- А вы понимаете, - говорю я строго, - что вы только что открыто предложили человеку заняться проституцией?
- У нас в стране мужской проституции нет, - не теряется СПА-менеджер. - А если вам наша креативная специальность не нравится, никто вас не заставляет. Идите в грузчики. Хотя напрасно вы так… У него, - юноша указывает на моего брательника, - будет официальная запись в трудовой книжке, что он работает косметологом-массажистом. А если вы ментов боитесь, то в этом округе у нас все свои.
- Я подумаю над вашим предложением, - говорит брат.
- Окей, звони, если что, - кивает СПА-менеджер, - на вид ты вполне продаваем…
Муза для гениев
"На десерт" мы с братом отзываемся на объявления частных лиц. Накопленный опыт подсказывает нам, что и они попахивают непристойными предложениями. Автор объявления "Талантливому скульптору требуется молодой натурщик" приглашает брата в свою творческую мастерскую. В студию в районе Чистых Прудов мы заваливаемся вдвоем. Нас встречает статный седовласый скульптор "за полтинник" и показывает свои работы. В просторном светлом помещении с огромными окнами полно его творений - законченных и не совсем. Жаль, я в скульптуре ничего не понимаю, и брат тоже. Поэтому, насколько талантлив наш новый работодатель, мы сказать не можем. Но к богеме он принадлежит точно - вальяжный, изысканно светский… Меня он, конечно, не выгоняет… И даже угощает дорогим коньяком. Но, честно говоря, большего равнодушия к своей персоне я в жизни не встречала! Гений смотрит сквозь меня и откровенно игнорирует мои вопросы. Он обращается только к брату, смотрит только на него и слушает только его. Вроде бы скульптор и не делает ничего особенного, но я начинаю очень остро ощущать себя пустым местом, или пятым колесом, или зонтиком для рыбки - на выбор. Ну крайне неприятное чувство, доложу я вам! Так и хочется встать и самой уйти! В студии меня удерживает только наш эксперимент.
Скульптор говорит гладко и красиво - к словам не придерешься. А вот смысл настораживает. Заветное слово "продаваем" он, конечно, не употребляет, но…
- Я хотел бы, чтобы мой натурщик проводил со мной как можно больше времени. Возможно, даже жил бы здесь. Ведь вдохновение - это, знаете ли, такая штука, оно может и среди ночи посетить, и рано утром… А если музы под рукой нет, то художник не может творить. Плачу я щедро, я не жадный. Искусство не терпит скаредности, а я живу ради искусства. По внешним данным вы мне подходите, а детали мы обговорим. Конечно же, я не требую от вас сиюминутного решения. Может быть, мы поужинаем сегодня вечером в одном уютном местечке и в процессе все решим?
Скульптор смотрит моему брату прямо в глаза долгим влажным взором.
- Дорогой, нам пора! - невежливо вторгаюсь в беседу я, ибо нет на свете ничего страшнее уязвленного женского самолюбия. Ну как можно совсем не обращать на меня внимания? "Ах так? - мстительно думаю я. - Сейчас как уведу своего младшенького, останешься без натурщика, старый пень!"
Мы допиваем дорогой коньяк (чего добру-то пропадать?) и раскланиваемся, обещая перезвонить на днях.
Уже дома мы с братом коллегиально решаем, что отзываться на объявления "Требуется личный секретарь для известного писателя" и "Помощник в студию для подающего надежды композитора" особого смысла нет. Мы уже и так знаем, что нас там ждет. Ведь вдохновение это, знаете ли, такая штука…
Резюме "живца"
Заключение о моей продаваемости, конечно, где-то потешило мое самолюбие. Но в результате я все же решил: если уж торговать своими достоинствами, я лучше еще раз попытаюсь пустить на продажу не "товарную внешность", а свою профессию риэлтора. Ее хотя бы не пропьешь.
Резюме брюнетки:
В качестве "корыстной сестрицы" выступать было прикольно! Но в остальном прискорбно, но факт: за исключением посетительниц стриптиза и салона (которых мы, впрочем, так и не увидели) на нашего "продажного мужчину" претендовали исключительно мужчины! Вполне возможно, дамы когда-нибудь и впрямь придут в стриптиз и салон покупать нашего мальчика… Но справедливости ради следует признать: прежде чем он попадет в руки потребительниц прекрасного пола, ему придется пройти суровую и, видимо, непростую школу в объятиях себе подобных.
МЕСТЬ АМАЗОНКИ
Известная всем народная мудрость "сын за отца не в ответе" подразумевает, что дети не должны отвечать за поступки своих родителей, не несут ответственность за ошибки старших и уж, тем более, не должны получать за них наказания. А вот вправе ли дети мстить за своих родителей? Задуматься об этом меня заставила нижеописанная семейная сага.
Юные девушки особенно любят промчаться в седле на закате, с развевающимися по ветру волосами, представляя себя при этом отважными и всесильными амазонками.
Считайте, вам повезло, девочка будет ходить, - вышел хирург к застывшей от ужаса в больничном коридоре Аниной маме. - Считайте, что легко отделались. Но восстановительный период будет долгим, травмы серьезные.
За последние три дня родители Ани пережили весь спектр человеческих страданий: от страха потерять дочь вообще до ужаса, что 25-летняя девушка останется инвалидом. Сейчас у женщины не хватало сил даже обрадоваться словам врача.
А тем временем Аня, неподвижно глядя в облупившийся потолок больничной палаты, повторяла как мантру:
- Ненавижу, ненавижу, ненавижу!
Романтический приют
В области, граничащей с московской, полно красивых лесов, полей и рек. По ним так приятно проехаться верхом - особенно, на рассвете или на закате. Моменты пробуждения или, наоборот, перехода природы ко сну, особо тонко чувствуют женщины. Именно они чаще мужчин седлают коней в первых либо в последних лучах солнца.
Наш разговор происходит в тренерской при конюшне. Пахнет лошадиным потом, вокруг развешаны седла, подковы и прочая утварь. На стенах - фотки с соревнований по конкуру и выездке. На столе - переполненная пепельница и две чашки остывшего чая. За столом - мы с Ритой.
Рита - невысокая, крепкая, русая. Ее можно было бы назвать красивой той воспетой поэтами "неброской среднерусской красотой", если бы не тяжелый взгляд и затаенная боль в опухших красноватых глазах. Сейчас они просто заплаканные, а вообще василькового цвета.
На этой конюшне летом я бываю часто, потому что она недалеко от моей дачи, а я люблю верховую езду. Я - как раз из тех, кто любит мчаться галопом на заре. На закате не люблю, потому что в наших краях вечером лошадей достают насекомые, что делает верховые прогулки небезопасными. К этому выводу я пришла опытным путем: падала и не раз.
Но сегодня Рита вызвала меня сюда, чтобы о чем-то рассказать. Говорит, что это для нее важно. Наверное, это действительно так. Эту девчонку я помню, когда ей было еще лет 9. Она всегда помогала на конюшне и профессионально занималась выездкой. Всегда была молчаливой, упорной, смелой и довольно скрытной. Никогда не участвовала в девичьих посиделках со обсуждением сплетен-слухов, которые иногда случались на конюшне среди инструкторш и клиенток.
"Лошади нужны для тонуса и душевного покоя", - любит повторять Ритин папа, по происхождению казак. Петр Ильич (или попросту Петро, как его величают братья по казачеству) с детства любил верховую езду, да раньше времени на нее особо не было. Но в середине 90-х хобби Петро смогло стать бизнесом - и небезуспешным.
- Раньше отец в областном центре работал главным инженером на крупном предприятии, - рассказывает 21-летняя дочь Петро Рита. - Нагрузка большая у него была. Домой придет, мать ужин подаст. Он съест и падает на кровать как мертвый. Но чуть выходной появится - он сразу меня и маму в охапку и в деревню, где родился. Там у бабушки дом с большим участком, и отец у нее на подворье лошадей держал. Всегда две-три коняшки у него были. Он говорил, что они ему жить помогают. Я тоже с трех лет в седле, в лошадях разбираюсь - и ухаживать могу, и объезжать. И прокатные смены водить в поля.
По словам Риты, после августа 98 лошади действительно помогли и отцу, и всей их семье. Тогда отец потерял работу, но накопления остались. На них он отстроил близ родной деревни просторную конюшню с манежем и левадой. А к ней - небольшую гостиницу. Маленькие деревянные гостевые домики, зато со всем необходимым - с кроватями, рукомойником и даже душем. Петро прикупил к своим трем лошадкам еще 5 голов, а заодно взял на постой и обслуживание несколько частных лошадей. Такая услуга приносила неплохие деньги. Нанял коноводов, шорников, кузнецов, тренеров и открыл конный прокат. Недалеко от тех мест как раз отстроился элитный дачный поселок, и затея Петро стала пользоваться успехом у новых дачников. Ездить верхом как раз снова вошло в моду. Рита тогда еще училась в 5 классе, но на выходные приезжала в деревню и помогала отцу обучать новичков - водила по манежу на корде. А Ритина мама, Елизавета Петровна, экономист по образованию, вела общую бухгалтерию. А назвали семейное предприятие романтично - "Приют амазонки".
Особенная любовь
Рита рассказывает, что до 2008 года и "Приют амазонки", и их семья процветали - были и деньги, и клиенты.
- Отец достроил еще несколько гостевых домиков, и они никогда не пустовали. Или фирма какая-нибудь на выездной корпоратив арендует, или городские жители большими компаниями заезжают. Потом мы построили еще деревянный "салун" в стиле Дикого запада, открыли там бар. В общем, "Амазонка" стала чем-то вроде элитной базы отдыха с полным пансионом и верховой ездой и пользовалась большой популярностью в округе.
Но в августе 2008, как раз после пышного празднования десятилетия, в "Приюте амазонки" случился крупный пожар.
- Я так плакала! - вспоминает Рита. - Ладно еще, что все постройки сгорели. Но и лошадей много погибло, среди них мои любимые были - орловская рысачка Стрелка и араб Падишах - я сама их объезжала, тренировала. Ну убытки, конечно, понесли. Самых хороших, воспитанных под прокат лошадей мы потеряли - клиентов не на кого было сажать. Да и частники многие погибли, за них с хозяевами расплачиваться пришлось. Им-то все равно, по чьей вине они своей собственности лишились. А породы дорогие у нас стояли - ахалтекинцы, американские рысаки. Мы думали, что это конкуренты или завистники с нами расправились. А отец сказал: ничего, справимся! Он вообще оптимист.
Немного оправившись после пожара, отец уехал в соседнюю область покупать новые головы, а потом Рите пришлось объезжать, воспитывать новых лошадок под прокатные нужды. Тогда у нее и появилась любимица - ахалтекинка по кличке Особенная.
- Особенная - главная любовь моей жизни, - при упоминании о любимой кобылке у Риты загораются глаза. - Отец ее жеребенком привез, я ее буквально выходила-выкормила, воспитала. Я тогда только школу окончила, а в институт пока поступать не стала - полностью посвятила себя лошадям. Вернее, Особенной. А вообще я всех наших лошадок знала как облупленных - у кого какое настроение, у кого чего болит, кого сегодня можно в поля выпускать, а кто "козлить" настроен. Я тогда целый год в бабушкином доме прожила, в город только по крайней необходимости ездила. Отец часто при конюшне ночевал, а в городской квартире была мама. Там у нас что-то вроде офиса было: она там свою бухгалтерию вела и принимала по телефону заявки на групповой прокат и постой в "Амазонке". Я думала, что годик поработаю, родителям помогу с бизнесом, а потом подам документы в сельхозакадемию. Но через год у мамы случился инсульт. А еще через три месяца - второй. Она почти перестала разговаривать, у нее обездвижилась левая часть тела. А ведь ей всего 42 года!
Фаворитка
По словам Риты, в тот год, когда она бывала в городской квартире лишь наездами, она стала понимать: между родителями что-то неладно. Отец уже не иногда ночевал, а практически переселился в гостевой домик при конюшне. Мама выглядела подавленной и нездоровой. Рита нередко заставала папу и маму за разговором на повышенных тонах, но при ней они тут же умолкали. В их семье не принято было посвящать ребенка в конфликты между взрослыми - даже если этому ребенку уже за 20.
- Если честно, я особого значения этим разборкам до поры до времени не придавала, - признается Рита. - Ну поругались, с кем не бывает. Они ж у меня с техникума, то есть, с 17 лет вместе - на одном курсе учились. Три года встречались, потом поженились, а когда им по 21 было, у них я появилась. Я думала, если у людей целая жизнь вместе за плечами, разберутся как-нибудь. Но все оказалось куда хуже…
По признанию девушки, ахалтекинка Особенная была главным хобби и радостью Ритиной жизни. Я видела Ритину фаворитку своими глазами - статная, тонконогая лошадка, очень характерная и гордая - как любая красивая женщина. Если что-то ей не по нраву или просто встала не с той ноги, никому не даст к себе подойти - кроме Риты. А если Особенная в хорошем расположении духа, то покладистее и мягче лошадки не сыскать.
- А рысь у нее отменная! - восхищается Рита. - Ни на одной лошади с "Амазонки" столько удовольствия на рыси не получишь, как на Особенной! Все наши постоянные клиенты все время хотят взять Особенную в поля, но мы ее не всегда даем. Если кобылка не в настроении, это опасно. Однажды она сбросила даже нашего тренера Ксюшу, хотя она профессиональная наездница. Ксюшку еле откачали в областной больнице и к лошадям она больше не вернулась. Разумеется, об этом знали только мы, хозяева, и персонал, но мы б этом не болтали. Зачем нам клиентов отпугивать?
- Как-то Особенная приболела, - вспоминает Рита. - В тот вечер на конюшне я одна была. Гостей не было, тренеров отец тоже отпустил, только сторож в своей будке сидел. Ветеринар только с утра мог приехать. Я дала Особенной на ночь лекарство и заперла в стойле. Приехала в бабкин дом, а на сердце неспокойно - не станет ли плохо от этого лекарства лошадке моей? Я ж все-таки не врач. Хотела у отца совета спросить, но он на мобильник не отвечал. Накануне он предупредил, что едет на казачий слет в соседний город. Ну, думаю, празднуют небось что-нибудь в мужской компании. В последнее время частенько папаня мой стал и кутить, и поддавать…
Так и не уснув, Рита в час ночи примчалась проведать свою Особенную. И услышала шорохи в одном из гостевых домиков "Уж не воры ли?" - испугалась Рита. Сторож крепко спал в своей будке. Подкравшись к окну, Рита тихонько заглянула внутрь домика. Луна стояла полная, и Рита прекрасно разглядела все, что там происходит. На кровати ее отец занимался любовью с молодой девушкой.
- Я знала ее, - говорит Рита и в ее глазах до сих пор читается ненависть. - Это наша клиентка, с соседних богатых дач. На тот момент где-то полгода приезжала к нам каждую субботу. Отец ее сам в седло сажал, сам азам обучал и сам первый раз в поля вывез. Он еще ее Дианой называл - мол, в седле держится со статью богини-охотницы. Да какая она на фиг богиня! Так, ерунда - только папик богатый, морда смазливенькая да волосы до попы.
Ее Анной зовут…
Рита поняла одно: она невольно стала свидетельницей чего-то фатального. Ее саму отец воспитывал в строгости в отношении парней, и в свой 21 год Рита оставалась девственницей.
- Да и кавалеров, если честно, у меня особо не наблюдалось, - признается она. - Я ж все время на конюшне торчала, а тут только все свои, старинные друзья-приятели. Увиденное меня поразило так, что я сначала разрыдалась, не могла остановиться. Потом прыгнула в машину, ринулась назад в бабкин дом, даже к Особенной не заглянула - забыла, зачем вернулась на конюшню. В бабкином погребе нашла самогонку и с горя хватанула целый стакан - первый раз в жизни! Так хреново было на душе! А потом взяла и матери позвонила. Я даже как-то не подумала, правильно ли я поступаю? Может, мне надо было отца подкараулить и сначала с ним поговорить? Мол, я все знаю. Но я не соображала ничего, мне самой будто бы совет нужен был: как мне относиться к тому, что я увидела?
На часах был третий час ночи, но Елизавета Петровна сняла трубку сразу. Выслушав рыдающую дочь, она не выказала признаков удивления. Вялым, ровным голосом, а таким он у нее был весь последний год после инсульта, она сказала:
- Рита, успокойся, пожалуйста. Я давно все знаю, ее Анной зовут. Отец со мной серьезно говорил: он уже год с ней встречается, сильно влюблен и теперь решил уйти к ней насовсем. Сказал, что будет нас с тобой обеспечивать. У этой Анны очень богатый отец. Так что Петро уйдет жить к ней, квартира останется нам. То есть, тебе, - поправилась мать. - И на конюшне ты сможешь бывать сколько захочешь. Мы должны понять его, дочь, он еще молодой мужчина, а я сильно болею…
- Мать, ты что - дура? - закричала Рита в отчаянии и нажала отбой.
А жизнь-то налаживается…
Через день была суббота. Рита, как обычно, с утра была на конюшне, принимала клиентов. С ночлегом в те выходные снова никто не заехал, так что тянулись в основном дачники - покатать детей в манеже или походить шагом в леваде. Это было только к лучшему. Стояла сильная жара, лошади были квелые, но нервные - их мучили слепни.
- Отец приехал часов в пять, - вспоминает Рита, - выглядел он бодрым и счастливым. У меня аж дыхание перехватило, когда он, выходя из своего новенького блестящего джипа, раскинул руки и прокричал: а жизнь-то налаживается! Тогда впервые в жизни во мне шевельнулась ненависть к нему. Я забежала в тренерскую и позвонила матери, которая была в городской квартире:
- Срочно позвони ему и вызови в город, - сказала Рита матери. - Придумай что-нибудь: скажи, что тебе стало плохо, лекарства нужны. Или что с бухгалтерией путаница. Или… Ну, в общем, все сойдет.
- Рита, не дури! - пыталась осадить дочь Елизавета Петровна.
- Я сказала тебе, делай! - крикнула дочь. - Хотя бы ради меня!
Дальнейшие воспоминания явно даются Рите нелегко. Она нервно лупит себя по коленке конским хлыстом. Наблюдая за силой ударов, я понимаю: ей должно быть очень больно. Очень.
- Я не была уверена, что мать позвонит, - продолжает Рита. - Но она позвонила. Были ли у меня план? Скорее, нет. Я просто точно знала: в 7 обычно приезжает ОНА, она любит скакать на закате, ее отец приучил. Я подсчитала: если матери удастся вызвать отца в город, он не успеет вернуться к ее приезду. Зачем мне это было нужно, я тогда еще до конца не понимала. Возможно, я хотела поговорить с ней с глазу на глаз. У меня на душе была сумятица. Ты мне веришь?
- Верю, отзываюсь я.
Я действительно верю Рите. Есть в ней что-то такое настоящее. Недаром бывалые лошадники говорят: плохого человека лошадь к себе не подпустит. Лошади почти как женщины - они людей сердцем чуют.
Елизавета Петровна все же исполнила просьбу дочери и позвонила мужу. И Петро, сказав, что дело срочное, сел в машину и умчался в город. Вернуться обещал не раньше, чем часа через три.