Насколько по-другому все было в первые дни их знакомства! Невозможно поверить, что с тех пор прошло меньше полугода. Грейс тогда была в депрессии, если это сильное слово можно применить к окончанию ее связи с Томом, преждевременно поседевшим банкиром из Сити, свалившим ее с ног на одной вечеринке - в буквальном смысле; она так напилась, что не могла дойти до машины. На следующее утро, проснувшись, Грейс обнаружила себя в обществе мужчины, который имел много денег, мало свободного времени и практически не интересовался ничем помимо коллекционных автомобилей и преумножения капитала, что, в свою очередь, не интересовало Грейс. От Тома не было никакого толка в постели, а его политические взгляды шли вразрез с весьма смутными, но все же либеральными симпатиями Грейс, и это отчасти объясняло проблемы в их отношениях, возникшие еще до того вечера, когда "ягуар" Тома - модель Е, 1965 года выпуска - был блокирован, к его нескрываемой ярости, напротив дорогого ресторана на Парк-лейн.
Высказанная им в крепких выражениях мысль, что эвакуация коллекционного автомобиля в центре Лондона символизирует разрыв ткани английского общества, явилась последней соломинкой. В любом случае к этому моменту Грейс уже поняла, что предел мечтаний Тома - заточить ее в первоклассном особняке в Путни и сделать матерью не меньше пяти раз. Он даже заявил как-то, что считает ее "хорошей производительницей".
Так что, когда неделю спустя на пороге ее квартиры возник Сион, страстно уговаривающий Грейс поддержать кандидата от Социалистической рабочей партии на предстоящих выборах в местное самоуправление, он показался ей рыцарем в сияющих доспехах. Ну, не то чтобы в сияющих, - положа руку на сердце, в Сионе, чей внешний вид угрожающе скатывался к засаленной неопрятности Джарвиса Коккера, от полного сходства с которым его спасала только природная красота, не было ничего сверкающего, - но по крайней мере он был полной противоположностью Тома. Целеустремленный, страстный и кипящий убежденностью. Больше того, подобно Грейс, Сион совсем недавно остался в одиночестве: его последняя подруга, чуть ли не с порога выпалил он, была настолько политически активна, что покинула Великобританию проповедовать социалистические взгляды.
- Девочка бросает мальчика, - повторил нараспев Генри, возвращаясь от стойки и с грохотом опуская на стол бокалы. - Мама девочки вне себя от радости.
Грейс заморгала. Совершенно непохожий на Майка Блоука, Генри все больше смахивал на знаменитого астролога Таинственного Мэга. Ее мать определенно обрадуется, узнав о ее разрыве с Сионом. Грейс догадывалась, - да и как она могла не догадываться, если ей напоминали об этом по телефону дважды в неделю, - что планы леди Армиджер насчет будущего ее дочери теперь, когда положительный во всех отношениях Том, к сожалению, сошел со сцены, были связаны с кем-нибудь из сыновей мидовских шишек или заморских аристократов, с которыми она познакомилась, будучи супругой британского консула в Венеции. "Одна из самых больших моих проблем, - часто думала Грейс, - состоит в том, что моя мать не просто привыкла лезть вверх по общественной лестнице, но нацелилась на заоблачные высоты". Вздохнув, она сделала изрядный глоток вина.
- Полагаю, у тебя с этим никаких проблем не бывает. - Генри, занявший место напротив, не отрывал от Грейс немного осоловевший, но пристальный взгляд.
Она вздрогнула, осознав, что потеряла нить его рассуждений.
- О чем это ты? С чем у меня не бывает проблем?
- С парнями. Не сомневаюсь, они за тобой очередью выстраиваются.
Грейс залилась краской.
- Едва ли… - с трудом выдавила она.
Это все вино виновато. Другого объяснения и быть не может.
На лице Генри отобразилось пьяное удивление.
- О. Извини. Не хотел тебя обидеть.
- Ничего страшного.
- Значит, ты поссорилась со своим парнем?
- Что-то вроде того.
Попытавшись принять вертикальное положение, Грейс поймала себя на том, что далеко не все ее члены слушаются команды мозга. А если и слушаются, то с большой задержкой.
Наступила короткая неуютная пауза.
- Тебе надо немного развеселиться, - заявил Генри. - Но что гораздо важнее, - заплетающимся языком добавил он, указывая на ее пустой бокал, - тебе надо еще выпить.
Пошатываясь, он направился к стойке и с удивительной легкостью пролез в самое начало очереди.
- У меня есть идея, - объявил он, возвратившись с бутылкой красного вина. - Давай поиграем в какую-нибудь пьяную игру. Я знаю одну замечательную, литературную. Идеально подходит здесь.
Он кивнул в сторону стойки, облепленной толпой кричащих, курящих, толкающихся писателей и их приспешников. Неужели ведьмам удалось прогнать из Юрты всех, подумала Грейс? Краем глаза она смутно заметила женщину в обтягивающих белых брюках, танцующую на столике, и испугалась. Вот только за что, за столик или за швы на одежде Дженни Бристольз?
- Что еще за пьяная игра? - насторожилась Грейс.
Том обожал пьяные игры, особенно одну, заключавшуюся в том, чтобы выплескивать вино в лицо каждому третьему, если кто-то не смог правильно ответить на вопрос. Поэтому неудивительно, что вечеринки у него дома редко дотягивали до полуночи.
- Она называется "худселлер".
- То есть бестселлер наоборот?
В мозгу Грейс, затуманенном алкоголем, мелькнуло опасение, не пытается ли Генри подтрунить над "Хатто и Хатто". Нельзя отрицать, что успехи издательства, судя по списку десяти бестселлеров "Санди таймс", весьма скромны, чтобы не сказать - отсутствуют. Адам Найт, заведующий отделом художественной литературы издательства, любил повторять, что "Хатто и Хатто" будет до конца отстаивать право публиковать книги, которые никто не читает, но эта мысль вызывала у Грейс некоторые сомнения.
- Вот именно. Ты должна придумать какой-нибудь глупый вариант названия известной книги. Например, вместо "Алисы в стране чудес" - "Алиса в стране повес".
В голове Грейс смутно звякнул колокольчик.
- Это то же самое, что есть на радио? "Извините, можно наводящий вопрос?"
Генри нетвердо кивнул.
- Только у нас все по-другому. Если придумываешь непродаваемую книгу, я выпиваю стакан до дна, и наоборот. Ты начинаешь.
Грейс помолчала, в ее мозгах не было ничего, кроме хаотичной пустоты. И вдруг совершенно неожиданно ее осенило:
- …"Кретин Дорвард"!
- Отлично. - Осушив свой бокал, Генри наполнил бокал Грейс до краев. - "Шприц и нищий".
Грейс прыснула.
- Как насчет "Джем Эйр"?
Ее голова вращалась все быстрее.
- "Дом Жуан".
- "Король дыр", - фыркнула Грейс, залпом опрокидывая бокал в рот. Грейс давно уже так не смеялась.
- "Война и мыло"! - крикнул Генри, падая со стула на группку писателей у него за спиной.
- Моя нога! - возмутился Луи де Верньер.
- "Посмертные сосиски Пиквикского клуба".
В глазах Грейс сверкали слезы. Мир кружился хороводом, наполненный весельем и смехом; и в кои-то веки в этом мире не было Сиона.
- "Идеальный душ".
- "Оливье Твист"! - торжествующе заорала Грейс, со смутным недоумением замечая, что и она упала со стула.
- Нам пора убираться отсюда, - пробормотал Генри, помогая ей подняться на ноги.
Пошатываясь, они направились к выходу. Грейс, опиравшаяся на плечо Генри, вдруг обнаружила, что ясное предзакатное небо уже затянулось покрывалом темно-синего бархата, на котором россыпями алмазов сверкали звезды.
Остановившись, они повернулись друг к другу. Грейс смутно почувствовала, как к ней приближается лицо Генри. Его губы прикоснулись к ее губам, и она вдохнула его запах. Мажорные ноты зубной пасты "Колгейт", теплое дуновение пота и чеснока, слабый привкус одеколона. Плюс многообещающий аромат вожделения.
Поцелуй Генри оказался истовым, жадным, даже алчным. Образ Сиона, помаячив мгновение, быстро растаял. Настал час расплаты за всю его сверхурочную деятельность, подумала Грейс беззаботно и торжествующе.
Генри медленно оторвался от ее губ. Грейс почувствовала, как он тянет ее за руку и увлекает прочь от палаток, словно по волшебству избегая растяжек, на тот конец поля, где стоит одинокое развесистое дерево, что в лунном свете отбрасывало непроницаемую черную тень. Грейс, семенившей следом за Генри с застывшей на лице глупой улыбкой, происходящее казалось естественным и неизбежным. У нее не было чувства вины, только восторженное предвкушение.
На следующее утро Грейс водила ложкой по тарелке с овсяной кашей, и звон металла о фарфор усиливался ее похмельем и промозглой пустотой обеденного зала. Судя по столам с пустой посудой, Грейс была одной из последних - все остальные, очевидно, уже позавтракали и ушли. Она прилагала все силы, чтобы не встречаться взглядом с хозяйкой; вероятно, та слышала вчера ночью их возвращение, сопровождавшееся грохотом и сметками. Определенно, тарелка с овсянкой опустилась на стол перед Грейс гораздо выразительнее, чем можно было ожидать.
Грейс уныло оглядела затвердевшие желтки яичницы, бледные, сморщенные куски бекона, почерневшие грибы и водянистую оранжевую жижу, натекшую из жареных помидоров. Как только аппетитный аромат достиг носа, желудок подступил к горлу. Грейс решила сходить на завтрак: пациент или умрет, или выздоровеет. Но речь только об исцелении тошноты. Вылечить гложущее чувство вины в желудке и чувство отвращений к себе, першащее в горле, оказалось гораздо сложнее.
Грейс прижала прохладную руку к раскаленному лбу. Ну почему по утрам в столовых всегда так жарко? Или, что вероятнее, все дело в лихорадочном пламени вины?
О господи, зачем она так поступила? Помимо всего прочего, это было просто недопустимо с профессиональной точки зрения. Она приехала сюда работать, выполнить определенную задачу, помочь Генри преодолеть опасности представления книги широкой публике. А не для того, чтобы ему отдаться, позволить затрахать себя до потери чувств. Хотя, глубоко вздохнув, вспомнила Грейс, потерей чувств вчера и не пахло. Наоборот, она прекрасно все чувствовала: раскаленный протуберанец, вспыхнувший у нее в промежности и жаркими волнами разлившийся по всему телу, сладостные судороги блаженства, длившегося целую вечность. Генри, несмотря на внешнюю неуклюжесть, оказался на удивление умелым любовником, превосходящим в этом отношении даже Сиона, не говоря о Томе.
Воспоминания о сексе с Томом, к счастью, постепенно стирались; но Грейс до сих пор не могла забыть давящее ощущение клаустрофобии, когда она лежала распластанная, как под тяжелой периной, а на ней судорожно корчилось тело банкира. Сион, наоборот, овладевал ею с волнующей, отчасти даже грубой силой, но всегда быстро, заботясь в первую очередь о том, чтобы получить удовольствие самому. А вот Генри был сама заботливость; его умелые пальцы молниеносными огоньками наслаждения бегали по всему ее телу; он довел ее до вершины упоительного восторга и лишь затем дал выход переполнявшей его страсти.
Однако сейчас Грейс ругала себя за эту минутную слабость. Ей не следовало спать с мужчиной, с которым она едва знакома. Впрочем, слово "спать" совсем не подходило к случившемуся: она сгорала со стыда, отчетливо вспоминая свои животные крики, безумные жесты, как она прижималась к Генри, словно стараясь загнать его в себя как можно глубже. Неужели он решит, что она так поступает со всеми авторами? Если не считать немногочисленные мимолетные романы в университете, о которых Грейс сожалела до сих пор, Генри был единственным мужчиной, которому она отдалась без долгих ухаживаний, в первую же ночь. Хотя неизвестно, лучше так или хуже.
Грейс уныло посмотрела на свой завтрак. Не было ли какого-то насмешливого, непристойного намека в том, под каким похотливым углом торчала из томатного пюре лопнувшая сосиска? В расположении яиц на сковородке? Воздавая должное единственному блюду на подносе, вроде не имевшему никакого тайного смысла, Грейс осторожно ткнула вилкой в грибы.
Маленькое утешение: она избавлена от необходимости смотреть в глаза Генри. Скорее всего, он уже позавтракал; возможно, подумала Грейс, непроизвольно устремляя взгляд на потолок и морщась от боли, вызванной этим движением. Генри сейчас у себя наверху, и болезненную сушь его обезвоженного похмельем мозга терзает то же самое чувство вины. Наверняка у него есть любимая девушка. Генри о ней не упоминал, но Грейс и не спрашивала. Или он постоянно вступает в интимные отношения с малознакомыми женщинами? Если учитывать, в каких местах ему довелось побывать, это предположение слишком жуткое, чтобы о нем думать. С трудом сглотнув подступивший к горлу комок, она зацепила вилкой томатную пасту, тотчас же развалившуюся и стекшую между зубьями.
И что теперь?
Если бы только Элли была рядом! Грейс ломала голову, как бы отнеслась к случившемуся ее подруга и коллега из отдела связи с прессой "Хатто", самопровозглашенный эксперт по мужчинам. Ведь она перешагнула через пропасть в добрую сотню миль, отделяющую автора от сотрудника редакции. Забыться до такой степени, чтобы раздвинуть ноги перед первым встречным, - едва ли это признак высокого профессионализма. Но сколько же в этом наслаждения…
То обстоятельство, что отношения с мужчинами у Элли редко длились больше месяца, - отчего полгода Грейс с Сионом определенно казались образцом супружеского долголетия, - ни в коей мере, с точки зрения Элли, не компрометировали ее умение судить о других.
- Не умеешь сам - учи других, - усмехалась она.
Услышав, как открылась дверь в обеденный зал, и опасаясь появления миссис Айвенго, Грейс поспешно вонзила вилку в кусок бекона и поднесла ее ко рту, изображая высшую степень воодушевления. Бекон, задрожав, завис в воздухе - в дверях стоял высокий темноволосый Генри Мун. У Грейс внутри все перевернулось.
- Всем привет! - улыбнулся Генри.
- Доброе утро, - пробормотала Грейс.
Сев напротив, Генри, как ей показалось, с оглушительным грохотом высыпал рисовые хлопья в маленькую миску, расписанную цветами, и она поморщилась от боли.
- Ты выглядишь просто бесподобно, - сказал Генри.
Обезоруженная и потрясенная, Грейс лишь молча вытаращилась на него. Бесподобно? Самый мимолетный взгляд в зеркало открыл ей, что глаза заплыли и налились кровью, волосы торчат во все стороны соломой, а на лице - следы торопливого вождения ватным тампоном. Грейс едва удержалась от язвительного ответа, что она всегда завтракает в полном макияже. Просто этим утром у нее остался вчерашний.
- Как ты себя чувствуешь? - был следующий его вопрос.
Грейс открыла рот. Тут есть несколько возможных ответов. Ужасно? Терзаюсь раскаянием? Страстно жалею о случившемся? Но как раз в этот момент открылась дверь и появилась миссис Айвенго с завтраком для Генри, поэтому Грейс, кашлянув, пробормотала с чувством собственного достоинства, насколько это было в ее силах:
- Спасибо, хорошо.
Посмотрев на завтрак, который буквально швырнула под нос Генри миссис Айвенго, Грейс предположила, что он долго жил в духовке. Точнее, если судить по его почерневшему, обугленному виду, в пламени паяльной лампы. Генри, однако, радостно ткнул вилкой в сосиску.
- Благодарю вас, объедение! - крикнул он вдогонку миссис Айвенго.
Та остановилась в дверях, и на ее суровом, изможденном лице появилось что-то опасно похожее на улыбку.
- Кушайте на здоровье, - чуть ли не кокетливо проворчала она.
Генри набросился на завтрак. К облегчению и недоумению Грейс, он ни словом не обмолвился о Вчерашней Ночи, ограничившись парой вопросительных движений черными бровями. С другой стороны, несомненно, он не притворялся, что ничего не случилось. Во взгляде его заплывших глаз, которые задерживались на лице Грейс на секунду-другую дольше необходимого, появилась какая-то интимная близость, а его обезьянья ухмылка стала чуть шире, даже когда он задавал нейтральные вопросы насчет выступления, которое предстояло ему сегодня днем. Грейс, всеми силами пытавшаяся сохранить дистанцию, отвечала односложно и строго, насколько позволяли ее помятый внешний вид и очевидные следы похмелья. Да, выступление начнется в одиннадцать часов в "Шпигель-шатре". Нет, она понятия не имеет, что такое "шпигель".
- Я как раз собиралась подняться к себе, чтобы немного подготовиться, - наконец сказала Грейс.
Генри, неумело разорвав маленький пакетик с коричневым соусом, выдавил из него лужицу на яичницу, и она почувствовала, что ее бунтующий желудок больше не выдержит. Съесть завтрак, приготовленный миссис Айвенго, и без того достаточно суровое испытание; сидеть и смотреть, как у нее на глазах поглощают второй такой завтрак, - это уже граничит с безрассудством.
Оказавшись у себя в комнате, Грейс попыталась причесаться, почистить зубы и освежить косметику, не прибегая к помощи зеркала. Созерцать последствия пьянства и похоти ее совсем не тянуло. А наложившееся поверх них чувство вины и вовсе зрелище малоприятное.
Своим туалетом Грейс занималась до последнего - в буквальном смысле, поскольку яичница в самый последний момент пожелала вырваться на свободу. Когда тянуть дольше уже было нельзя, она спустилась по винтовой лестнице, с вазочками с благовониями на стойках, мимо фотографий в золоченых рамках, на которых были изображены пухлые внуки и внучки миссис Айвенго.
Генри ждал ее внизу, листая книжный раздел "Дейли мейл". У Грейс перехватило дыхание. Она почувствовала, что опозорилась не только в личном, но и в профессиональном плане.
- Ты не встречала никаких отзывов о "Сосущих камни"? - спросил Генри, когда они оказались на залитой солнцем дорожке, ведущей мимо церкви к фестивальному городку.
Грейс быстро покачала головой, и ее распухший от похмелья мозг больно ударился о череп.
- Но я просмотрела не все газеты, - поспешно добавила она.
Отчасти это была правда. Так, например, "Вестник скачек" Грейс не держала в руках уже целую вечность.
Но с самого выхода "Сосущих камни" она тщательно перерывала страницы с рецензиями почти всех остальных изданий, несмотря на то что ни один из редакторов даже отдаленно не заинтересовался книгой Генри.
- Ну, так можешь не тратить время, - небрежно заметил Генри. - Нигде ни слова.
- Но в этом тоже есть свои плюсы, - возразила Грейс, ухватившись за древнейшую отговорку всех рекламных агентов книжных издательств. - По крайней мере, никто не высказывался отрицательно.
- Наверное, ты права, - просиял Генри. - Но если честно, я имел в виду не газетные рецензии или их отсутствие. Я говорил про "Амазон". Там бывают весьма забавные отзывы.
- Вот как? - осторожно спросила Грейс.
Покупатели крупнейшего Интернет-магазина славились тем, что рубили правду-матку без стеснения.
- Должен признаться, - заявил Генри, - я заглядывал на страницу "Амазон" дважды. Первый раз не было ни одного отзыва, а по продаваемости я находился на 300 012 позиции. Но когда я заглянул второй раз, через неделю, - на лице у него появилось изумленное выражение, - какой-то немец оставил сообщение из двух слов, оказавшее невероятный эффект на объем продаж.
- Замечательно, - с облегчением сказала Грейс. - И что же он написал?
- "Страшное разочарование". Так что теперь я опустился куда-то до третьего миллиона.
- Ой…