Пока Мередит мялась в нерешительности, другие вышли за дверь; слышно было, как они весело спускаются толпой по ступеням, ведущим на улицу.
- Идите догоняйте, - сказала ей Рита Морриси. - И забудьте о нем. С измученной душой лучше не связываться.
- Я не верю в привидения, - сказала Мередит сухо.
- Что же, тем лучше для вас.
- И ни во что не верю, - прибавила Мередит.
Но ясновидящая уже не слушала. Она заглянула в приемную.
- Мистер Муди, проходите, пожалуйста.
Высокий мужчина направился в комнату, Мередит - навстречу, к приемной; в дверях они столкнулись.
- Простите, - сказала Мередит.
Он не отозвался. Даже не кивнул.
Мередит шагнула в приемную. Сейчас та, рыжая, была здесь: сидела на кушетке. Молодая, лет двадцати пяти, в белом платье и кожаных мягких лодочках; волосы по пояс и россыпь веснушек, особенно - на лбу и на щеках.
- Добрый день, - сказала ей Мередит.
Женщина смотрела куда-то в пространство.
- Ну ты идешь, копуша? - Это влетела обратно Эллен. Схватила Мередит за руку и потащила наружу. Галопом вниз через две ступеньки и - с головой в испепеляющую жару. - Мы решили, пройдемся и пообедаем на Юнион-сквер. Там есть потрясающий кабак, Бесси обещает провести. Знакома с братом шеф-повара. Или с двоюродным братом.
Мередит сощурилась на раскаленном добела солнце. Вранье всегда давалось ей с трудом.
- Хотелось бы, конечно. - Ага, как бы не так…
- Но ты не можешь. Когда ты, интересно, могла?
- Ну не тусовщица я! Сама знаешь.
Эллен чмокнула ее в обе щеки.
- А пеньюар твой - мечта!
Как только Эллен со всей компанией скрылись из виду, Мередит перешла через дорогу и зашла в мини-маркет. Кожа ее на влажной жаре уже взмокла от пота. По сравнению с нью-йоркским пеклом летний зной в других местах - детские игрушки. При всем том Мередит лучше чувствовала себя в этом царстве бетона; ни тебе бассейнов, ни травы - только плавящийся асфальт да сплошной поток машин. Она взяла бутылочку гуавового сока, расплатилась, стараясь держаться ближе к вентилятору у кассы, потом откупорила бутылку. Взглянула на улицу - сквозь витрину видно было окно кафе-приемной. На подоконнике стояла рыжая. Она открыла окно. С карниза осыпалась вниз сажа.
Мередит поставила бутылочку сока на прилавок.
Платье рыжей женщины легким облаком колыхалось под дуновением ветерка.
- Не надо, - сказала Мередит.
- Эй, дама, не учите меня, что надо, что не надо, - огрызнулся молодой человек, сидящий за кассой.
Женщина в окне напротив стояла теперь на карнизе. Протянула руки вперед; ее белое платье раздулось колоколом.
Мередит кинулась к двери и распахнула ее толчком. Хлоп - и снова это пекло. Кирпич и камень. Зола и пепел. Мередит в страхе глянула наверх. В уши, заполняя их до отказа, ворвался гомон Двадцать третьей улицы: автобусы, грузовики, вой сирен. На то, чтобы опомниться, ушла секунда.
На оконном карнизе никого не было.
Жара - такая, что мысли путаются; лето всегда плохо действовало на Мередит. Сезон плавательных бассейнов… Забиться бы под кровать до самой осени, когда бодрит свежий воздух, желтеют листья. Куда как лучшее время года…
Она двинулась было к станции метро на Восьмой авеню, но тут взгляд ее упал на парковку, где она увидела того высокого мужчину. В первом ряду стоял черный "мерседес" с коннектикутским номером. Мередит подошла к будке парковщика.
- Мы, кажется, здесь условились встретиться с моим мужем. Высокий такой, в сером костюме.
- Вон его "мерседес", - ответил парковщик. - Сказал, оставляет самое малое на час.
Парковщик протянул Мередит ключ. Фамилия и домашний адрес были написаны так неразборчиво, что глаза сломаешь. Муди. Мэдисон, К-т.
Она торопливо вернула ключ назад.
- Ошиблась. Выходит, мы встречаемся не здесь. Это не наша машина.
До Восьмой авеню она бежала, там остановила такси. Бросилась в машину, сразу прилипнув к виниловому сиденью. Обычно такую роскошь, как такси, она себе не позволяла. Сейчас - подалась вперед, к водителю:
- Быстрее! Поехали!
- Да вы расслабьтесь, - отозвался таксист. - Доставим, если скажете, куда вам надо.
Однако, куда именно ей надо и каким образом попасть туда, Мередит как раз не знала.
Воду на участке Муди было слышно сразу. Первое, что привлекало внимание, когда вы приближались к дому: один бассейн, перетекающий каскадом в другой. Первые запахи? Кошеной травы и хлорки. Лето. Загород. Нечто такое, куда погружаешься, как день погружается в сумерки. Первое, что видишь? Живая самшитовая изгородь трехметровой высоты, а за ней, подобный видению, - Стеклянный Башмак. Мираж из стекла и стали. Отбрасывает отражения деревьев - так, словно Мередит зашла в двойную рощу.
Поверх стекла - единственная на крыше ровная площадка, край обрыва, куда не попадешь иначе как через чердак. Там и стоял, руки в боки, Сэм Муди. Ловил дыхание ветра, носящего на себе ласточек. По лицу и спине Сэма струился пот. Ему было шестнадцать. Высокий, как и предсказывала его мать. Везде, куда бы ни зашел, стукался головой о притолоку - везде, но только не здесь, где наверху было одно лишь небо.
Сэму в последние два года довелось посещать достаточно сомнительные места. Неосвещенные подъезды, полуподвалы, где приходилось сгибаться в три погибели. Подземные переходы, где в сантиметрах от твоей макушки нависает бетонная плита. Тупики, по которым крадешься на полусогнутых, опасаясь, как бы не заметили и не избили.
На крыше съеживаться и нагибаться не требовалось; мир простирался бескрайний и единый. Дышалось глубоко и свободно.
Первой его обнаружила мачеха, выйдя из дому за субботней газетой. Сощурясь и прикрывая глаза ладонью, удостоверилась, что это не аист-переросток, а всего лишь Сэм - наказание, ниспосланное ей в жизни. Синтия подняла крик. Слова разобрать было трудно - да он, откровенно говоря, все равно никогда ее не слушал. Только и знает что командовать. Синтия сбегала в дом и привела его отца. Крупная фигура, царь и бог, шишка на ровном месте! Придурок несчастный, который тут же пригрозил, что вызовет полицию.
- На этот раз добьюсь, чтобы тебя забрали! - пытался урезонить сына Джон.
Сэм Муди, правду сказать, и сам не прочь был бы убраться отсюда. Куда-нибудь. В голубое и недосягаемое далеко. На крыше было жарче, чем можно было ожидать в такую рань. Обычно он в это время еще спал, опаздывая в летнюю школу, где, провалив экзамен, обязан был наверстывать пробелы по математике, - мог спать прямо под нудное зудение Синтии, что пора вставать. Сегодня он как раз поставил себе будильник, но проснулся раньше и встал с петухами. Хватит с него математик и летних школ - жизни, которую тратишь на чушь собачью! Сэм вдыхал пряный аромат самшита, едкий запах хлорки с бассейна. Его младшая сестренка в выходные приглашала своих сверстников купаться, и детвора со всего квартала сбегалась к ним плескаться и писать в воду. Сэм в подобных случаях запирался и сидел у себя в комнате, покуда в дверь не стучалась Бланка со словами, Порядок! Все разошлись. Можешь выходить.
Его отец и Синтия вернулись в дом. Дом, где работал кондиционер. Какой смысл торчать на жаре, обливаясь потом, когда тебя все равно не послушают и не слезут с крыши? Сэм праздно тянул время, дожидаясь, явится ли полиция, хватит ли духу у Джона Муди действительно взять трубку и заявить на него или его папаша только сидит на кухне и, по обыкновению, кипит от злости молча. Отец валил на него вину всегда и за все. Не только за плохие отметки, или аварии, в которые ему случалось попадать, или, понятно, за наркотики - не зная, кстати, как с этим далеко зашло. Помимо собственных проступков, Сэм должен был нести наказание за странные дела, к которым был никак не причастен. Разбитые тарелки на кухне, сажу, выпавшую из дымовой трубы, бормотанье каких-то голосов в прихожей поздней ночью.
Все это, скорей всего, тайком устраивала Синтия, а после оговаривала других. Это она старалась морочить всем им голову. Снова и снова. Синтии свойственны были такие милые черты - любовь мутить воду, сделать гадость, видеть все в черно-белом свете. Вела себя так, будто она семи пядей во лбу, хотя на деле была дубина дубиной. Решила, например, что он нынче утром собрался покончить с собой. Что для того и залез на крышу - хотя у него ничего такого и в мыслях не было. Если б он это задумал, то выполнить было бы совсем просто. И не привлекая к себе внимания. Да - если б Синтия сознавала, какая она дрянь, то не удивлялась бы, откуда у Сэма это желание освободиться. А если бы еще отважилась признать, какое барахло его отец, то и сама не упустила бы случая слинять на свободу.
Занятно было наблюдать окружающее с высоты птичьего полета. Все так заметно уменьшалось в размерах. Сэм, до того как залезть на крышу, курнул травки - так, ради настроения. Никаких серьезных наркотиков в такое время дня. Однажды, раньше чем подняться сюда, он позволил себе побаловаться ЛСД - и это была ошибка. До такой степени лишился ориентации, что не соображал, какое направление - к звездам, а какое - к земле.
Подъехала и остановилась машина. Не полицейский джип и не карета "скорой помощи" - паршивенький "фольксваген-жук". Из него вышла молодая женщина. Высокого роста. Лет что-нибудь двадцати. В джинсах и майке-безрукавке, в очках от солнца; темные волосы схвачены в конский хвост, лицо - растерянное. Возможно, стажерка-полицейская, проходит практику. Следя за ней, Сэм позабыл, где находится, и поскользнулся. Подметки его баскетбольных кроссовок с визгом проехались по стеклу. Он удержался, мгновенно восстановив равновесие, хватаясь руками за воздух, словно пытался его поймать.
Женщина, Мередит Уайс, подняла голову.
Мираж, мелькнуло у нее в голове. Как на том оконном карнизе. Аист, похожий на фигуру подростка.
Но нет, паренек был настоящий и притом курил сигарету.
- Слушай, твоя фамилия не Муди? - крикнула она.
- Сэм, - крикнул он, глядя вниз.
- А меня зовут Мередит.
- Тоже красиво.
От высокого уровня децибелов у Сэма запершило в горле. Он не любил кричать. Принадлежал скорее к молчунам. Однажды выдержал целый месяц, не проронив ни слова отцу или Синтии. Думал вывести их из себя немым молчанием, а получилось наоборот - они, похоже, облегченно вздохнули.
- Я первый раз в Коннектикуте, - сообщила ему Мередит.
- Много зелени и тоска зеленая. Так что имеет смысл повернуть оглобли назад, откуда приехали.
Мередит улыбнулась.
- Жарища тут у вас! Почти как в Нью-Йорке! Сока не хочешь лаймового? Имею пару упаковок.
Рубашка у Сэма промокла от пота. Солнце палило наверху нещадно. Стояло полное безветрие. Потели ноги; потные ступни скользили в кроссовках.
- Ну давайте, - сказал он.
Он медленно сполз к люку, ведущему на чердак, подтянулся, пролез в него, захлопнул и запер люк. Спустился на второй этаж, оттуда - на первый, на кухню, где сидели и препирались Синтия и его отец.
- Нет, с меня хватит, - говорила Синтия. - Без конца повторяется одно и то же, а мы все терпим.
Отец по обыкновению бездействовал, отгораживаясь от всего и вся.
- Ну что, полицию, смотрю, вызываете? - сказал Сэм.
Они оглянулись на него, словно не веря своим глазам.
Не дожидаясь, пока его остановят, Сэм пошел через весь дом к парадной двери и оттуда - во двор. Хозяйка "фольксвагена" стояла на дорожке, прислонясь к своей машине. Рядом ждали две маленькие упаковки фруктового сока. Ну что ж, хотя бы кто-то в чем-то не соврал.
- Гораздо лучше, чем лимонад, - сказала она.
Сэм принял от нее пакетик сока, открыл его. Ему не часто случалось встретить занятного человека.
- И зеленее.
Мередит указала кивком на крышу, где он только что стоял.
- Ну и как оно все оттуда?
Сэм покосился на нее. Нет, вроде говорит серьезно. Действительно хочет знать. И откуда она такая взялась?
- Отдаленно, - ответил он. - В особенности если ты под кайфом.
- М-хмм.
Мередит сделала несколько глотков. Она знала, что от нее ждут реакции, и не намерена была предоставлять ему таковую. Кто она, чтобы судить других? Средней руки кассирша из музейного киоска, которой делать больше нечего как таскаться по белу свету, гоняясь за привидениями.
- А вы сюда зачем? - Вопрос был задан с неподдельным интересом, что тоже случалось с Сэмом не часто.
Особой причины скрывать правду, кажется, не было. По крайней мере - часть правды.
- С пути сбилась, - сказала Мередит.
Из окна гостиной за ними наблюдали родители. Вид имели при этом дурацкий.
- Отец и мачеха, - пояснил Сэм, перехватив устремленный на них взгляд Мередит. - Сестренка - на уроке танцев. Правильный человек.
Сэм не случайно выбрал время залезть на крышу рано утром, чтобы не напугать Бланку. Она была слишком мала.
- Блин, - сказал он, увидев, что Синтия с его отцом выходят из дому. - Внимание! Дубье на подходе.
- Вам чем-нибудь помочь? - обратилась к Мередит Синтия.
- Сама не знаю. Заехала куда-то не туда, потом увидела ваш прекрасный дом, свернула посмотреть поближе - и вот разговорились.
На самом деле она доехала до центра Мэдисона, зашла в аптеку и нашла в местной телефонной книге адрес рядом с фамилией "Муди". Проезд Пересмешника. Не так уж сложно отыскать.
- А ты - марш к себе, - бросил Джон Муди сыну. - С тобой я после поговорю.
- Вы не позвоните в социальную службу? - предложил тот Мередит, лениво направляясь к дому. - Заявить о жестоком обращении с ребенком? И спасибо за сок.
- Скажите, как вам это удалось? - спросил Джон Муди у Мередит, когда Сэм скрылся за дверью.
- Свернула с Девяносто пятой, а дальше крутилась непонятно где… - начала Мередит.
- Я не о том, как вы заблудились. Как вы уговорили его спуститься вниз?
- Не знаю. Это просто мальчишество у него, - сказала Мередит.
Она смотрела на него внимательно - то же озабоченное лицо, что и тогда, в кафе на Двадцать третьей улице. Рыжей женщины нигде поблизости не было видно. Мередит бросила взгляд наверх. Никаких оконных карнизов. Только листы стекла, схваченные стальными переплетами.
- Может быть, уломаете его и ходить в воскресную школу? - сказала Синтия. - У меня, видит бог, не получается.
- Потому что орешь на него, черт возьми, с утра до вечера, - не сдержался прямо при постороннем человеке Джон.
- Если б меня в этом доме больше уважали, возможно, это бы не понадобилось.
На Синтии были шорты и хлопковая белая рубашка. Она с некоторых пор пристрастилась к теннису. От бега пришлось отказаться: начали беспокоить колени, но все же нужен был повод выбираться куда-то из дому. Она не жаждала выступить в Уимблдоне, просто хотелось урвать какие-то часы для себя, вне этого милого семейства. Пробовала уговорить остаться в качестве няни еще Джезмин - сиделку, которая ухаживала за Арлин, - но та заявила, что обязана смотреть за больными, а смотреть за приемными детьми - обязанность Синтии. Вероятно, Арлин потрудилась настроить сиделку против нее. А впрочем, кто нынче был на ее стороне?
У Синтии в последнее время сдавали нервы. Вот и сейчас она нервно крутила в руках ключи от машины.
- Слушай, мне еще Бланку успеть забрать с урока танцев и закинуть домой, а после у меня в клубе встреча с Джеки. Спасибо вам, - прибавила она, обращаясь к Мередит. - Серьезно. У вас есть подход к детям. - Она пошла садиться в белый джип, стоящий у дальнего конца самшитовой изгороди. - Бери ее к нам работать, - бросила она напоследок Джону. - Пускай ее зовут хоть Лиззи Борден, хоть как - мне безразлично.
- Зовут Мередит Уайс, - сообщила Джону Мередит, когда Синтия уехала.
- У нас помощницы по дому не задерживаются дольше месяца, - сказал Джон. - Сэм, знаете, - с ним так трудно. И в итоге все валится на плечи Синтии.
- Я слышу, тут где-то течет вода, - сказала Мередит. - Затопило что-нибудь?
Джон Муди повел ее вокруг дома к бассейну; с каскадного его края вода падала во второй бассейн, уровнем ниже. Мередит увидела его, встав на цыпочки. Пловцов всегда тянет к воде, и у Мередит сохранилась эта тяга. Этот зуд, пробегающий по коже.
- Я в школьные годы занималась плаваньем. - И тотчас почувствовала, что сморозила глупость. Какое дело чужому человеку до подробностей ее биографии?
- Сэм, по-моему, даже не окунулся ни разу в бассейн. Ни единого раза.
- И еще у вас есть дочка?
В воздухе кружилась мошкара, Мередит отмахнулась от нее. Она не плавала сто лет. Говорят, у пловцов есть мускульная память: брось пловца в воду, и он начнет наматывать круги от бортика до бортика. Вид бассейна вызывал у Мередит жажду, у нее прямо в горле пересохло.
- Бланка. Ей десять лет. - Джон Муди перевел свой взгляд на траву газона. - С ней как раз нет никаких трудностей.
У Джона с недавних пор возникли нелады с желудком. То ли язва - то ли, возможно, и того хуже. Идти к врачу и выяснять он не собирался. После смерти Арлин он стал бояться врачей. Самостоятельно назначил себе особый режим, исключил соль и кофеин. Синтия бросила заниматься бегом, а он - начал. Пробегал по пятнадцать километров в день. Лишь бы вырваться из дому. Не видеть день ото дня свидетельств того, что видеть не хочешь, - того, что сделал неправильно в своей жизни. Мередит, стоя рядом, ощущала, как ее обдает волной его тоски, просто сбивает с ног. Почудилось, будто на крыше дома что-то виднеется. Так, облачко. Белое трепетанье.
- А что с их матерью?
Ей хотелось спросить, Она была рыжая? Преследует вас повсюду? Появляется и исчезает у вас на глазах?
- Их мать умерла, - сказал Джон. - Рак.
- Может, пока я не села в машину, пойду взгляну, как там Сэм? Проверю, все ли в порядке?
- Разумеется! Так мило с вашей стороны. Давайте только, пока вы не уехали, я покажу вам наш дом. Он, надо сказать, пользуется большой известностью. Самое знаменитое здание в Мэдисоне.
Изнутри Стеклянный Башмак производил не меньшее впечатление, чем снаружи: повсюду свет, везде кругом зелень. На лестнице у Мередит закружилась голова. Столько стекла! Космический корабль, летящий сквозь бескрайние просторы вселенной. Банка с опытными образчиками мошек и жуков.
Джон показал ей, где комната Сэма, и Мередит, поблагодарив его, постучалась в дверь.
- Попрощаться пришла, - крикнула она, когда стало ясно, что Сэм, ожидая не ее, а отца или мачеху, не откроет.
При звуке ее голоса задвижку отодвинули. Из-за двери пахнуло дымом. Едким и смолистым.
- Войдите, - сказал Сэм.
В комнате царил кавардак. Повсюду валялась разбросанная одежда. Стены под стеклянным потолком были выкрашены в черный цвет.
- Поразительно, - глянув на потолок, сказала Мередит.
- Все комнаты наверху такие.
- Надо же! Повезло тебе.
- Глупости говорите. Ни хрена обо мне не знаете, а лезете судить. - С угрозой. С отчуждением.
Отпугнуть ее хочет?
- Я говорила про потолок, - сказала Мередит. - Потрясающая комната. А повезло ли тебе в жизни - судить не мне, поскольку я действительно тебя не знаю.