Я-то знал: не имеет никакого значения, где Штын ляжет. Какую бы комнату он ни выбрал, эта тварь появится там вслед за ним. Бесы ждут тебя сколько потребуется и уходят, когда сами захотят. Вот и все, что они делают. Та дрянь, которую я увидел в гостиной, мне совсем не понравилась, но я по горькому опыту знал, что ничего не могу с этим поделать. Ни-че-го.
ГЛАВА 26
Настойчивость Ясмин просто поражала. Она прислала мне электронное письмо. Я не ответил. Она прислала еще одно. Ума не приложу зачем. После всего, что я тогда устроил - выскочил из такси и так далее, - она должна была уяснить, что я псих ненормальный, и оставить меня в покое.
Конечно же, я хотел ее видеть. Только так, чтобы не оставаться с ней наедине. Моя общественная жизнь более-менее ограничивалась "Сумрачным клубом", но взять ее на встречу с ребятами я не мог. Во-первых, устав клуба запрещал приводить на заседания женщин, а во-вторых, ни одна женщина, если она в здравом уме, не стала бы тратить вечер на таких, как мы. Но решение пришло-само собой.
Я позвонил Ясмин:
- Пойдешь со мной на презентацию книги?
- Презентацию книги?
- Да. Это книга одного моего старого знакомого. Его зовут Чарли Фрейзер.
- Не слыхала о таком. А как мне одеться?
То, что меня пригласили на презентацию книги Чарли Фрейзера "Как подружиться с демонами", было удивительно само по себе, но еще больше я удивил себя сам, надумав взять туда Ясмин. Так или иначе, я был достаточно заинтригован, чтобы пойти, и решил, что это отличный повод побыть вместе с Ясмин, но на людях. Нужное место мы нашли не сразу. Выяснилось, что это нью-эйджевый магазинчик в Хэмпстеде; даже вино, которым там угощали, был несказанно нью-эйджевым. Оно казалось продуктом ферментации английской ежевики и позитивного мышления, и все же каждый, кто там присутствовал, поднимал свой бокал к свету со словами: "Как подружиться с демонами? Только не предлагать им это пойло, хо-хо-хо!"
У двери рядом с кассой высилась стопка Фрейзеровых книг. Ясмин взяла одну и принялась листать.
- Ты упомянут в самом начале.
Она показала мне страницу с благодарностями, где я фигурировал в чересчур длинном списке имен. Про меня было написано: "Вдохновенному Уильяму Хини, который подтолкнул меня к этому исследованию". Не ожидал такой чести. Другими словами, этакой чести мне и даром не надо.
- Слава, - сказала Ясмин.
Я покачал головой и пролистал книгу. В основном это была полная чушь, однако среди выспренней болтовни о сверхъестественном я обнаружил описание ритуала, который читателям предлагалось провести самостоятельно. Что-то знакомое.
- Сволочь! - вырвалось у меня. - Это ж надо, взял и опубликовал.
- Что опубликовал? - спросила Ясмин.
Я не хотел отвечать. Не хотел рассказывать ей, что Фрейзер обнародовал недоделанный ритуал, который я четверть века назад состряпал из отрывков магических преданий и тайных практик. Фальшивый ритуал-полуфабрикат - и все же его хватило, чтобы вызвать темную сущность, которую я могу описать лишь одним словом: бес. Ну или демон. А теперь Фрейзер так вот запросто поощряет толпы одухотворенных растяп проделать то же самое.
Изумленный и разгневанный, я все еще листал страницы, когда какой-то транссексуал из числа сотрудников издательства подскочил ко мне и заявил, что книги с выставки следует оплачивать. Я наградил его злобной ухмылкой и шлепнул свой экземпляр обратно на стопку.
- Я куплю одну, - сказала Ясмин.
- Черта с два ты купишь.
В глубине магазина нарисовался Фрейзер. Он был оживлен, радостно привечал гостей и, запрокидывая голову, хлестал вино. На нем была черная рубашка, расстегнутая чуть ли не до пупа и мокрая от пота (что и немудрено, в такой-то тесноте). Я понял, что он заметил нас с Ясмин сразу же, едва мы вошли: слишком уж быстро он отвернулся, чтобы демонстративно погрузиться в напряженный диалог с анорексичной леди в бисерной шапочке.
- Пойдем, - сказал я Ясмин. - Я вас познакомлю.
Я вернулся к книжной стопке, схватил один экземпляр и направился прямиком к Великому Писателю. Вытащив шариковую ручку, я стал у него над душой. Надо было как-то отвлечь его от разговора с этой бисерной девушкой.
- Простите, - сказал я, - но не могли бы вы…
У него отвисла челюсть, но он тут же притворился, будто рад меня видеть. Изобразил размашистый автограф. Подпись - сплошные гигантские завитушки. С наилучшими пожеланиями.
- Позвольте, я вас представлю. Это Ясмин.
Ясмин протянула руку, и он пожал ее да еще и прикрыл сверху другой рукой.
- Уильяму всегда очень везло с женщинами.
Она взглянула на меня, а потом сказала ему, что ей не терпится прочесть его книгу и все такое прочее. Наконец он выпустил из клешней ее руку.
- В книге я выразил тебе признательность, - сказал Фрейзер.
Облагодетельствовал!
- Да-да, я видел. Я бы хотел перекинуться с тобой парой слов, когда у тебя найдется минутка.
- Ну, прямо сейчас я не могу. Сам понимаешь.
- А когда?
- А о чем?
- Ну, прямо сейчас не могу сказать. Сам понимаешь.
Фрейзер огляделся. Сперва я подумал, что сейчас он подзовет своего транссексуального издателя и попросит выдворить меня вон. Затем он решил дать мне свой адрес. Совсем было собрался записать его на форзаце книги, но вовремя опомнился. Вытащил из кармана квитанцию с какими-то несыгравшими ставками и черкнул что-то на обороте.
- Обсудим все в другой раз, Уильям. Сейчас мне нужно уделить внимание куче людей. - Он повернулся к Ясмин. - Ужасно рад знакомству.
- Взаимно, - сказала она. - Удачи с книгой.
Фрейзер быстренько повернулся к кому-то другому.
Я прошел к кассе и под недобрым взглядом издателя оплатил подписанную книгу. Фрейзер, искоса поглядывая на нас, опрокинул в себя еще один бокал ежевичного пойла. Омрачать ему вечер не было нужды, и я на прощание помахал рукой - весело и даже как-то ликующе.
Мы проторчали там еще немного. Наконец Ясмин поставила свой стакан между тарелкой с арахисом и выставкой книг о самогипнозе.
- Я больше не могу это пить, - сказала она.
- Как и я. Пойдем.
Мы выскользнули наружу. Как только мы вышли, к дому подъехало такси, которое выплюнуло на мостовую какую-то парочку. Ясмин ткнула меня в бок.
- Какие люди! - шепнула она.
То был поэт Эллис со своей новой подружкой. Они теребили в руках приглашения на презентацию. "Как тесен книгоиздательский мир", - подумал я.
И нырнул в ближайшую подворотню. Наверное, для Ясмин это выглядело так, будто я не хочу показываться ему на глаза в ее компании. Но на самом деле я просто стремился избежать вопросов насчет "Гордости и предубеждения", на которые все равно не мог бы ответить.
Впрочем, он нас не заметил, а мы не стали задерживаться.
Мы с Ясмин переместились в "Голубя", прибрежный паб семнадцатого века, чтобы догнаться после ежевичного вина. Здесь выпивал Грэм Грин. А также Хемингуэй, но не с Грином. Да кого волнует, кто здесь выпивал? Меня больше заботил Фрейзер. Стоило увидеть его во плоти, как снова нахлынули воспоминания.
- Похоже, сегодня ты не вполне со мной, - сказала Ясмин.
- Разве? Прости. Все из-за этого дрочилы Фрейзера. Разбередил старые раны.
- Поделишься?
Вот уж нет. Я думал о том, что услышал от него в тот день, когда припер его к стенке после семинара. Отчетливо вспомнилось, как он отирал пивную пену с верхней губы тыльной стороной ладони.
- Именно об этом я и пытался тебе рассказать, - объяснял мне Фрейзер, когда мы сидели в илингском пабе "Красный лев". - Об этом я и писал тебе в своих посланиях.
Под "посланиями" он подразумевал комки бумаги, брошенные в мой почтовый ящик, и россыпи бумажных клочков, просунутых под мою дверь. Целую кучу этих записок я собрал совком и выкинул в мусор, не развернув ни одной.
Фрейзер забарабанил пальцами по столу:
- В общем, с тем лопнувшим надувным замком - это была… ну, просто досадная неприятность.
- Но нам сказали, что Лин мертва!
- Ну, вообще-то, нам сказали, что она в коме. По крайней мере, мне. Есть же разница. В любом случае Лин полностью поправилась. Вскоре после того, как ты бросил колледж, она снова вернулась за стойку разливать пиво, целая и невредимая.
- Что ж, я рад это слышать, правда рад, - сказал я Фрейзеру. - А как насчет Шэрон? Там-то в чем дело?
- А, - сказал он. - Ну, там совсем другая история. Шэрон Беннет, угодившая за решетку в Австралии, - это не та Шэрон Беннет, которая с нами училась. Имя-то довольно распространенное. Кто-то что-то перепутал, и до нас дошел ложный слух. Типа испорченного телефона.
- Тогда что же случилось с Шэрон? Нашей Шэрон? Я имею в виду Шэрон, с которой я встречался? - Я не хотел тешить самолюбие Фрейзера словами "Шэрон с той фотографии, что висела рядом с пентаклем на чердаке во Фрайарзфилд-Лодже".
- Она просто бросила учебу. Во дает, да? Но ты ведь сам говорил, что она не от мира сего.
Помню, я сидел и грыз ногти, а ведь мне это несвойственно.
- А остальные две?
- Увы…
Значит, погибли две девушки. Рейчел и Сэнди. Но две смерти - это еще не система, верно? Одна ласточка весны не делает, как и две. Нужны все пять ласточек, я так считаю.
Я не мог не спросить:
- Ты что-нибудь слышал о Мэнди?
Прежде чем ответить, он подергал мочку уха:
- Первые годы слышал время от времени. Потом перестал.
- Вы часто виделись после того, как я ушел?
- О боже, Уильям! Ты просто взял и бросил ее, не сказав ни слова. Она была в ужасном состоянии.
Мне тошно было подумать о том, что именно Фрейзер "утешал" ее после моего исчезновения. Но выжимать из него правду не хватило духу.
В тот день я не рассказал ему о том, что сделал перед тем, как оставить колледж, хотя, наверное, стоило бы. Если и был на свете человек, способный понять и даже помочь мне в таком деле, так это он. Но я никогда не упоминал о том, втором ритуале; я даже не намекал на свою попытку спасти Мэнди от того, что считал верной угрозой; и я ни разу не заикнулся о том, как бес в облике Дика Феллоуза явился ко мне, чтобы заключить договор.
Ближе всего я подошел к теме наших чердачных злоключений, когда спросил его:
- Дик Феллоуз тебя больше не навещал?
- Феллоуз выскоблил, продезинфицировал и отремонтировал чердак. Кажется, даже отслужил там какой-то обряд благословения места. Но потом он и сам впал в немилость.
- Ого, и за что же?
- Ну ты же знаешь этих святош. Голые мальчики или что-то в этом роде.
ГЛАВА 27
Мы прогуливались вдоль Темзы, подняв воротники пальто и щурясь в свете уличных фонарей, - это теперь стало нашим любимым занятием. Мы были частью города, но вне его течений и приливов; наблюдали за пассажирооборотом и товарообменом; следили, как люди и грузы текут по мостам, перекинутым через великую реку.
Это был способ находиться рядом с Ясмин и в то же время скрываться от нее. Мы говорили… боже мой, мы без конца говорили и говорили, но я ей так ничего и не сказал. Она понятия не имела о моих сумеречных делишках. Она ни разу не спросила о моей странной связи с Фрейзером и о том, почему я упомянут в его книге. Конечно же, я хотел ей рассказать, но отлично понимал, как это прозвучит.
Когда мы, сплетя пальцы, гуляли по набережной Виктории, нас, казалось, не пробирала сырость и не студил мороз. А если нам нужно было отдохнуть и согреться, перед нами всегда гостеприимно распахивал двери очередной лондонский паб. Мы гуляли, мы пили, мы болтали.
Порой я не ночевал дома, просто чтобы не сталкиваться с тем беспорядком, который там учинили Сара и Мо. Как-то вечером, вернувшись, обнаружил вокруг мусорного ведра кучу отбросов и бумажек. И решил, что с детьми пора поговорить.
Я как раз подметал это безобразие, когда открылась входная дверь и показалась Сара в одних носках.
- О, ты вернулся! Кто-то постоянно тебе названивает.
- Вы что, не в состоянии держать дом в чистоте? - Мне пришлось бочком протискиваться мимо нее в собственную квартиру. - Кто это был?
- Он не представился. Хотя звонил дважды.
Я прошел на кухню, не обращая внимания на немытую посуду и груды нестираного белья, и открыл бутылку ароматного и терпкого "Брунелло ди Монтальчино". Такое вот у меня было настроение. Мо сидел за столом и ел хлопья для завтрака. Господи, это в семь-то часов вечера.
- А этот человек сказал, что ему надо?
- Ну, он хотел поговорить с тобой.
- Ясно, что он хотел поговорить со мной, но о чем?
- Он не сказал.
- Хоть какое-то имя назвал?
- Нет.
- Хоть какой-то номер оставил?
- Нет.
Я многозначительно уставился на Мо, который наполнял свой ангельский ротик молоком и хлопьями.
- То есть, в сущности, он мог бы и не звонить, ты могла бы и не отвечать и определенно могла ничего мне не рассказывать.
- У нас сегодня брюзгливое настроение, да, папа?
- Вовсе нет. Мо, не желаешь вина к хлопьям? - спросил я.
- Да, будьте добры.
Я налил три бокала. Мне не нравилось, как Сара на меня смотрит.
- Пап, а почему ты не приводишь сюда свою подружку?
- О, это было бы здорово. Она бы увидела, как вы сидите в одном белье и уплетаете молоко с сухарями.
- О-о-о-о-о! - вырвалось у Мо.
- Пап, мы тебя стесняем?
- Слушай, просто на меня сейчас много навалилось, вот и все. Он точно не сказал, как его зовут?
- Кто?
Я сдался, забрал остатки вина в гостиную и поставил на вертушку пластинку "Тэнджерин Дрим". Кто-то покопался в моей коллекции винила - подозреваю, что Мо. Альбомы стояли не в том порядке, и я испытал иррациональный всплеск раздражения, но сумел побороть его, чтобы не выглядеть клоуном. Дело ведь не в том, как стоят в шкафу пластинки; вся моя жизнь выбилась из привычной колеи. Я чувствовал, будто чья-то незримая рука, проникшая в мой маленький мирок, устроила кавардак на кухне и засунула "Джаз, рок, фьюжн А-Е" в "Электроника, транс G-М", предварительно поменяв его местами с "Блюз, ритм-энд-блюз Р-S". Просто смеха ради.
Я хотел вернуться в свой упорядоченный мир, где нет долгов, есть мои коллекции вин и грампластинок, все трудности остались позади, а жизнь проста и безмятежна. Опять же, больше всего этому миру угрожало не то, что Мо копался в моих музыкальных записях, а Сара насобирала кучу грязного белья; не полиция, севшая мне на хвост, и не судебные приставы, следящие за тем, как я выполняю обязательства по займу; нет, это была Ясмин.
Я чувствовал себя Джоном Ячменное Зерно - меня сбили с ног, отдубасили, бросили сначала в воду, затем в огонь, а сердце растерли между камнями. Вторжение Ясмин в мою жизнь вышибло у меня почву из-под ног. А равно и "дружеский" визит коммандера Моррисона, и тот факт, что спецслужбы уличили меня во лжи. Досаждала мне и паранойя - я был уверен, что некто копает под нас и наши фальшивые книжки. К тому же теперь, когда Штына бросила Люси, я уже потерял надежду, что он справится с подделками. Обычно он - кремень, но пьянство могло обернуться не только саботажем; я опасался, что под мухой он сболтнет о нашем скромном предприятии тем, кому не следует. Кроме всего прочего, меня ненавидел собственный сын. Вдобавок к этому - Сара и Мо, которые путали день с ночью и оставляли открытым тюбик с зубной пастой. Ах да, чуть не забыл - еще и такая малость, как умножение демонов.
Именно тут-то - когда ты чувствуешь себя как загнанный раненый олень - они и приходят. Тревоги и опасения - вот что их притягивает. Я оглядел комнату в поисках моего старого беса. Чуял, что он где-то поблизости. Но здесь его пока еще не было.
Я задумчиво налил вина. Затем еще. Не помню, приснилось мне или я только подумал об этом, но я увидел себя эквилибристом из цирка - тем, что вращает на шесте тарелки. Всем известно, как жульничают эти ловкачи: делают ямки на обратной стороне тарелок, чтобы те не падали. Но в моем видении ямки превратились в выпуклости, так что я не мог даже приладить тарелки на шест.
Меж тем наяву одна из тарелок готова была разбиться.
- Вставай, пап. Тебя к телефону. Просыпайся.
Меня расталкивала Сара. Она держала трубку, прикрывая рукой микрофон. Должно быть, я уснул в кресле. Какое-то мгновение я не мог понять, где нахожусь. Чтобы прийти в чувство, я поспешно оглядел комнату.
- Ктознит? - вымолвил я с трудом.
- Тот парень, что никак не мог тебя застать.
- Шомунадо?
- Вот поговори с ним, и узнаешь! - Сара вручила мне трубку.
- Алло? - сказал я, глядя на Сару.
- Я говорю с Уильямом Хини?
- Да.
- Меня зовут Мэтью Стоукс. Я представляю "Сандэй обсервер".
- Да.
- У нас есть материал для печати, и мы хотели бы дать вам шанс прокомментировать его, прежде чем он выйдет в свет.
- Прокомментировать? - Сара нависла над креслом, изучая мое лицо. Я замахал на нее, выгоняя из комнаты. - Минутку. - На всякий случай я плотно закрыл дверь; ясно было, что дочь не преминет подслушать. - О чем вообще речь?
- О вашей издательской деятельности, мистер Хини.
"Вот оно что: нас все-таки разоблачили", - подумал я. И решил встать на путь отрицания:
- Моей издательской деятельности? Звучит забавно.
- Статья уже полностью готова, так что вы можете либо ничего не говорить, либо обнародовать свою версию.
- Могу я ничего не говорить? - Я ненароком сделался Оскаром Уайльдом.
- Можете. Дать вам право высказаться - это всего лишь любезность.
- Высказаться? И о чем же?
- Послушайте, нет смысла притворяться. Материал пойдет в печать, что бы вы ни сказали. Майкл Эллис сделал заявление. Вы же не будете отрицать, что знакомы с ним. И хотя Джез Сингх отказывается это обсуждать, нам известно, что вы регулярно выпиваете вместе. В сущности…
- Что именно сказал Эллис?
- Его утверждение не голословно. Мы провели расследование, и теперь у нас есть доказательства.
- Доказательства… Что за доказательства? Доказательства чего?
- Мы нашли отбракованные рукописи, почерк ваш. Собственно, они все еще у нас.
- Что за бред сивой кобылы? Какой еще почерк? Какое утверждение?
Мэтт Стоукс тяжело вздохнул на том конце провода. Как будто он очень-очень устал.
- Майкл Эллис поставил нас в известность, что вы фактический автор стихотворений Джеза Сингха.
Я чуть не выронил телефон.
Я был уверен, что он говорит об антикварных книгах! А речь, оказывается, о второй нашей затее. Мне бы даже и в голову не пришло. Я разрывался: то ли изобразить слезливое раскаяние, то ли начать отпираться по новой. Выбрал последнее.
- Ага, а еще недавно всплывшего фолианта Шекспира. И парочки гравюр Уильяма Блейка.
- Собираетесь решительно все отрицать?
- Похоже, вы знаете об этом больше меня.
- Послушайте, мистер Хини, у нас есть черновики, написанные вашей рукой. Мы извлекли их из вашего мусорного бака.
- Вы копались в моем мусоре? Все интересней и интересней!