Саша прожил большую сексуальную жизнь, потому что был натурой очень темпераментной. Наверное, в генах затесалось что-то южно-восточное, поэтому созрел он рано и наделал много шуму своими амурными делами еще в школе. Потом сумасшедшая гастрольная жизнь позволяла познавать весь широкий ассортимент прекрасных женских тел, созданных природой. Ему нравились женщины разные, и в каждой он находил изюминку. Пышки были очень ласковыми и нежными. Худышки – очень злыми на телесные утехи и схожи с ним неуемным темпераментом. Блондинки – изысканными, шатенки – взбалмошными. Рыжие были тоже… Рыжие были взрывными. Красивые были капризными, дурнушки – самоотверженными… Но, все они были Женщинами, хотя и не первой свежести. Никогда еще ни у одной женщины он не был первым, а сегодня жизнь подарила ему персик наисвежайшей спелости. Она была необыкновенная в своей невинности, в своей неопытности и наивности. Он, как первый учитель, старался не расплескать ненароком то прекрасное, что родила ее душа в их интимной близости, не испортить тонкий сосуд ее души даже намеком на неприличность и вульгарность. Все было так красиво, так необыкновенно и замечательно, что удовлетворенность самим собой грела душу, и шевелилась там, как сытый, мурлыкающий кот. Он был готов продолжать любовную игру прямо с утра, но боялся разбудить ее прекрасный сон…
Мечты копошились в его голове и уводили в дрему, а потом и в сон…
Перемены
Алла вернулась домой под вечер через два дня. Саша встретил ее молча, так же молча, как и проводил, с той же чашкой кофе в руке, и на том же месте, как будто она и не уезжала…
Их быт в последнее время действительно напоминал кладбище разрушенных отношений, а на кладбище, как известно, говорить громко не принято. Но Алла оказалась не злой, улыбчивой и чем-то очень довольной. Она прямо с порога затараторила так, как будто они не расстались в глубоком молчании, и не было никакой ссоры:
– Приветики всем! А вот и я! Ты тут голодный, наверное, сидишь? Сейчас мы быстренько что-нибудь наварганим! – Она радостно чмокнула Сашу в щеку и помчалась на кухню готовить ужин.
Саша сел в кресло, молча уставился в телевизор и стал слушать краем уха происходящее за стенкой. В их доме достаточно давно никто толком не готовил. Только перекус, из пельменей, яичницы да бутербродов. А на кухне что-то неожиданно шипело, шкворчало, вкусно пахло и сопровождалось песнями. Саша не верил тому, что слышал. Он знал, что медведь с самого детства нехило потоптался по ее ушам, поэтому она никогда не издавала музыкальных звуков. Он даже не мог себе представить, что она способна хотя бы мимо нот спеть какую-нибудь песню! Что же могло произойти за этих два дня, способное заставить Аллу мурлыкать под нос песни, да тем более о любви? Неужели и у Аллы была какая-то интимная встреча? Неужели появилась маленькая щелочка, через которую можно было вышмыгнуть из этого сегодня в светлое завтра к Алене? В груди у Саши родилась надежда, отчего настроение у него тоже поднялось. Он принял предложенную игру и пришел на кухню, как ни в чем не бывало.
– И что такое вкусное пахнет так одуряюще-пикантно?
– Свежее мясо жарю, не из магазина, – пропела Алла мелодией.
Саша готов был уронить чашку на пол. Перед ним была совсем другая Алла. Та самая Алла, из старой жизни, с которой он когда-то познакомился.
– А пахнет как-то специфицски! Не как мясо. – удивился Саша.
– А это и есть не совсем обычное мясо. Мы будем есть свежатинку из… в жизни не догадаешься чего!
– И из чего?
– Из медведя! Ты ел когда-нибудь свежего медведя?
– А это как это? Ты его что, сама убила?
Саша мог себе представить даже такое! Алла в принципе была способна на любые "подвиги" в этой жизни…
– Да нет, не сама. Я ездила с Катей, с которой когда-то в клинике лежала, в лесную сторожку к одному необыкновенному деду. Он несостоявшийся хахаль ее покойной бабушки. Бабушки давно нету, а ничей дед стал теперь ей настоящим дедом. Это он нам от медведя отпилил по здоровенному куску.
– А ее настоящий где?
– Настоящий еще на войне сгинул.
– И вы к ничейному ездили?
– Ну да.
– А почему меня не взяли? Интересно же…
– А мы девичником. Три подружки и я. Мужчин не брали ничьих.
– А сказать нельзя было?
– Но я же не знала, куда меня везут. А возили по грибы. Там вокруг столько грибов, хоть косой коси! Я еще и грибы жарю. Белые.
Саша посмотрел на стол. И действительно. Посреди стола лежала просто огромная куча свежих, ядреных, черноголовых и пузатых белых грибов. Это были настоящие красавцы! Саша подошел к столу и стал любоваться каждым по очереди, выбирая из кучи самые красивые. Алла пристроилась с другой стороны стола и стала чистить на жареху, тоже выбирая из кучи, но только те, которые покривее и постарее.
– А почему не самые красивые чистишь? – удивился Саша.
– Самые красивые я закрою в банки. Банки четыре, а то и пять получится. Литровых. На твой день рождения, на мой день рождения, на Новый год, на Старый Новый год и так, мало ли, гости… Правильно?
– Правильно, к столу будет самый раз. Особенно гости! – Саша выпуклил это слово очень отдельно. Уже давно в доме и в помине не было никаких гостей и даже не предвиделось. Неужели "ничей дедушка" прочистил Алле мозги и в его жизни хоть что-то изменится?
– Конечно! Откроешь баночку, а они пузатенькие, красивенькие, в самый раз под водочку!
– И это ты от созерцания прекрасного и от свежего воздуха так захмелела, что песни про любовь запела?
– Вот поэтому в наше технократическое время ученые и не советуют резко выходить из-за руля и углубляться далеко в лес, а то от умопомрачительного хвойного духа может так неожиданно и приятно закружиться голова, до полного падения тела об землю, что или слух прорежется или голос вылупится… – Алла щелкнула Сашу двумя пальцами по носу и опять запела, обрезая испачканные землей корешки у гриба. – А ты тут как?
– Да никак. Соплями страдал.
– Идею за хвост ловил? Лирическую.
– Ловил, ловил, но так и не поймал.
– Итак, в дому действительно настоящее кладбище пустых надежд организовалось. Тоска! Ты бы хоть не только в потолок смотрел, но и по сторонам. Пословицу знаешь? Никогда ложка не познает вкус пищи. Особенно пустая. Так и ты. Если сам ложкой каши не попробуешь, ничего не получится.
– Ты меня к чему толкаешь? К чему?
– А к чему?
– К изме-е-е-не. – Саша погрозил Алле пальцем.
– Почему к измене? Я тебя толкаю к любви!
– К какой такой любви?
– К любви ко мне!!! – Алла сделал глазами лирику и заигрывание, и чмокнула Сашу в щеку. – Или на меня у тебя уже закончилось настроение, а другого субъекта нету? Ты стал от меня так же далек, как декабристы от народа…
– ОН вечно стоять не мо-о-о-жет! Он же не постовой гаишник! – Саша прищурил глаза и игриво помахал головой из стороны в сторону.
– Я и смотрю, что ты забыл и про наше супружеское гнездышко, и про ложе. Все в студии да в студии, а теперь еще и про измену заговорил? – Выражение глаз у нее изменилось, и зрачки сразу же потемнели. Алла злилась. – Я тебе уже не Клеопатра! Я два года перед тобой танец живота изображала! Может, ты решил, что я тебе не пара? Конечно не пара, это я точно знаю, потому что упарилась до смерти за эти два года, которые ты мне мозги парил. А теперь я тебе Кассандра! Я все вперед вижу! Я про завтра все-о-о знаю! Я же вижу, что ты стал себя странно вести…
– В каком смысле странно?
– Да забыл совсем, что мы с тобой муж и жена.
– А мы с тобой только на бумаге, как договаривались. Для квартиры, – попытался отшутиться Саша с улыбкой во весь рот.
– А-а-а-ах, только для квартиры? А без необходимости ты бы никогда на мне и не женился? Да?
– А зачем. Ты вольный казак и я вольный казак! Мы же с тобой именно этим гордились? Волей! А теперь ты мне в дому крепостное право устраиваешь?
– Я тебе ничего не устраиваю. Я тебя просто люблю. Дурачок. Никуда ты от меня не денешься! – Алла вдруг громко расхохоталась и опять чмокнула Сашу в щеку. – И вообще! У меня хорошее настроение, оно будет теперь всегда. Ругаться с тобой я больше не собираюсь. И вообще, на нас надвигаются глобальные перемены, а у меня знаешь какая перспектива?… Ты даже не представляешь! Я с такими людьми познакомилась! Может, нам скоро никакие твои клипы не понадобятся…
– С какими такими людьми? И где? В лесу?
– Нет, в Москве. Еще до леса. Я тебя с ними тоже познакомлю…
После этого разговора Саша задумался и стал внимательнее присматриваться к Алле, как бы и подглядывая, и приглядывая за ней. И действительно с Аллой происходило что-то неожиданное. Во-первых, Алла перестала кричать громко, стала говорить со всеми, а не только с Сашей, тихо и заискивающе, заглядывая в глаза. Во-вторых, она совершенно перестала ругаться матом, который раньше проскакивал для связки слов в предложение. Она перестала цепляться за его слова и требовать их разъяснения, перестала кидаться на телефон, как на амбразуру дзота. Теперь даже Саша мог спокойно поднимать трубку без ее вопрошающего взгляда…
Но и с Сашей тоже стали происходить какие-то метаморфозы, которых раньше просто не могло быть никогда! Особенно с Аленой. Два вечера подряд Алла уезжала на какие-то встречи с "этими людьми", а Саша мчался на встречу к Алене. Алена снимала квартиру с подружкой-студенткой на двоих и жила почти рядом. Они уже несколько раз встречались там, и все было отлично. Но две последние встречи были у Алены в квартире без посторонних, и оба раза у Саши ничего не получилось. То есть, он оба раза оказывался не готов к близости. Что-то сломалось в его организме. Он краснел, плел про усталость и мозги, загаженные женой до полного абсурда, но сам на себя злился и ругал последними словами. Раньше за собой он такого не наблюдал. Даже в его старом эстрадном коллективе он был знаменит тем, что всегда, при любых погодных условиях или житейских неурядицах у него стояло на всех всегда и везде… Всегда и везде! Как в анекдоте про мента на посту, который стоит на нем в любое время суток и при любой погоде, в жару, в холод, в зной, и в стужу…
Зато в кровати с Аллой все стало происходить с точностью наоборот. У него открылось "второе дыхание". Может, это было оттого, что Алла стала той, прежней Аллой. Острой на язычок и находчивой, и при этом не крикливой. Она висела на телефоне веселей, чем раньше, и у Саши опять появились "клиенты" на запись. Теперь ему некогда было созерцать в раздумьях потолок в студии. Саша работал. А Алла цвела от чего-то нового, появившегося в ее голове, и что она перекатывала там, как интересный, цветной калейдоскоп. Было заметно, что голова ее занята какими-то необычными мыслями, которые освящали изнутри ее глаза. Но засветились не только глаза. Она стала как бы светлее и лицом и внутренне изменилась, как будто и внутри у нее зажгли электрическую лампочку. Теперь она ему даже почти нравилась.
Около месяца Алена звонила ему часто, но Саше было действительно некогда, потом стала звонить все реже и реже, пока вообще не пропала…
А в их семье действительно что-то происходило, причем даже вокруг. Как будто воздух пропитывался новыми ароматами, которые его рецепторы не воспринимали, воспринимало только подсознание. Интуитивно он принимал подсказки Вселенной и реагировал на них непонятными отзвуками из себя, но расшифровать никак не мог. Он их чувствовал, но не мог понять, что же это за подсказки? Они кружились в воздухе и скручивались в спирали. Как будто невидимый волчок оббегал их по кругу, как будто кто-то окружал их, окружал, сжимая кольцо…
Теперь и все вокруг стало меняться. Алла вечерами где-то отсутствовала, на вопросы отвечала завуалировано и непонятно:
– Ты еще не готов к великому созерцанию, но мнится мне знамение скорых и отрадных перемен, – и при этом загадочно смотрела в никуда.
Саша решил пустить ситуацию на самотек, подняться "над ситуацией", посмотреть как бы со стороны, тем более, что его это не очень-то и интересовало тогда. Его захватила работа. Когда-то, совсем недавно, когда он старался пробиться "в ящик" изо всех своих сил, ничего не получалось. Потом появилась старая подружка Люда, а теперь "клиент попер" сам по себе и косяком. Неожиданно в студию валом повалил творческий контингент. Не только малоизвестные певцы и композиторы, которым нужна была студия для записи, но и известные люди шли со своими предложениями и стихами. Работа навалилась неожиданно и оказалась очень плодотворной. Наверное, в нем накопился достаточный потенциал от длительного отдыха и самосозерцания. Его тоже прорвало. Муза не зря так долго топталась под дверью, потом прорвалась, таки, в дом, а теперь постоянно сидела на его подоконнике и игриво болтала левою ногою…
Так незаметно и окончательно подкралась осень, потекла струйками дождя по стеклу окна, потом водяной поток превратился в мелкий снежок, потом повалил пушистыми хлопьями, а Саша все еще был в творческом угаре. Алла не доставала его и не отвлекала от работы. Иногда он обнаруживал себя за разложением голосов на пленке уже утром, часов в десять, когда на зимней улице становилось совсем светло, без сна и даже без желания на сон. Только тогда он понимал, что уже давно работает один, что Аллы нет дома. Или голод вдруг заставлял его залезать в холодильник. И опять же только тогда, когда в холодильнике оказывались пустые полки, съеденные им еще накануне, и Аллы не обнаруживалось в доме уже несколько дней, он задавал себе вопрос: – интересно, где она может быть под утро? Или: – неужели Аллы действительно не было дома несколько дней?
Когда она появлялась, Саша спрашивал, не очень-то дослушивая ответ:
– Ты чем-то занята? Тебя дома хронически нет?
Алла все так же загадочно улыбалась и молчала. Внешне она тоже изменилась. Лоб стал гладким и чистым, без морщин, как будто она опять сделала пластическую операцию, глаза посветлели и стали чуть белесыми, немного рыбьими и задумчивыми. Они напоминали глаза монашек или верующих бабушек у церкви. Даже голос изменился окончательно. Он стал совсем тихим. Она уже не бегала по комнате с помелом под задницей и не собиралась нестись на нем сломя голову над Москвой, чтобы "пощупать ее за яйца", она тихо сидела в кресле у окна и читала книги. Все это было очень удивительно. Так прошла почти вся зима. Солнце стало постепенно поворачивать на весну.
Однажды у Саши случился тихий и свободный вечер. Он устроился в Аллино любимое кресло у окна, благо дома ее опять не было, и машинально взял одну из книг, которые лежали стопкой на подоконнике. С первой же страницы на него глянуло что-то страшное и отталкивающее, которое выбило из его головы все томные и мечтательные мысли о светлом будущем. Саша не понял и стал внимательно рассматривать картинку. Прямо на него смотрела жуткая козлиная рожа с наглющими глазами, на голову роже было надето что-то, напоминающее то ли корону, то ли ведро, между ветвистыми рогами. Там же, в центре лба, красовалась пятиконечная, красная звезда. Сидело это козлячье безобразие на шаре, похожем на земной, опираясь на него двумя козлиными копытами. Нижняя часть торса была лохматой, как и положено козлу, а верхняя человечья, точнее мужская, но с женской, большой и круглой грудью, какой бывает только имплантированная. В руках оно держало что-то похожее на кубок с ядом и жезл. Жезл был похож на палку, обернутую змеями, как свадебными лентами, который шипели, развиваясь пастями в разные стороны и увенчанную "армагеддоном", как называл шестиконечную звезду гитарист Рома из "Времен года".
Рома был из ортодоксальных евреев, не таким, как Саша, ему это было известно лучше. А из Саши какой верующий? Никакой! Единственная принадлежность это только то, что его тайно окрестили в церкви.
Сзади у козла торчали крылья, полусложенные за спиной. Перед носом зрителя тварь махала длинным хвостом с кисточкой. При этом казалось, что харя лыбится и трясет бородой. По сторонам твари два черта с веревками на шее, пристегнутые ими к основанию шара, как псы, радостно размахивали копытами, приветствую своего владыку.
Саше стало жутко и противно, но человеческое, низменное любопытство заставило рассмотреть книгу повнимательнее. Во-первых, его заинтересовала обложка. У безобразия должно было быть название. И оно обнаружилось. На черно-бордовом фоне, слабо и не четко было выдавлено: "Храм Сатаны". Откуда у Аллы на подоконнике появилось такое, Саша не понял. Может, это самое элементарное любопытство? Он стал перелистывать книгу, ныряя носом в абзацы. Глаза выхватывали фразы, которые он не совсем понимал:
"… Вселенская Божественная Сила – наивысшая субстанция. Она проявляется в нашем мире в форме мужского и женского начал. Мужское начало это Рогатый Бог, он повелевает смертью и потусторонним миром. Женское начало Лунная Богиня – есть сущность жизни, плодородия и окружающей природы, олицетворение четырех стихий и магических реалий. Рогатый Бог есть Князь Князей, Князь Тьмы. Мощь и сила его заключается в Соломоновом Пентакле. Ангел Господень принес Соломону волшебное кольцо, заставившее демонов назвать свои истинные имена, в результате чего Соломон приобрел над ними полную власть. Обладающий им есть верный Служитель Высшего, воле которого покорны сорок Духов Зла и все Силы Добра. Среди них есть самый любезный душам Князь Князей и Царь всех Царей из долины теней, из страны смертей. И сидит он на троне вечности, на голове у него венец, на руках семь золотых скрижалей…"
Саша полистал дальше:
"… Маг есть неотъемлемая часть природы. Чтобы познать Ремесло, необходимо слиться с Миром. Путь к этому есть нагота. Нагота здорова и уравнивает людей между собой. Она очистительна и стыдиться ее – значит быть ханжой, ибо одежда изобретена лишь для того, чтобы укрыть тело от холода и непогоды…"
А дальше началась полная муть:
"… Не будь Князя Князей, набожные люди никогда не помышляли бы ни о Боге, ни о его Духовенстве…
… Любовь может быть разделенной, но если она будет разделена между Князем Князей и Богом, то должно быть изменено ее имя… Должно любить кого-то одного…
… Нет на свете одного Бога, но есть два! Оба Бога оспаривают господство над Миром. Это Бог Добра и Бог Зла. Бессмертный дух человеческий устремлен у Богу Добра, он светел и смотрит в Бесконечность, но бренная оболочка его живет на этой Земле и тянется к Темному Богу… Кого же возлюбит он, потому что есть слуга для двух Богов…
… Мир существует вечно, он не имеет ни начала, ни конца…
… Земля не могла быть сотворена Богом, ибо это означало бы, что Бог сотворил порочное…
… Христос-человек был придуман католическими церковниками…
… Крещение есть глупость, придуманная попами, ибо оно производится над младенцами, не имеющими разума. Крещение никогда не предохраняло человека от грядущих грехов. Крест есть оккультное орудие пытки, на котором церковники распинали людей, ему не должно поклоняться в Храме Добра…