- Ой, да оставьте, пожалуйста! Ничего не надо мыть, если всё из-под чая, - вступилась Люба за рядового. Чем-то он напомнил ей Степана Дурандина. Мелче, конечно, того и не рыжий, но с виду такой же малоповоротливый. А догадливой ухмылкой он насторожил её. Что-то слишком добр к ней капитан… Хотя и не "ел глазами" ни в вагоне, ни здесь.
- Ладно, иди на место, - отпустил капитан рядового.
Вода в банке действительно быстро вскипела. Капитан достал из сейфа пачку чая с тремя слонами, небольшую сахарницу с песком и печеньем. Прихватив банку перчаткой, разлил кипяток по стаканам, бросил в них по щепотке заварки.
- Послаще вам или как? - спросил Любу, бросив себе две ложки песка.
- Мне одну, пожалуйста, - сказала Люба.
- Присаживайтесь сюда, - пригласил он её к столу. - Вот нищета милицейская! Столик на колёсиках не можем завести, чтобы подать человеку чай к дивану…
- Ничего. Всё хорошо, - пересела Люба на стул, подвинув его ближе к столу.
Чай оказался ароматный и крепкий до того, что связывал язык во рту. Сахара ещё бы ложечку не мешало, но если уж просила одну, так и надо допивать.
- Сокольникова… - прочитал капитан, скосив глаз в лежащий сбоку протокол. - Был когда-то у нас такой секретарь обкома комсомола. Потом его в большой обком перевели, в завы. Потом "Сельхозтехникой" командовал в Великогорске. Хороший был мужик. На охоту к нам приезжал. А дальше я его потерял…
- А дальше он погиб, - тихо сказала Люба.
- Знали его?
- Была за ним замужем…
- Вона что!.. А чего случилось-то?
- Провалился под лёд на машине…
- Да… Бывает… И давно вдовствем?
- Полгода почти.
- Трудно одной?
- Привыкла.
- И чего? Никого пока нет? Аж не верится, на вас глядя. - Капитан вдруг подхватился, сунулся в сейф, достал початую бутылку "Арарата" три звёздочки, пару рюмок. - А давайте помянем хорошего человека?
- Спасибо, мне не хочется. И голова разболелась после всего…
- Ну, коньяк-то как раз… Расширяет. Давай-давай, легче будет. - И налил две рюмки.
- Спасибо, не буду. Потом ещё сильнее заболит.
- Ну, вот! У меня и лимона немого осталось. - Достал из сейфа блюдечко с парой кружочков подсохшего уже лимона с подтаявшими на них щепотками песка. - Так что давайте… Не помню уж как его звали…
- Анатолий Сафронович.
- Точно! Помнил ведь… У меня дед был Сафрон… Так что - за Сафроныча и за Сафрона! А?
- Спасибо. Я точно не буду! - твёрдо отказалась Люба.
Капитан поскучнел. Держа рюмку в кулаке, он уставился на неё. Она тоже не отвела от него взгляда, замечая, как меняются его некрупные карие глаза, как поднимется в них что-то тяжёлое, как перестают они моргать и пропадает доброта, какую она видела в них минуту назад.
- Хорошо. Я выпью с вами и за вас, за всё, что вы для меня сделали, - торопливо согласилась Люба и взяла свою рюмку.
- И ещё сделаю, если поймёшь меня, - сказал капитан каким-то другим голосом. - И если договоримся…
Ох, уж эта перемена в глазах и в голосе мужиков! До чего знакома она Любе, и как она ей неприятна…
- Договоримся о чём? - спросила она, стараясь подавить подступающий страх.
- О раскладе. Он у нас такой: или я сам пишу протокол, или отдаю следователю это сочинение курсантика…
- А что я должна делать? - спросила Люба, хотя почти уже знала ответ.
- Как говорят в высоких кругах, расслабиться и получать удовольствие…
- А если меня ничего здесь не расслабляет, то?..
- Есть ещё вариант. - Капитан выплеснул в угол свою рюмку, упёрся в Любу насмешливым взглядом. - Могу отправить тебя в обезъянник, там как раз трое урок у меня кочумают. Они согласия не спросят. Или к ванькам в спальник, эти тоже не суходрочкой с тобой займутся…
Чем спокойнее говорил это капитан, тем страшнее становилось Любе, и было уже не до твёрдого взгляда в его глаза. Надо что-то делать, соображала она. Слёзы? Да разве они тронут? Кричать? Успокоит в два счета. Хитрить, затягивая время, может, ещё что-то придёт в голову…
- Хорошо, капитан, - выговорила она. - Не надо никакого обезьянника, и ванек не надо. А где мы?…
- Диваном поскрипим! А хочешь, на столе. - И он стал торопливо сдвигать на край стола телефоны, банку с остатком кипятка, стаканы, пачку с тремя слонами, протокол.
И Люба сообразила, что ей делать дальше.
- Слушай, капитан. А если потом я принесу тебе в подоле?
- Ой, вот этого не надо бы! У меня их и так вон сколько по Луговой шляется… А чего проще-то, если боишься?.. Возьми за щеку, - сказал он, выходя из-за стола к ней.
- Подожди, - упредила Люба. - У меня, вроде, где-то были… - Она повернулась к дивану, где лежала в углу её сумка.
Капитан опередил. А вдруг там у неё не то, что надо? Схватил сумочку, вытряхнул содержимое на стол. Начал расталкивать пузырьки, тюбики, щётки и расчёски, записную книжку…
"Господи, а визитки-то где?" - испугалась Люба. Именно на одну из них она решила положиться.
Выпали и они!.. Капитан взял все три, пробежал глазами, две отбросил. Одну оставил в руках. Она узнала карточку Ускова.
- Это кто? - глухо спросил капитан.
- Начальник Главного управления БХСС МВД СССР, генерал лейтенант Усков, - ответила Люба с усмешкой, на какую хватило сил.
- Кто он тебе?
- У нас подано заявление в ЗАГС, а что?
- А что это он тебя в плацкарт сунул? На мягкий денег не хватило у генерала?
- Ничего уже не было в кассах. Я перед самым отходом билет брала. Не веришь, позвони ему.
- Кто сейчас в главке ответит, кроме дежурного?
- На обороте карточки - его домашний телефон. Звони. Или давай, я позвоню.
- С этого Любовь… Как вас там?
- Андреевна.
- С этого, Любовь Андреевна, надо было ещё в вагоне начинать, - сказал капитан и опустился на стул. - Ехали бы сейчас к дому… Или куда вы едете?
- На работу, в телестудию "Волна", - сказала она уже с некоторым вызовом и для верности спросила: - Надеюсь, поможете не опоздать?
- Следущий - Архангельский. Этот мимо пролетит. Разве что вологодский. Но он тоже не рано, - начал перечислять капитан, приходя в себя и удивляясь внутренне, как его надула девка! В другой бы раз, ничего б ему не стоило отпереться - мент ведь всегда прав… А тут - генеральская штучка! Поди докажи, что не лез?
- Может машиной? - предложил он. - С удовольствием подкину, если заведётся. И не удержался: - А могу я надеется, что остальное останется между нами?.. У меня выслуга подходит… А, Любовь Андреевна?
- Ничего не было, капитан! - сказала Люба и провела всё ещё дрожащей ладонью по его небритой щеке.
Глава 26
Месяц уже Альбина Фёдоровна дышит весенним лесным воздухом в пригородном профилактории, куда Игорь отправил её с глаз долой "подлечиться". Съездила она однажды домой навестить сыновей, но лучше бы и не собиралась. Элитная квартира Сокольникова, которую она всегда держала в идеальном порядке, за неделю её отсутствия превратилась в кисло пахнущую свалку разбросанной по комнатам одежды, грязной посуды, пустых бутылок, недопитых фужеров и окурков. В гостиной светился пустым экраном и хрипел не выключенный телевизор с каким-то серым ящиком на нём. Массивный круглый стол сдвинут к дивану, испятнанному вином и ещё чем-то.
"Господи, что хоть тут было? Старший с целым райкомом гулял или младший весь класс притащил? И где они, стервецы?" - Сообразила: - "Старший, наверно, на работе - ведь четверг сегодня. И у младшего ещё не каникулы. В школе…"
Как-то сразу она устала. Захотелось присесть на диван, подумать, с чего начинать превращать бедлам в прежнюю квартиру. Но пристальнее глянула на залитый и испятнанный велюр дивана и едва выбрала чистое местечко. "Что хоть тут было?.. Вот бы Анатолий увидел… Было бы грому…"
Она выключила телевизор. А с тем ящиком, что громоздился на нём, не знала, что делать, какую кнопку нажать и просто выдернула шнур из розетки. Увидела на тумбочке цветастые коробки, рассмотрела картинки на них, догадалась: "Был бардак с кабаком", - и брезгливо бросила коробки обратно. - "Женить давно пора старшего… Неужели и Васятка смотрел эту мерзость?.."
Оставить им всё, как есть, и уехать обратно? Это же черте во что превратят квартиру, пока она дышит там воздухом весеннего соснового бора! Решила навести хотя бы элементарный порядок. Собрала в одну тарелку остатки закусок и окурки, понесла на кухню, где оказалось всё то же самое. Мусорное ведро под мойкой забито доверху сваленным туда винегретом, бутылками и осколками посуды. Понесла тарелку в туалет и, едва открыв дверь, от неожиданности просыпала окурки на пол. Шестнадцатилетний Васятка, последнее её утешение в жизни, полулежал возле унитаза, сложив на голову на сидение. В ужасе шагнула к нему - жив ли?! Услышав спокойный булькающий храп человека, недавно исторгнувшего из себя всё, что больше не принимал желудок, нажала на кнопку спуска воды, чтобы смыть дурно пахнущее месиво. Унитаз отозвался громким свистящим шумом водопада. Васятка отдёрнул от него голову, перевалился к стене, поднял на Альбину Фёдоровну мутный взгляд, утёр кулаком рот, слабо улыбнулся:
- Приветики!..
- Здравствуй, сын! - строго выговорила Альбина Фёдоровна. - Что хоть тут у вас было?
- У нас?
- У вас! У вас!
- У нас был видео-сеанс! - отмахнулся Васятка и добавил: - Инте-реесс-ный!
- Кто тут у тебя был?
- Все были…
- Кто все?
- Много всех. Девчонки… парни… Игорь был, Шалый, ещё… Я всех не знаю… Или не помню… Из нашего класса были…
- И что вы тут делали?
- А всё! Смотрели!.. Пили… Ели… И это… В папок-мамок…
- И ты… в папок-мамок? - ужаснулась она.
- Ага!.. Мне понрааавилось!
- Ужас! Встань сейчас же! Умойся, переоденься и марш в школу!
- А сколько времени? - начал он подниматься, держась рукой за стену.
- Одиннадцать скоро.
- Эх, ай-яй! - мотнул тяжёлой головой Васятка. - Уже не пустят… И башка болит!.. Дай чего-нибудь… Таблетку, может…
- Не стыдно!? Таблетку ему… Игорь где?
- Не знаю…
Поняв, что добиться чего-либо от сына сейчас невозможно, Альбина Фёдоровна повела виснувшего на руке Васятку в его комнату и опустила на разложенный диван, кой-как поправив под ним взбитую и скомканную простынь. Укрыла одеялом. Пусть хоть проспится. Потом сходила на кухню, нашла в холодильнике бутылку кефира, вырыла в грязной посуде на столе его синюю кружку, налила почти полную. Анатолий, царство ему небесное, тоже раньше, бывало, пил с похмелья только кефир. Васятку от кефира дважды потянуло на рвоту, но удержал позывы и уснул, едва рухнул головой на подушку.
Полдня провозилась Альбина Фёдоровна, приводя квартиру в божеский вид, вытаскивая из углов кучи окурков и прочих остатков отнюдь не единственного, как она поняла, гуляния. Прибрала кровати. Даже на её постели кто-то возился, взбив всё бельё. И одного взгляда на простыни хватило, чтобы понять, что тут было. Брезгливо собрала их, отнесла к стиральной машине. Там присела на край ванны, решая, что делать дальше - дождаться, когда один проспится, а другой явится с работы, высказать им всё или ехать сейчас же обратно в сосновый бор?
В дверях появился Васятка.
- Мам, ты извини! Нашкодили мы тут маленько. Не знали, что приедешь… Давай я помогу. Скажи, чего делать?
- В порядок себя приведи сначала. И скажи, давно это у вас и сколько будет продолжаться? - спросила Альбина Фёдоровна, уже не в силах повысить голос.
- Да это Игорь… Ему тут из Польши контейнер прислали. Днём они с Фимкой компьютеры собирают, а вёчером плёнки крутят… Кино по телевизору смотрят.
- А грязи-то, откуда столько?
- Вечером народ приходит. Приносят с собой. Это вчера много всех было. Не успели убрать…
- Вот так, отлучись мать на неделю, и не узнаешь дома… Ты хоть сыт тут у меня? И выпиваешь-то зачем?
- Так чего-то получилось… Дай, мам, умыться. И спасибо за кефир. Больше не мутит…
Альбина Фёдоровна нашла коробку стирального порошка, ушла в гостиную чистить диван. Смочила одно пятно водой, чуть присыпала порошком, стала оттирать губкой. И поняла, что делает не то. Пятно от красного вина только побледнело и расползлось под губкой дальше. Господи! Такой велюр испортить! Бывало, гости боялись присаживаться на него, просили прикрыть диван каким-нибудь чехлом. Да так она всегда и держала его под парусиновой накидкой, пока эти не сбросили её и ни превратили финский велюр цвета кофе с молоком в шкуру леопарда…
Явился Игорь. С порога накинулся на мать с претензиями:
- Ну, ты чего делаешь-то? Я хотел завтра химчистку вызвать, а ты чего тут скребёшь?
- Грязь вашу выскребаю! - вскинулась она. - Здравствуй, сын дорогой! Ты во что превратил квартиру отца?
- Она такая же отца, как и моя. А тебя кто раньше срока домой звал? Явилась бы вовремя, всё бы на месте было, - огрызнулся Игорь.
- Да уж, лучше бы совсем не приезжать, чем видеть такое…
- Ну, завела!.. Привыкай, мать! Теперь всё по-новому будет. Дома у нас - видеосалон и мастерская по сборке компьютеров… Пока не найду для них другое место. Или тебе ни прикуплю другой угол.
- А ты мать спроси сначала, хочет ли она в другой угол? - обиделась Альбина Фёдоровна.
- Хочет, не хочет, а понимать-то должна, что у сына жизнь впереди, - возразил Игорь.
- А у матери, значит, она позади? - И голос у неё сорвался до всхлипа.
- Э, предки! Вы чего тут? - встал между ними Васятка.
- Решаем извечную проблему отцов и детей, - усмехнулся Игорь.
Альбина Фёдоровна молча и резко отвернулась от Игоря, пошла в прихожую, где оставила куртку и сумку, решив в нахлынувшей обиде сейчас же вернуться в профилакторий. Васятка пробовал остановить её, но она упрямо и со слезами оттолкнула его и захлопнула за собой дверь.
- До скорого! - крикнул вслед Игорь. - Хотя… до любого… Ты чего не в школе?
- А я мог? - пробурчал Васятка.
Из остатков "прежней роскоши" Игорь сгоношил какой-то обед, нехотя поклевал и похмелился тем, что нашёл. Потом занялся "обеспечивать аудиторию" на вечер, вызванивая по телефону знакомых, просил их "прихватить" кого-нибудь с собой. Некоторым сказал, что поднял цены на просмотр каждого фильма до пяти рублей, других просил притащить чего-нибудь "для разогрева". Набрав нужное число обещаний, довольный собой, но ещё не жизнью, как она у него пока складывалась, отвалился на диван.
- А я могу кого-нибудь позвать? - спросил Васятка.
- Только кто заплатит. А если тёлки, то старше восемнадцати…
- Где я тебе таких возьму?
- Значит, обойдёшься.
- Обойдёшься… Сам вчера Нинку в спальню таскал, она из девятого класса…
- Правда, что ли? Вроде, всё уже умеет…
Игорь включил телевизор, быстро перебрал несколько каналов. На один, проскоченный, тут же вернулся.
- Оппоньки! Гляди сюда! - крикнул Васятке. - Узнаёшь?
- Вроде, тётя Люба… Откуда она тут? Говорили - уехала…
- Она! Какой это канал?
- Написано же в углу: "Волна"!
Игорь на память набрал телефон Сметанина, попросил подсказать, как позвонить на "Волну". Почему-то вдруг взволновавшись, набрал нужный номер раз - занято, набрал второй раз - занято. На третий - ответили.
- Это Сокольникова у вас сейчас на экране? Откуда она взялась?
В трубке, видимо, ответили что-то вроде: "А кому, мол, это интересно?"
- Я - Игорь Сокольников! - с вызовом бросил он в трубку. - Нельзя её позвать к телефону?… Ладно, тогда передайте, чтобы она позвонила на наш домашний. - И продиктовал номер.
- Во, кого затащить-то бы сюда! - проговорил он мечтательно, продолжая всматриваться в экран.
Люба читала объявления. У неё были гладко забраны волосы, лёгкий румянец на скулах, мягкий, чуть глуховатый и какой-то трепетный голос. "Волнуется", - определил Игорь. Потом она с улыбкой объявила следующую передачу и исчезла с экрана. Игорь стал считать время до её звонка, отмеривая его стуком пальцев по подлокотнику. По счёту прошло уже три минуты. Позвонил сам. Раздражённо спросил, правильно ли записали номер? И опять принялся выстукивать секунды.
Пришёл Фимка Шалый. С порога велел притащить из кладовки ящик с "железом". Высыпал на стол грудку винтиков и гаек.
- Всё, что собрал у ребят… К тому времени, когда придёт второй контейнер, нам нужно как-то прорваться на "Нормаль". Там и этого добра будет навалом, и не из дома таскать продукцию. А то ведь возьмут и застукают… Чего молчишь?
- Я жду звонка, - отрезал Игорь.
Глава 27
Люба сама попросила, чтобы её немного подержали на объявлениях. Нужно было привыкнуть к небольшой студии, плотно заставленной камерами и мониторами, к яркому свету, бьющему со всех сторон. Надо было научиться за раз схватывать как можно больше текста, чтобы реже смотреть в стол и больше - в камеру. И ещё - заставить себя говорить на камеру так, будто беседуешь с конкретным зрителем, а не с оператором, пропадающим где-то за громоздким аппаратом.
А что делать потом? Кольчугина сразу предложила взять "Музыкальный привет!". Это когда набираешь несколько нарезок музыкальных номеров из видеотеки или архива, потом читаешь письма телезрителей, отбираешь интересные и ведёшь с их авторами беседу в эфире. Ну, и предлагаешь посмотреть и послушать то, что подобрала им. Хуже, когда в письме просят доставить им удовольствие от конкретного исполнителя. И не пишут, где его взять. А вдруг у студии нет такой записи? Вот именно!
- Тогда лезешь в фонотеку, находишь там обычную звуковую дорожку, под неё подбираешь любой видеоряд. И вся недолга! - объяснил Любе режиссёр музыкального вещания, молодой долговязый парень, голосом и манерами шибко напомнивший ей московского Жорика. Кстати, этого тоже все зовут не Константин, не Костя, а Костик. Видимо, у этой породы людей такое свойство, что иначе их никак не назовёшь.
- А если и в фонотеке нет такого исполнителя? - спросила Люба.
- Ещё раз читаешь письмо, оцениваешь его автора: стоит он твоих хлопот или нет. Если стоит, добываешь плёнку у знакомых, а нет - передаёшь ему привет от любимого исполнителя и говоришь, что когда-нибудь позже они услышат друг друга.
Да… На ЦТ в гримёрной было проще… Там не надо было чего-то искать, беседовать с камерой вместо живого человека. Видишь его в зеркале, а это почти - глаза в глаза. А, главное, всё теперь в записи, когда, кроме оператора - в студии и режиссёра - за стеклом, никого нет. По письму воображаешь себе одного человека, молодого, статного красавца, а там тебя слушает какой-нибудь вроде Славика Зверева… Но не бежать же из-за этого к Кольчугиной с просьбой отпустить обратно. Надо привыкать! Сначала - видеть в камере живого собеседника, потом - сочинять диалог с воображаемым автором письма.
Поэтому Люба уже неделю и сидела на объявлениях, а между эфирами читала заявки телезрителей, изучала журналы видеотеки. За одним таким занятием и застала её Надежда Кольчугина.
- Таак, кто у нас тут прячется? И долго мы жвачку объявлений будем жевать? - спросила она, присаживаясь рядом. - Смотришься в эфире прекрасно, голос звучит отменно. Пора делом заняться. А то мне уже звонят, спрашивают: "Где вы такую откопали?" Места, говорю, надо знать! Вот и ты, радость моя, давай знай своё место!
- Я ещё немного боюсь…