Грех совести - Нина Еперина 16 стр.


Ты думаешь, что на этом мы успокоились? Ни фига! Неймется же. Нашли шелковую нитку потолще. Все повторилось точь-в-точь. Даже то, как я вспотела. Нитка опять порвалась. Тогда нашли леску и толстую. Полчаса все лезли ко мне в рот по очереди со своими пальцами, пытаясь привязать толстую леску за верхний зуб, третий слева, а я сидела, растопыря рот во всю мочь так, что у меня челюсти стало сводить. Потом все-таки привязали. Я уже поняла, просто так это все не закончится! Пока они не выдернут мой зуб, никто не успокоится, потому что народ вдохновился моим подвигом не на шутку! Даже ночь для меня не наступит. Поэтому прочитала молитву "Отче наш…" перекрестилась, зажмурилась, выдала ожидаемое:

– Дима! Давай! – И открыла рот пошире еще раз.

Дима дернул за ручку двери! Но как! Так дернул, что зуб проскочил через мою макушку, проделав в голове болевую дыру. Дыру-то болевую он пробил, но сам остался сидеть там, где и должен был сидеть генетически. В моей надкостнице. Он оказался таким прочным, что только с места сдвинулся, а леска развязалась. Крепкие гены достались мне от длинной вереницы предков. Зуб с места сдернули, но выдернуть никак не удалось! Вот тут-то я и завыла в голос.

Как я выла!!!

Выла я громко! Так выла, так выла! Показательно выла! Заливала анестезию и выла! Через какое-то время всем надоело под мой аккомпанемент употреблять горячительное и Нелька "большая" вызвала зубную "неотложку". Опять приехали две молоденькие девочки и один здоровенный "медбрат". С большим трудом и уговорами открыть рот, сделали они мне укол и стали ждать, когда приживется заморозка и щека отвалится. Но она никак не морозилась. Никак. Видно водка, налитая внутрь, мешала. Тогда решили драть так. А теперь представь себе картинку на кухне…

Не совсем трезвая компания дружно приступила к удалению зуба путем выдирание последнего медицинскими плоскогубцами. Одна дама в возрасте – Нелька старшая. Красивая, элегантная дама, под сильным шофе! Когда под сильным, она мелко моргает глазами и делает умно-сосредоточенное лицо, старательно морща лоб. При этом глаза передвигаются за голосом собеседника с большим запозданием. Она их закрывает, потом поворачивает голову, а только потом медленно открывает глаза и делает губами один шлеп, после этого мелко трясет головой, как китайский болванчик, опять морщит лоб и пытается сосредоточиться. Нелька "мелкая" еще молодая, закалки никакой, поэтому хмелеет быстро и начинает очень деятельно помогать, суетиться и тараторить, всех перебивая, это если не очень много приняла на грудь, как в тот раз, а если много, то у нее проявляется сильный тормоз. Тогда она молча сидит в углу и даже не похоже, что принимала. В тот раз она лезла в мой рот и учила врачей, как правильно делать укол и дергать зуб. Димон, как самый главный участник, очень сильно переживал за весь процесс и тоже помогал участием, периодически вставляя реплики и пытаясь отодвинуть Нельку "мелкую" от диспозиций на длинную дистанцию. Я не могла отстать и пыталась давать советы с растопыренным ртом, мыча и тыкая в свой рот указующим перстом…

И вдруг в самый главный момент процесса, когда на кухне наступила операционная тишина, а в мой рот дружно уставились две сестрички, одна с занесенным над зубом инструментом, Нелька "мелкая" и Димон, а Нелька "старшая" пыталась понять, что со мной вообще происходит, дверь на кухню как-то сонно и со скрипом открылась! В нее вошли два пьяных кота! Они шли очень медленно, потому что их заносило по сторонам от наркоза, который до конца еще не весь закончился в кошачьих организмах. Они прошли, сели оба рядом, прямо перед нами и уставились четырьмя глазищами на кухонное представление. Понять, что же происходит, они тоже не могли, но старались, поэтому держали морды высоко, таращили глаза и мелко трясли головами, почти как Нелька "старшая", сидящая напротив. Лапы у них разъезжались в разные стороны, один вообще чуть заваливался задом на второго, но они очень мужественно пытались сидеть ровненько и рядом, медленно хлопая глазищами.

Первым начал "медбрат". Он хохотал так, что чуть не упал со стула. В промежутке он тыкал пальцем в котов, в Нельку, хотел что-то сказать, но его всего скрючивало, и скрючивало пополам. Мы не могли не влиться в радостное настроение "медбрата" и уже через минуту вся кухня дружно ржала в полный голос! Даже Нелька "большая" подключилась минут через десять. Это все происходило, на минуточку, в три часа ночи! В промежутке между периодически накатывавшимся хохотом зуб мне таки выдрали, с пятой попытки, а потом мы все вместе пили за котов и мой зуб. И мы, и сестрички, и "медбрат", и набежавшие на шум возмущенные соседи… Вот так вот это было. А ты говоришь – леска…

– У тебя во рту сколько зубов уже нету?

– Спроси лучше, сколько есть!

– И скоки, скоки?…

– А сколько должно быть?

– А ты что, не помнишь? В школе не учила?

– Учила, но сегодня зуб всякую память мне отшиб.

– Тридцать два, вот сколько. А у тебя?

Алла посчитала оставшиеся зубы языком не раскрывая рта и ужаснулась:

– Представляешь? У меня осталось всего тринадцать зубов. Если выдеру этот, останется только двенадцать. Одна третья часть! И как с этим жить дальше? Выходит пора прописываться на постоянку к зубопротезникам? Вот ужас-то где!

Зубники – главные человечьи враги по жизни. Каждый зуб, это как потерянные годы! Выдранные с мясом из организма и здоровья. Алла всегда очень боялась зубных врачей, с самого раннего детства боялась и старалась защитить свои бренные кости от посягательств с их стороны. Дралась с врачами вручную и жестоко! Не единожды ее выгоняли из кабинетов покусанные врачи. Она их понимала, но ничего поделать не могла. Стара она была для этого. Когда тебе за гм… "сят", поздно что-то исправлять… Поэтому во рту и осталось тринадцать зубов, а скоро будет и двенадцать. Двенадцать, если у нее хватит сил везти зуб по ночной Москве в экстренную помощь. Что-то ее уговоры, просьбы и заклинания, включая молитвы, явно не помогали… – даже эти мрачные мысли не могли отвлечь ее от мучителя…

Часам к трем Алла созрела окончательно и разбудила Михалыча, который спал с подушкой на голове и на ее стоны не обращал уже никакого внимания. Как-никак это был жуткий день и вторая бессонная ночь! Это кого хочешь выведет из себя и унесет в страну сновидений…

Михалыч кряхтел, сопел, чесал бок, макушку и долго просыпался, сидя на кровати. Ему так не хотелось одеваться, звонить по телефону, будить водителя, потом тащиться в гараж, потому что не мог позволить себе не сопровождать Аллу через всю Москву в главную ночную зубодерку. Но Аллин красноречивый видочек, замученный окончательно, поднял его из тепленькой постельки…

Последствие № 1

Наша ночная зубодерка, наверное, единственная в мире такая! Уникальная, прямо! Больше нигде и никто не относится так наплевательски к зубной человеческой острой боли. Ты входишь под своды этого огромного помещения, больше похожего на вокзал, где до потолка ни одна метла не достает, или старинную лечебницу времен Леонардо да Винчи, с высоченными потолками, темными, мрачными стенами, не крашенными аж с того же времени, то есть с четырнадцатого века, вся эта величественная мрачность задавливает тебя до микроскопического состояния блохи и ты сразу же понимаешь, что твоя боль такая маленькая, на фоне здоровенной "прихожей" перед кабинетами, что тихо тонет в этом огромной пространстве. Ты сразу же теряешься и скукоживаешься от внутреннего страха и какого-то дикого ужаса. По центру стоят длинные, деревянные скамьи, на которых мучается народ, сидя спиной друг к другу. Скамьи эти, отполировали задами сонма великомучеников, стали гладкими, но единственными во всей зубодерне, гостеприимными.

Алла с замиранием сердца плюхнулась на полированную скамейку и тихо замерла от предчувствия предстоящего кошмара. В себя она приходила минут двадцать, вцепившись маникюром в ладонь Михалыча. Потом стала крутить головой туда-сюда, для ориентации в пространстве… Потом сделала попытку вовлечь в разговор болящего за спиной, в надежде на ответы и сочувствия… Но только Михалыч, как спасительная палочка-выручалочка торчал рядом, стиснув зубы и терпя боль на своей ладошке. Алла плюнула на человеческую черствость и поперлась, волоча за собой ноги, в первый же кабинет с диким видочком и нелепыми вопросами. Там ее тут же пнули в другой кабинет, и она взялась носить свой зуб, для убедительности прикрытый ладошкой, по всем кабинетам. Следом за ней безропотно таскался Михалыч, которого зуб достал круче, чем даже Аллу. Может быть, он и ненавидел тихо носительницу проклятого истязателя, не позволяя проникнуть злобе во взгляд, а поэтому держался гордо и мужественно, хотя и бубнил что-то себе под нос…

В пятом или шестом кабинете на Аллу, наконец-то, обратили внимание и усадили в кресло для экзекуции. Вот тут-то и вступил в силу ее личный закон самосохранения. Лично себя она сохраняла отчаянно! Изо всех своих сил сохраняла! Но ночные врачи тем и отличаются от дневных, что им до носителя зуба как-то все равно! Пинайся, не пинайся, ори, не ори, кусайся, не кусайся, у них сила самосохранения развита сильнее, потому что проходит закалку еженощно! Они видали тебя в гробу в белых тапочках!

Аллин экзекутор оказался рыжим. Совсем рыжим, до облезлости ресниц и глаз. Но этого было мало! Эти облезлые глаза смотрели на нее с такой ненавистью, что она сразу же поняла – сегодня ей несдобровать! В рыжих глазах накопилась вся злость целой ночи, а может быть, и дня. В них через край переплескивалась глупость и трусливость пациентов, обливая Аллу всеми этими накоплениями еще до начала всех экзекуций…

– Садитесь в кресло, – еле сдерживая себя, чтобы с ходу не врезать в глаз, буркнул рыжий и сразу же отвернулся к своим пугательным, экзекуторским инструментам, разложенным на столике. Алла плюхнулась в кресло всем своим цыплячьим весом в сорок с чем-то килограммов, потому что ноги отказывались держать в преддверии сближения с блестящими металлическими цацками и провалилась в его недра. В глазах двоилось и троилось от страху.

Рыжий так быстро развернулся к ней, хитро поглядывая глазом и УЖЕ держа в руке шприц, что она поняла – он настоящий спец по ночным идиотам с больными зубами. Он ее из кресла с зубом не выпустит. Он своего добьется! Так же молниеносно он оказался около Аллы и вдруг рявкнул басом прямо в лицо:

– Откройте рот!

Алла вжалась в кресло, но рот открыла. А что было делать? Он же мог ее укусить!

Рыжий наклонился и вытаращился в рот. Прямо перед ее носом оказалась его макушка, украшенная давно народившейся лысинкой с реденьким пушком и рыжими веснушками. Алла скосила глаза на макушку и вдруг поняла, что она напоминала. Она напоминала молочного поросеночка, полугодовалого. Так забавно! Но тут ее внимание от лысинки отвлекла рука, несущая в рот шприц с иголкой. Рука медленно приближалась! Мама родная! Алла стала отодвигаться, но спинка выстроила нехилую преграду. Алла перепугалась не на шутку, тут же закрыла и глаза, и рот.

– Откройте немедленно рот! – тихо и сквозь зубы процедил рыжий, уставившись прямо в ее глаза, которые от звука густого баса сквозь зубы автоматически растопырились сами. Практически, они оказались так близко друг от друга, прямо глаз в глаз. Алла сидела чуть дыша и смотрела в каждый его облезлый глаз поочередно, но никакого сочувствия в них не было, только злость и отчаянная готовность к членовредительству. Ее членовредительству!

– ММммм – замотала она головой, сжав рот поплотнее, отчего губы стали в гусиную гузку.

– Я сказал, откройте рот, – повысил он голос.

– ММмммм – усиленно замотала она головой еще сильнее, вытаращив глаза.

– А ну быстро рот открыла! – рявкнул на нее рыжий громко.

Алла открыла, хотела закрыть глаза, отгородившись от ужаса, но они не закрывались, они цепко и с паническим страхом, набиравшим оборот и выдвигавшим глаза вперед, как перископы, следили за рукой со шприцем.

"Это от испуга, наверное", – подумалось левой половинкой ума, которая за ухом и сама по себе.

Рука медленно, как в замедленной съемке, придвигалась к намеченной цели! И вдруг три пальца, вместе со шприцем оказались уже во рту. Алла похолодела и почувствовала укол в десну. Вот тут-то и произошла отключка! Челюсти вдруг захлопнулись, независимо от нее, зажав и шприц, и три рыжих пальца с белесыми волосиками прямо во рту! Рыжий покраснел от злости, поморщился от боли и рявкнул на весь кабинет:

– Я кому сказал открыть рот!

– Ы-ы-ы-ы-ы, – завыла Алла, вместо "А-а-а-а-а-а". Это она хотела сказать ему, что челюсти, они отдельно от нее, они не слушаются!

Но он не понял и сделал попытку вытащить пальцы изо рта вместе со шприцом. Голова ее отпрыгнула от спинки кресла, но потом больно тюкнулась об него затылком. Первая попытка не удалась. Тогда он сделал еще несколько попыток, тюкая Аллу макушкой об кресло, пока она не завыла в голос, потому что в глазах помутнело и зрачки сошлись на переносице от полнейшего кошмара происходящего! Тут он уставился в ее ошалелые глаза совсем близко и заорал на весь кабинет громко и фальцетам:

– Рот открой, дура!

Алла честно хотела ему помочь, но рот никак не хотел открываться. Челюсть заклинило капитально. Зато вдруг открылась дверь, и в кабинет внесло Михалыча, вместе с перепуганной физиономией. Ничего не поняв, но обнаружив полное сближение пациента и врача, он сразу же разозлился и рванул выяснять отношения сразу у обоих. Но как только спинка кресла перестала закрывать полную картину происходящего, его резко затормозило, потому что весь ужас увиденного открылся ему сразу.

– Это что это у вас тут происходит? – выдохнул он, не поверив своим глазам.

– Это мы укольчик так делаем! – зло огрызнулся рыжий. – Я вы кто?

– Я – муж!

Алла очень удивилась нутром и глазами услышанному ответу, но прокомментировать его никак не могла.

– Я вам не завидую.

– Я себе тоже. Но все-таки, что у вас тут происходит?

– Муж, не мешайте, а лучше помогите мне освободиться из плена.

– А что, она сама рот не может открыть?

– ММммм!!! – замычала Алла, тряся головой.

– По-моему, у нее заклинило челюсть, – умно изрек рыжий. – Нужна грубая мужская сила. Одной рукой мне не справиться.

Михалыч ухватился за эту возможность и рванул в помощники. Но Аллина челюсть жила сегодня сама по себе. Она не желала размыкаться. Михалыч пытался просунуть внутрь рта хотя бы один палец, но безуспешно! Алла мычала изо всех сил и мотала головой, пытаясь обратить его внимание на ее глубокую мысль. Мысль состояла в том, что стоящие перед ней особи мужского пола обладали исключительной и полной бестолковостью. Один из них был неожиданно образовавшийся "муж", а второй злой врач-палач. Один был в курсе про тринадцать минус один зуб и мучения за завтраком, обедом и ужином, когда Алла, для правильного пережевывания пищи, перекатывала ее во рту туда-сюда, потому что задних зубов не было и жевать было нечем. А второй пялился в рот только что, и что тогда он там видел?

"Неужели вы не можете понять, что палец в мой рот можно затолкать только сбоку? Там, где пусто. Там, где все давно выдрано за эти тридцать лет ужаса!" – хотелось крикнуть Алле громко, но она только мычала.

Но Михалыч пошел другим путем. Он схватился за ее челюсти сразу двумя руками и стал раздирать их в разные стороны, для большей устойчивости упираясь коленом в ручку кресла. Рыжий отошел на вытянутую руку за спинку кресла. Таким образом, его рука "нежно" покоилась на ее плече, упираясь в одну грудь, точнее ребра, локтем. Было очень больно, между прочим. Он старался помогать Михалычу только своим эмоциональным участием и умными репликами. Реплики придавали ему силу, потому что он участвовал в них с помощью своего локтя, отчего Алла вжималась в спинку кресла все сильнее и сильнее. Локоть у врача был острый, как рог носорога. Алле стало совсем больно и она замычала еще громче, вытаращив, для убедительности, оба глаза, которые и так уже давно вылезли из собственных орбит!

– Ты-то хоть не отвлекай! – прорычал Михалыч Алле прямо в лицо. – От тебя одно только горе… с твоими зубами.

– Мммм! – мычала она в ответ и пыталась назидательно качать головой. Ей стало так больно, что из глаз хлынули слезы и сами потекли по щекам. Ей было очень жалко себя. Зуб перестал болеть совершенно! Алла уже не понимала, зачем ее занесло в это кресло, да еще и ночью, и что эти два мужика делают с ее лицом. Зачем они пытаются оторвать от нее собственные губы, а заодно и зубы.

Михалыч решил поменять тактику и рекогносцировку. Он обошел кресло с другой стороны с попыткой сделать второй дубль, но понял, что это тщетно, тогда он залез коленками прямо к Алле на колени и стал раздирать челюсть, сотворив дикую и прямо мерзкую рожу из своего лица. Алла оказалась ужатой его телом в спинку до состояния полного выдоха. Она элементарно просто стала задыхаться, а в глазах запрыгали кровавые чертики.

"Ну вот! Теперь ясно, в каком виде ко мне придет моя смертушка!" – сонно и издалека подумала она, и сделал попытку горестно вздохнуть, вынужденно выдохнув последние миллиграммы воздуха до упора. Но тут именно в ту же минуту Михалыч соскочил с ее коленок и она вдруг неожиданно глубоко вздохнула. Правда, он все еще держался за ее зубы обеими руками. От вздоха полной грудью челюсть вдруг разжалась сама по себе и оба мужика грохнулись на пол. Один под ноги, а второй за кресло. Перед ее взором справа мелькнули ботинки Михалыча, показав новые подметки, чуть-чуть протертые под пальцами, а слева рыжий кулак с зажатым в него шприцем. В самый момент грохота дверь отворилась и в кабинет вошел еще кто-то. Этот кто-то ничего не понял, но картинка ему понравилась, и он громко расхохотался.

Он смеялся так весело и заразительно, что остальные и не смогли бы не откликнуться. Первым заржал Михалыч, по-солдатски, как на плацу, за ним рыжий, а следом захихикала и Алла, почему-то тоненьким голосенком. Михалыч сидел на полу и хохотал, когда из-за кресла выполз рыжий прямо на четвереньках. Он не мог подняться с пола, так раскатисто и басом грохотал его голос. Следом в поле Аллиного зрения попал и третий хохотун. Это был добродушный толстяк с приятной, русской бородкой и в очках. Он вышел из-за кресла и очень напоминал земского врача из чеховских рассказов.

– И что тут у нас? – спросил толстячок. – Зубик бо-бо?

– Уже не бо-бо от страху, – выдала Алла сразу охрипшим голосом. У нее прорезалось собственное мнение!

– А ну покажь, – придвинулся земский врач.

Алла разверзла своего мучителя, свой рот, во всю мочь и закрыла глаза. Ей было уже все равно. Она почувствовала, как этот новый потрогал зуб и поцокал. Вдруг что-то больно шибануло ее по мозгам и из глаз сыпануло искрами. Прямо через веки.

– Ну вот и все! Весь ужас позади.

Алла открыла глаза. Прямо перед ней стоял улыбающийся доктор, в руке он держал блестящий "мучительный инструмент", увенчанный частью загнивающей плоти. В его зубодерке красовался ее зуб. Он его вырвал! Он его удалил! Алла не поверила своим глазам. Уррааааа! Неужели ее мучениям наступал конец!? Еще двенадцать раз, и все жуткие, страшные, многолетние "зубные ужасы" закончатся навсегда…

Назад Дальше