- Меня не он волнует.
- Ну да. - Диана это понимала. - Естественно.
Она и раньше знала, что у Арлин кто-то есть. Однажды ночью, когда у той были страшные боли, Диана сидела на ее кровати, растирая ей спину. Тогда-то Арлин и рассказала ей о своем прегрешении: призналась, что не Джон отец Бланки. И что она даже не раскаивается - она в этом браке погибала от одиночества.
- Могу понять, - сказала тогда снохе Диана. Она на себе испытала, что значит одиночество в браке. - Ладно, что сделано, то сделано. Зато у тебя есть замечательная дочка, и, стало быть, все к лучшему в конечном счете.
После этого Диана невольно пристальнее разглядывала девочку, ее светлые волосы и темные глазки, неповторимые черты ее лица - совсем не схожие с чертами Джона или Арлин. Одного взгляда на ее собеседника было достаточно, чтобы понять, кто приходится Бланке отцом. И теперь она задала ему самый трудный вопрос:
- Как вы намерены поступить относительно Бланки?
- Когда Арли не станет, буду пить, пока не загоню себя в гроб. Так что можете не бояться, что я уведу от вас ребенка.
Диана Муди положила ему руку на плечо - и совершила большую ошибку. Он зарыдал. Как неловко, когда тебя обнимает женщина, которой ты совсем не знаешь, которая в матери тебе годится. И какой стыд, если ты благодарен, что кто-то говорит тебе: ничего, все обойдется, время лечит; даже когда каждое слово - неправда.
Однажды, в безоблачный жаркий день, Арлин позвала к себе в комнату свекровь и попросила ее купить участок на кладбище.
- Нет, как же так, - сказала Диана. - Этим положено заняться твоему мужу.
- К Джону нельзя обращаться с такой просьбой.
Джон Муди в последнее время несколько закусил удила. Он органически не переносит присутствия рядом с собой болезни, заявил он. От него в подобных обстоятельствах нет толку - никакого и никому. Диана, спускаясь ночью вниз взять стакан воды или таблетку тайленола, несколько раз заставала его на газоне, когда он брел по сырой траве домой. Она включала фонарь на крыльце, и Джон щурился от яркого света, огорошенный, виноватый, но не настолько, чтобы перестать воровато наведываться по вечерам в дом к соседке. Иногда оставаясь там на всю ночь. Диана старалась искать сыну оправдания. Наверняка эти шашни с соседкой начались после того, как Арли заболела. Супружество, в конце концов, - штука сложная, это надо понимать. Возможно, такова реакция Джона на то, что к ним каждый божий день является этот Джордж Сноу. Так или иначе, Джону не дано умение приноравливаться к горю или проявлять сострадание. Положа руку на сердце, он действительно не тот человек, которого попросишь купить участок земли на кладбище.
- Я доверяю это вам, - сказала Арлин Диане, - исполните - для меня. Найдите место, где есть большое дерево. Чтобы мне можно было улететь с его верхушки.
Диана попросила Джезмин приглядеть за детьми. Она надела свой парадный черный костюм, золотую цепочку и золотые серьги, шляпу, которую берегла для особых случаев. По пути на кладбище остановилась у бензоколонки спросить дорогу. Жизнь, что она вела здесь когда-то, сейчас казалась ей сном. В этих местах по Коннектикуту вьются сельские проселки - зеленые, тенистые. Есть луга, обнесенные каменной оградой, которых она в свою бытность здесь никогда не замечала, целиком погруженная в собственную жизнь - хотя в чем был смысл этой жизни, честно говоря, определить бы в настоящий момент затруднилась. Дружеские обеды, теннис; сын, муж. Нет времени оглянуться на каменную ограду, возведенную сто лет назад, когда тут еще разгуливали по пастбищам коровы.
Доехав до места, Диана поставила машину и направилась на кладбище. Архангелово - самое старое в этом городе. Диана заранее условилась о встрече, и в ритуальном помещении ее уже ждал служитель, некий мистер Хансен. Выслушал ее очень сочувственно и предложил отвезти на участок - Диана, правда, предпочла ехать следом на собственной машине.
- На одно место участок или семейный? - осведомился мистер Хансен.
Невыносимо представить, как Арли будет лежать там одна-одинешенька…
- На семью, - сказала Диана.
Следуя за фургончиком Хансена на дальний конец кладбища, она услышала за своей спиной какую-то возню. Не птица ли залетела в открытое окно? Диана глянула в зеркало заднего вида. Под одеялом, которое она держала в машине для малышки, кто-то был. Если это угонщик впрыгнул на ходу и потребует, чтобы его везли в Могавскую пустыню, она только спасибо скажет. С большой охотой, ответит она ему. Не сомневайтесь. Согласна ехать хоть на край света, лишь бы подальше от того, что творится здесь.
- Это кто там такой? - спросила она грозно. Быть может, не лучший тон для объяснений с угонщиком, но явно правильный, чтобы заставить собственного внука сесть и показаться из-под одеяла.
- Сэм Муди, - продолжала Диана. - Ты что, скажи на милость, тут делаешь?
- Хотел посмотреть, куда ты едешь, - отвечал мальчик.
Похоронщик впереди сбавил ход. Диана с удовольствием увидела, как много здесь растет больших деревьев. Дубы, кедры, ясень.
- Костеприемник, - сказал Сэм.
И правда необычный мальчишка. Неужели можно недолюбливать родного внука?
- Кладбище, - поправила его Диана.
- Я знаю, что остается от живых, когда они умирают, - сказал Сэм. - Прах да кости.
- Это не все. Есть еще душа.
Диану слегка мутило. Жара, наверное, да плюс к тому эти напасти со всех сторон…
- Ага, как же, - сказал Сэм. - Чистая брехня. - Они остановились. - Классные деревья, - отметил он. - Можно, я на какое-нибудь залезу?
- И не надейся! - Похоронщик знаками подзывал Диану к себе. Нужно было как-то держать в руках этого ребенка. - Ну разве что, если будешь хорошо себя вести…
Они с мальчиком вышли из машины и двинулись вперед по траве. Дошли до тенистого зеленого участка на шесть могил.
- Отлично, - сказала Хансену Диана. - Беру.
Сэм прошел к ровному месту у подножия огромного платана. Лег и посмотрел сквозь листву на небо. Ни единого облачка.
- Правильно выбрала, - сказал он. - Здесь тихо…
Голос у него был детский, тонкий, и Диана мысленно выругала себя за то, что мало любила внука все эти годы.
- Так и быть, лезь на дерево, - сказала она. - Только не очень высоко.
Сэм с радостным воплем вскочил на ноги.
- Это небезопасно, - предупредил их мистер Хансен.
Сэм тщетно пытался забраться на нижнюю ветку, не слишком надежную на взгляд со стороны. Да и парнишка был, кажется, не ахти какой ловкий.
- Я приехала покупать место для могилы, - отозвалась на это Диана. - У него умирает мать. Пусть мальчик получит удовольствие.
- Ну, как знаете.
- Вы, при такой работе, должны, наверное, особенно ценить жизнь.
- Не больше, чем любой другой, - сказал мистер Хансен.
На обратном пути они завернули в кафе-мороженое. Диана взяла себе рожок ванильного. Сэм выбрал "Джамбалину", уснащенную всякой сладкой всячиной обильнее даже, чем тот пломбир, которым изредка баловала его мать. Мороженое шести сортов и с тремя видами сиропа: сливочным, крем-брюле и клубничным. Такого обилия Сэм не выдержал - перед уходом, в сортире, его стошнило. Бабушку он про себя привык числить ведьмой. Во-первых - старая, во-вторых - не очень-то его любит, и пальцы на руках скрюченные, с распухшими суставами. Когда она оставалась ночевать у них, он после заглядывал под кровать в гостевой комнате, проверяя, нет ли там чьих-нибудь костей или яда. Сейчас, от усталости, позволил ей взять себя за руку, когда они шли к машине, хотя не выносил, чтобы его трогали чужие руки, кроме маминых. Ничего, думал он, в ванной, под краном, ведьмино прикосновение, скорее всего, отмоется. А может, она вообще добрая ведьма и умеет поворачивать назад время - тогда к его матери опять вернется здоровье.
- Ты не могла бы вылечить мою маму? - спросил он по дороге домой.
- К сожалению, нет, - сказала Диана.
Что ж - честная, по крайней мере. Хоть этого нельзя отнять. Когда они свернули к дому, оказалось, что на дорожке стоит грузовичок. На пассажирском сиденье, высунувшись в окно, сидела и гавкала шотландская овчарка.
- Чей это пес? - спросил Сэм.
Он знал, что каждый день у постели его матери сидит высокий мужчина, но, как мужчину зовут и что он тут делает, неизвестно. Очень похожий на того, кто приезжал к ним когда-то мыть окна.
- Друга нашей семьи, - сказала Диана.
Сэм не понял. Он, например, - член этой семьи, но у него ведь нет такого друга… Они вошли в дом. На кухне Джезмин кормила Бланку овсянкой. При виде Сэма девочка загулькала от радости.
- Карапузик-карапуз, у тебя от кашки - ус, - приветливо сказал ей Сэм.
Бланка залилась таким смехом, что овсянка брызнула у нее из носика.
- Ну и красиво так дразниться? - спросила Джезмин.
- Не девочка, а прямо вулкан! - заметил Сэм.
- А ты - грязный поросенок. Ступай-ка, дружок, наверх и умойся хорошенько перед обедом.
Голос Джезмин, обыкновенно твердый и звонкий, звучал надтреснуто. Сэм очень тонко чувствовал такое: изнанку вещей, часть мира, скрытую от глаз. Что-то разладилось больше обычного. На заднем дворике сидел его отец, прихлебывал из стакана, поглядывая на бассейн. Весь он как будто съежился, стал меньше. Ни разу не оглянулся.
- А что у нас на обед? - спросил Сэм. Это была проверка. Он внимательно наблюдал за Джезмин.
- Что ты захочешь, то и будет.
В обычное время она сказала бы - рагу, или гамбургеры, или макароны. Она была слишком занята, так что особо выбирать не приходилось.
Сэм вышел из прихожей и поднялся наверх. Дверь в комнату его матери стояла открытой. У него давно уже появилось такое чувство, будто она отсутствует. Иной раз скажешь ей что-нибудь, а она не слышит. Иной раз сама разговаривает с кем-то, кого в комнате нет. Она становилась в эти минуты вроде людей, о которых рассказывала ему, - витала, как они, где-то над крышами домов. Была такой невесомой, что Сэм, ложась рядом на кровать, чувствовал теперь себя крупней ее и крепче. От нее остались одни лишь кости, но кроме них - и что-то еще. Возможно, когда люди заводят речь о душе, это все же не сплошные выдумки. Возможно, что-то еще и в самом деле существует.
Мама любила разговаривать с ним глаза в глаза, и Сэм не противился этому, хотя и запах у нее изо рта изменился не к лучшему, и глаза помутнели. С каждым выдохом ее чуточку убывало. Убывало с каждым сказанным словом.
- Открой мне какой-нибудь секрет, - попросила она его прошлым вечером. Совсем как птичка: легкие косточки, клювик, подрагивающая голая головка.
Небо в это время заволокло облаками, газон из зеленого стал черным. Сэму вспомнилось путешествие на пароме, когда он нашел бельчонка Уильяма, и ангелы, которых они с матерью отпечатали на снегу. Вспомнились ее длинные рыжие волосы и то, что она - что б на него ни нашло, что бы он ни выкинул - все равно его любила.
- Всего лишь один? - спросил он.
Он чувствовал, как упираются в него ее коленки, шишковатые, словно камешки.
- Один.
Глаза у нее были огромные. В таких и утонуть не мудрено. Мама, мамочка, ты где сейчас?
- Мне шесть лет, - сказал Сэм.
Арлин коротко засмеялась. Смех был знакомый. Значит, она здесь.
- Это мне известно.
- Но я и останусь таким, - доверительно сообщил ей Сэм.
- Нет-нет. Ты вырастешь большой. Такой высокий, чтоб доставать до самого неба.
Но этот разговор был прошлым вечером, а прошлый вечер прошел. Сейчас Сэм стоял у дверей своей матери и слушал, как плачет мужчина, которого называют "друг семьи". Сэм никогда не думал, что взрослые могут издавать такие звуки. Он знал, что́ случилось, и помедлил немного в коридоре, продлевая последний момент, когда можно надежнее сохранить ее мысленно такой, какой она была при жизни. Потом вошел в ее комнату. Здесь еще оставались ее запах, тень ее, голый череп. Мужчина сидел, спрятав голову в ладони.
- Извини, - сказал мужчина, словно его поймали за чем-то нехорошим. В руках он держал ее жемчужное ожерелье. Руки были большие, и жемчужины в них казались черными зернышками. - Она велела отдать это тебе.
Сэм посмотрел на тело, лежащее в постели, - это была не его мать. Была просто оболочка - то же, что осталось в другой несчастливый день от его бельчонка. Сэм взял ожерелье и пошел с ним к себе. В заднем углу стенного шкафа была коробка, в которой хранилось все самое важное. Фотографии, рисунки, открытки, коса ее волос, шкурка и косточки бельчонка. Он завернул жемчужное ожерелье в папиросную бумагу и убрал в коробку. Проделал это аккуратно. Сэм был не такой, как обычные ребята, которые не стали бы так бережно обращаться с какой-то ниткой бус. Он был другой. Секрет, которым он поделился с матерью, был правдой: он в самом деле не собирался расти. Отказывался идти дальше от того дня, когда его покинула мать. Заставить его никто не мог, так как решение было принято. Он не простится с ней никогда.
Часть вторая
Звездный дом
Это был девичник, устроенный смеха ради в кафе-приемной экстрасенса на Двадцать третьей улице. Мередит Уайс знала, что следовало бы отговориться - головной болью, неотложной встречей, - но, к несчастью, Эллен Дули была в студенческие годы ее соседкой по комнате, и все уловки, к которым Мередит прибегала, чтоб отвертеться от общения с себе подобными, не составляли для нее тайны. Элегантного пути к отступлению явно не было. Мередит потащилась на другой конец города с Вест-Сайда, где подрядилась сторожить огромную квартиру для семейства, укатившего путешествовать по Италии. У Мередит имелась временная работа в сувенирной лавке музея "Метрополитен". Каждого, кто там трудился, отличал избыток образования и недостаток стимула к подобного рода деятельности. Сама Мередит обладала степенью бакалавра истории искусств, полученной в Брауновском университете, хотя интерес к искусству успела с тех пор утратить. В школе она побивала рекорды по плаванию; теперь же ей стоило усилий заставить себя поутру вылезти из постели. И спать не спала, и окончательно проснуться не удавалось. Двадцать восемь лет от роду, шесть лет как закончила университет - и ни малейшего представления, как, собственно, распорядиться своей жизнью.
Помимо Эллен, бывшей соседки по комнате, никого на текущем мероприятии Мередит не знала и потому могла спокойно держаться на заднем плане, покуда хозяйка-экстрасенс предрекала всем налево и направо счастливое будущее, припася для без пяти минут новобрачной особо блистательный вариант, включающий четырех детишек и фантастический секс. Ясновидящая была ирландкой и говорила размеренным приятным голоском; Мередит чуть не уснула под звуки ее жизнерадостных прорицаний. На улице была жара, с асфальта в стоячий серый воздух поднимались волны зноя. Мередит бессильно опустилась на стул, стоящий у окна. Хорошо хоть, в кафе работал кондиционер. Вокруг оживленно обсуждали, куда ближе к вечеру пойти обедать. Мередит примкнуть к разговору что-то не приглашали. С очевидностью причислили к посторонним - не помог и шелковый пеньюар, преподнесенный ею Эллен и единодушно признанный лучшим из всех подарков. Белье она выбрала, какое сама не надела бы ни в жизнь: кокетливый воздушный пустячок. С Мередит это случалось постоянно; она была не своя - из тех, кто никогда не попадает в общепринятую тональность.
Волосы у Мередит были каштановые, глаза - эбонитово-черные; длинноногая, как жеребенок, с тренированным телом пловчихи, она по суше двигалась угловато. Бедная рыбка на песке… Проведя детство и юность большей частью то в одном, то в другом плавательном бассейне мэрилендских пригородов, она прониклась суеверным ужасом к воде. Могла в дождливый день позвонить на работу и сказаться больной, а потом юркнуть снова в постель и забиться под одеяло. У людей, которым случалось с нею видеться, порой создавалось впечатление, что она немая. Как нередко бывает с одиночками, Мередит умела слушать. Многое подмечала - неожиданные обрывки, клочки, детали: сколько ступенек ведет к входу в музей, сколько трещин на потолке чужой спальни, доставшейся ей на время, скольких работников музея она застала за курением в уборной. Бессмысленную дребедень. Вот и сейчас, например, когда другие принялись за торт - нечто клейкое и бело-голубое, - Мередит углядела из окна, как на парковке по ту сторону улицы выходит из черного седана высокий мужчина.
Мужчина по ту сторону Двадцать третьей улицы отдал парковщику ключи и пригладил рукою волосы. На нем был серый пиджак. Уворачиваясь от машин, он запетлял через дорогу в сопровождении рыжей женщины. Мередит заключила, что это муж с женой, поскольку мужчина шагает, проявляя ноль заботы о своей спутнице. Типичная супружеская пара. Точно такими были родители Мередит до своего развода: стоило им побыть пару часов вдвоем, как между ними вспыхивала перебранка. Зажили каждый сам по себе задолго до того, как разошлись официально.
Мередит подумала, что хорошо бы эта пара - они как раз направились в сторону экстрасенсовых дверей - шла сюда на прием. Тогда девичник закончится, бог даст, и можно будет, уклонясь от участия в обеде, поймать такси и вернуться восвояси. Наконец Эллен начала собирать свои подарки. Кошмарный пеньюар, шуточные пособия по сексу, атласное постельное белье. Туда, где в уголке нашла себе убежище Мередит, приближалась прорицательница. Как раз этого Мередит и опасалась. Кто-то проявит интерес к ее будущему.
- Ну что, займемся вашим будущим?
Экстрасенс по имени Рита Морриси обладала умением говорить то, что люди хотят слышать. Уже издали она заключила, что для этой скромницы самое подходящее - молодой человек и морское путешествие к новым горизонтам. На близком расстоянии, впрочем, уверенности в этом несколько убавилось.
- Нет, спасибо, - сказала Мередит.
Снаружи звякнул колокольчик; вошел высокий мужчина. Захлопнул дверь, снова не сочтя нужным подождать жену. Лет сорока, озабочен, недурен собой. Расположился в приемной, огляделся настороженно.
- Бедняга, - сказала Рита.
- А где же его жена?
Рита Морриси окинула Мередит острым взглядом. У прорицательницы было лисье личико, подвижное и недоверчивое.
- Какая жена?
- Ну та, рыжая, которая шла за ним на улице?
- Слушайте, он со мной не спит, - сказала Рита. - Это мой постоянный клиент. Его преследует призрак первой жены.
Мередит оглянулась на приемную. Высокий мужчина сидел один; подтянул к себе журнал "Нэшнл джеографик" и листал его.
- Со стороны не скажешь, что он из тех, какие вас посещают.
- А вот поди ж ты. К вашему сведению, у него дома, в Коннектикуте, чего только не творится! Тут вам и сажа, и голоса, и тарелки! Классика. Все признаки налицо.
Мередит не поняла.
- Признаки чего?
- Привидения. Разбитые тарелки, голоса среди ночи, следы сажи у всех на одежде, обувь, расставленная рядком в прихожей, открытые кухонные шкафы. Работа его жены, я считаю. Обездоленные - вот кто обычно стоит за такими делами. Попранные создания, потерянные, смятенные. Они медлят с уходом.
Компания между тем собралась уходить. Потянулась к дверям, загораживая от Мередит вид кушетки в приемной. Теперь Мередит сама задерживала остальных.
- Ну пошли! - крикнула ей Эллен. - Всем есть хочется!