– Ах! Если я во всем виновата, я вообще могу убраться!
– Ну и убирайся! Если так, можешь сегодня же отваливать в Москву! Думаешь, мы тебе замены не найдем? Найдем!
– Конечно! Найдете! Где еще есть такая дура, как я, которая вас всех терпеть будет! Да еще с такими пустыми залами!
– А залы не у тебя одной полупустые! Вон у Фили в Новосибирске вообще три дебила сидело! А что делать? Сейчас народ вообще в гробу видал наши концерты! Время такое! Перестройка! Девяносто третий год, милочка моя! Тут надо или терпеть, или в ткачихи. Хотя там тоже безработица, да и кто тебя туда возьмет, ты работать не умеешь и не будешь!
– Ты думаешь, что больше некуда пойти, кроме вашей сцены? Я лучше в проститутки пойду!
– Да за тебя никто и рубля не заплатит! – подскочила к ним одна из солисток, Алла забыла как ее зовут. – Ты на себя в зеркало посмотри!
– Ах ты, сука! – выкрикнула Ляля и изо всей силы заехала девчонке по лицу. Оплеуха получилась сочная и звонкая. Она эхом прокатилась по уже пустому залу с открытыми занавесями. Все, как завороженные, стояли вокруг и молча взирали на происходящее. Видочек у музыкантов можно было записывать на видеокассету. Чубы свисали из-под картузов, своим видом показывая тоску и уныние от развернувшейся сцены, нарумяненные щеки вблизи под софитами выглядели лихорадочно-болезненно, рты с подкрашенными губами разинуты от неожиданности, а в глазах одинаковая одинокая тоска… И без тоски не взглянешь! Очень хотелось рассмеяться, но Алла сдерживала себя.
Девчонка схватилась за щеку и убежала за кулису с воплем и ревом.
– Ты что это себе позволяешь, а? Ты что, совсем тормоза потеряла? – подбежал один из балалаечников к Ляле. – Да я тебя, дуру… – и занес над ней руку.
– Правильно! Так! С кем спим того и защищаем? Я твоей жене все расскажу, – злобствовала Ляля, размахивая указующим перстом перед носом балалаечника. У балалаечника заклинило челюсть и наступил ступор. – А ты что не махаешь руками, а? Алик? Или она тебя "к телу" уже не подпускает? Нового дурака нашла? – и Ляля показала на балалаечника, который так и стоял с поднятой рукой, удивленными глазами и отвисшей челюстью. У него не находилось слов.
– В общем так, девочка моя. Собирай-ка ты свои манатки и давай-ка ты домой. С меня хватит. Это который ты мне скандал закатываешь за последних пару месяцев? Третий? Не пора бы уже и остановиться?
– Хорошо! Я уеду! Уеду! Прямо сейчас уеду! А ты давай! Эту теперь дери, потом ту. – Ляля ткнула рукой в следующую солистку. – Потом вон ту, – жест повторился. – Или вот еще новенькая появилась, правда она старая дура, но в темноте не видать, тоже можешь.
Алла не сразу поняла, что и ее успели приплести к внутриколлективным разборкам и разложить по кроватям. Она так опешила, что не сразу сообразила, что ответить. Но мозг работал быстрее ее самой и рот выдал почти молниеносно:
– Фантазии и боль всегда переплетаются в сложном узоре, тем более, что настоящее есть следствие прошлого и причина будущего. Какова же ваша фантазия, мадам, если после того, как вы открыли рот, из него такое полилось! Как будто канализацию прорвало! – Ее рот говорил фразу медленно и смакуя. После гвалта, тихая и заумная Аллина фраза произвела эффект холодного душа. Все уставились на нее, как зачарованные флейтой змеи, и как будто ждали продолжения фразы. Повисла тишина. Ляля, как и все, молча взирала на Аллу. Тишина висела в воздухе и грозилась наполниться запахом корвалола или упасть с грохотом кровельного железа. Первой очухалась Ляля. Она спохватилась, как будто только что проснулась, и бросилась за кулису. Музыканты зашевелились и тоже молча поползли, кто куда. Алик подошел к Алле и молча протянул руку. Алла пожала. Потом они постояли молча. Потом Алла изрекла глубокомысленно, чтобы добить ситуацию:
– Во многой мудрости многие печали, а полученную пощечину никому не стереть. Бразильская пословица, – вздохнула, повернулась и тихо пошла в гостиницу, благо она была рядом.
Спокойно провести поздний вечер и спокойно улечься спать ей не дали. В дверь постучали. Было без трех минут двенадцать. За дверью стояла Ляля. Алла чуть не упала рядом. Этого человека она ожидала увидеть под своей дверью меньше всех. Рожа у нее была отмытая и зареванная, отчего имела отталкивающий видочек.
– Вы меня простите, пожалуйста, за поздний приход, но я в Москву уезжаю, а у меня в кошельке пусто. Я не могла бы получить какие-то деньги или хотя бы суточные?
– Вы знаете, суточные я могу вам выдать только за одни сутки, а на такие деньги вы даже билета не купите, а аванс я не имею права выдавать, если вы уходите из коллектива.
– А вы могли бы мне одолжить хоть сколько-нибудь?
Алла опешила. Она знала этого человека, с очень нехорошей репутацией склочницы и скандалистки, всего два дня, а это "чудо" просит у нее денег, после того, как ее же и обозвало? Тем более, Алла понимала, это все может вылезти для нее боком, потому что добровольное унижение простить невозможно.
– Вы меня простите тоже, но я должна буду одолжить вам деньги из своего собственного кошелька. Мы с вами так мало знакомы, а вы в вашем коллективе много лет проработали, неужели не у кого одолжить?
– Я у этих сволочей не хочу ни одной копейки просить.
– Давайте-ка я позову Алика и мы как-то решим этот вопрос без участия моего кошелька.
– Я не хочу Алика!
– Но я вам ничем не смогу помочь!
– Вы такая же, как все! – выкрикнула Ляля и демонстративно сделала позу и выражение всем телом очень обиженного человека. Она гордо выпрямилась, развернулась на каблуках и очень гордо прочеканила шагом за поворот коридора.
Теперь уже Алла не могла пропустить мимо своего внимания сей увлекательный эпизод в дебрях будущей работы. Она должна была разобраться в ситуации до конца или до понимания. Нужно было самой идти к Алику.
Дверь в номер Алика открыла солистка с пощечиной. Тут Алла вспомнила, как ее звали. Ее звали Юля.
– Ребята, – начала Алла с порога, проходя в номер. – Я, конечно, понимаю, что поздно, но я же не усну с таким грузом непоняток. Ко мне только что приходила Ляля за деньгами. Вы что, сами не можете… – Алла замолчала, потому что Алика в номере не было.
– Он сейчас придет, – Юля указала ей на кресло. – Садитесь, пожалуйста, подождите.
– А долго ждать?
– Нет. Он как раз к Ляльке и пошел. Деньги понес на дорогу.
– А вы без нее обойдетесь?
– Да это у нас не первый раз. Мы втроем весь репертуар знаем наизусть и спокойно делаем три голоса. Мы уже привыкли к ее капризам.
– А это что, часто?
– Каждый выезд что-нибудь выкидывает.
– А зачем же вы терпите?
– Ну как же, солистка!
– Я не очень поняла, как у вас, в народных делах, при исполнении квартетом подразделяются голоса на солирующие и подпевочные.
– Первый голос солирует. – Юля уселась в кресло напротив. – Эта вся канитель началась уже где-то месяца три-четыре. У Ляльки появился хахаль с бабками и взялся ее "спонсировать", вот она и возгордилась. Он нам даже два клипа оплатил на телевидении.
– А-а-а-а-а! Вот почему вы в ящике мелькнули?
– Именно, что мелькнули. Но она хреново работает. Может петуха подпустить или со вступлением промазать, как сегодня. Это у нее в порядке вещей.
– Так давно бы поменяли.
– Раньше мы не могли. Она с Аликом спала, а он, как ненормальный, смотрел ей в рот и все делал, как она скажет.
– Понятненько, – задумчиво сказала Алла. – Ладно. Я пожалуй пойду, раз вопрос с денежкой решен. Уже поздно, мне спать пора.
Первый же поворот по коридору натолкнул Аллу на вторую солистку. Она была девушкой самой симпатичной из всех остальных, но жутко глупоглазой. Догадка подтверждалась, как только она начинала общаться с вами. Она так обрадовалась Алле, так бросилась навстречу, как будто они были старые, закадычные подруги со стажем дружбы лет пять как минимум.
– Ой! Как хорошо, что я вас встретила! Может, зайдем ко мне?
– Да уже поздно. – Алла сказала фразу, но засомневалась в своем порыве. Нужно было еще кого-то послушать, для информации. – Хотя половина первого ночи для девочек взрослых еще не время. Правильно?
– Правильно.
– Тогда пойдемте.
Они пришли в затертый одноместный номер с узкой, девичьей кроваткой и двумя стульями, на которые тут же уселись. На столе уже наблюдался гастрольный бардак, украшенный бутылкой початой водки. С кем девица употребляла спиртное было непонятно.
– Выпить хочешь? – тут же спросила она на "ты".
Алла не очень любила водку, но интерес к внутриколлективным сплетням, который торчал в ее голове и висел у девицы на языке, заставлял пойти на более близкий контакт.
– Ладно. Давай, выпьем. – Алла тоже перешла на "ты". Только, извини, я не запомнила, как тебя зовут.
– Люба… – присела девица в смешном книксене и хихикнула. Почему хихикнула, Алла не поняла.
Люба плеснула в граненые стаканы на донышко, они молча чокнулись и выпили.
– За что Юле так досталось? Не за слова же. Я понимаю, что это накопившиеся обиды. Но! Кто злится, тот не прав – говорит монгольская пословица. Я права?
– Права, конечно. Она ее к Алику ревнует. Алик раньше с ней носился, как с писаной торбой, а теперь на Юльку перекинулся. Юлька хоть не дура и симпатичная, а это чмо нас всех до печенок уже достало. Неуправляемая совсем.
– Она что, действительно может на балалаечника жене настучать?
– Она у нас все может. Ни стыда, ни совести. Зачем было при мужиках такой гвалт устраивать? Закрыли дверь в номер и орите себе на здоровье. Не-е-ет! Она любит, чтобы при зрителях.
– А Алик у вас холостой или жена имеется?
– Имеется и жена, и двое детей.
– Любвеобильный, что ли?
– Да уж…
Дальше, в течении двух часов, Алла слушала душещипательный роман на троих. В нем присутствовало все! Закулисные ухаживания; поход по ночам на цыпочках по гостиничным коридорам в ЕГО номер; конфетно-букетный период; ревности с большой буквы с битьем букетом по мордам прилюдно, в вестибюле гостиницы; выслеживания и подслушивания под дверью номера, громкоголосые скандалы за кулисами, хлопанье дверьми и срыв концертов. Еще выяснилось, что Алик боится Лялю, потому что она его шантажирует за левые билеты и концерты. Это было уже совсем не по-человечески. Артисты не любят в своих рядах гниль. Алла сразу же в душе оправдала и Алика, и Юлю…
Заодно были рассказаны все "лямуры", происходившие в коллективе за последних полгода. Алла давно не слышала так много пастельной грязи. В какой-то момент ей стало даже противно. Она решила перевести разговор на нормальные человеческие понятия и отношения, без смакования под одеялом. Просто поговорить про любовь. Она давно не говорила про любовь. Московские подружки, за всеми ее зубопротезными и перелицовочными морду делами, последнее время редко встречались с Аллой. Некогда ей было, а покатать по зубам любимую тему страстей человеческих очень хотелось. Или это произошло из-за допитой бутылки и второй, как по волшебству возникшей на столе, или потому, что чужие страсти так бурно бушевали рядом, но Алле тоже очень захотелось поговорить про любовь и про Сашку. С чужим человеком быстрее развязываются шнурки на губах и несет в словесный понос…
Когда вторая бутылка оказалась вдруг пустой, обнаружилось, что Люба неплохой человечек. Оччень даже не-плохой, да! Что она оччень даже правильно оценивает взаимоотношения мужчины и женщины, что она сама пережила уже два очень бурных романа и вообще Аллу очень уважает. При этом понимает что это за чувство, когда в желудке взвешенно и горячей лавой плавает желание от воспоминаний или даже от имени, которое вдруг прозвучало вслух. Она представляла себе, что может чувствовать немолодая уже женщина в пору климакса, с повышенным желанием секса к молодому, горячему телу по имени Саша… Да!
– О-о-о-чень даже п-рессс-тав-ля-а-юю… да-а-а… – пьяно выговаривала Люба и качала головой из стороны в сторону, как китайский болванчик…
Они полоскали застрявшую на зубах тему долго и основательно. К пяти часам утра выяснилось, что коллектив в Калуге уже третий раз. За предыдущие приезды Люба познакомилась с местной публикой и знает в городе бабку, которая классно гадает. Бабка старенькая, верующая и всю правду при этом говорит. Это было очень интересно! Аллу тема про бабку взволновала! Они приняли решение прямо с утра, как только очухаются от посиделок, ехать к бабке…
Гадание
Ехали на такси на самую окраину города. Район, куда приехали, был глухой российской провинцией с узкими улочками, вилявшими туда-сюда, с разномастными заборами, который выше, который ниже, а который-то вообще завалился набок. Таксист ругался, но ехал. Ему было обещано с самого начала, что тоже познакомят с бабкой. Наверно, большие семейные или любовные проблемы толкнули его на встречу с потусторонними силами. Таксист был молодой и очень симпатичный. В довершение всего погода испортилась и стал сеяться мелкий, противный дождик.
За очередным поворотом обнаружилась необходимая улица и нужный номер дома. Было очень удивительно, что на заборе красовалось названия улиц, а на доме номер. Бабкин дом был огорожен высоким забором, достаточно добротным с открытой калиткой, приглашающей всех желающих во двор.
Во дворе же обнаружилась широкая скамейка и четверо женщин, составляющих очередь. Алла, Люба и таксист выстроились вдоль забора, изображая подпорку под единственным зонтиком. Это Люба оказалась умной и прихватила его. Таксист поднял воротник, места под зонтиком ему не хватило, постоял, постоял, промок и пошел в машину, буркнув на ходу:
– Я буду в машине. Потом позовете…
Женщины на скамейке дружно общались, делясь мнением и про бабаку, и про других гадалок вблизи города и за его пределами. Оказалось, что центральная Россия изобиловала целой армией всевозможных гадалок. Бабка выгодно отличалась от остальных совестливостью в ценах и попаданием в прошлое.
Одна из женщин уже гадала у нее и теперь пересказывала то, что произошло с ней после прошлого гадания. У женщины был больной муж, дочь разводилась со своим, мать лежала при смерти, беспутный сын… Это все заставило ее приехать к бабаке аж из другого города. Это было два года тому назад. Бабка предсказала смерть мужа, судьбу дочери, которая выйдет замуж второй раз за хорошего парня и родит девочку, выздоровление матери и жениха для самой женщины. Все сбылось до запятой, и женщина приехала опять, чтобы выяснить все про нового своего жениха.
Женщины слушали раскрыв рты и сочувствовали. Алла и Люба тоже переглянулись. История с женщиной им понравилась. Была надежда узнать про себя хоть что-то.
– Я вот одного не понимаю. Как они все узнают, что нас ждет впереди?
– Я читала в одной умной книге, – не удержалась Алла и вступила в разговор. – Попытаюсь объяснить. Наша жизнь, как анфилада комнат. Когда ты живешь, это похоже на то, как будто ты заходишь в каждую по очереди и живешь в ней, перед тем, как войти в следующую. А ясновидящие и гадалки имеют доступ в боковой коридор вдоль всех комнат. Они как будто бегают по боковым коридорам и заглядывают в каждую, которую захотят. И в ту, что сзади, и в ту, что у тебя еще впереди.
– Интересно, почему это им так можно? – спросила одна из женщин. – А нам нет.
– Потому что у них есть ключ от тайной дверцы в боковой коридор!
Все замолчали. Наверное, думали про коридор или вспоминали каждая про свое. Алла тоже вспомнила Ростов-на-Дону, Славку, остров Зеленый… И опять по телу пробежали мурашки, а волосики зашевелились. Вспомнилось кино, показанное удивительным Космосом, вспомнились звезды и слова Славки про парня, с которым Алла в розовом платье и фате пойдет к венцу… Вспомнилось, что Славка увидел в его лице похожие на Сашу черты… и тут ей совсем загрустилось…
– Ты че нос повесила? Мысли кислые? Да? – шепнула ей Люба.
– Да про Сашку вспомнила…
– Как я тебе завидую! У тебя все в шоколаде! И генерал в Москве, и Саша в думах, и надежда в душе. Класс! А у меня кроме мамы никого, я одна на всем белом свете…
– Не переживай! Зато тебе лет сколько? А мне?
– Да! Это ты права. Лет мне только двадцать семь.
– В двадцать семь у меня еще только первый муж за плечами был.
– А сейчас?
– А сейчас за плеча-а-а-ми-и… уже двое официальных и армия проходящих, включая мужиков для здоровья. А ты что, еще ни разу замужем не была?
– Да нет. Уже сподобилась один раз нервишки себе попортить.
– И что? Гад?
– Да нет. Не гад. Бабник.
– Ой! Это самое страшное! Бабников все бабы любят, включая тебя. На то они и бабники. Они общественные. Они всем бабам принадлежат.
– Но мы-то замуж выходим для того, чтобы они только нам принадлежали. Правильно? Любовь вещь индивидуальная и эгоистичная. Хотя вначале все было класс!
– Правильно. Но так бывает только первых полгода.
– Если бы! Три месяца и вперед…
– Да-а-а! Не повезло тебе.
– Не повезло…
Помолчали… Повспоминали каждая про свое и стали дальше слушать женщин, потому что вторая женщина рассказывала следующую историю про гадания и гадалок. Гадалка, про которую рассказывала женщина, была и не гадалка даже, а что-то другое. Она предсказывала без карт, по руке и еще лечила, наговаривая на воду молитвы. Она тоже хорошо предсказывала, но ехать надо было далеко, за Курск и там автобусом в какую-то глухомань. Алла ни за что не поехала бы в такую даль. Ей достаточно было этой поездки…
Тут внимание всех было отвлечено двумя вышедшими из дома женщинами и мужчиной. Женщина и мужчина плакали, а у второй женщины был очень злой вид. Они прошли в калитку…
Из двери показалась бабкина голова в платочке. Она посмотрела на ожидающих людей и вдруг поманила рукой именно Аллу. Все удивились, но промолчали. Алла пошла в дом. Бабка провела ее на веранду, которая находилась на обратной стороне дома, с видом в сад. Большие окна освещали веранду хорошо. Завешанные снизу тоненькими, батистовыми, вышитыми мережкой занавесками, а сверху тюлем в сборочку, они имели очень домашний, уютный вид. На полу были постелены пестрые домотканые половички, как в деревне. На газовой плите пузатый чайник пускал из носика пар. Посреди веранды стоял широкий стол, на котором были разбросаны карты. На сидениях стульев лежали вязаные сидушки, такие же пестренькие, как и половички. Бабулька засуетилась вокруг стола, наливая в чашки чай себе и Алле, а потом села на стул и пододвинула одну чашку Алле, а вторую себе. Это было так трогательно…
Бабулька была вся в морщинках, с добрыми, светло-голубыми глазами, в белом платочке с цветочками. Она тоже была вся какая-то уютная и ласковая. Даже глаза у нее были с ласковыми искринками и смеющимися морщинками. Алла смотрела на бабку и тихо умилялась от неожиданности происходящего. Ей вдруг показалось, что это ее бабка, а она маленькая девочка, которая приехала к бабушке в деревню на лето. Правда, на улице моросил мелкий дождик, который плакал по стеклам веранды, но это создавало такой ностальгирующий фон для настроения, что Алла чуть сама не заплакала, как этот дождик, от чувств внутри себя. Чувства были очень теплыми. Она готова была рассказать бабке все, что было на душе, но бабка ничего не спрашивала. Она отхлебывала из чашки чай и смотрела внутрь Аллы ласковыми морщинками и своими прозрачными глазами.
Они попили чай молча, а потом бабка положила на Аллину руку свою и прочитала молитву, тихо шепча морщинистыми губами.