* * *
Встреча прошла замечательно. Приехали двадцать потомков князя и княгини из их города, десять человек из других городов России, а кроме Сержа, Мишель и месье Жерара были ещё пара англичан, два американца и трое канадцев. Елена Васильевна, к сожалению, умерла. А вот Денис Витальевич Капитонов, как он выразился "тверёзый", прибыл в приличном костюме, внимательнейшим образом осмотрел усадьбу и выслушал Кораблёва, который рассказывал об истории рода. Гера и Маша привезли дочку Женю, которая только что научилась ходить. Она была улыбчивым созданием, ей нравилось дёргать за бахрому музейной портьеры. Прибыл и господин Колчинский. Книгу с родословной он взял, проверил, не забыли ли и его туда поместить. О предках почти не слушал, и всё пытался завязать отношения с иностранцами.
День ушёл на рассказ о Бельских и на осмотр усадьбы. На следующий день священники отец Пётр и отец Михаил, специально приехавший из города, отслужили молебен, куда пришли все гости. На третий день была устроена экскурсия по окрестностям с походом в лес и купанием в Белой. Четвёртый день у гостей выдался свободным. Конюх Тимофей совершенно безвозмездно катал гостей на лошадях, запряжённых в барскую упряжь. Аркадий Сомов возил желающих на рыбалку, давал мастер класс по постановке сетей и "морд". Конечно, некоторые зажиточные гости вознаградили их по-княжески. Американцы и канадцы оказались любителями бани и вместе со своими русскими родственниками парились до звона в ушах.
Отец Ксении очень внимательно осмотрел усадьбу и церковь, полистал чертежи. Сказал, что молодым необходимо сделать современный пристрой к дому, обещал помочь. Игорь Владимирович сходил на могилу бывшей жены и сына, стал после этого молчалив, часто подходил к Ксении, обнимал её, гладил по голове. На прощание они хорошо поговорили с Андреем.
На пятый день гости начали разъезжаться. Шина напоследок организовал гостям трансфер до города, наняв два ПАЗика. Когда стали прощаться Шина подошёл к Кораблёву за руку с Викой, которая, похоже, была беременна.
– Вот, старик, решил я жениться!
– Поздравляю! Это, как я понял, избранница? – улыбнулся Андрей.
– Да. Понял, что лучше не найду! Пора остепениться! – обнял девушку Шина.
– Вот Андрей остепенился, и степень и жену имеет, – пошутил Гриша.
– Что ж, – философски заметил Шина, – ему степень, а мы поможем родной науке материально. Тоже ведь пригодится?!
– Благодарю, брат! Чтоб мы без тебя делали! – обнял его Андрей.
– Ну, ладно благодарить, мы же друзья! Свидетелем на свадьбе будешь?
– Буду!
* * *
После того, как все разъехались, у Симы и Костика осталось ещё несколько дней от отпуска, которые они решили посвятить целиком отдыху и общению с Андреем и Ксенией.
Постепенно вновь стали собираться местные жители. Пришёл Иван с супругой и с внучатами. Подъехал Ананий, привёз Анисия Самюэлевича. Ананий уже две недели удивлял Симу и Костика. Он был причёсан, одет в новый джинсовый костюм и совершенно трезв. И за столом отказался от спиртного.
Решили покататься на лодке. Дело в том, что Андрей, Иван и ещё несколько местных жителей запрудили речку Лыковку. По этой причине метрах в ста от забора дома, где жили Ксения и Андрей, образовалось вполне приличное озеро. И искупаться можно, и рыбу половить, и на лодке покататься. На это озеро прилетали утки, завелась ондатра.
На озеро пришёл и отец Пётр со своим семейством. Он также держал здесь лодку. Посадив детей, он медленно грёб вёслами и улыбался. Супруга его осталась на берегу. Она время от времени махала им рукой. Потом к ней присоединилась Ксения с малышом.
Лодка с ребятами поравнялась с лодкой священника.
– День добрый!
– День добрый!
– Гости то ещё не все разъехались? – улыбнулся батюшка. Был он немного дородный, с широким, открытым лицом и добрыми внимательными глазами.
– Это не гости, это свои! Скоро дом в Чистых прудах купят у Анисия Самюэлевича.
– Как же это я сразу не признал?! Это же Серафима, правнучка Фёдора Петровича! Простите Христа ради!
– Да, отец Пётр, я вам много рассказывал о них, и на встрече знакомил: Серафима, Константин, их сын Алёша!
– Очень приятно! – сказали Костик и Сима.
– Доброе дело сделали, доброе! Я, признаться, как следует вас и не рассмотрел, Серафима. Всё же суета какая-то была. А сейчас дайте-ка при солнечном свете взгляду! Не обессудьте, вроде бы на Елизавету Андреевну похожи, только волосы тёмные. А и от Фёдора Петровича что-то есть! – проговорил батюшка.
– Да, наверное.
– Вот ведь как пути Господни пролегают! – огладил бороду священник. – Какое время сейчас на Руси благодатное! Храмы открыты, дети отцов вспомнили. Время собирания Руси Православной. Я бы так сказал, простите за высокий штиль. В храм то ходите?
– Ходим.
– Приходите завтра на службу, день Воскресный!
– Обязательно придём!
– Ананий у нас теперь в храме помогает, псалмы читает. Ни диакона, ни псаломщика у меня ведь нет. Ну, мне пора, матушку надо тоже прокатить.
– Благословите, отец Пётр! – Сима сложила руки для благословения.
– Храни Господи! – перекрестил ребят священник. – Ангела Хранителя!
2002–2012 гг.
Иерей Владимир
Отец его был священником, и дед был священником, и прадед. Род Ивлиевых широко разросся, семьи всегда многодетные были. Служили честно. Теперь, в основном, в городе живут. Не все сыновья, правда, по священнической линии пошли, кто и по врачебной, по учительской, а кто и по государственной.
Владимир Ивлиев только что закончил семинарию, женился и был рукоположен Владыкой Алексием в иерея в церковь Вознесения Господня в село Подольское, куда к первому месту службы и следовал. Коляска скрипит и подпрыгивает на ухабистой дороге. Рядом с Владимиром его жена, Елизавета, месяц как обвенчались. По дороге им попадаются навстречу крестьяне, снимают шапки, кланяются – батюшка новый едет! Владимиру неловко от такого почёта, не привык ещё. Ряса на нём новая, и вся одежда. А за коляской – воз с их имуществом. Владимир смотрит на Елизавету и думает, как же она без своего фортепиано будет? Как к корове подойдёт? И не может представить. Лиза – барышня городская, нежная. До Подольского ещё далеко. Владимир вспомнил, как хотел, сначала, поступать в университет, но отец попросил его продолжить семейную традицию. Владимир лишь третий по старшинству сын, но старшие в священники не захотели. Игорь закончил Казанский университет, служил инженером. Семён заканчивал Дерптский. Были ещё два младших брата и сестрёнка. Владимир подумал, подумал, да и решил уважить отца, выполнил его волю. К тому же, он привык отцу в церкви помогать, и образование в семинарии хорошее. Учёба у Владимира шла ровно и успешно, и жизнь была интересная. Город их большой, губернский. Семья протоиерея Николая Александровича Ивлиева имела широкий круг общения. Духовенство, интеллигенция, – образованные, воспитанные люди. Отца Николая уважали, он служил в Троицкой церкви в центре города. После окончания семинарии нужно было решать с женитьбой. Отец и матушка, Варвара Ивановна, неволить его не стали. Они догадывались, что Владимиру нравится дочь доктора Рождественского, Елизавета. Лиза, которой только что исполнилось восемнадцать лет, мало говорила, часто болела и почти не поднимала глаз. Владимир ей тоже нравился. Когда они уезжали, лизина мама, Ирина Ильинична, всё сокрушалась, как это её дочь будет жить в деревне! Батюшка же, Павел Сергеевич, утешал супругу и говорил, что деревенский воздух будет их дочери только на пользу! Владимир оторвался от воспоминаний. С холма, где возница остановился поправить упряжь, открывался вид на Подольское. На самом высоком месте небольшая церковь, заметен барский дом посреди села. В низине, прямо под селом, речка, видны мостки и, полощущие с них белье, крестьянки. Через четверть часа они уже въехали в село.
Встретил их церковный староста, Фома Силантьич, крестьянин лет пятидесяти, чисто одетый, с зачесанными на пробор волосами и жиденькой бородкой клинышком. Он показал новому батюшке только что срубленный просторный, светлый дом, предназначенный на две семьи – иерею и диакону. Но диакона пока не назначили, поэтому весь дом и просторный огород были в распоряжении молодой семьи. Но Ивлиевы решили занять только свою половину, куда им столько? Оставив Лизу распаковывать вещи, Владимир пошёл осмотреть храм. Пока он шёл по селу, почти изо всех окон на него смотрели крестьяне. "Новый батюшка идет! – раздавались голоса. – Отец Владимир, благословите!". "Да это же ко мне обращаются!" – опомнился Владимир. И кланялся в ответ, и благословлял.
Поднявшись в гору, Владимир вышел к церкви. Храм Вознесения Господня был деревянный, ещё достаточно крепкий, недавно крашеный. Он положил земной поклон, попросив: "Господи, дай мне быть честным священником!". Обошёл вокруг церкви. За алтарём небольшое кладбище, вот могила его предшественника, протоиерея Александра Фивейского, три недели, как почил. Вечная ему память!
Владимир вошел в церковь. Старинные иконы, роспись. По сравнению с городскими храмами всё небольшое, уютное, как бы домашнее. И запах ладана здесь смешивается с запахом берёз, сосен и полевых цветов. Построена церковь в 1790 году, а сейчас 1907. Молодой священник приложился к иконам, вошёл в алтарь, положил земной поклон. "Вот где точка отсчета, Святая святых! Здесь Христос невидимо присутствует во время богослужения. Страшно! Ответственность-то какая! Господи, укрепи и вразуми!" – молился он про себя. Владимир вспомнил всех своих предков священников, вспомнил святых отцов. "Не осрамиться бы!" – думал он. Выйдя из храма, молодой батюшка улыбнулся яркому весеннему солнцу. Недавно Пасха была! Хорошо! Пойду домой, а завтра надо будет первую службу отслужить.
Елизавета уже разложила вещи. Соседка Дунечка помогала ей растопить печь и поминутно называла "матушкой". Завидев вошедшего Владимира, она быстренько убежала. На столе отец Владимир обнаружил принесённые соседями в знак уважения кулич, десяток яиц, банку мёда и кусок сала.
– Не надо бы этого, Лизонька! – с любовью посмотрел он на жену.
– Что ты, Володя! Мы же теперь батюшка и матушка! – склонив голову на бок и наматывая локон светлых волос на палец, весело и чуть иронично сказала она.
Через год у них родился сын Иван. Ещё через год дочь Анна. Владимир постепенно постигал премудрости нелегкого труда сельского священника и приобретал духовный опыт. Его паства была многочисленной и почти поголовно неграмотной. Кроме Подольского он окормлял ещё пять близлежащих деревень. Но крестьяне, хоть и были неграмотны, но к церковной службе и к священнику имели большое уважение. Толком не зная текстов молитв и Священного Писания, они подчас проявляли редкое милосердие, силу духа, простоту и смирение. И помещик здесь был хороший, Вяземский Павел Иванович, первым приехал к батюшке знакомиться, а потом часто принимал у себя. Он был отставной военный, из дворян. Любил деревню, никуда отсюда уезжать не собирался, а строил сельскую школу и конезавод. К Владимиру и Лизе раз в год приезжали родители. Несколько раз и они были в городе. Лиза от деревенской жизни укрепилась здоровьем, немного пополнела. В деревне её всё умиляло. Она полюбила домашних животных, простую деревенскую пищу. Ходила с деревенскими за ягодами и грибами. Но всё равно её тянуло в город. Она выросла среди широких мощёных улиц; красивых, каждый по индивидуальному проекту построенных особняков. Ей хотелось одеться, выйти в свет, нарядить своих детей, и гулять с ними в парке, слушая оркестр и кушая мороженое. Хотелось, наконец, обсуждать с подругами фасоны новых платьев, а вечером принимать гостей. Назначение мужа она воспринимала как затянувшуюся командировку, и всё чаще стала просить его добиваться назначения в городской приход.
В Подольском отец Владимир прослужил семь лет. И вот, вместо обещанного назначения в город, о котором против своих правил хлопотал его отец, молодого священника назначают в село Овражное. Это ещё восемьдесят верст в сторону от города, на север губернии. Места глухие. Не во всякую погоду и проедешь.
– Лиза, не плачь! Прошу тебя, милая! – он присел около жены.
– Я и не плачу! – всхлипнула она, укачивая полгода назад родившегося Коленьку.
– Послужим пяток лет в Овражном, – и в город. Сам владыко сказал.
– Владыкой потом кто-нибудь другой будет, об обещании забудет, – на мотив колыбельной пропела она.
– Не забудет. А другой будет, так всё равно в город назначат, это обычная практика. Послужил на селе, потом в городе. Ещё не известно, где лучше!
– Ладно, не успокаивай! Мне лучше там, где мой муж. Я же матушка! – и в её больших синих глазах появилась теплота.
– Спасибо, милая!
Владимир вышел на крыльцо. Тихая, лунная ночь. Перед их домом крутой склон, переходящий в поле. Открытое место, ночью все звёзды видно. Жаль отсюда уезжать. Здесь он был счастлив. Служба. Тихий, налаженный семейный быт. Возможность читать, ходить в лес. Но он в некотором роде человек подневольный. А алтарь везде одинаковый – Престол и Жертвенник! Придётся потерпеть.
Овражное село большое, но порядка здесь мало. В селе распространено пьянство. Крестьяне грубые, неприветливые. Помещик появляется редко, предпочитая жить в городе. Ивлиевы поселились в доме при церкви. Храм в честь Казанской иконы Божией Матери требовал основательного ремонта. Но отец Владимир уже приобрел необходимый опыт, и мало помалу стал приводить приход в порядок. Организовал мужиков, подремонтировали храм. Возобновил занятия в воскресной школе. Елизавета, проживая в Подольском под неусыпной опекой соседок, всё же научилась справляться с хозяйством сама. Кроме воспитания детей, она помогала фельдшеру лечить больных крестьян и мужу учить детей грамоте. Здесь у них родилась дочь Вера.
Край был глухой, вести из города доходили медленно. Но даже здесь чувствовалось, какое неспокойное время наступает. Заканчивался 1916 год. Сегодня они получили письмо от родителей Лизы. Те писали, что в городе постоянно говорят о скорой смене власти, что царя не будет. Кто-то постоянно за что-то агитирует, кругом беспорядки. С фронта возвращаются раненые, они озлоблены. Сидя вечером вдвоём, чтобы не тревожить детей, они обсуждали эти новости.
– Два дня назад барин здешний вернулся, приходил в храм. Свечу ставит – рука дрожит со страху. – Рассказал Лизе Владимир.
– Со страху ли?
– Со страху. Говорит, что бежать надо отсюда!
– Из Овражного?
– Да нет, из России, говорит, надо бежать. Прогнило всё, скоро рухнет!
– Вот мы с тобой сидим здесь, ничего не видим! И чего ж он сюда приехал, а не сразу в Париж?
– Не знаю. – Владимир обнял жену.
Октябрьский переворот 1917 года для них прошёл сравнительно спокойно. Только за родителей и родных сильно переживали. До Овражного новая власть не скоро добралась. Жители села всё также ходили на церковные службы, исповедывались, причащались, крестили детей, отпевали усопших. Дел у отца Владимира хватало. Но вот на бывшем помещичьем доме повесили красный флаг, а внутри посадили двух мужчин в кожаных куртках. Вели они себя, правда, незаметно. Создавалось впечатление, что они толком и сами не знают, что делать.
Прошёл ещё год. Новый владыко Никодим перевёл иерея Владимира в церковь Преображения Господня в его родной город. Радости Лизы не было предела. Их имущество не сильно увеличилось в размерах, и, как и двенадцать лет назад, убралось на одну телегу. Жаль было корову Зорьку и поросенка, но их в город не возьмешь. Оставили дьякону.
Дети смотрели во все глаза на большие, красивые особняки на центральных улицах города, на грохочущие трамваи, на автомобили, на вооружённых людей. Лиза и Владимир тоже смотрели, и не узнавали родной город. Вроде бы и дома те же, и улицы… Но что-то новое, тревожное было в воздухе. И дело не только в вооружённых рабочих и матросах. Как будто явственно ощущалось, что старая, размеренная, добрая и тихая жизнь, к которой они привыкли и за которой сюда ехали, уходит безвозвратно.
Они остановились у родителей Лизы. Обе её сестры уже вышли замуж, и родители жили одни. Родители Владимира жили, как и прежде, в доме причта при храме. Лиза смогла, наконец, повстречаться с теми из своих подруг, которые не уехали от новой власти за границу, а таких была примерно половина. От них она узнала, что почти всех их выгнали из собственных домов, и поселили в маленькие комнатки, даже по нескольку человек. А в дворянских и купеческих особняках теперь государственные учреждения, приюты или музеи. И ещё она узнала, что отца Люси, священника Гортинского, расстреляли за то, что он прочитал проповедь против новой власти. Вытащили из храма во время службы, и из нагана в висок. При всех прихожанах. Лиза, рассказывая это Владимиру, дрожала всем телом.
– Я боюсь, Володя! Давай уедем.
– Куда?
– За границу. Ты там служить сможешь в русской церкви. Или другую работу найдешь.
– Нет у меня другой работы, милая! Давай не будем делать такие скорые выводы. Давай поживем немного, осмотримся.
– У нас будет ребёнок!
– Так это же замечательно!
– А мы детей прокормим?
– Не сомневайся, Лизонька! Конечно, прокормим!
– Ты у меня очень оптимистичный батюшка! Очень-очень! – попыталась улыбнуться Елизавета, и стать той прежней, немного восторженной барышней. Но не очень то получилось.
Через год новая власть взорвала Троицкую церковь. Прямо на глазах его отца. Власти решили, что на центральной площади города не место заведению религиозного культа. Всё церковное имущество забрали в пользу голодающих. Николай Александрович в тот же день слёг, но справился с болезнью, и теперь поправлялся. В епархии его вывели за штат по возрасту, а новые власти предложили пожилому протоиерею на выбор должность вахтера в библиотеке или ночного сторожа в музее. Как компенсацию за моральный ущерб, наверное. Но Николай Александрович не унывал, должность ночного сторожа принял, и в свободное время, коего было теперь предостаточно, помогал, чем мог, родной Церкви, и занимался внучатами.
Владимир служил. Храм Преображения Господня располагался на окраине города и, до поры до времени, властям не мешал, как и сам священник.
Относительно спокойно прошли ещё пять лет. Прихожан в церкви заметно поубавилось, остались, в основном, лишь пожилые женщины, остальные спешили строить новую жизнь, или просто боялись. За посещение храма можно было лишиться работы, права поступления в высшее учебное заведение или подвергнуться общественному осуждению и насмешкам. Отец Владимир старался полностью служить положенные службы, и больше времени уделял своим немногочисленным прихожанам. Ну и что, что их было мало?! У них дома семьи, и они приносили в храм проблемы своих домашних, а уносили утешение. Слово Божие всё равно дойдет, верил отец Владимир, закрепится в их сердцах. А Господь поправку, может быть, сделает на безбожные времена, которые, как слышал отец Владимир от некоторых духовных чад старцев– современников, скоро минуют. Елизавета подрабатывала уроками музыки, шила. Дети учились в школе. Над ними насмехались, что они поповские. Больше половины храмов в городе было закрыто или уничтожено. Многих священников вызывали в ЧК. Некоторых отпускали, но больше арестовывали и расстреливали. Вызвали и отца Владимира.