* * *
Как-то Сима пригласила Андрея к себе в гости. Она нашла несколько семейных фотографий, и хотела, чтобы Кораблёв взглянул на них. Он, конечно, пришёл, но не нашёл для себя почти ничего нового. Гораздо больше он удивился тому, что с Симой действительно произошли перемены. Вроде бы всё, как и прежде, – полумрак в квартире, везде холсты, кисти. Но порядка стало больше. И ещё что-то неуловимое изменилось. Нет грязной посуды и горы окурков в пепельнице? Нет, нет, – не то.
– Ну, как, Андрей, понравилась тебе Света? – неожиданно спросила княжна.
– Хорошая девушка, – ответил Кораблёв.
– И только? Этого мало.
– Для чего мало?
– Ну… для замужества, например.
– Вы что же, ваша светлость, женить меня надумали?
– Почему нет?! Ты что, не собираешься?
– Да я, конечно, не против…
– Что же мешает?
– Что мешает, что мешает… – Кораблёв немного смутился. Он привык к тому, что Сима могла неожиданно задать неловкий вопрос, но этот…
– Прости, Андрей! Я поняла, что хватила лишку. Это личная тема.
– Да, личная. – Кораблёв совсем не обиделся, но не знал, что ещё сказать.
– Я сама хотела с тобой поговорить. Знаю, что у тебя Костя был, и всё про меня советовался.
– Откуда знаешь?
– Как откуда? От него. Он от меня секретов не держит!
– Вот это да!
– И что ты обо всём этом думаешь? Стоит мне за Костю замуж выходить или нет?
– Это уж тебе решать!
– Понятно, что мне. А всё-таки?
– Думаю, он тебя любит! И это редкость в наш век!
– Редкость?
– Редкость.
– Наверное, действительно редкость… – Сима легко встала, затушила сигарету и принесла из кухни тарелку с нарезанной колбасой.
– А ты его любишь?
– Не знаю, – просто ответила она. Что такое любовь, Андрей? – Сима закуталась в плед, поджала под себя ноги.
– Это когда… ну, хочешь человеку добра, хочешь быть с ним… в смысле отношения полов.
– У тебя самого неопределённость какая-то в голове!
– Наверное.
Они помолчали.
– Я в церкви недавно была, с батюшкой советовалась. Рассказала ему, что прадедушку расстреляли. – Сима выкинула незатушенную сигарету мимо пепельницы и уткнулась в плед.
– А батюшка что сказал? – Андрей поднял сигарету и затушил её.
– Помянуть их надо, а я не знаю как. Дал брошюрку, вон лежит на комоде.
Кораблёв взял с комода маленькую книжицу – "Встретимся ли мы со своими родными после смерти?". Рядом лежала ещё одна – "Правила поведения православного христианина в храме".
– Прочитала?
– Да.
– Помянула?
– Помянула. Записки написала. В храм пришла, службу отстояла. Тяжело, даже душно как-то. А потом… я спала больше суток. Слабость какую-то почувствовала и покой. И время как будто замедлилось.
Когда Кораблёв вернулся домой, то первым делом спросил у мамы, что она знает о своих предках и о предках отца.
– Чего это ты сынок вдруг заинтересовался? – удивилась она.
– Да вот, подумал, что в архивах копаюсь, про различных людей сведения собираю, а своими предками не поинтересовался ни разу.
– По отцовской линии все рабочими на заводе в Петрограде были. Когда случилась революция, твой дед получил возможность учиться и стал на том же заводе, на литейном, инженером. Отец пошёл по его стопам. Потом мы сюда переехали.
– А ты?
– Я из-под Пскова. Деда моего, твоего прадеда, раскулачили, в тюрьму посадили. Поэтому отцу и маме моей учиться не дали, как детям социально чуждых элементов. А мне уже можно было, так как времена изменились.
– Об этом ты что-то раньше не рассказывала.
– Не рассказывала. Да и чего вспоминать, ведь даже деревни той, где он жил, теперь нет. Немцы сожгли во время войны.
– А моя прабабушка по твоей линии?
– Из простых крестьян.
– У нас не осталось фотографий?
– Есть кое-что. – Матушка хитро прищурилась. – Отец твой в последние годы жизни стал воспоминания писать. И обо всём, что знал, написал. И про моих родственников, и про своих. Он любил приезжать в деревню, где родилась моя бабушка. Свёл там знакомства, расспрашивал. Мы там даже одно лето, ты маленький был, дом снимали, отдыхали. Так в лес пойдём, и он мне всё одну аллейку показывал. Из вязов. Здесь, говорит, местный барин жил. Красивая аллея, ровненькая. – Матушка прослезилась.
– Где же эти воспоминания отца? Да успокойся же, мама! Успокойся, пожалуйста!
– Я спокойна, сынок, спокойна. Мы с твоим отцом хорошую жизнь прожили. Мирно всегда жили. Это богатство моё! И ты моё богатство! А семейный архив на антресолях, в коробке из-под телевизора.
* * *
Прошло два месяца. Кораблёв доделал ремонт, разобрал семейный архив и сел, наконец, писать диссертацию. Он задумался, а какую научную значимость имеют его исследования. Прав, прав Бузынин, что сейчас другое в исторической науке выходит на первый план. Хотя многие кинулись составлять свои родословные. Может на этом акцент сделать? Связь поколений, отцы и деды. Одни деды других в расход пускали и в тюрьму сажали. Отцы музеи потом делали. Надо подумать, надо подумать.
Кораблёв прошёл на кухню, поставил на огонь чайник. Взгляд его упал на начавший отклеиваться уголок обоев. Он сходил в ванную, взял на кисточку оставшегося клея и подклеил обои. "Да, не профессионал я в этом деле. Как ни старайся, а идеально не сделаешь". Он налил чаю, прошёл в свою комнату. "А в истории я профессионал? Вот ведь вопрос. Но, по крайней мере, от истории я не устаю, и мне нравится этим заниматься".
Ход мыслей плавно перетёк на предмет личной жизни. Кораблёв вспомнил, что та девушка, которую он любил, покинула его. Действительно, что он может дать женщине? Есть, правда, квартира, которую они делят с мамой. Но его доход неприлично мал. Он любит сосредоточиться на работе, побыть в тишине, подумать. Может быть, именно это и не устроило Катю? Она как-то обмолвилась, что мужчина должен быть могущественным, великим, а в какой области – не важно!
Примерно в таких раздумьях Кораблёв провёл время до сентября. Диссертация не писалась. То ему не работалось, то возникали какие-то неотложные дела, а то казалось, что надо срочно что-то уточнить в архиве. Научный руководитель его не торопил.
У Симы и Кости дела шли также с переменным успехом. Фирма, где работал Константин, перестала приносить желаемую прибыль, и акционеры подумывали о её закрытии или перепрофилировании. Непосредственный начальник Кости нервничал, нервничал и Костик. Шеф был предпенсионного возраста, а Костик ждал повышения. И теперь, если фирма развалится, ему придётся начинать всё с нуля на новом месте. А он уже собирался купить путёвки во Францию, и сделать таким образом подарок Симе на день рождения.
Сима к этому отнеслась спокойно. Она начала ходить в церковь, и пришла к выводу, что они с Костиком ведут греховную жизнь. Это тревожило её куда больше. В остальном у Серафимы всё было в порядке. Она устроилась преподавателем рисования в школу и с восторгом рассказывала о своих учениках. Её этюды, в том числе и сделанные в деревне, нашли место на одной из выставок молодых художников. И ещё она стала меньше курить.
Как-то они сидели втроем у Серафимы, обсуждали варианты дальнейшего Костикиного трудоустройства. Прошлись и по холостой жизни Андрея.
– А знаете что? – неожиданно задумчиво и тихо сказал Костик. – Мы забыли в этой деревне что-то важное!
– Конечно. Сокровища! – улыбнулась Сима.
– Нет. Вернее, да!
– Так да или нет?
– Забыли сокровища, но не брюлики или золото. В погоне за наживой мы забыли насладиться простой деревенской жизнью, природой. За ягодами сходить, за грибами.
– Ну почему, мы же немного отдохнули? Купались, в Лыково ходили, по деревне гуляли.
– Так ведь всё второпях. А надо спокойно! Давайте на недельку туда опять съездим. Сейчас самое грибное время. И погода отличная – бабье лето!
– Я с удовольствием, – Андрей поправил очки и закурил. – Давненько я с Ананием не общался.
– Тогда поехали! Костика всё равно пока в административный отпуск выгоняют, я в школе договорюсь, у меня подмена есть. А ты, Кораблёв, птица вольная.
Часть 4
Упрашивать Анисия Самюэлевича сдать им на недельку дом не пришлось. Чисто прибранный, он встретил их своим необыкновенным запахом.
Первое, что сделала Сима, войдя в дом – достала из сумки масло и затеплила лампадку. Она перекрестилась и принялась протирать пыль на полочке под иконами. Делала это очень осторожно, тряпочкой, которую также привезла с собой. Кораблёв и Костик, глядя на неё, тоже перекрестились и сделали поклон. Ну а потом началась обычная деревенская жизнь. Костик натаскал дров и затопил печь. Андрей разобрал вещи, достал продукты, сходил за водой.
На следующее утро, часов в семь, они заехали за Ксенией. Ещё накануне договорились вместе отправиться за грибами. Ксения села в машину в цветастой косынке, по-деревенски завязанной сзади. Сима попыталась сделать также, но у неё не получилось. Ей помогла Ксения.
Ехать пришлось около получаса. Потом просёлок закончился, и они, оставив машину, пошли пешком.
– Только вы не очень разбредайтесь, – попросила Ксения, – заблудитесь.
– У меня компас есть. И сотовые у всех. – ответил Костик.
– А по солнышку умеете ориентироваться? – спросила Ксения.
– Я чего-то слышал, – неуверенно сказал Андрей.
– В общем, когда входите в лес, замечайте, с какой стороны солнце. Когда будете выходить, оно должно быть с противоположной.
– Ксюш, мы за тобой гуськом будем ходить, – заверила Сима.
Лес был смешанным. То берёзовая роща, то соснячок, то всё вместе. Солнце, пробиваясь через ветви, создавало сказочную картину.
– Ой, у меня голова кружится, – Сима с улыбкой стала оседать на ковер из еловых иголок и мха.
– Что, Симочка? – подхватил её под руки Костик и усадил на свою куртку.
– Ничего страшного, это с непривычки, надышалась чистым воздухом – заверила Ксения.
– Я никогда в таком лесу не была. И грибы не помню, когда собирала, – Сима счастливо улыбалась. – Ой, а это что?
– Это белый гриб, – посмотрела в направлении её пальца Ксения. – Тебе повезло, вон какой крепенький.
– И что нужно сделать?
– Подрезаешь его повыше грибницы и кладёшь в корзинку.
– Я счастлива, – заверила всех Сима.
Потом вновь ходили по лесу. Гриб попадался всякий. И белые, и подосиновики, и подберёзовики, и грузди. Подготовившийся теоретически Костик всё хотел найти рыжик, но никак у него это не получалось. Каждый раз он склонялся то над волнушкой, а то и над поганкой, подзывал для консультации Ксению, и разочарованно разводил руками. Он доставал из кармана маленький самоучитель по сбору грибов и вновь читал описание рыжика.
Наконец, присели отдохнуть на поваленную берёзу. Сима достала из рюкзачка бутерброды и термос с кофе.
– Я вот всё шёл и думал, – отхлебнул кофе Андрей, – что наши предки до образования русского государства жили в этих лесах, среди нетронутых полей и рек. Питались ягодами, грибами. Какое было, наверное, у них единение с природой! Сейчас даже в сравнительно глухом лесу можно встретить жестянку из-под пива, пластиковую бутылку и прочие отходы цивилизации. Я вон только что видел.
– Взять вот это и нарисовать! – заметила Сима, – прекрасное и ужасное рядом.
– Ты вот лучше это нарисуй, – Костик кивнул в сторону небольшого овражка, покрытого ещё зелёной травкой вперемешку с нежнейшим зеленоватым мхом. Овражек окружали молодые ёлочки, пространство под которыми устлано ковром иголок. Под одной из них стояли два белых, один чуть меньше другого. А рядом видно было, как несколько их сородичей поднимают своими шляпками дёрн. Солнце пробивалось сквозь ветви больших берёз и елей, его свет делился на несколько лучей, как будто тонкими нитями натянутых от травы к вершинам деревьев. Казалось, что по этим лучикам может подняться вверх какой-нибудь жучёк. На одной из сосен сидел дятел и, ничуть не пугаясь людей, стучал по стволу.
– Это уже нарисовал русский художник Шишкин.
Домой вернулись часам к трём дня и сразу завалились спать. Затем весь вечер перебирали грибы, сидя на пенёчках для колки дров, под навесом, одним концом крепившемся ко двору, а другим опирающимся на свежетёсанные столбы. То ли это была крыша для поленницы, то ли летняя кухня, не суть важно. Главное, что сидеть тут было и свежо, и удобно. Часть грибов резали и откладывали на сушку, часть чтоб пожарить, а грузди солить. Назавтра было решено пригласить в гости Ксению и Анисия Самюэлевича.
Стол накрыли в доме. Анисий Самюэлевич был как всегда по старомодному элегантен. И где он только брал эти сюртуки дореволюционных времен? Ксения приехала на современном спортивном велосипеде. Сима сменила более привычные для неё джинсы на цветастый лёгкий сарафан. Ребята навезли из города всякой снеди в импортных цветастых упаковках. Анисий Самюэлевич с энтузиазмом дегустировал все это, сравнивая с продуктами его молодости. Ксения же осторожно попробовала чуть-чуть финского сервелата и чешского пива. Она вообще мало ела. А потом пошли гулять вокруг деревни.
На следующий день Ксения показала им за речкой берёзовый лес. Под ногами теперь были начинающие желтеть трава и листья. Они вышли к небольшому, круглому как блюдце озеру. На берегу увидели долблёную деревянную лодочку, которая оказалась почти полностью вытащена на берег и даже не привязана. В ней лежало деревянное весло с подгнившим концом.
– Это дяди Игната лодка, – сообщила Ксения.
– Можно прокатиться? – спросил Костик.
– Думаю, дядя Игнат разрешил бы, – ответила Ксения.
Костик подошёл к лодке, легко столкнул её в воду и подал руку Симе. Девушка с сомнением посмотрела на тонкую скамейку, но положилась на своего спутника и уселась на нос. Костик легкими движениями весла повёл челнок вокруг озера.
– А ты хочешь на лодке покататься? – спросил Андрей у Ксении.
– Нет, я часто в детстве каталась.
Ксения посмотрела на Андрея спокойно и внимательно. Лицо у неё было тонкое, с немного выступающими скулами. И чего это он решил, что она смущается?!
– Ты про князя местного чего-нибудь слышала?
– Так ведь ты уже много материала собрал. Анисий Самюэлевич говорил, что он всё, что имел, передал вам.
– Иногда бывает, что услышишь рассказ, и он прольёт новый свет на события, давно известные.
Ксения не успела ответить, потому что в этот момент около них появилась Серафима.
– Всё, завтра иду сюда рисовать, – воскликнула княжна.
И на следующий день Сима с Костиком действительно отправились к озеру. Андрей остался дома. Он устроился с книжкой на печке и с удовольствием ощущал, как от пеших прогулок гудели ноги, и по телу разливалась приятная усталость. Он просматривал хорошо иллюстрированный труд по краеведению их области. Книгу дал ему Бенеславский. На фотографиях знакомые полуразрушенные стены, треснувшие фасады. Растущие из трещин и на крышах трава и побеги молодых деревьев. Состояние усадьбы Бельских – редкое исключение. В подавляющем большинстве случаев памятники архитектуры находились в плачевном состоянии. В книге были даны описания истории этих строений. Об усадьбе Бельских, как ни странно, рассказано было не очень подробно. "Ну что же, надо будет устранить этот пробел!" – с воодушевлением подумал Андрей. Предмет исследования увлёк его, и он начал находить в своей работе конкретный смысл.
* * *
– За что они нас так, Федя?
– Оказались мы, Лизонька, своему народу чуждым элементом. "Контра", так, кажется, теперь говорится. Слово-то какое выдумали!
– Мы же с тобой жили, как предки завещали?! Что Бог дал, тем и жили.
– А теперь Бог другое даёт. Вместо почёта – презрение, вместо богатства – нужду. Придётся смиряться, мы же с тобой лишь песчинки перед Ним.
– Ну, если песчинки, тогда пойду, огород прополю. Хоть бы картошка уродилась, а то, что зимой делать будем?
– А я пойду, попрошу у новой власти хоть книг каких с собой взять, и одежды. Да надо дворницкую обустраивать, к зиме готовиться.
Князь пошёл в свой бывший дом. Сердце тревожно ныло. Он чувствовал свою униженность и ненужность. С приходом новой власти, первые плоды деятельности которой докатились до их провинциальных мест где-то на год позже, чем до Петербурга и Москвы, всё встало с ног на голову. Их выселили из собственного дома, объяснив, что они, угнетатели трудового народа, слишком много имеют и надо делиться. Половину дома отдали под комиссариат, половину под школу. Ну, про школу он ещё мог понять. А вот зачем обвинять зажиточных крестьян в нечестности нажитого, если они заработали это своим собственным трудом и хозяйственной сметливостью? Зачем поощрять лентяев, которые теперь отказываются вовсе работать, пьют, во многих сёлах избивают своих бывших господ и делят их имущество? В чём виноваты священники, которые всего лишь продолжают делать своё дело и окормляют паству?
– А, ваше высокоблагородие! – заметно ёрничая, приветствовал его восседавший в гостиной человек в кожаной куртке. – Зачем пожаловали?
В комнате было сильно накурено, грязно. Около камина лежала большая куча дров. На венском диване сидели несколько солдат. За княжеским письменным столом, принесённым из кабинета, что-то писал молодой человек в штатском, в пенсне, который курил трубку. Одет, как одевались до революции интеллигенты среднего достатка. Была ещё молодая женщина, с усилием тыкавшая пальцем в клавиши пишущей машинки. Да это же Аграфена, с удивлением заметил князь, прислуга Игнатова. Изменилась, и не узнать.
– Да вот хотел забрать кое-какие личные записи, семейный архив. И одежды бы какой взять, одеял.
– Мёрзнете, ваше сиятельство? Не привыкли к трудностям то?
Князь промолчал.
– Трудовой кровушки вы попили, настали теперь другие времена! – Товарищ в кожанке всё больше расходился. Встал со стула, начал приближаться к стоявшему в дверях князю.
– Товарищ Семенец! – строго окликнул его тот, что сидел за столом.
Товарищ Семенец, не дойдя до князя шага три, сжал руку в кулак, так что костяшки побелели. Что-то угрожающе прошипел себе под нос, и пошёл на своё место.
– Вашу просьбу, гражданин Бельский, мы рассмотрим. Архив и другие записи придётся пролистать. Не обессудьте. Вещи, что хотите взять, отложите, посмотрим. Что можно, отдадим.
– Благодарю вас! – ответил князь. Он снова обрёл утерянное было спокойствие. "Да обойдётся всё, образуется, – подумал он. – Вот вроде и у новой власти есть разумные люди". Во всяком случае, такое впечатление произвёл на него человек в пенсне.
– Кстати, зовут меня Цмигельс Лев Самуилович, назначен сюда комиссаром.
– Князь Бельский Фёдор Петрович, бывший местный помещик.
– А князь тоже бывший? – улыбнулся Цмигельс, отхлёбывая чай.
– Нет, князей бывших не бывает.