- Эх, - говорил он, - была б у меня восьмилетка, выучился бы на холодильщика и зарабатывал больше. Вы свидетельства воровали, не осталось хоть одного? А то бы подделал мне, и выучился бы я на холодильщика.
- Свидетельств не осталось. Я сам закончил одиннадцать классов, и мне мое свидетельство о восьмилетке не нужно. Жил бы здесь, подделал бы.
- А ты вышли.
- Не подойдет оно тебе. Я в Вологодской области закончил восьмой класс. А ты там не жил. Если подделать, тебе надо уезжать в другое место. Не надо, лучше закончи восьмой класс.
- Да позабыл все. И некогда. Деньги надо зарабатывать.
Влас и Рая проводили Колю на большак. Он, веселый, по их просьбе читал стихи Баркова.
На дороге показался "ГАЗ-69" или, как говорят, "бобик".
- У нас не любят брать пассажиров, - сказал Влас, - Рая, проголосуй.
Рая подняла руку, бобик остановился.
- Довезите до Падуна, - попросила Рая.
Коля сошел у сельсовета. Подвернулся мотоциклист.
- Довези до Заводоуковска.
Мотоциклист домчал его до железнодорожного вокзала.
На пиджаке у Коли поблескивал значок с изображением Есенина.
- Подари значок?
Со значком расставаться жалко, но он подарил и пожал парню руку.
Народ толпился возле кассы, но билеты не продавали: нет мест.
Зашел в линейный отдел милиции. В кабинете два мента. Рыжий и чернявый.
- По какому вопросу? - спросил рыжий.
- Попроведать.
- Выпивши?
- Немного.
- А сюда зачем?
- Я говорю - попроведать и попросить купить билет до Ялуторовска.
- Выходи. Это не билетная касса.
- Что вы меня гоните?
- В таком виде нельзя. Выходи. А то машину вызовем.
Петров к дверям, но чернявый задержал:
- Подожди. Документы есть?
- Есть, - повернувшись, ответил Коля.
- Покажи.
- Дома они у меня.
- Ты как разговариваешь?
- А как надо?
- Где живешь?
- Где живу? - переспросил он и засмеялся. - Мой адрес - не дом и не улица, мой адрес - Советский Союз. А вы у меня на квартире.
- Так, - сказал чернявый мент менту рыжему, - вызови машину.
- Счастливо, - сказал Коля, - я пошел.
- Стой! - заорал чернявый.
- Сами прогнали, а теперь не пускаете.
- Отсидишь пятнадцать суток и узнаешь, как надо разговаривать.
Пятнадцать суток - это его отпуск, и он стал серьезным. Чернявый снял трубку.
- Подождите, - остановил его Коля, - прежде чем звонить в милицию позвоните Анатолию Петровичу Монакову.
Менты переглянулись.
- Звоните, звоните и передайте мне трубку.
- Какой у него номер? - чернявый рыжего спросил.
- Не помню.
- Три двадцать семь, - подсказал Петров домашний номер телефона районного прокурора.
Чернявый взглянул на часы - поздно, и звонить не стал.
Вошел водитель спецмашины.
- Как у вас?
- Да вот, - не зло ответил рыжий, - пришел тут какой-то и шутит с нами, а сам пьяный. В отдел хотим отправить.
Старшина стриганул по Коле.
- Это же Колька Петров. Он вчера приехал и сразу нанес визит прокурору. Ну, если он и шутит с вами, и пьяный немного, за что ж его забирать? Уезжаешь? - спросил старшина Колю.
- В Ялуторовск.
Через открытую дверь ментовки слышно - подошел поезд.
- Товарищ старшина, поезд подошел, мне ехать надо, а билетов в кассе нет. Посадите на поезд.
Старшина, поглядев на рыжего сержанта, сказал:
- Отправь его.
Переночевав у родственников, побрел по старинному сибирскому городу Ялуторовску.
Возле милиции встретился с адвокатом Ефарией Васильевной Пальцевой. Ее муж - Павел Арефьевич - бывший начальник заводоуковской милиции, сейчас руководил ялуторовскими ментами. Ефария Васильевна не узнала его. Петров представился, и она вспомнила своего подзащитного, защищать которого на суд не пришла.
- В этом году, - говорил он, глядя на постаревшую женщину, - буду поступать в юридический. Хочу стать адвокатом.
- Не поступай в юридический. Окончишь его, а защитником работать не сможешь. Ты слишком хорошо знаешь ТУ жизнь. Тебе не по себе будет. Правды, ведь ты знаешь - нет. А если с искренними намерениями хочешь работать - тебя не поймут.
Проводив взглядом Ефарию Васильевну, зашел в отдел и встретился с ее мужем, Павлом Арефьевичем. Пальцев пожелал ему честной жизни, и он пошел на городской базар. Хотелось поговорить с работником тира, сухощавым старичком-инвалидом. Коля часто ездил в детстве в Ялуторовск на крыше вагона в тир, и старичок всегда встречал его восторженно.
Подходя, увидел: старичок-инвалид орудует с замком единственной рукой. Поздоровался, но старичок не узнал и бросил на ходу:
- Тир сегодня не работает.
И грустно Коле стало: не смог прикоснуться к своему шальному детству.
Утром поехал в Тюмень. Хотелось посмотреть на тюрьму и увидеть знакомых надзирателей. Они - черти, увидев его на свободе - удивятся.
Он больше года просидел в тюрьме, но не знает, где она находится. Где-то в центре. А спрашивать неудобно. "А-а, спрошу вот у этого парня".
- Скажите, где тюрьма находится?
Парень пожал плечами. Спросил у мужчин постарше, но и они не знали. "Во, спрошу у мента!"
- Скажите, где здесь тюрьма?
- Тюрьма? - переспросил молодой мент, - не знаю.
- Но, скажите, ведь в Тюмени есть тюрьма?
- Тюрьму не знаю. Есть следственный изолятор.
- Ну, да это одно и тоже. Как к ней пройти?
И милиционер объяснил. Оказывается, родимая рядом.
Из-за высокого забора торчит только крыша трехэтажного корпуса. Надзирателей у вахты не видно. Он походил около ворот, - а они новые, железные, - и пошел, часто оглядываясь, и чем дальше отходил, тем виднее становился трехэтажный корпус.
"А теперь к Косте Кобзеву". По кличке Доктор. На его суде Коля был свидетелем и запомнил: Костя живет с начальником управления комиссаром Нытиковым в одном угловом доме на пересечении улиц Хохрякова и Володарского.
На подъезде табличка с фамилиями жильцов. А вот и Костина.
Шагая по ступенькам, думал: "Костя, конечно, освободился. Не будет он, имея такие знакомства, сидеть пять лет".
Дверь отворила симпатичная молодая женщина.
- Костя дома?
- На работе. Вы кто будете?
- Разрешите зайти, объясню.
Женщина распахнула дверь.
- Вы его жена?
- Да.
Она в коротком накрахмаленном платье. Подол не касается стройных ног. Так просто и так прелестно одетых в домашнюю одежду женщин Коля видел только в кинофильмах.
- Я с Костей вместе в тюрьме сидел, ну вот и зашел его попроведать.
- Он придет поздно. Что ему передать?
- Передайте ему от меня привет. А приходил, скажите, Глаз.
- А-а, - улыбнулась женщина, - он мне о вас много рассказывал. Я вас на суде видела, вы же свидетелем были, - шепотом сказала женщина.
- Я освободился раньше. Завязал. Хочу в институт поступать. А Костя как поживает? Закончил институт?
- Закончил. Сейчас врачом в поликлинике.
Из комнаты отворилась дверь, и в коридор вышла, с бантами на голове, девочка лет шести-семи.
- Дочка, - сказала женщина, - иди на кухню, я сейчас приду. Дай с дядей поговорить.
Девочка большущими светлыми глазами внимательно рассматривала Колю; ее, видно, поразили шрамы на его лице, и она спросила:
- Мама, а что это за дядя?
- Этого дядю лечит наш папа, - ласково ответила женщина, - ну, иди.
Девочка пошла на кухню, а женщина зашептала:
- Говорите тише, и не поминайте ЭТО. Дочка ничего не знает.
- Все, все, ухожу.
На улице посмотрел на номер дома.
Купив общий билет до Омска - покатил в город на Иртыше.
Поезд несся мимо Падуна, и Коля впился взглядом в родное село, в высокую трубу спиртзавода - он проезжал детство.
8
В вагоне-ресторане немноголюдно, и он сел за столик. Напротив с короткой стрижкой парень с грустью в глазах допивал бутылку портвейна. Заказал и Петров.
- За твое освобождение, - улыбнулся Коля.
Парня звали Артемом и оттянул он пять лет.
- Я год как освободился. А ты где сидел?
- В Тюмени, на четверке.
Петров стал называть клички ребят. Артем некоторых знал.
Допив колину бутылку, Артем заказал еще и расплатился. В Коле он видел чуть ли не брата. Заметив на его руке часы - предложил сменяться. Петрову жалко часов, часы отца, но парень, по-братски, вернее - по-зековски, хотел махнуться часами. И он снял "Восток" и надел "Восход".
- Какая у тебя была кличка? - спросил Артем.
- Глаз.
- Глаз, - как бы не веря услышанному, повторил парень. - Так это ты, Глаз?! Я о тебе много слышал.
Артем замкнулся, не стал пить вино и распахнул портсигар.
- Пойдем покурим.
Вышли в тамбур.
- Я еду с матерью. Приехала встречать. Боится, как бы в пути не подзалетел.
Докурив сигарету, Артем сказал:
- Пойду в вагон, а то мать беспокоится.
Была суббота, и дядя Миша только что встал. Он радостно и громко приветствовал племянника. Холостяк дядя Миша жил в маленькой комнате коммунальной квартиры.
Работал на судоремонтном заводе начальником по хозяйственной части и был убежденный сталинист, считая себя настоящим коммунистом, презирая бюрократов и нечистых на руку людей.
- Так, - сказал дядя Миша, - напоив племянника чаем, - сейчас гулять, а когда откроются рестораны, пойдем в самый лучший.
Они бродили по утреннему зеленому Омску, и дядя Миша рассказывал:
- …А когда началась война, нам сократили курс обучения и я, получив звание лейтенанта, поехал на передовую. Шли страшные бои за Пулковские высоты, и роту принял во время боя. Захожу в дзот, а первый номер убит. Второй номер взялся за пулемет. Тут раз - пуля, и второй номер валится. Тогда я за пулемет. Не успел ленту расстрелять, как следующая пуля, разрывная, мне в верхнюю губу. Снайпер, гад, пристрелялся, и нас троих за несколько минут. Мне разорвало губу, зубы выбило, и нос к чёртовой матери. И был я на фронте чуть больше двенадцати часов. А потом госпитали.
Всего за мою жизнь из-за этого носа - красивее хотел быть, - сделали двадцать девять операций, а тридцатая - аппендицит. Потом домой съездил. И вскоре предлагают работать в НКВД. Дают два направления: или ехать на Украину, бендеровцев отлавливать, или в Прибалтику. Война еще не кончилась. Я позвонил твоему отцу, - он тогда в Крутинке начальником милиции работал, - и спрашиваю: куда ехать? Он кричит: езжай в Прибалтику, Европу посмотришь. Ну и поехал в Прибалтику. Не жалею. Посмотрел Европу. Назначили меня начальником Паневежиского отдела НКВД. До меня там какой-то хлюпик работал, никаких показателей. Сверху давят, нужны арестованные бандиты, и я за три дня набил полную КПЗ.
Помотался по Прибалтике. Где только не был. На одном месте долго не задерживался. Всегда меня на самые трудные участки направляли. Потом работал в лагере для военнопленных. Оперуполномоченным. У меня был личный шофер, пленный из местных. Отличный "опель". Немец катал с ветерком. Сто - и не меньше. Каждый поворот знал, каждую выбоину на дороге. Вначале думал: разобьет. Я по сей день восхищаюсь им как шофером. Через наш лагерь, через нашу обработку прошло несколько немцев, а сейчас они члены ЦК компартии ГДР, занимают высокие должности.
Много чего в Прибалтике было. И свои же сковырнуть хотели. Однажды на гулянке, у попа, поналились все, я раз за кобуру, - нет пистолета. Никого посторонних. Один, сволочь, смеется, что я пистолет по пьянке потерял. А мне утром к начальнику. Без пистолета нельзя. Трибунал. Я понял: пистолет вытащил капитан, а он все смеется. И я, выхватив из его кобуры пистолет, взвел курок и направил ему в лоб. Все остолбенели. Поп давай креститься. Я говорю: "Сволочь, пистолет взял ты, отдай! Или нажму на курок". Он побледнел и говорит: "Михаил, да ты что, мы же пошутили, возьми, он под комодом". После этого со мной не шутили.
Вскоре женился на враче. Красивая была. За ней все ухаживали. И свои же говорили ей, что вот, мол, нашла за кого выйти. У него носа нет. Недолго мы с ней прожили. Прихожу как-то домой, - уже в Омске жили, - а она лежит на кровати, рядом тазик, а в нем… она аборт сделала. Понял, не хочет иметь от меня детей, и мы разошлись. Да, Колька, очень жалею, что нет у меня детей.
Потом еще несколько раз женился. Клаву ты знаешь. И с ней не получилось. Так прошла жизнь.
Да, вот что тебе надо рассказать. Когда со второй женой разошелся, познакомился с симпатичной женщиной. А у нее была сестра Жанна. А с Жанной познакомился вор в законе, Авенир. Мы встречались, но друг о друге ничего не знали. И вот как-то я шел по городу в форме, и Авенир встретился мне в компании воров. Некоторых я знал. Вечером он с Жанной заваливает к нам с коньяком и шампанским. Мы устроили кутеж. Женщинам ничего не говорим. Жанна не знала, что Авенир вор.
После этого пошла у нас с ним дружба. Черт побери, он вор в законе, а я только начал старшим следователем работать. И стали мы друг друга обрабатывать. Он убеждает меня бросить ментовскую работу и идти на гражданку, а я обрабатываю его, но тонко, чтоб он с воровской жизнью завязал. В общем, как-то летом у них воровская сходка за городом была, и он сказал, чтоб в случае чего меня не трогали. Это я узнал потом. Но мне приходилось часто в форме ходить, и мы с ним иногда встречались. Воры видят - он со мной все ходит, и стали ему высказывать: вот, мол, нашел капитана, отмазку для себя. Ты же знаешь их законы. А он продолжает со мной дружить. Жанна, Жанна связывала его со мной. Он ее любил. А по воровским законам нельзя жениться. Можно, но на короткий срок. И он женился. Год проходит, два, и он с Жанной живет и со мной встречается. В общем, я его во многом убедил. Воры от него отвернулись: нарушает воровские законы и не выполняет требования сходки. Он авторитетным вором был. Ну, конечно, воры ему ничего не сделали. Я даже хотел написать об этом книгу. Да все некогда. Потом с ним встречаться не стал, а с сестрой Жанны порвал. А Авенир с Жанной из Омска уехали.
- А почему ты, дядя Миша, до пенсии в милиции не дослужил?
- Не сработался. Я не брал взяток, в общем, вел дела честно. Мне даже воры спасибо говорили. Однажды вел следствие у татарина, а его родственники богатые, - у нас здесь много татар живет, - и они меня у управления несколько дней встречали, предлагая деньги, и просили повернуть следствие. Я ни в какую. Они говорят: "Ты ведь тоже татарин, а своему помочь не хочешь". Ведь и сестра моя, Агата, на татарку похожа, да и отец мой - твой дедушка, походил, и брат мой двоюродный, и сестра его - тоже похожи. По отцовской линии кто-то был татарин. И они мне говорят, что я специально изменил фамилию. Я не согласился, и они отстали. От меня и в управлении кое-что требовали, начальство, но я не соглашался. Говорил, что против закона и совести не пойду. За мной даже начальник управления вокруг стола бегал, доказывая, что это не так, но я стоял на своем. Потому и уволился. И не жалею. Ну их, этих ментов.
Коля хотел дядьке про Одлян рассказать, но тот махнул рукой:
- Знаю, все знаю.
В обед дядя Миша сводил его в ресторан. Оказывается: дядька-холостяк рестораны не забывает.
Утром с первым автобусом покатил в Крутинку - районный центр Омской области - попроведать тетку.
В Крутинке во время войны его отец работал начальником милиции, и тетя Агата, тогда молодая девушка, приехала к брату, и он устроил ее в милицию, в паспортный стол. Через несколько лет она имела офицерское звание и возглавляла паспортный стол. А потом перешла в райком партии.
А вот и теткин дом. Коля в черных очках. Не постучав, вошел. Окна занавешены. Он оказался не то в кухне, не то в комнате, и шагнул к следующей двери. Распахнув, увидел кровать и на ней, под одеялом, двоюродную сестру. Потряс за ногу.
- Хватит спать, вставай, сваты приехали.
Алла, проснувшись, не могла понять, кто так нахально трясет за ногу. С улицы зашла тетка. В полумраке она приняла племянника за жениха дочери и сняла с окон одеяла.
- Мама! - закричала Алла, - кто к нам пришел, чего ему надо?
Тетка встала в дверной проем.
- Молодой человек, вы зачем пришли?
- Я? - Коля улыбнулся. - Сватать вашу дочь.
Алла, глядя на брата, протянула:
- Мама, я не знаю его, а он трясет меня за ногу.
- Ну-ка, уходи, что к нам ворвался, - тетка повысила голос.
Он снял очки.
- А, Коля, здравствуй, извини, мы тебя не узнали, - мягко сказала она.
К завтраку теткин муж подоспел и, потягивая вино, все смеялись, вспоминая колину проделку.
За огородом плескалось озеро Ик, и он пошел купаться. Долго шел по илистому дну, а глубина никак не доходила до пупа.
Вернулся, и тетка сказала:
- Собирайся, пойдем в городской парк. У нас массовое гулянье в честь выборов.
В стране проходили выборы в Верховный Совет СССР. Коля за двадцать один год ни разу не голосовал. И в этот раз не опустит бюллетени.
В парке шел концерт художественной самодеятельности, и он подумал: "Хоть и до лампочки мне выборы, но стихотворение прочитаю".
Подошел к конферансье и поговорил.
- Сейчас Коля Петров прочитает стихотворение Сергея Есенина "Цветы", - громко объявил конферансье.
Петров вошел в круг, - местные артисты выступали прямо на траве, - и стал читать стихотворение. Конферансье заметался: всем участникам концерта вручали подарки, а парень влез со стихами, и для него подарка не приготовили. Коля закончил стихотворение, и конферансье сказал:
- Коле Петрову за стихотворение "Цветы" дарим букет цветов.
По дороге домой букет палевых цветов подарил сестре.
Тетка на кухне готовила обед, а Коля в комнате листал журналы. Из-за стены услыхал: дядька разговаривал со старухой-матерью.
- Господи, - причитала семидесятилетняя старуха, - за что такое наказанье? И он ночевать останется. Не оставляйте, ради Бога, он обворует вас.
- Да ну тебя, мать, - успокаивал старуху дядька, - не обворует, что ты голосишь.
Оставив в покое журналы, вылетел из комнаты и, закурив, пошел к озеру.
За обедом все были веселые. Дядька рассказывал:
- Когда ты читал стихотворение, некоторые спрашивали, что за парень, и я объяснял. Старики помнят твоего отца.
Поздно ночью Коля добрался до Омска.
Утром дядя Миша ушел на работу, и он, выспавшись, пошел гулять, а в конце дня поехал к двоюродной сестре. Агнессе за сорок. Ее отец погиб на фронте. Она ни писать, ни читать не умела, безропотно работала уборщицей и слыла придурковатой, хотя просто была малоразвитой. Коль с детства ее считали ненормальной, ей это понравилось - с дурака меньше спросу. Россия! Везет тебе на дураков и покорных!
В распахнутом окне общежития увидел Агнессу. Хотел крикнуть, но не стал: "Нанесу визит неожиданно".
Звонка в дверях не было, и он постучал.
- Кто там? - услышал голос сестры.
- Гости.
Агнесса приоткрыла дверь и посмотрела в щелочку.
- Вам кого?
- Тебя!
Агнесса хотела захлопнуть дверь, но он в притвор поставил ногу.
- Агнесса, Агнесса, не закрывай дверь. Я твой брат, Коля Петров.