Всё же Ксения была великая святая. Но уж терпеть то она теперь была обязана, и Лиза хорошо понимала это. С каждым прожитым днём она становилась ближе с князем.
* * *
Андрей, Серафима, Костя и Ксения стояли у чисто убранной могилки. На недавно поставленном кресте была табличка с надписью: "Елизавета Андреевна Бельская, урождённая Стрешнева. 1875–1925 г.г.". Эту могилку Сима нашла недавно. Она навела здесь порядок, и вот теперь привела своих друзей.
Сегодня Димитриевская родительская суббота. Ребята прочитали поминальные молитвы и продолжили стоять с зажжёнными свечами, вспоминая, как несколько лет назад, объединённые идеей найти сокровища, отправились в деревню. И ведь на самом деле нашли. Они обрели память о своих предках, своё утерянное прошлое.
Сима держала за руку годовалого сына. У Ксении тоже обозначился небольшой живот.
– Её Василий Николаевич схоронил. Умерла от сердечной недостаточности. – Смахнула слезу Серафима. – Пойдёмте к нам – она затушила свечи, собрала их в целлофановый пакет и убрала в сумку.
В дороге больше молчали.
– Ксюш, расскажи, как вы там с Андреем устроились, меня любопытство разбирает! – Сима положила себе салат и забралась с ногами на недавно купленный диван.
– Да живём, – Ксения взглянула на Андрея, улыбнулась, – хорошо живём! Помните, Петра Петровича, богача нашего местного?
– Помним, помним!
– Он всё думал, как своим деньгам благое применение найти.
– И что, придумал? – спросил Костик, щедро намазывая хлеб щучьей икрой.
– Придумал. Хочу, говорит, хорошую современную школу построить. Со светлыми классами, с компьютерной комнатой, с библиотекой и нормальным спортзалом. Чтоб учителя сюда из города стремились приехать, а детишки после восьми классов в район не уезжали. А чтоб, говорит, у молодых учителей желание крепче было, так я и с жильём им что-нибудь придумаю. Учительский коттеджный посёлок на Белой! А? Звучит?
– Однако, – Костик вытер сынишке рот и пересадил его на специальный высокий детский стул.
– А с французами у тебя как? – спросила Сима.
– Переписываемся по электронной почте. В этом году на конференцию не вызвали, в следующем обещают. Ксюша родит, вместе поедем. – Он обнял жену за плечи и нежно поцеловал в волосы.
– Ой, Сима, какое замечательное дерево ты нарисовала! – Ксения смотрела на большое полотно в пол-стены. – Смотри, Андрей, не хуже чем в усадьбе.
– Точно.
– Рисовала, действительно я, – хитро прищурилась Серафима, – а вот дерево не моё!
– Чьё же тогда?
– Вот этого господина, – указала она на мужа. – Он тут свои генеалогические исследования провёл, а потом кормящую мать заставил за перо и тушь браться!
– Костя, так ты тоже родовит? – Кораблёв придвинулся к нему поближе, – Может быть, нам пора снаряжать вторую экспедицию?
– Ну, мы не из графьёв, конечно, – солидно проговорил Костик, – но и не худого роду.
– Каких же вы, позвольте полюбопытствовать, кровей? – не унимался Андрей. – Из купечества?!
– Да-с, некоторым образом!
– Пароходы изволили по Волге-матушке водить?
– Было дело!
– Может быть, спонсируете бедного исследователя? Окажете помощь? Или оскудела земля Русская меценатами?
– Непременно спонсирует! – ответила за Костика Сима. – Он сейчас одну сделку прокручивает, продаёт свой лучший сухогруз. Вон он, кстати, стоит, в брезентовом мешке. Насос то для него есть, а вот вёсла, по-моему, потерялись.
Они долго ещё говорили, вспоминали прошлое и строили планы на будущее.
Часть 6
Минуло полтора года. Андрей обжился в деревне. Жили они у Ксении, работал он школьным учителем. Заработная плата, конечно, символическая, но нехватка денег компенсировалась собственным хозяйством и вспомоществованием от Петра Петровича на исторические исследования родного края. Да и умные, благодарные глаза деревенских ребят, которых он смог заинтересовать своим предметом, были Андрею наградой и давали уверенность, что он делает нужное дело.
Гранты от иностранцев так и не поступили, и в Париж они не попали. Ксения, правда, не очень от этого расстроилась, потому что все заботы её сейчас были о сыне Антоне. Куда же она поедет от такого маленького? Тут ещё и кризис финансовый разразился, да такой, что все правительства и экономисты за голову схватились. Этот кризис помешал пока Петру Петровичу построить новую школу, денег хватило только на то, чтобы отремонтировать существующую, обновить библиотеку и сделать компьютерный класс. Но и это замечательно. В деревенской школе со старой печкой может быть и уютнее?! Главное, чтоб не дымила.
Разыскать лесную избу Игнатова Андрею пока не удалось, но он продолжал поиски.
Кораблёва заинтересовала история становления и свержения царской власти в России, её причины и возможные последствия. Он с удивлением обнаружил, что святые отцы на протяжении всей истории Русской Православной Церкви также изучали этот вопрос, только рассматривали его с более высокой, духовной точки зрения. Они предупреждали о последствиях нравственного упадка в обществе перед революцией 1917 года и сделали достаточно пророчеств в отношении дальнейших судеб России и мира. Писали об этом и русские философы, историки и литераторы. Перед Андреем открылся новый необъятный пласт для изучения, и он принялся за дело. Ксения баюкала сына, а он, отработав свои немногочисленные уроки, устраивался с книгами, которые брал у отца Петра Коринфского или покупал в городе.
Ребята давно хотели собрать всех потомков князя в одном месте, чтобы можно было пообщаться, узнать какую-то новую информацию, помянуть родоначальников фамилии, подвести итог своих почти трёхлетних поисков и рассказать об этом родственникам и всем желающим.
Настал удачный момент. Андрей выпустил небольшую книжку с родословной Бельских, которую они готовились раздать потомкам. Сима наладила переписку через интернет с членами фамилии, живущими по всему миру. Пётр Петрович готов был выделить на это мероприятие немного денег, ещё немного давал Шина, помогли зарубежные члены фамилии, остальное удалось собрать самим.
Стояло прекрасное лето. Местом сбора выбрали усадьбу в Чистых прудах. Разместить гостей, которых ожидалось сорок человек, взялись Анисий Самюэлевич, Ананий, Иван, Пётр Петрович и ещё несколько местных жителей. Вместе с Шиной попросили разрешения приехать Гриша с супругой и Вика со своими подругами. Маша, оказывается, заканчивала исторический факультет и писала диплом на близкую тему, а Вика и Света вызвалась помочь просто так. Обещал приехать и отец Ксении. Он ещё ни разу не был у молодых в гостях.
Сима и Костик приехали за два дня до начала встречи, чтобы помочь в её подготовке. Они прикатили на новеньком "Пежо", специальной семейной модели, с новомодной стеклянной крышей. Трёхгодовалый Алёша, держащий в руках большой пластмассовый джип, долго не решался вылезти из салона, опасливо поглядывая на большого важного петуха. И только когда тот был отогнан соседской собачёнкой, стеснительно вышел.
– Загоняй во двор, я сейчас ворота открою. – Крикнул Андрей.
– Своим-то пока не обзавёлся?
– Нет, разве что велосипедом.
– Тоже неплохо!
– А где молодая мама?
– Здесь я, – улыбающаяся Ксения сходила с крыльца, неся на руках спящего Антона.
– Ой, чудо-то какое, дай подержать! – Сима поцеловала подругу и осторожно взяла малыша.
Андрей помог Костику занести вещи в дом. Алёша, поначалу всё прятавшийся за маму, скоро совсем освоился и вовсю играл с кошкой. Ксения уложила Антона, сели за стол.
– Ну, что нового, рассказывайте! – Сима чуть располнела и отпустила волосы.
– Да что нового?! Бабушка вот умерла под самое Рождество.
– Царство Небесное.
– Дождалась всё-таки правнука. Понянчилась немного.
– Сколько ей было?
– Девяносто пять. Ходила до последнего.
– Старая закалка.
– Отпели, схоронили. А так у нас в деревне всё идёт неспешно. Это у вас в городе события, наверное, со всё возрастающей скоростью совершаются?
– Это точно! С неимоверной! Вчера ещё все кредиты набирали и магазины опустошали, а сегодня работы лишаются и в автосалоны новые автомобили сдавать везут.
– Вы, надеюсь, не собираетесь?
– Нет. Мы, по совету Анания, кредитов не берём, – улыбнулся Костик. – Это мы немного скопили, немного родители помогли.
– Ну, ладно, давайте спать, а то нас завтра дела ждут.