У. (озаряясь догадкой): А–а, вы сумасшедший! Как я сразу не догадался!
М. (Учителю): Он сошёл с ума от любви. Не такой уж редкий случай.
Б.: Я и себя выдумал.
У.: Разумеется. Среди нас троих именно вы больше всего похожи на выдумку.
М.: Не скажите…
У.: Вы считаете, что пальма первенства принадлежит вам?
М.: Нет.
У.: А–а, вы намекаете на меня…
М.: Нет.
У.: Хм… Неужели… Неужели - мальчик?!
М.: Нет. Я снимаю маску.
Б.: Нет! Заклинаю, только не это!
У.: Почему же? Пусть снимет. Не удивлюсь, если это окажется она.
Б. (поражённый догадкой, высказанной учителем, вскакивает, разинув рот; замирает, потом произносит с громким выдохом) Вы думаете, это…
У. (многозначительно): Это вы думаете. А я - говорю.
Б. (Маске): Нет! Только не это! Не снимайте!
У. (Маске): Снимайте!
Б. (Учителю): Нет! Умоляю!
У. (Бухгалтеру): Чего вы боитесь? Ведь он - всего лишь фантазия. К тому же - ваша. (Маске) Снимайте же!
Б. (Учителю): Я боюсь, что фантазия окажется реальностью. (Маске) Заклинаю вас всем святым, не снимайте!
М.: Я всегда полагал, что страшней, когда реальность может обернуться фантазией, а не наоборот.
Б. (Маске): Вы думаете, голова без курочки страшнее, чем курочка без головы?
У. (всторону): Да они оба того! (Бухгалтеру) Страшнее всего, это когда нет ни головы, ни курочки.
Б.: А кто из вас курочка, а кто голова?
У. (задумчиво): Какой неожиданный взгляд на вещи…
М.: У сумасшедших всегда так. Я снимаю маску.
Б.: Да, снимайте. Пусть свершится.
У.: Нет! Стойте! Не надо… Я сам всё скажу.
М.: Так говорите же!
У.: Да. Да. Я должен во всём признаться.
Б.: Что ещё?
У.: Дама… Дама… это я.
Б.: О боже! (Маске) Это правда?
М.: Увы.
Поражённый Бухгалтер возвращается на своё место у стены, садится на корточки и рыдает.
М. (Учителю): Ну, и зачем вы это сделали?
У.: Надоело всё.
М.: Это не повод.
У.: Может так ему будет легче.
М.: А вам стало бы легче, если бы вам сказали, что у вас раздвоение личности?
У.: А я это знаю. Пусть узнает и он.
М.: Ну что ж…
Учитель отходит к Бухгалтеру, садится на корточки рядом с ним, кладёт голову ему на плечо, гладит его по голове.
Б.: Так вы не учитель! Не учитель!
У.: Простите меня, друг мой.
Б.: Я не хочу жить!
У.: Но и я не хочу умирать.
Б.: Так вы - это я.
У.: Нет. Вы - это я.
М.: Пора!
У. (Маске): Да. Снимайте уже. Всё равно.
Маска, повернувшись к зрителям спиной, лицом к партнёрам, медленным, но решительным движением снимает с лица чёрную маску. На лицах Учителя и Бухгалтера ничего не выражается.
У. (Маске): Я так и думал.
Б. (Маске): Так это вы!
Маска поворачивается лицом к зрителям. Теперь видно, что под чёрной маской у него пряталось не лицо, а точно такая же маска, только - красная. Постояв так, ощупывая лицо руками, Маска горько смеётся, отходит к плахе, садится на неё и принимается ласкать рукоять топора.
М.: Да, я. Вернее, не я.
У.: Тогда кто же?
М.: Тот, кем я всегда хотел стать.
Б.: Ну и?.. Стали?
М.: Не знаю. Зависит от вас.
У.: Разумеется.
М.: Значит, вы готовы?
У.: Этого я не сказал.
Слева появляется Женщина, мама того самого мальчика. Мальчик, как и в прошлый раз идёт чуть позади. Ему лет восемнадцать, но зрителям ясно, что это тот же самый мальчик. Всё как обычно. Мальчик останавливается у плахи, Женщина не замечает этого и идёт дальше, пока не уходит со сцены.
Мальчик (поглаживая рукоять топора): Тополик!
Маска: Топорик.
Мальчик: Лектолу головку тёк–тёк.
Маска: Да, ректору тёк–тёк.
Мальчик: И той студенке.
Маска: И студентке.
Мальчик: Энстейну.
Маска: И Ньютону.
Учитель: Ньютона не трогайте!
Мальчик (указывая на Учителя): Дяде.
Маска (указывая на Бухгалтера): И другому дяде.
Мальчик: Всем.
Маска: Всем–всем.
Женщина, заметившая отсутствие мальчика, возвращается в переход.
Женщина: Дорогой, ты что там застрял? Догоняй скорей!
Мальчик: Тёк–тёк!
Женщина: Ну скорей же, милый! Нам некогда.
Мальчик: Маме тёк–тёк.
Маска: И маме, конечно, малыш.
Женщина: Да идёшь ты или нет, остолоп! Сейчас плюну и оставлю тебя здесь.
Мальчик: Тьфу!
Женщина: Ну и ладно, ну и оставайся здесь один, в этом пустынном и страшном переходе. Придёт сессия, и зачётка, и армия со стройбатом, и второкурсница с залётом, и палёнка, и Коля Басков, и сессия…
Учитель: Она уже говорила "сессия".
Мальчик морщится и начинает плакать.
Женщина (продолжает): и папина пенсия, и будущее, и долги по кредиту.
Учитель: Не бойся, мальчик, страх перед будущим иррационален.
Мальчик, продолжая плакать, почти бегом направляется к матери. Та обнимает его, целует.
Женщина: Не бойся, милый, теперь армия не придёт - я уже позвонила военкому и отменила повестку.
Она берёт мальчика за руку и уводит. Уже уходя со сцены, мальчик оборачивается и кричит Маске: "Тёк–тёк!"
Бухгалтер: Какой смышлёный мальчик. Когда вырастет, станет бухгалтером.
Учитель: Или учителем.
Маска: Или мной.
Б.: А я уже никем не стану.
У.: Да, наше время вышло.
Оба смотрят на часы.
Б.: Ого!
У.: Ничего себе!
Б.: Она не придёт.
У.: Не придёт.
М.: Её не существует.
У.: Вы её выдумали?
М.: Да.
Б.: Не может быть!
У.: Зачем?
М.: Чтобы она выдумала вас.
Б.: Это жестоко!
У. (доставая из кармана письма от дамы): А письма?
М.: Это я их написал.
Учитель и Бухгалтер (вместе): Вы?!
Б.: Но как же..?
У.: Зачем?
М.: Чтобы вы пришли сюда.
У.: Значит…
Б. (продолжая мысль учителя): мы уже…
М.: Да.
У.: Но у меня ещё два урока!
Б.: У меня отчёт.
М.: А у меня - мечта.
У.: Странно быть синицей в руке.
Б.: Но это лучше, чем журавлём в небе.
Маска встаёт, выдёргивает из плахи топор, пальцем проверяет остроту лезвия.
М.: Ну, кто первый?
Б. (поднимаясь и разминая затекшие ноги): Вы ещё увидите её?
М.: Да.
Б.: Передайте ей, что я всегда её любил.
М.: Да.
Продолжая нежно прижимать к груди гроссбух, бухгалтер встаёт на колени у плахи, кладёт голову в выемку. Маска поднимает топор наизготовку.
Освещение гаснет. Слышен глухой удар.
(Занавес)
Конец света
Свет кончился внезапно. В наступившей тьме всё перемешалось и выглядело совсем иначе, чем до конца света. Наверное, даже в начале первого дня творения не было так темно и дико.
- Конец света! - воскликнула жена.
- Конец, Света, - подтвердил Иван.
Пятилетняя дочь Маша предалась громкому рёву. Она не хотела конца света, но никак не могла ему воспрепятствовать и плакала от собственного бессилия. А ещё ей было немного страшно.
- Ты испугалась, что ли? - спросил Иван. - Какой же ребёнок ты у нас ещё, а!
- Я не жеребёнок, - ответила Маша. - Я плачу от собственного бессилия.
- Ну! - рассердилась Света, которая в темноте неудачно пыталась накормить дочь (всем известно, что перед концом света нужно как следует поесть) и вместо рта попадала на платьице. - Опять пролила… Сядь‑ка ровно, не вертись.
- Я не могу коровно, - ответила Маша. - Я жеребёнок.
Кто‑то забарабанил в дверь со стороны подъезда. "Началось! - подумал Иван. - Черти пожаловали по наши души".
- Кто там? - спросил он, подойдя к двери.
- Не знаю, - ответил смутно знакомый голос. - Чёрт знает, кто там, я‑то - здесь. И в полной темноте.
- Я тоже здесь, - успокоил Иван. - И тоже в полной.
- Тогда открывай, - сказал голос. - Загасим по соточке за конец света.
Теперь Иван узнал грубый голос соседа–пожарника Фёдора. В полной темноте он открыл дверь и проводил соседа на кухню. Оставалось главное - умудриться в непроглядном мраке "загасить по соточке".
- Вот и конец света наступил, - пожаловалась Света соседу–пожарнику.
- Он наступил мне на ногу, - добавила Маша.
- Это я наступил тебе на ногу, - возразил Фёдор.
- Нет, это я ей наступил, - не согласился Иван. - А ты наступил - мне.
- А мне тогда кто? - спросила Света.
- Тогда тебе - конец света, - сказала Маша.
- Спасибо на добром слове, доченька, - всхлипнула Света. - Дожила мамка. Доча ей конец сулит…
Все, за исключением Маши, загасили по соточке. Хотя никто не мог гарантировать, что разлито было поровну, и Маше тоже не досталось. Скорей всего, разлито было гораздо больше, чем выпито, а выпито - гораздо меньше, чем предполагалось.
Когда пожарник пытался налить по второй, в дверь со стороны подъезда громко затарабанили.
- Ну вот, - сказал Иван. - Началось.
- Обнимемся на прощанье, - предложил сосед–пожарник, обнимая Ивана. Иван объятий не почувствовал и смачного поцелуя - тоже. Хотя отчётливо слышал его звук.
- Кто там? - спросил он у двери.
- Майка, - ответил голос.
- Чья? - резонно уточнил Иван.
- Фёдора.
- Федя, ты в майке? - крикнул Иван на кухню.
- Да, - ответил пожарник, ощупав себя.
- Он в майке, - известил Иван ту, что стояла за дверью. - Вы чья‑то другая майка.
- Сейчас я ему дам другую! - пригрозил голос.
- Тебе принесли другую майку, Фёдор, - сказал Иван в кухню.
- Зачем мне ещё одна? - удивился тот.
- Да откройте же! - потребовал голос. - Это Майя.
Иван похолодел. Перед глазами поплыли древние календари апокалипсиса.
- Индейцы майя пришли, - обречённо произнёс он в кухню. - Те, что конец света изобрели.
- Не открывай! - воскликнула Света сдавленным голосом. Наверное, пожарник крепко обнимал её на прощание.
- Успеем загасить ещё по соточке, - добавил он.
- Мне больше не наливайте, - возразила Маша. - Водка невкусная.
- Ваня, да откроешь ты или нет?! - нетерпеливо воскликнули за дверью индейцы.
- Нет, - честно признался Иван. - Вы придумали конец света, сами и расхлёбывайте.
- Тогда позовите Фёдора. Это Майя. Евошняя жена.
- Дядя Фёдор замужем за индейкой, - сказала Маша. И спросила, обращаясь к невидимому пожарнику: - Дядя Фёдор, а у тебя правдаевошняя жена?
- Ещё какая евошняя! - мрачно процедил Фёдор.
Иван открыл дверь и провёл Майю на кухню. В хрущёвской пятиквадратной кухне стало тесновато.
- Что ж ты, сволочь, ушёл и бросил супругу в темноте! - укорила Майя, отвешивая мужу смачную пощёчину.
- Ругайтесь осторожно, здесь ребёнок! - предупредила Маша.
Иван принял пощёчину стоически.
- Да, - согласился он. - Не по–мужски поступил, сознаю. Но ведь она оставалась с Фёдором и Машкой. А мне нужно было открыть дверь.
- Ладно, давайте загасим по соточке, - предложил Фёдор, чтобы разрядить атмосферу.
- Их уже и без нас загасили, - недовольно сказала Майя. - И соточки, и шестидесяточки.
- Как вы думаете, это конец? - вздохнула Иванова жена, нащупывая в темноте по–женски солидарную Майину руку.
- Конец, Света, - подтвердил Фёдор, вздрагивая от прикосновения.
- Всё врут календари, - отозвалась Майя. - Разве ж это конец! Это - так, недоразумение.
В дверь затарабанили со стороны подъезда.
- Кого ещё чёрт принёс?! - воскликнул Иван, направляясь в прихожую.
- Подарки, - сказала Маша. - Чёрт принёс деда Мороза с подарками.
- Не время ещё, - сказала Света. - Рано.
- Так папа всегда говорит: не вовремя же чёрт принёс этого деда Мороза!
- Кто там? - спросил Иван под дверью.
- Сто грамм, - ответил до ужаса знакомый голос. - Шутка.
- Какие уж тут шутки, - недовольно произнес Иван. - Хватит с нас на сегодня шуток.
- На самом деле это Владимир Путин, - пояснил голос, - ваш президент. Телевидение не работает в связи с концом света, поэтому я пришёл лично обратиться к вам с речью и поздравить вас.
- С чем поздравить? - опешил Иван.
- С тем, что всё наконец‑то кончилось, - пояснил президент. - И хуже уже не будет.
Иван, стесняясь своего трико с растянутыми коленями, открыл дверь и проводил президента в собрание.
- Уважаемые граждане России, дорогие друзья! - провозгласил тот, вступая на кухню. - Сейчас в каждом доме праздничное настроение и совершенно особая атмосфера…
- Где‑то я уже это слышала, - перебила Майя.
- Ой, кажется, я перепутал речи, - смутился Путин.
- Ну что, загасим по соточке? - оживился Фёдор. - Для прояснения мозгов.
- За конец света, - добавил Иван.
Загасили.
- А вы мне так в мультиличностях нравитесь! - вмиг захмелевшая Майя приобняла президента за плечи. - Как вы там с Медведевым зажигаете!
- А давайте зажжём, а! - воскликнул Фёдор. - По нашенски, по пожарски!
- Попожарски я не хочу, - сказала Маша.
- Пойдёмте лучше телевизор смотреть, - предложила Света, которая не любила зажигать - ей больше нравился тихий домашний уют.
- В связи с концом света телевидение не работает, - процитировал Иван президента.
- Я не телевидение смотреть зову, а наш новый телевизор, - возразила жена. - Они ж его ещё не видели.
Все прошли в залу и стали смотреть телевизор. Смотреть приходилось наощупь, но так было даже интересней и загадочней. Иван так и не понял, чей телевизор он ощупывал, но было очень весело. Веселье ежеминутно нарастало, пропорционально росту промилле в крови. Первой не выдержала Майя.
- Зажигай! - взвизгнула она, наваливаясь на президента бюстом четвёртого размера.
Президент чиркнул спичкой, сноровисто зажёг от неё пару бенгальских огней. Очарование конца света была развеяно, зато стало так карнавально, по–новогоднему!
Все увидели, что президент - вовсе не президент, а самый настоящий дед Мороз, которого чёрт всегда приносит не вовремя. В пылу веселья Майя сдёрнула с Мороза бороду, и тогда оказалось, что на самом‑то самом деле это Дмитрий Медведев - электрик из восемьдесят шестой.
- Скажи честно, Митя, - доверительно обратился к нему Иван. - Конец света - твоя работа?
- М–моя, - нетрезво кивнул президент–Мороз–электрик. - Хорошо сидим!
Иван подошёл к окну, выглянул. Местность была укутана апокалиптической тьмой.
- Ты что же это, - весь город?! - испуганно воскликнул он.
- А чего мелочиться, - широко улыбнулся Дмитрий Медведев. - Берите шире, россиянин! Всю страну поимел!
Все разом приникли к окну, выглядывая на улицу, где творился хаос: бегали люди, сыпались молнии полицейских мигалок, визжали сирены скорых помощей, звенели разбитые мародёрами витрины.
С запада молчаливыми стройными рядами входили в город отряды индейцев майя. Полуголые, краснокожие и загорелые, с томагавками на плечах, они сурово и голоступо утаптывали декабрьский снег. С неба падали метеориты, врубаясь в крыши домов, разнося в щепки неправильно припаркованные машины.
В чёрном небе злокозненно хмурился синий глаз планеты Нибиру. Земная ось колебалась, острым концом вспарывая небесный купол, так что звёзды сыпались с него градом.
И тут, неожиданно и ослепительно, вся вселенная озарилась вспышкой теоретически–большого взрыва. Заломило глаза, сердце ухнуло и понесло. "Вот и конец!" - мелькнуло в Ивановой голове.
- Свет! - закричала над ухом Машка. - Люди, свет дали!
Иван поднял голову со стола, вытер со щеки слюни, сонно захлопал глазами, привыкая к свету.
"Ну слава богу, приснилось! - с облегчением подумал он, потягиваясь. - Ничего не было!".
Рядом, сзади и внизу, кто‑то всхрапнул, зачмокал губами. Иван неуверенно оглянулся в ту сторону.
В по–хрущовски узком промежутке между диваном и телевизором валялся пожарник Фёдор. Его рука по–хозяйски обнимала бюст Светы, на лице которой, сбившись и скомкавшись, неаккуратными патлами прилепилась дедморозовская борода Дмитрия Медведева, храпящего на кресле в углу, в объятиях Майи.