Но как короток, оказывается, путь от кузницы до злосчастной калитки! Дмитрий в последний раз украдкой вглядывается в свою спутницу, чтобы навсегда запомнить ее божественные черты. А она неторопливо вставляет ключ в замочную скважину, легонько поворачивает его, и калитка бесшумно распахивается.
У Дмитрия ёкает сердце: все, конец! Но Анастасия не торопится уходить:
- Спасибо. Еще раз спасибо вам, Митя, за такую отличную работу.
- Ну что там спасибо… - смущенно лепечет он. - Так я пойду, барышня?..
- Опять "барышня"! - грозит ему пальцем Анастасия. - И никуда вы не пойдете, потому что теперь я приглашаю вас к себе в гости.
- Как в гости?!
- Так, в гости. Разве вы не знаете, как ходят в гости? Вы же слышали, дядя Егор сказал, что отпускает вас хоть на весь день. И я хочу воспользоваться этим и показать вам свое гнездышко.
- Так ведь я… Так ведь там у вас, наверное…
- Пошли, пошли! - она взяла его за руку и, как маленького мальчика, повела вверх по мраморным ступеням.
Лестница эта была юноше знакома. Но одно дело - плестись с грудой тяжелых металлических заготовок за приказчиком Гаврилой, чтобы наскоро выполнить какую-то работу на парниково-оранжерейном участке или хозяйственном дворе, и совсем другое - идти в гости к самой барышне Мишульской чуть ли не в ее собственные покои. У него аж дыхание перехватило от волнения. А у Анастасии будто бесенята запрыгали в глазах, так развеселила ее робость Дмитрия.
Между тем они вышли на главную аллею, миновали тенистый парк и остановились неподалеку от входа в господский дом. Здесь на широкой скамье под навесом сидели две горничные и усатый молодой человек в костюме дворецкого. Увидев подходящую Анастасию, все трое вскочили и, как по команде, вытянули руки по швам.
Девушка небрежно кивнула им и коротко бросила:
- Завтрак на два куверта с фруктами и охлажденным токайским в розовый павильон, пожалуйста.
- Слушаюсь, барышня, - послушно склонил голову усатый. - А какие приказания будут относительно меню?
- Спросите у Аграфены, она в курсе.
- Слушаюсь, - снова как эхо повторил усатый и засеменил в дом. Обе служанки последовали за ним.
- Ну зачем это?.. - попробовал возразить Дмитрий.
- А гости с хозяевами не спорят, - улыбнулась в ответ Анастасия. - К тому же я в долгу перед вами.
- Ну что там, какой-то ключ…
- Дело не только в ключе, Митя. Помните, как несколько лет тому назад вы, будучи еще совсем мальчишкой, бросились возле сельской церкви на помощь незнакомой девчонке, которую чуть не загрызли собаки?
- Как не помнить, помню, конечно, - усмехнулся Дмитрий. - Досталось мне тогда. Покусали проклятые псы ноги. А главное - последние штаны изодрали. Только постойте! Откуда вы это знаете?
- Откуда знаю? А вы посмотрите на меня получше.
- Как?.. - он пристальнее вгляделся в смеющееся лицо девушки. - Так это были вы?!
- Да, Митя, это была я. Это мне, капризному, избалованному, непослушному ребенку, удалось тогда, кажется, в Петров день, улизнуть от отца с матерью и всех, кто их сопровождал, из церкви и нарваться на свору голодных псов. Помнится, мне тогда только что подарили игрушечного ослика из волчьей шкуры, что, видимо, и разъярило собак. Словом, если бы не вы… - она чуть помолчала. - Мне тогда задали, конечно, изрядную трепку. И было за что. А я молила отца только об одном: чтобы как-то помочь бедному мальчику. Но… отец сказал: "Не реви! Ничего не будет твоему спасителю. У этих деревенских сорванцов кожа что мои охотничьи сапоги". До сих пор не могу ему этого простить. - Анастасия вздохнула: - После этого я не встречала вас ни разу. Но вспоминала часто. И когда, возвращаясь три дня назад из города, увидела бедно одетого юношу, одиноко стоящего у Святого ключа, то сразу поняла, что это вы. Сердцем своим поняла. А вчера у кузницы окончательно убедилась в этом: такой симпатичной родинки под правым глазом, как у вас, нет больше ни у кого на свете.
- Скажете тоже… - смутился Дмитрий. - А как вы узнали, что я работаю в кузнице?
- Есть тут у нас одна добрая душа. Моя бывшая кормилица Аграфена Андреевна Лопатова. Это единственный человек, с которым я делюсь. Она на другой же день навела все справки. Так мы и встретились второй раз в жизни. Но пойдемте в павильон. Там, наверное, уже всё приготовили.
Розовый павильон оказался действительно розовым. Но не потому, что был окрашен в такой цвет: весь он будто пылал алым пламенем обвивших его роз. Розы были всюду - на стенах и крыше павильона. А на площадке перед ним заросли их образовали такую плотную стену, что проход через них сузился аж до узкого тоннеля.
В этот живой тоннель и нырнула Анастасия, снова взяв Дмитрия за руку. Впрочем, это уже и не удивило его. Он почти свыкся с мыслью, что все происходящее если и не сон, то, во всяком случае, и не реальная действительность. Да и как еще можно было назвать это сказочное диво.
В самом павильоне, несмотря на огромные зеркальные окна, царил легкий розовый полумрак, что не позволяло сразу рассмотреть все детали его убранства. Хотя посмотреть здесь было на что. Вдоль стен и окон высились красивые вазоны из какого-то шелковисто-зеленого камня, в каждом из которых весело позванивал маленький фонтанчик; сверху, с потолка свисали причудливые гирлянды разноцветных китайских фонариков, а в простенках между окнами сияли голубоватой подсветкой громадные аквариумы с диковинными рыбками и не менее диковинными водорослями. Мебель здесь составляли несколько удобных плетеных кресел. А посреди павильона стоял большой круглый стол, уставленный всевозможными яствами, большую часть которых Дмитрий не только ни разу не едал, но о существовании которых никогда и не слыхивал.
Между тем Анастасия усадила его за стол, сама села напротив и пригласила жестом к началу пиршества:
- Вот вы и у меня в гостях, Митя. Берите и ешьте все, что вам понравится. И пожалуйста, не стесняйтесь. Я специально приказала прислуге не появляться здесь, чтобы не смущать вас. Но сначала выпьем за нашу встречу. - Она пододвинула к нему бутылку с искристо-золотистым вином. - Не бойтесь, я не спою вас. Это токайское, в нем не больше двадцати градусов. Но вкус, скажу вам… Впрочем, сейчас сами оцените. Только наполните бокалы: женщине, даже хозяйке, это не к лицу.
Дмитрий осторожно разлил вино, подал бокал Анастасии:
- А дальше?..
- А дальше - чокнемся и выпьем, - громко рассмеялась она. - за встречу, Митя!
- За встречу? Да, за встречу… Хотя я до сих пор не могу поверить, что все это всамделишное, не мерещится мне.
- Какой вы смешной, Митя! - снова рассмеялась Анастасия. - Что вам еще мерещится? Это я, это - вы, - коснулась она его плеча. - такие, какие мы есть. Можете даже потрогать меня рукой. А лучше - пейте до дна, и все само собой станет обыденным. Ведь все это, - обвела она рукой окружающее их великолепие, - на мой взгляд, гроша ломаного не стоит, и уж во всяком случае не помешает нам с вами стать друзьями.
- Ой, вы скажете!
- А вы против этого?
- Мне боязно даже подумать такое.
- Вот и залейте страх вином, - осушила она свой бокал.
Дмитрий также сделал несколько глотков, осторожно нацепил на вилку ломтик какой-то красной рыбы. К его удивлению, господское вино оказалось не больше чем сладкой водичкой. Ведь до сих пор он не пробовал ничего кроме самогона и был уверен, что от этого вина у него дух захватит, а на самом деле… Впрочем, уже после второго бокала все тело его налилось бодрящей силой, голова слегка затуманилась, а главное - он почувствовал себя не таким уж ничтожным и жалким и все происходящее обрело черты вполне реальные.
Анастасия тоже заметно раскраснелась. Голос ее стал глуше, но как-то проще, душевнее.
- А теперь расскажи немного о себе, Митя, - неожиданно перешла она на "ты". - Этот дядя Егор - твой родственник?
- Нет, родственников у меня нет. Совсем нет. Отец с матерью умерли, братьев и сестер Бог не дал. А дядя Егор… Мы были просто соседями. А недавно… Как вам сказать?.. В общем, взял он меня к себе заместо сына.
- Усыновил, стало быть?
- Выходит, так. Теперь я зову его отцом, а тетю Глашу - матерью. Вот и все мои близкие.
- Но есть у тебя, наверное, и любимая девушка?
- Какое там! Кому я нужен, такой увалень!
- Не прибедняйся, Митя. Я уверена, что заглядываются на тебя девки на гулянках.
- А я ни на какие гулянки не хожу. Зачем это?..
- Вот как! Что же ты делаешь?
- Работаю.
- А кроме работы? Не все же время работаешь.
- А кроме работы… Люблю ходить в лес, на луга, за реку. Там прелесть!
- А книги ты читаешь? Или не одолел еще грамоту?
- Читать я могу. И писать тоже. Только где их взять, книги?
- Ну, книги ты можешь брать теперь у меня. А там, за рекой, что такого особенного?
- Словами не расскажешь. Там все не такое, как здесь. Даже воздух другой. Травой пахнет, цветами. В небе жаворонки поют. Да мало ли…
- Слушай, Митя, а ты не взял бы и меня с собой туда, за реку?
- А это как вашей ми…
- Митя! - она погрозила ему пальцем. - Мы о чем договорились?
- Ладно, сходим как-нибудь. Покажу вам все свои любимые места.
Так проговорили они часа два. Потом Анастасия проводила его до калитки. И тут вдруг воскликнула, всплеснув руками: - Ой, Митя, я же обещала что-нибудь подарить тебе! Так вот… - она сняла с себя цепочку с золотым нательным крестиком и, прежде чем он успел что-либо сообразить, набросила ее ему на шею. - А теперь беги! Беги, беги! И помни - ты обещал взять меня с собой за реку.
- Да как же это так… с крестиком-то?.. Разве я посмею? - начал было Дмитрий. Но она лишь сжала его руку своими маленькими горячими ладошками и побежала вверх по мраморным ступеням, крикнув на прощание:
- До свидания, Митя! До завтра!
Совершенно сбитый с толку, он тщательно прикрыл калитку и медленно побрел к себе в кузницу. Маленький крестик, надетый под рубаху, казалось, хранил еще тепло девичьей груди. А в голове билась одна мысль: "Что это, величайшее счастье или начало величайшего несчастья?".
Глава третья
День начал клониться к вечеру, когда они, возвращаясь с заречных лугов, миновали мост и остановились возле Святого ключа. Здесь Анастасия легонько тронула Дмитрия за плечо и тихо сказала:
- Всё, Митя, дальше я пойду одна.
- Это почему? - удивился Дмитрий.
- Так будет лучше. Незачем лишний раз мозолить глаза всем любопытным. Да и не стоит мне, пожалуй, идти через калитку. Слишком припозднились мы сегодня. А отец мой, сам знаешь… Так что пойду я по большой дороге через парадный вход. Слышишь благовест? Это закончилась обедня в храме. И я смогу, в случае чего, сказать, что задержалась на церковной службе.
- Вот оно что! - понял Дмитрий скрытый смысл ее слов. - Но вы не жалеете о нашей прогулке?
- Как я могу жалеть о том, что принесло мне огромнейшую радость?
- Но это может закончиться, как мне кажется, неприятностью для вас.
- Нет, я не думаю, что это будет так. По крайней мере пока… Да если б и случилось что-нибудь подобное, то… Хватит! Я жить хочу. Жить и радоваться жизни. Как радовалась сегодня там, за рекой. Ведь то, как я до сих пор проводила время за этими каменными стенами, да и в городском пансионе, это не жизнь, Митя. Это тюрьма, неволя в золотой клетке. И я так благодарна тебе, что ты дал мне увидеть наконец красоту настоящей, живой природы, вместо той, косметической, какую день и ночь наводят в усадьбе наши садовники, а главное - помог ощутить волю, ощутить всю прелесть жизни, почувствовать себя свободной. Хоть на несколько часов. Но дело не только в этом…
- В чем же еще?
- А это я скажу тебе как-нибудь после. Да, после, - повторила она, почему-то покраснев. - Кстати, а ты сам… Ты рад сегодняшней прогулке?
- Еще бы! Да я…
- И согласишься еще раз провести меня по своим любимым местам?
- Хоть завтра.
- Нет, завтра не получится. Завтра у нас в имении какие-то знатные гости. Чуть ли не сам граф Потоцкий из Рязани. Так что, сам понимаешь… А вот послезавтра… Послезавтра ведь Петров день, престольный праздник. И дядя Егор без слов освободит тебя от работы. Да и я смогу сказать, что пойду в церковь. В Петров день там с утра до вечера служба. Все наши чтут этого святого. Зайду и я поставить свечку. Постою покрещусь немного и - в лес. Очень хочется взглянуть на эту… как ты сказал недавно, белую рощу.
- Да, это мое самое любимое место в лесу. Представь себе целую рощу берез. Одних берез! И среди них - дуб. Огромный, развесистый, как гриб боровик среди волнушек. Так и кажется, что он что-то нашептывает несмышленым березкам…
- Да ты - поэт, Митя!
- Вы скажете!
- Нет, серьезно. Всякий раз, как ты говоришь о природе, я не могу наслушаться. Не всякому писателю дано такое. Тебе бы поучиться где-нибудь!
- Зачем? Дядя Егор вон даже грамоты не знает, а другого такого мастера поискать.
- У каждого своя судьба, Митя. И я хотела бы видеть тебя не просто кузнецом. Но мы еще поговорим об этом. Вот послезавтра в белой роще и поговорим. Только встретимся лучше не здесь, а сразу за мостом, в прибрежном орешнике, где сегодня зайчонка спугнули.
- Сразу с утра?
- Ну, не совсем с утра. А как ударят к заутрене, так и приходи туда. Я не заставлю тебя долго ждать.
- Да я готов теперь ждать вас хоть всю жизнь, - невольно вырвалось у Дмитрия.
- Я верю тебе, Митя. Я и сама… Но пока всё. Всё, всё! Мне действительно пора.
- Ну что же, бегите, коли так. Только… Вы сказали, что завтра ждете графа Потоцкого. Он что, ваш родственник, что ли?
- Если б только родственник! Так нет же. Аграфена шепнула мне, что он чуть ли не сватать меня собирается.
- Сватать вас?! - воскликнул Дмитрий упавшим голосом. - И вы согласитесь на это?
- Ну уж нет, пусть поищет себе другую невесту!
- А если ваши отец с матерью… Если они принудят вас?
- Плохо ты знаешь меня, Митя. Пусть только попробуют. Тогда я закачу такой скандал! А в крайнем случае - сбегу из дома, уйду в монастырь, утоплюсь в речке, только не стану женой этой развалины.
- Тогда и я…
- Что ты? Глупенький ты мой! - рассмеялась Анастасия. - Да и что мы словно уже хороним друг друга. Все это еще на воде вилами писано. Были и до графа охотники до моей руки. Многим не дает покоя отцовское богатство. Да не все знают мой характер. А я вот назло всем… В общем послезавтра я скажу тебе такое! А сейчас уже поздно, я пойду. Но через день как договорились - в час обедни в орешнике. До послезавтра, Митя.
- Да-да, до послезавтра, - не переставал шептать он, не сводя глаз с удаляющейся Анастасии. А душа его впервые сжалась в тисках неведомой тревоги.
Глава четвертая
И вот это послезавтра наступило. При первом ударе церковного колокола Дмитрий пулей выскочил из-за стола и, несмотря на все увещевания тети Глаши съесть еще хоть кусочек праздничного пирога, вихрем помчался к условленному месту встречи. Здесь, в густых зарослях орешника, он выбрал местечко, откуда, не будучи замеченным, можно было отлично видеть все дороги, ведущие к мосту, и устремил взгляд на ворота в церковной ограде, через которые просматривалась даже церковная паперть и широко раскрытые двери в храм. Именно там должна была, прежде всего, показаться Анастасия, и именно с этой широкой, заполненной народом паперти не спускал он глаз в надежде увидеть ее еще при выходе из церкви. А в том, что он сразу узнает ее среди толпы сельчан и дворовой челяди господ Мишульских, Дмитрий почти не сомневался.
Так прошло с полчаса, а может быть, и больше. Солнце начало припекать даже здесь, в сплошных зарослях кустарника. Служба в церкви, должно быть, уже перевалила за половину. А Анастасия все не показывалась.
"Что же она так долго молится? Уж не случилось ли с ней чего-нибудь?" - мысленно повторял он, пристально, до боли в глазах всматриваясь в пеструю толпу за воротами ограды. А может быть, он не так понял ее и она ждет его где-то в другом месте? Да нет, она ясно сказала: в орешнике, где они спугнули зайчонка.
Прошло еще с полчаса. Толпа перед церковью заметно поредела. Теперь от нее все чаще отделялись отдельные фигуры и направлялись к воротам ограды. Но дальше все они неизменно сворачивали либо на улицы села, либо на дорогу к поместью Мишульских. И хоть бы одна живая душа свернула к реке или хоть как-то была похожа на Анастасию.
"Где же она? Что она так медлит? Ведь скоро, наверное, и обедня закончится, и тогда…" Что будет тогда, Дмитрий боялся даже подумать. При одной мысли, что он так и не увидит ее сегодня, и даже не узнает, что с ней произошло, сердце его, казалось, готово было выпрыгнуть из груди. Такой тревоги, такой душевной муки он не испытывал еще ни разу в жизни. Юноша готов был уже выбраться из своего укрытия, сам бежать в церковь, как вдруг… на дороге из усадьбы показалась одинокая женская фигура и уверенно свернула к реке.
Анастасия?! Дмитрий, не раздумывая, выскочил из кустов и чуть не бегом пустился к мосту. Но уже через минуту стало ясно, что это совсем другой человек. Он даже узнал его. То была кормилица Анастасии Аграфена Лопатова. Что же ей понадобилось здесь, на пустынной дороге в заречные луга? Он поспешил посторониться, чтобы не вступать в разговор с малознакомой женщиной. Но она сама подошла к нему.
- Ты, стало быть, и будешь Митрий, Егоров подмастерье? - с ходу начала она, пристально вглядываясь в лицо Дмитрия.
- Я, тетушка Аграфена, - ответил он дрогнувшим голосом, сразу почувствовав, что ничего хорошего от этой встречи ждать нельзя.
- А я от Анастасии к тебе, мил человек, от барышни моей, - продолжала кормилица, понизив голос. - Наказала она сказать тебе, что прийти сюда сегодня не сможет, так там у нее дела сложились.
- Но почему, тетушка Аграфена? Что случилось? Несчастье какое-нибудь?
- Да как тебе сказать… Батюшка-то у нее, сам знаешь, - суровый человек. Ну и того… не поладили они что-то вчера, при гостях-то: не понравилось, вишь, ему, что не очень почтительно обошлась она с этим… грахвом. Ну, дальше больше… И запер он ее в собственной светелке чуть ли не на ключ. Запретил даже в церковь сегодня идти. А она и от завтрака отказалась, и служанок своих выгнала. Только меня вот к себе вызвала и приказала сходить к тебе.
- Так что, она так и будет сидеть теперь одна в четырех стенах?
- Ну это - дудки! Не из такого материальна сделана она, моя кровинушка. Потому и послала меня к тебе. Так вот слушай, парень. Сегодня, как стемнеет, приходи к нижней калитке и схоронись там в кусточках. А как услышишь, будто кукушка кличет, вот так: "Ку-ку", так и подходи к самой калитке, там она и выйдет к тебе. Понял?
- Понял, тетушка Аграфена. Дай Бог тебе здоровья.
- Да я что! Мне что приказали, то я и исполнила. Она ведь, Настасьюшка-то, мне что дочь родная. На руках у меня выросла. Да и ты, видать, парень путевый. Да пошлет господь вам встречу!
- А этот граф-то, - не удержался Дмитрий, - до сих пор у них гостит?
- Сегодня вечером, говорят, отправится восвояси. И слава Богу! Глаза бы его не видели!
- Чем же он тебе так не глянулся? Граф же, не мужик какой.