Когда я вернулся с подносом напитков, Штын и Джез не сводили с меня прищуренных глаз, но при этом хранили молчание. Просто сидели и смотрели. Я сощурился в ответ. Так и прошли следующие несколько минут: вприщурку и в полной тишине. По-моему, это была самая долгая пауза с тех пор, как мы познакомились.
- Ладно, - сказал я. - Так уж и быть, уговорили, расскажу. Но не раньше, чем большая стрелка дойдет до десяти, а я оприходую как минимум бутылку.
- Он опять сошелся с Фэй, - сказал Штын. - Зуб даю!
Джез покачал головой. Из них двоих он был проницательнее.
- Нет, тут другое. Похоже, завел себе новую пассию.
Я сидел с каменным лицом, но что-то меня все же выдало: то ли микроскопический тик, то ли едва заметная дрожь крохотной жилки на челюсти, то ли вставшая дыбом волосинка брови. Джез вскочил на ноги, опрокинув стул, и восторженно захлопал в ладоши.
- Бред! - гаркнул я, но чересчур быстро, и это тоже оказалось уликой.
Джез пустился в пляс, прижав руки к бокам: выделывал неистовые показушные па, более известные как твист. Штын смотрел на меня так, словно глазам своим не верил.
Наконец Джез вернул стул на место и уселся сам.
- Вперед, Уильям, этот вечер - твой.
- Да ничего не было, - сказал я. - Ничего такого.
И я рассказал им, как пообедал с Ясмин, а потом прошелся с ней по набережной Виктории.
Я бросил им кость, но им было этого мало.
- Где, говоришь, вы обедали? - вцепился в меня Штын. - В "Водопроводчиках"? Тогда каким это образом - скажи мне каким? - вы очутились на набережной? Тебе же на работу совсем в другую сторону. Так?
- Я взял отгул.
- Ах отгул? - вмешался Джез. - А она тоже взяла отгул? В котором часу вы расстались?
- Господи, это уже какой-то полицейский допрос!
- Виновен! - выкрикнул Штын.
Эти двое прямо-таки угорали, чуть со стульев не падали. Я не понимал, что тут такого уж смешного, но им это, похоже, только добавляло веселья. Затем Штын посерьезнел:
- А что это ты шифруешься?
Я огляделся кругом. Нас никто не слушал, но я все же понизил голос:
- Это ни к чему не приведет.
- Не-не-не! - сказал Штын, грозя мне никотиновым пальцем. - Не ведитесь на это. Он вам зубы заговаривает.
В общем, я сдался и выложил им все (причем оказалось, что этого всего не так уж и много). Упомянул и прощальный поцелуй. Они слушали так, словно новости были весьма тревожными. Взялись давать мне советы, да так увлеченно, будто устроить мне знатный перепихон вдруг стало их первейшим долгом.
Естественно, я и сам об этом подумывал. А как же! Я уже больше трех лет не занимался сексом ни с кем, кроме себя самого, и на задней части моей сетчатки просто рябило от видений обнаженной Ясмин, обескураживающих своим разнообразием. Я только не стал им говорить, что для этого мне не нужны ни стратегия, ни какие-то уловки, ни нахальство, ни хитрый план. До сих пор я не признавался в этом даже себе, хотя и чувствовал, что это пугающе неотвратимо. Можно юлить и изворачиваться как угодно, но дела это не меняет: чтобы переспать с нею, мне достаточно просто захотеть.
И этого нельзя допускать ни под каким видом.
Джез снова вскочил на ноги. Раз уж передо мной замаячила перспектива покончить с трехлетним целибатом, это нужно обмыть шампанским, заявил он.
- О боже, - застонал Штын, - тогда мы точно закончим в том отвратительном клубе с футболистами и блядями. К слову, у Джеза есть "цель".
"Целями" Штын называл потенциальных покупателей наших фальшивок.
- Да ну?
- Только сначала я должен тебе кое-что рассказать. На днях приходил тут один тип, задавал вопросы. Знаю ли я, мол, Уильяма Хини? Знаю ли Джеза Сингха?
- Серьезно? - переспросил я, думая о том, не связано ли это с Эллисом. А то и с Ясмин.
- Слушай, Уильям, может, конечно, у меня паранойя, но дело пахнет керосином. Больше мне добавить нечего.
Я сделал приличный глоток благородного целебного сока. Нам еще не приходилось сталкиваться с легавыми, но все мы понимали, что рано или поздно такой день наступит. Иначе и быть не могло. Я мог бы объяснить это с точки зрения демонологии, но покамест предпочитал думать о полиции как о тех, кто денно и нощно стережет наш покой.
- А Джез что говорит?
- Говорит, тебе решать.
Я никогда не считал себя главарем нашего дела, но, похоже, так оно и было. Я определял, какую книгу предложить покупателю, выдавал Штыну деньги на материалы, договаривался о цене и в конечном счете сбывал готовый продукт. По всему выходит, я - капо.
Когда Джез вернулся с шампанским, я подождал, пока он не разольет шипучку по бокалам, и лишь потом спросил:
- Когда ты положил глаз на клиента?
Он сразу же понял, о чем речь:
- Неделю назад. Пообещал свести его с тобой.
- Штын, а тебя когда расспрашивали?
- Три дня назад. Какой-то левый чувак.
Мне это не понравилось.
- Слишком уж близко. Джез, а ты об этом клиенте что-нибудь знаешь?
- Почти ничего, - сказал он. - Как всегда, типичный выпускник частной школы. Бывший военный. Гей. Вот и все.
- Книги у него есть?
- Понятия не имею.
- Джез, ты должен побывать у него дома. Глянуть на его книжные полки и выяснить, тот ли он, за кого себя выдает.
- Как же он это сделает? - недоверчиво спросил Штын.
Джез поднял бокал:
- Ну ладно, выпьем за отмену целибата.
В общем, знаете что? В итоге мы снова очутились в том блядском клубе. Я так и не запомнил, как он называется: мы каждый раз добираемся до него настолько пьяными, что час до похода туда, все время там и еще два-три часа после исчезают из моей памяти, как надписи на песке. И это меня беспокоит. Меня тревожит, что заметная часть моей жизни для меня недоступна. Я хочу получить все. Полную коллекцию записей. Противно думать, что половину моей жизни спрятало под сукно какое-то зловещее ведомство, как это было, когда расследовали гибель леди Ди. Понимаете, я вовсе не собираюсь предъявлять эти сведения у врат рая. Дело в другом: не видя картину своей жизни целиком, как я могу судить о себе?
Ладно, черт с ним, назовем его "Красный клуб". Мне без разницы. Джез всегда настаивал на том, что в этом клубе нас угощает он. А мои финансы пели романсы с тех пор, как я взял банковский заем и платил процентную ставку, которая вогнала бы в краску даже ростовщика.
Мне надо было перекинуться парой слов со Штыном, пока его не развезло.
- Люси вернулась? - спросил я.
Он вытер нос и покачал головой.
- Штын, послушай, мне нужно знать, как дела с "Гордостью и предубеждением".
Ответил он так: выпил залпом бокал шампанского, взмахнул ручищей и сказал: "Продвигаются, продвигаются". Затем оглядел зал в поисках более интересного собеседника.
- Брось, дружище. Мне нужен внятный ответ.
Он хлопнул меня по плечу:
- Расслабься. Считай, уже готово.
После чего, пошатываясь, отправился на поиски следующей дозы.
Клуб понравился мне ничуть не больше, чем в прошлый раз. Нарисовалась моя развеселая соседка Тара, но футболисты были уже другие. Одного из них она мне любезно представила. Милый парень, хотя, по-моему, чуточку слишком зелен, чтобы гулять без родителей так поздно.
- Вы зарабатываете этим на жизнь? - спросил я.
- Конечно же, - захихикала Тара. - Он ведь играет за Англию!
- Прелестно, - сказал я. - Это именно то, что нам надо. Как можно больше молодых людей, играющих за Англию. - Я осушил бокал и огляделся, выискивая повод ускользнуть.
В клуб ввалилась новая порция клиентов, Тара замахала кому-то из них рукой, а футболист тронул меня за локоть:
- Я тут это… попал.
- Что-что?
Он обошел меня с другой стороны. От музыки тряслись стены. Ему пришлось встать на цыпочки, чтобы дотянуться до моего уха:
- На меня писаки насели. Папрацы. Задолбали уже.
Я решительно не понимал, о чем речь. Оставив свой бокал наедине с футболистом, я спустился по лестнице в уборную, где прислуживал за чаевые элегантный нигериец. Я, скажем так, окроплял эмаль, когда заявился футболист, - как видно, он крался за мной по пятам. Он сунул смотрителю банкноту и указал ему пальцем на дверь. Нигериец тут же исчез. Я вымыл руки и, поскольку смотрителя уже не было, опустился до того, что сам выдал себе салфетку.
- Нужно, чтоб они от меня отстали, - сказал футболист. - Тара говорит, у вас хорошие связи. Заодно и деньжат поднимете.
- Ничем не могу помочь, - сказал я.
- Понимаю. Я знаю, как это делается. Неофициально. Только между нами. Вы ведь из правительства, да?
- Откуда? Господи, что она обо мне наговорила? Разве твое "Челси" тебе не поможет? Во что бы ты там ни вляпался?
- Я не за "Челси" играю.
- Ясно. Послушай: не знаю, что тебе сказала Тара, но она что-то напутала.
Юный футболист в запальчивости схватил меня за руку. Я просто взглянул на его пальцы, и этого оказалось достаточно, чтобы они разжались. Затем, к моему удивлению, он отвернулся к раковине и заплакал. Совсем как ребенок. Я было потянулся, чтобы успокоить его, - не каменный же я, - но случайно посмотрел в зеркало и в ужасе отпрянул.
С юноши свисал бес. И вид у него был безысходно печальный. Я отлично знал, чем это грозит.
Меня вывернуло. Нырнув в одну из кабинок, я напоил унитаз (по большей части красным вином). Футболист этого даже не заметил. Когда я вышел из кабинки, бес все еще пытался поймать мой взгляд, но тоска, уныние и острая вонь, исходившие от него, заставили меня пулей вылететь из уборной. За дверью околачивался смотритель.
- Иди помоги ему, - распорядился я.
Поднявшись наверх, я выпил еще один бокал спасения и стрельнул у Джеза сигарету.
- Все нормально? - спросил он. - Ты что-то побледнел.
- Где эта чертова Тара?
- Под столом с угасающей рок-звездой. А что она тебе сделала?
- О господи!
- Успокойся, Уильям. Давай-ка присядем. Надо поговорить.
Джез отвел меня к мягкому уголку, затянутому устрашающе красным велюром. В "Красном клубе" мне всегда казалось, что я нахожусь в гигантской глотке и трусь о гланды. Джез подозвал официантку.
- Мне только водички, - сказал я. - Голова кружится.
- Слушай, Уильям, нам нужно еще несколько стихотворений. Эти идиоты отправляют меня в турне.
- В турне? Куда?
- В Южную Африку, черт бы ее побрал.
- Боже, когда же это закончится?
Новость была не из приятных. Пару лет назад мы с Джезом затеяли что-то вроде мистификации. Региональный совет по искусствам славился тем, что выдавал гранты - да еще наличными - этническим писателям. Смеха ради мы сварганили заявку: я написал несколько воистину дурацких стишков, а Джез отправил их от своего имени. И этот совет по искусствам в него буквально вцепился. Им его будто Бог послал: азиат и голубой, то бишь представитель двух меньшинств разом. Они тут же выделили ему пять тысяч фунтов стерлингов стипендии (по-моему, они называют это именно так). Отсмеявшись, мы вложили все деньги в наше книгоподдельное предприятие.
Но дальше началось то, чего мы не предвидели. Солидным газетам так приглянулось лицо Джеза, что они повадились совать его во все колонки об искусстве. Как же, красивый мальчик, а тут еще мои дерьмовые вирши - и вот они уже воображают, будто открыли новую звезду. Ему стали наперебой предлагать почитать стихи там и тут, съездить в турне и так далее. Я советовал ему изобразить крайнюю застенчивость, притвориться затворником или кем-то в этом духе. Но он уверял, что справится. И справлялся.
По правде говоря, ему нравилось быть в центре внимания. Чтения и концерты всегда привлекают людей, которые ищут чего-то большего, нежели просто насладиться поэзией. Еще немного - и я узнал, что он декламировал мои вирши в Саут-Бэнке и в Институте современного искусства. И вот дошло до того, что этот чертов Британский совет спонсирует его международные турне! Хуже всего, что у меня не хватало духу прекратить это, потому что каждый пенс, заработанный этим надувательством, Джез перечислял в "Гоупойнт".
- Мне нужен новый материал, - потребовал Джез. - Я не могу постоянно читать одно и то же старье.
- Какие стихи ты хочешь? - сухо спросил я. - Азиато-гейские или гейско-азиатские?
- Неплохо бы что-то повеселей. А то, судя по нынешним, я какой-то… унылый печалец.
Я посмотрел на него с укоризной. Вот в чем беда этой затеи: чем больше веса он набирал в поэтических кругах, тем сложнее становилось прекратить это. А Джез в этих кругах знал всех и каждого. Именно он свел меня с Эллисом - незадолго до этого без-пяти-минут-придворный-поэт тиснул в какой-то литературной газетке блистательный, искрометный обзор Джезова творчества. Эллис даже предложил мне - пардон, Джезу - написать хвалебный отзыв для обложки моего/его/нашего сборника, который издательство "Колд-Чизел" планировало выпустить в этом году. Эллис назвал себя большим поклонником Джеза и пригласил его на ужин; тогда-то Джез и выяснил, что Эллиса интересуют антикварные книги, благодаря чему с ним познакомился я.
Раз уж я снова оказался в "Красном клубе" и вспомнил об Эллисе, мои мысли естественным образом перешли к Ясмин. Я хотел быть рядом с ней. Просто болтать о чем-нибудь. Я чувствовал, что могу рассказать ей все. О фальшивых книгах и подложной поэзии; о паранойе, которой таким жуликам, как мы, никак не миновать; о затравленном футболисте; о Фэй и детях; о бесах и о том, с чего все это началось.
Джез что-то бубнил, но его голос напоминал вещание радиостанции, боровшейся за свой диапазон: то прорывался, то пропадал. Я оглядел набухшие красные стены. Казалось, они вздулись сеточкой вен и слегка подергивались, словно гигантская гортань. У меня возникло жуткое видение: будто и я, и все прочие люди в клубе - кусочки блевотины в пульсирующей от рвотных спазм глотке пьяного беса.
- Ох, да на тебе лица нет, - сказал Джез. - Ты же не собираешься здесь блевануть? Осторожней!
ГЛАВА 17
Уж и не знаю, шпионы у нее, что ли, но рано или поздно Фэй становится известно все. В смысле, досконально. Она позвонила мне в тот же вечер, когда я осрамился, побив рекорд по рвотометанию в "Красном клубе".
Якобы она хотела поговорить о детях. Сара приедет домой на рождественские каникулы вместе со своим парнем, который, по словам Фэй, выглядит как Носферату, но не такой душка. Может, он наркоман? Между тем Клэр имела дело с полицией, потому что стащила из магазина шоколадный батончик "Кэдбери".
- Что-о?!
- "Кэдбери". Только не делай вид, будто никогда не слышал о шоколадках "Кэдбери"!
Тем временем Робби в местной общеобразовательной школе приходилось туго. Какие-то девочки затащили его в женский туалет и стянули с него штаны.
Я все еще раздумывал о том, что мне ни разу в жизни не посчастливилось пережить такой ужас, когда Фэй произнесла:
- Говорят, ты много пьешь в последнее время.
- Что? Кто тебе такое сказал?
- А еще тебя видели на набережной под руку с какой-то девицей.
- Видели? Что значит видели? Не помню, чтобы я пытался сделаться невидимым.
- Уильям, надеюсь, у тебя не кризис среднего возраста.
Несколько секунд я это обдумывал. Обычных признаков не наблюдалось: не будучи женатым, я не мог завести любовницу, а мысль о том, чтобы приобрести и водить спортивную тачку, была мне примерно так же близка, как желание пройтись по улице с выставленным напоказ пенисом. Да и потом, при чем тут вообще "средний возраст"? Насколько я могу судить, кризис начался в тот день, когда меня отлучили от материнской груди, и мое положение будет оставаться критическим до тех пор, пока я не утешусь черным соском смерти. Ничем "средним" тут даже не пахнет. Вся жизнь - сплошной кризис, от колыбели до могилы.
- Что ж, если у меня и кризис, - ответил я, - похоже, волноваться не о чем. А теперь признавайся, зачем звонишь.
- Да ни за чем, - возмутилась она. - Просто узнать, все ли у тебя в порядке.
- Да, у меня все в порядке. Порядок?
- А еще я хотела напомнить, что в этом месяце от тебя не приходило денег.
- Ах да, я сменил банковский счет. Я это улажу. В следующий раз отправлю в двойном размере, идет?
- Пропускать выплаты - это на тебя не похоже. Ты ведь не собираешься бросить нас, а?
- Бросить вас? - Я напомнил Фэй, что удирать к знаменитым кондитерам - это по ее части.
- Я имела в виду, не намерен ли ты испариться - так, что мы больше тебя не увидим. Что скажешь?
- Скажу: нет, - заверил я Фэй. - Испаряться я не намерен.
Лишь раз в жизни я был близок к тому, чтобы испариться: когда обнаружил, что Фрейзер вызывал бесов по моей книжке. По правде говоря, я "выпал в осадок", как сейчас принято говорить. Помню, я уставился на эту поганую книгу и свою рукопись в ней так, словно то был змеиный клубок, на который я чуть не наступил.
- Она тебя не укусит, - сказал Фрейзер.
Меня парализовало. Я онемел. Мне хотелось уничтожить эту книгу и задушить Фрейзера, причем одновременно. Но прежде всего нужно было сделать вид, будто я вижу рукопись впервые. И уж чего я точно не планировал делать, так это признаваться ему, что эта абракадабра вышла из-под моего пера.
Кроме того, я пытался обдумать безумные последствия этой истории. Неведомая сущность, которую вызвал Фрейзер, до чертиков пугала его самого. Была, конечно, вероятность, что он накрутил себя на пустом месте, однако я ведь и сам отчетливо ощущал на чердаке чье-то присутствие. А равно и вахтер. И его псина. Я попытался вспомнить, чего же я понаписал в этой рукописи.
Гнилая книжонка, с которой все началось, попала ко мне в руки вместе с другими заплесневелыми томами со дна картонной коробки, набитой разным хламом. Эту коробку я вынес из дома некой докторской вдовы во время одного из наших квартироуборочных набегов. По большей части книги из той коробки были полной дребеденью, но оккультное содержание этой меня заинтриговало. Как я уже говорил, половины книги не хватало, обложки и фронтисписов тоже не было. Такую не продать. Невозможно было узнать, кто, где и когда ее издал и даже кто написал.
Основная часть текста, напыщенная и многословная, содержала дотошные описания подготовки к магическим ритуалам. Также в книге имелись схемы и формулы, но, к сожалению, не было инструкций по проведению самих ритуалов. Видимо, они остались в ее утерянной части.
В то время интерес к оккультной литературе рос как на дрожжах. Полки ломились от книг с дебильными названиями вроде "Найди себе египетского духовного гуру", "Расклад рун для вашей кошки" и тому подобных. Мне пришло в голову, что на основе этой книги можно создать манускрипт с описанием тайных магических обрядов. Я купил кальку цвета луковой шелухи и черную тушь, кое-как изучил вопрос и принялся компилировать ритуалы. Мой сумасбродный план заключался в том, чтобы представить рукопись издателю как "сенсационную находку".