(6) По линии сорочек Дункаль никак не выделяется среди других сомалийцев. Настоящим франтом среди них является высокий красавец Ахмед Абди Хаши, одевающийся исключительно в Лондоне. В дальнейшем AZ работает с ним на Радио и на "Экспортфильме", находится в приятельских отношениях (вплоть до предоставления ему своей квартиры для свиданий с приезжей литовкой, объясняя это в домоуправлении и в милиции исследовательскими нуждами), но так и не может отделаться от ощущения собственной неполноценности.
Ахмед занимает видное положение в организации сомалийских студентов и часто рассказывает AZ о ненависти, которой в СССР окружены африканцы. Однажды он возвращается из Баку, с расследования убийства двух сомалийцев на сексуальной почве. Желая отвести от СССР обвинение в линчевании негров, посягнувших на белую женщину, AZ говорит, что азербайджанцы - дикий народ, ходят с ножами и готовы зарезать кого угодно, не обязательно негра. "Что ты мне объясняешь, - отвечает Ахмед, - я сам могу зарезать".
(7) Другой сомалиец, Хассан Касем, отказывается заниматься с AZ. Этот низкорослый, со злыми глазами поклонник Ленина презрительно отметает либеральные рассуждения AZ: "Что ты можешь понимать? Ты - маленький интеллигент", - говорит он, не смущаясь ни своим ломаным языком, ни ростом и ученостью AZ.
(8) В 1964 году изучение сомали получает новый толчок: AZ поступает на Московское Радио - выпускающим редактором на полставки в сомалийскую секцию Редакции вещания на Африку. Сомалийские дикторы, специально приглашенные по контракту из Сомали, и студенты, подрабатывающие на почасовой оплате, записывают передачи на пленку, читая, ввиду бесписьменности языка, с английского или итальянского текста, поставляемого соответствующими редакциями. Выпускающий ведет запись, следя за точностью перевода по русскому оригиналу. Для изучения языка ничего лучше такой трилингвы нельзя и придумать. Завотделом Восточной Африки С. П. Романов, в свое время снятый с более высокого поста, наставляет AZ: "Ты, главное, следи за отрицательными частицами, а то нам всем не сдобровать". AZ успокаивает его сообщением о наличии в сомали особого отрицательного спряжения.
(9) Сомалийский диктор Абди Хаши - такой же новичок на Радио, как AZ. Он из Могадишо, т. е. из бывшего Итальянского Сомали. Там, где знание сомали подводит AZ, они разговаривают по-итальянски. Ориентируясь на предполагаемый социальный заказ, Абди пытается обращаться к AZ с коммунистическим "товарищ" (compagno Alek). Его простодушное невежество и незнакомство со штампами советской пропаганды служит идеальным стимулом для изучения языка благодаря тщательной и многократной совместной проработке каждого текста.
(10) В Сомали только недавно (1960) была провозглашена независимая республика. Абди с гордостью говорит о ее отличиях от других африканских государств. Во-первых, носители разных сомалийских диалектов хорошо понимают друг друга, причем на собственном языке, а не на навязанном им колонизаторами. Во-вторых, разные ветви власти - администрация, армия, полиция - находятся в руках разных племенных групп, и потому насильственные перевороты исключены.
Наличие в сомалийском языке трех основных диалектных объединений известно AZ из книг. Однако его вопросы к информантам о вариантах произношения и других языковых различиях натыкаются на возмущенную реакцию: диалекты, племена, трайбализм - это выдумки колонизаторов.
(Пройдет несколько лет, и в 1969 году тотальную власть захватит генерал Мохаммед Сиад Барре, опираясь на обученных в СССР военных. Он введет единую латинизированную письменность. Абди он сделает своим представителем по связям с печатью. Ахмед станет послом в ГДР. В дальнейшем Сиад начнет войну с Эфиопией, будет предан советскими покровителями и свергнут. В Сомали воцарятся голод и анархия.)
(11) Недавно привлеченные к работе студенты-почасовики, получив зарплату, вдруг исчезают. "В чем дело? - спрашивает AZ. - Им что, показалось мало?" - "Наоборот, они думают, что этих денег им хватит до конца жизни. На следующей неделе, когда все истратят, вернутся", - разъясняет Г. Л. Капчиц, ученик AZ, теперь тоже работающий в редакции.
(12) Не все разделяют это благодушное отношение к сомалийцам. Один из редакторов, некий крестьянского вида Володя, не знающий языка и берущий у сомалийцев интервью по-русски, забрасывая очередную кассету на антресоли над дверью, поясняет удивленному AZ: "Там они у меня все, голубчики, как один, записаны. Захотят потом отпереться, а у меня, пожалуйста, пленочка. Твой голос или не твой?"
(13) Подходит время сдачи кандидатского экзамена. Его организация возлагается научным руководителем (Н. В. Охотиной, специалистом по суахили) на самого AZ. Экзамен должен состоять из письменного перевода незнакомого текста, разговора на языке с носителем и грамматического анализа текста. Однако ввиду бесписьменности языка письменный текст взять неоткуда, если не считать немногочисленных материалов в научной транскрипции, которые AZ знает чуть ли не наизусть, так что ни о каком незнакомом тексте не может быть и речи. Сомалиец-информант обещает придти на экзамен, но не является. Единственное выполнимое условие - пункт относительно "без словаря", ибо сомалийского словаря в то время нет и в помине. Возглавляет комиссию прогрессивный, в свое время битый за формализм, профессор-руссист П. С. Кузнецов - неизменный экзаменатор и оппонент по структурной лингвистике, африканистике и вообще всему "новому". А вскоре AZ поручают преподавание сомали как второго языка для студентов-амхаристов. На вступительной лекции AZ выражает надежду, что к концу двухгодичного курса кто-нибудь из собравшихся, вероятнее всего, он сам, научится говорить на сомали.
(14) Сомалийское вещание процветает. Встает вопрос о зачислении Капчица, превзошедшего своего учителя и действительно научившегося говорить по-сомалийски, в штат. AZ идет просить за него к заведующему "всей Африкой" С. С. Евсееву (сыну профессора, мотоциклисту, начальнику, работающему под интеллектуала) с аргументацией, основанной на уподоблении Московского Радио средневековым монастырям: официальные тексты в обоих случаях - полная ерунда, но спасение монахами античных классиков, а просвещенным радиокомитетским начальством специалистов по экзотическим языкам - неоценимый культурный подвиг. Капчиц, иногородний еврей, но зато член партии и уникальный специалист, получает работу и прописку.
(15) Сам AZ, овладев сомалийским языком в масштабе передач Московского Радио, со скромной должности редактора-выпускающего переходит на роль диктора-переводчика. Это крупное профессиональное и финансовое повышение. Переводчик на суахили, толстенный остряк Саша Довженко, сидящий за машинкой напротив AZ, приветствует его в его новой роли вопросом: "Ну, как, профессор, уже вычислил, какая у тебя производительность труда?" - "???" - Довженко театрально опускает палец на клавиатуру. - "???" - "У нас тут каждый знает, сколько стоит его удар по клавише". - Довженко называет точную цифру зарабатываемых им за печатный знак копеек.
(16) Дежурная по редакции просит AZ задержаться - ожидается важная новость. AZ томится. Наконец, из Главной редакции поступает долгожданная страничка: "В связи с предстоящим празднованием столетия со дня рождения Ленина, принято решение…" - "Какая же это новость, - комментирует AZ, - если что-то случилось сто лет назад?"
(17) "Или вот так, - Довженко на минуту отрывается от машинки. - Вот так: "Дорогие друзья! Вы прослушали беседу с уборщицей Московского Автозавода имени Лихачева Замухрыгиной. Перевел… доктор филологических наук, профессор Московского Университета… Жолковский". А?"
(18) AZ, подталкиваемый старшими коллегами, в частности, Розенцвейгом, говорящим ему, что он "ослабляет свою [научную] партию", пишет, наконец, диссертацию (по синтаксису сомали), и на май 1968 года назначается защита. Одновременно AZ, возбужденный событиями "пражской весны" и заявлением Павла Литвинова по "Голосу Америки" о готовящемся процессе Гинзбурга и Галанскова, подписывает соответствующее письмо протеста. Институт, где работает AZ, отзывает назад свою характеристику - необходимый компонент всякой защиты, и та в последний момент, уже после рассылки автореферата, отменяется.
(19) На Радио по крайней мере некоторые из коллег осведомлены о диссиденстве AZ, то ли по московским слухам, то ли из материалов так называемого "радиоперехвата" - распечаток передач зарубежных радиостанций для служебного пользования. В разговоре с AZ обозреватель Ю. Фонарев полуиронически упоминает о ставшем ему известным участии AZ в "акциях советской интеллигенции". Однако никакой официальной реакции со стороны радиокомитетского начальства не следует, а AZ на Радио своего подписанства не афиширует.
(20) В сентябре, после вторжения в Чехословакию, AZ, оказавшегося единственным подписантом на весь Институт (готовящий международных переводчиков), вызывают в ректорат. Ректор (М. К. Бородулина) просит AZ написать письменное объяснение. Понимая, что властям нельзя давать никакого материала для манипуляций, он отказывается, ссылаясь на внеслужебный характер своего поступка. Ректор просит его назвать тех, кто дал ему письмо на подпись. Он опять отказывается, указывая на нетоварищеский, некомсомольский характер подобного разглашения. Ректор перестает здороваться с AZ и приступает к принятию более жестких административных мер.
(21) Следует серия вызовов AZ в партбюро с целью запугать его и вынудить либо к отречению от подписи, либо к добровольному уходу по собственному желанию. Он дипломатично, но твердо отказывается, испытывая в то же время чувство унижения от общения с секретарем партбюро (Ф. П. Березиным) и переговоров с ним на советском лексиконе.
(22) Угроза изгнания с работы все более сгущается. На троллейбусной остановке напротив Института с AZ заговаривает редактор институтской многотиражки, симпатичный, но бесконечно печальный и осторожный еврей (Комановский). "Как Ваши дела", - спрашивает он. - "Допустим, плохи," - с вызовом отвечает AZ. - "Вот и я думаю, что плохи", - грустно кивает Комановский. (Через год AZ встретится с ним в желудочно-кишечном санатории в Ессентуках, куда AZ приведет стресс от борьбы с истеблишментом, а через несколько лет Комановский умрет - еще не старым человеком.)
(23) На круглом столе по вопросам структурализма в редакции журнала "Иностранная литература" к AZ подходит его учитель и старший коллега и тоже подписант В. В. Иванов. Со ссылкой на информацию из верхов, он предсказывает, что AZ уволят. В ходе самого заседания (с участием В. Б. Шкловского, Е. М. Мелетинского, П. В. Палиевского, Б. Л. Сучкова и многих других) кто-то в защиту структурализма упоминает недавнюю статью члена ЦК Французской компартии Ги Бесса (то ли в "Вопросах философии", то ли в "Леттр франсэз"). На это оппонент структурализма А. Наркевич возражает, что статья была напечатана в мае, а сейчас на дворе ноябрь. Подразумевается, что происшедшее в промежутке вторжение в Чехословакию резко изменило все оценки. "Иными словами, майские тезисы устарели, - подает реплику AZ. - Как же тогда быть с апрельскими?"
(24) Узаконенным способом увольнения служит процедура переаттестации сотрудника, в ходе которой начальство более или менее искусно или достаточно грубо трансформирует политическую неблагонадежность в професссиональную непригодность. AZ хочет с презрением отказаться от цепляния за низкооплачиваемую и по сути давно превзойденную им должность младшего научного сотрудника, но Розенцвейг убеждает его, что сдаваться без боя значит идти навстречу гонителям. На заседание кафедры языкознания (ноябрь 1968 года), посвященное переаттестации AZ, помимо постоянных членов, впервые в жизни являются все полуставочники и почасовики, преподающие структурные и математические курсы, образуя неожиданное демократическое большинство. По совету Розенцвейга, AZ отвечает на политические обвинения сдержанно, указывая на правомерность своей акции, продиктованной заботой о соблюдении норм социалистической законности и адресованной не антисоветским кругам, а ЦК КПСС. Кульминацией заседания становится смелое выступление ученого секретаря Института А. Я. Шайкевича, подчеркивающего профессиональные заслуги AZ и взывающего к совести собравшихся. Оценив обстановку, дипломатичный партиец Ю. В. Рождественский предлагает, а проректор Института по научной работе Г. В. Колшанский поддерживает, компромиссную резолюцию отложить переаттестацию на год, в течение которого AZ сможет осмыслить свое поведение и вновь заслужить доверие коллег. Резолюция принимается единогласно.
(25) В новом 1969 году секретарем партбюро и завкафедрой марксизма-ленинизма Интститута становится вернувшийся из-за границы В. Г. Карпушин, специалист по итальянскому Возрождению и человек с репутацией кагэбэшника-либерала, которому поручено наладить идеологическую работу в Институте. С разных сторон, в том числе от Розенцвейга и Шайкевича, AZ слышит, что Карпушин о нем спрашивал и что ему следует с ним встретиться. Карпушин расспрашивает AZ о том, как свершилась его "culpa", и перемежает его рассказ изощренными социологическими комментариями о функционировании групп давления на властные структуры, неизбежно выходящем из-под контроля индивидуальных участников. Он заключает беседу благосклонным: "Работайте". AZ говорит, что для него нормальная работа предполагает защиту диссертации. "Хорошо, - отвечает Карпушин, - дайте мне взять дела в свои руки и через месяц приходите за характеристикой".
(26) По прошествии месяца AZ напоминает о договоре. - "Заходите во вторник и принесите Вашу старую характеристику". В несколько приемов (с недельными интервалами) Карпушин сокращает пышную прежнюю характеристику до минимальной констатации фактов ("Поступил… Работал… Опубликовал…"); каждый очередной вариант он подает на подпись ректору и каждый раз получает отказ. После энной попытки он говорит AZ: "Она ничего не подпишет. Она Вас ненавидит. Но скоро она уходит в отпуск, и тогда я пойду к Колшанскому". Колшанский подписывает характеристику, добавив в нее многозначительно уклончивую формулировку о "недостаточно активном участии в общественной работе".
(27) После ряда перипетий защита назначается на конец апреля 1969 года, т. е. за считанные дни до истечения срока действия разосланного в прошлом году автореферата. На защиту - единственную в Москве кандидатскую защиту подписанта-гуманитария - приходит большое количество публики. Фразу об общественной работе ученый секретарь по собственной инициативе, подкрепленной своевременным вручением коробки конфет, решает не зачитывать. Видные оппоненты (А. Д. Зализняк, А. Б. Долгопольский) отмечают высокий научный уровень диссертации. С краткой речью выступает приведенный Капчицем сотрудник сомалийского посольства, приветствующий успех первой в СССР диссертации по языку его молодой республики. Тринадцатью голосами против четырех Ученый совет присуждает AZ искомую степень. ВАК утверждает это решение.
(28) Через два года выходит основанная на диссертации книга AZ, в качестве языковых примеров использующая тексты передач Московского Радио об американской агрессии во Вьетнаме и им подобные.
(29) С защитой диссертации, выходом книги и повышением в должности на основной работе AZ сокращает свое присутствие на Радио. Капчиц занимает его место диктора-переводчика, а выпускающим редактором становится высокая и энергичная аспирантка Зоя Степанова, член КПСС. Несмотря на слабое владение языком и дефекты артикуляционного аппарата, она в отсутствие начальства начинает и сама выступать в роли диктора. Как сообщает один из студентов-сомалийцев, у его отца, регулярно слушающего передачи всех иностранных станций на сомали, появление в эфире нового голоса вызывает вопрос: "Малышку-то зачем мучают?"
(30) Уйдя с Радио, AZ сохраняет за собой другую сомалийскую халтуру - дубляж документально-пропагандистских фильмов на киностудии "Экспортфильм". AZ, Капчиц и подобранные ими дикторы-сомалийцы сосредотачивают в своих руках перевод и дублирование всех фильмов на сомали. (Этот источник доходов AZ не оставит даже в 1978 году, когда, подав документы в ОВИР, уйдет с основной работы.)
Монопольное положение дает интересные преимущества. Например, внезапно звонят со студии: в связи с правительственным визитом в Сомали необходимо быстро записать соответствующий фильм. "В следующий вторник", - назначает AZ. - "Им нужно раньше". - "Раньше вторника не можем". - AZ едва успевает сговориться с Капчицем, как раздается звонок из ЦК. AZ неумолим: "Я же сказал, что до вторника не могу". - "Тогда мы найдем кого-нибудь другого. Незаменимых у нас нет!" - Потом звонит Капчиц: с ним только что пытались назначить запись без AZ. Новый звонок из ЦК: "А почему Вы не можете раньше?" - "А почему Вы не позаботились прислать Ваш материал и назначить запись заранее?" - "Сейчас речь не об этом. Вы должны срочно выполнить ответственное задание". - "Вот во вторник и будет срочно, вне обычной очереди". - "А раньше никак нельзя?" - "Никак. Я занят у себя на работе". - "Мы можем на это время освободить Вас от работы". - "Спасибо, не надо. Я люблю свою работу. А Вам советую получше делать свою, пока Вас самих не освободили. До вторника".
(31) В 1974 году AZ все-таки увольняют: после высылки Солженицына атмосфера в стране меняется к худшему, и ректор наотрез отказывается возобновить контракт, на который AZ перешел ввиду отсутствия в штате должности для кандидата наук. Он устраивается в "Информэлектро" - информационный институт Министерства Электростанций, либеральный и независимый директор которого (С. Г. Малинин) охотно нанимает неблагонадежных интеллектуалов. В этом ему пытается препятствовать заведующий отделом кадров Н. Е. Лебедь ("нелебедь"). Последнему принадлежит историческая фраза: "Ладно, будем брать всех: евреев, диссидентов - всех… Но не только же всех!"
Интервью с Лебедем AZ проходит успешно. Лебедь: "Ну, а читать Вы любите?" - AZ: "Люблю". - "Что же Вы последнее время читали?"- AZ называет каких-то авторов. - "Ну, а Ленина Вы часто перечитываете?"- "Вы очень странно ставите вопрос. Ленина не читают - Ленина изучают. Я Вас даже не понял". - ""Материализм и эмпириокритицизм" давно изучали?" - "Для нас, лингвистов, это настольная книга". - "А не помните, что Ленин там говорит о Канте?", - спрашивает Лебедь, по-видимому, как раз в это время проходящий в семинаре по марксизму соответствующую главу. AZ рапортует про ограниченность кантовского понимания вещи в себе. Идеологический экзамен выдержан. Лебедь готов взять AZ на работу, но только через месяц - в следующем месяце нет денег. "Вы что же, думаете, что я пойду на перерыв стажа?!" - возмущается AZ, проходя таким образом и проверку на вшивость. Его зачисляют немедленно.