- Ну, сразу-то не надо, - брякнул Шалый, имея в виду то, от чего сам покраснел. - Мы вот чего… У тебя сегодня нет эфира? Я - тоже закончил, пошло оно всё! Едем сейчас в Городок, там и поужинаем. - Никуда не торопишься?
- Нет, - тихо выговорила она, поняв, что впервые за многие месяцы не может отказаться. Да и не должна… Он так ей помог сегодня… И, может быть, поможет завтра… И ещё… Сколько можно, в конце концов?.. Он такой приятный… И какая разница сегодня, женат он или нет… Даже если женат…
Шалый вызвал машину к подъезду, велел шофёру оставить в ней ключи и быть свободным, сказал Любе "я сейчас" и куда-то смотался. Вернулся минут через двадцать с хозяйственной сумкой в руке, слегка злой.
- Во житуха настала! В "кормушке" и то шаром покати. Ну, ничего, как-нибудь разберёмся!.. - Он посадил Любу на заднее сиденье, положил, громыхнув посудой, рядом с ней сумку, и с места в карьер рванул машину.
Городок… Люба бывала в нём раньше. Сокольников имел там дачу и, когда они ещё не были женаты, вот так же, без шофёра возил её туда несколько раз. Это большой лесной массив, разрезанный дорогами на несколько участков, где устроены дома ветеранов, пионерский лагерь и дачи Великогорских начальников. По краю массива течёт неширокая, быстрая и очень чистая речка. Летом в Городке шумно: много дачников и детей, а зимой - только лыжники наезжают из Великогорска. И есть в Городке два закрытых участка со своими столовыми, банями и большими домами. Там за высоким забором, среди берёз и сосен живут круглый год "первые лица" Великогорска. На дорожку к одному из этих участков и свернул Шалый машину. Увидев её, кто-то предупредительно открыл ворота, и машина подкатила к крыльцу двухэтажного каменного дома, где светилось лишь одно окно.
- Ну, вот мы и дома! - распахнул Шалый дверцу автомобиля перед Любой. - Прошу!
"Боже, всё как когда-то! - подавая Шалому чуть дрогнувшую руку, подумала Люба. - Только я уже не инженер по соцсоревнованию…"
В доме по одному, торопливо, засветились ещё несколько окон. "Значит, кто-то там есть", - отметила Люба и вошла в открытую перед ней дверь.
- Здравствуйте, Галина… Ой, извините, ошиблась! - протараторил женский голос, и хлопнула ближняя дверь.
- Э! Куда? Иди сюда! - позвал Шалый. - На-ко вот, - подал сумку появившейся из-за двери приземистой женщине средних лет. - Приготовь нам что-нибудь наверху. А мы пока здесь оглядимся.
- Хорошо-хорошо! - принимая сумку, торопливо ответила женщина, мельком глянула на Любу и улыбнулась ей. - Извините, не признала сразу…
- Люба Сокольникова, - представил её Шалый. - Телеканал "Волна".
- Ой! Да видели мы по телевизору… Очень приятно. Надолго к нам?
- Так… Ещё вопросы есть? - Шалый повернул женщину к лестнице и чуть подтолкнул в спину. - Мы скоро придём. И приберитесь там.
"Женат! Галина… Наверно и дети… Опять…, - мыслилось Любе, когда он пропускал её в большую гостиную первого этажа. - Опять, опять! А жаль… Ну, посмотрим…"
Боже, как недалеко друг от друга витают мысли и вкусы начальников! Тот же камин, диван стоит также лицом к телевизору, большой круглый стол, кресла, сервант… "Комплект финской мебели", - вспомнила перечень Митрича. Вот только буфет другой - большой, тёмный, старинный. И чуть-чуть другая посуда в нём: фужеры тёмно-синего стекла, и вазы - хрусталь с подсинённым низом.
- Ну, вот так мы и живём! - Шалый прошёлся вдоль буфета, на полке камина положил вниз лицом рамку с какой-то фотографией. Секунду подумал и убрал рамку в буфет, положив её так же. - Камин не затопить?
- По-моему не холодно, - ответила Люба, с ногами устраиваясь на диване. - И живёте неплохо. По-моему, тут первый раньше жил?
- Кто-то жил. Меняются времена, меняются и жители. Как кто-то писал: революции состоят в том, что чай, приготовленный для одного, выпивает другой.
- И всё?
- А что ты хотела?
- Я хотела бы выпивать свой чай.
- Да? Сейчас поднимемся наверх, и будем пить то, что приготовлено точно для нас!
- А когда мы вернёмся обратно?
- Сюда или в город? В город - не далее, как утром. А ты когда бы хотела? - И посмотрел на неё с вопросительной полуулыбкой.
- Не знаю, - ответила Люба, выдерживая его взгляд. - Как хочешь…
- Вот и ладушки! Идем наверх. - Он подал Любе руку.
- А что там?
- Там всё! - он лёгким рывком притянул к себе её гибкое тело.
И у неё не хватило сил отстраниться…
Глава 35
В аэропорт приехали за час до прилёта самолёта, и Шалый повёл Любу в VIP-зал, сказав стюарду на входе:
- Мы вместе. Объявят прилёт из Вильнюса, кто-нибудь пусть проводит нас до трапа и подберите, пожалуйста, букет. Вернее, два.
Распорядившись, он повёл изумлённую Любу к стойке бара, у которой, чуть нахохлившись, сидел всего один человек. Он был в серо-голубом генеральском кителе, слегка взлохмачен и, потому, как неуверенно показывал на стенку с напитками, видимо, был слегка нетрезв.
- Может, не пойдём туда? - спросила Люба.
- А чего? Мне надо чуть-чуть… Для храбрости! - с улыбкой уточнил Шалый. - А ты не хочешь? Хотя бы кофе.
- Только чёрный и без сахара, - согласилась Люба, пытаясь на ходу открыть сумочку.
Шалый остановил её руку:
- Здесь своя система расчётов.
Человек у стойки развернулся к ним:
- Знакомые голоса!.. Вить, гляди, кого я вижу, - тронул он за руку бармена. - Сам Ефим Борисыч Шалый и… сама… Неужели Любовь Андреевна?! - Генерал спустился с высокого стула и, улыбаясь во весь ряд белейших зубов, пошёл на них.
- Вы знакомы? - спросил Шалый, прижимая к себе руку Любы.
- Встречались. Юрий Александрович Усков. Даже пытались сватать за него сразу после поминок по мужу, - тихо сказала Люба. - И вы знакомы?
- Было дело. Он в Комитете по безопасности, а я - по земельной реформе был. Здравствуйте, мой генерал! Улетаем или ждём кого?
- Встречаю своего оболтуса из Вильнюса. А вы: куда или откуда?
- И мы из Вильнюса. Маму… Мою, - подчеркнула Люба.
- Ефим, ну вы - пара! Надо же, как тесен мир! А вы, Любовь Андреевна… Вы как-то потерялись у меня…
- Зато ваша визитка всегда при мне. И однажды даже спасла меня от больших неприятностей. Стоило показать её капитану милиции, и его сразу потянуло извиняться за притязания. Правда, пришлось назваться вашей невестой, за что извиняюсь, - сказала Люба, прижимаясь к Шалому и давая этим понять, что всё остальное в прошлом.
- Ну, Любовь Андреевна! Стоит ли за это извиняться? Помог и помог! Всегда рад. А теперь, вижу, другая защита есть? Поздравляю! Только крепче его держите, а то… Мужчина он видный. У нас весь секретариат за ним вприпрыжку. Любая бумажка от Ефима Борисыча в три раза быстрее по комитетам летала! А вот мне для этого всегда приходится китель надевать, иначе ухом не ведут… А вы где, что сейчас?
- Опять в Великогорске, работаю там в телевидении.
- То-то и Шалун наш туда напросился. В Москву вас вывозить опасно, толстосумов у нас развелось, в миг уведут!
- Хватит, генерал, смущать человека! - заступился Шалый.
- Ну-ну!.. А вот и нашего посадили… Вы к трапу? Давайте подвезу, у меня - вэн.
- Хорошо, а то мой - за воротами, - согласился Шалый. - Сейчас, только букеты принесут…
Маман вышла из самолёта практически последней и ещё с верхней ступеньки трапа увидела Любу в окружении мужчин и стала махать ей рукой, привлекая к себе внимание. И было к чему привлекать. "Бедная маман" была в чёрной широкополой шляпе с пером и в ярком пончо. И Люба ещё снизу заметила, что маман сменила цвет волос с каштанового на золотисто-белый, и смотрелась на верхотуре трапа, как опереточная примадонна. Она подала стюарду руку, тот осторожно свёл её вниз и передал в объятия Любы. Дамы трижды коснулись щеками и отстранились, чтобы лучше разглядеть друг дружку. Опытным глазом постижёра Люба отметила свежесть вполне профессионального, но чуть ярковатого макияжа, видимо, маман занималась им перед посадкой, хороший тон волос и совсем не утомлённое перелётом лицо.
- Девочка моя, я так рада, что наконец-то!.. А ты прекрасно выглядишь! И почему ты ничего не сказала, что вышла замуж? Какой прекрасный молодой человек! - щебетала она, переводя взгляд с Шалого на генерала и его долговязого сына. - Ну, знакомь меня с ними!
- Это - мой… ангел-хранитель Юрий Александрович, - представила Люба генерала, это - его сын. А это - мой друг, - показала она на Шалого. Зовут Ефим Борисович.
- Ах, друг? Очень приятно. А я уже поженила вас? Извиняюсь. И куда мы сейчас?
- Пока в зал прилёта, за багажом, потом - в Великогорск, - сказал Шалый и передал ей оба роскошных букета.
- Какая прелесть! - прижала она к себе букеты. - Так сразу в этот ваш Великогорск? И нисколько не побудем в Москве?
- Ма, у нас же работа! И у Ефима, и у меня! - начала объяснять Люба.
- Нет, ты можешь остаться, если можешь, я вас устрою, - сказал Шалый.
- У меня же сегодня эфир! - отчаянно возразила Люба. - Ну, хочешь, давай мы устроим тебя в гостиницу. Вот Юрий Александрович поможет…
- Да-да! И не только в гостиницу. Любой театр, любая выставка! Сколько хотите. - Живо согласился Усков, во все глаза, разглядывавший благоухающую то ли цветами, то ли духами. "маман". - Если мне будет некогда, вот Саша всегда и всюду проводит, правда Саша? - подтолкнул он сына. - У него каникулы.
- А то? - ответил долговязый сынуля со следами раннего созревания на подбородке.
Маман оценила генерала взглядом.
- А что? И останусь! - Произнесла она решение.
- Ма! Ну, ты что? Неудобно! Юрий Александрович!..
- Удобно-удобно! - поторопился генерал и, подхватив даму под руку, повёл её к минивэну.
- Баба с возу…, - шепнул Любе Шалый. - Генерал у нас холостой, пусть погуляют.
В Великогорск ехали молча. Шалый сидел рядом, осторожно распуская руки. Люба, отвернувшись к окну, слабо сдерживала их. В глазах у неё стояли слёзы оттого, что не получилось сегодня же посидеть вдвоём с маман, порасспросить друг дружку о житье-бытье, поплакаться в жилетки, и оттого, что Шалый никак не отреагировал на вопрос маман: "Ах, друг?" Значит, вот он рядом, вот его горячая рука… И всего лишь друг? Или даже "не друг и не враг, а так?"
Глава 36
Странная штука - время. Люба уже год ведёт на "Волне" свою "Гостиную", а будто только вчера Кольчугина подкинула ей эту идею. Это, наверно, потому что от эфира до эфира всего неделя, и летят они в съемках, беседах и монтаже, как сумасшедшие. Не успеешь отдышаться, а уже - новый эфир, новый герой, новая история.
А с другой стороны, вот уже три месяца как она знает, что беременна, а живот ещё не выпирает, и ребёнок почему-то не шевелится. Хотя Кольчугина, например, говорит, что чувствовала своих со второй недели… Странно. Может, что-то не в порядке? Но в консультации утверждают, что всё идёт нормально, и сама она постоянно думает о ребёнке, особенно, когда Шалый вывозит её в Городок. Теперь это, правда, не часто, не так, как в первые недели знакомства. Конечно, он мотается, как заведённый по области, по командировкам в другие города, проводит бесконечные совещания, иногда даже до поздней ночи, и звонит ей усталый и злой:
- Мать, я сегодня никакой. Извини, ночую дома. А ты как?
- Тоже в бегах и в заботах… Хорошо, отдыхай. А как завтра?
- Будет день, будет и пища, если будет… Сволочи, опять задерживают отгрузку зерна. На два дня хлеба осталось. И с табаком беда. Представляешь, если ни хлеба, ни сигарет не будет до конца недели, что народ с нами сделает? И в Москве - полные кретины! "Ищите сами! Нарабатывайте межрегиональные связи!.." С кем нарабатывать? У всех - шаром покати!.. Ладно, не буду тебя грузить… В общем, сегодня не наш сезон… Спокойной ночи.
- Спокойной ночи! Целую. Отдыхай. И мы будем спать. Правда, я так ещё и не слышу его…
- Услышишь, придёт время. Ещё надоест, когда начнёт ворочаться и пинаться. Спи!
А как спать, если одолевают мысли - одна тревожнее другой? Что и как у них с Шалым будет дальше? Кого он больше хочет - мальчика или девочку? Дочка у него уже есть… большая, красивая, кудрявая и, говорит, умница. Есть в кого. Папа школу и институт закончил с медалью, ранний кандидат наук. И каких наук!.. И сейчас - самый молодой и перспективный политик. Но не очень внимательный. Потому что такая работа? Или он такой? Он и жене почти не уделяет внимания. О дочке говорит много и часто и даже глаза делаются светлее и мягче… А если она родит ему вторую дочку?… Ведь каждый мужчина хочет сына, продолжателя рода, фамилии… Хотя пока и не говорит об этом …А когда ребёнок появится на свет, что будет? Признает его? Даст своё отчество? Или будет новый Сокольников? Надо, в конце концов, поговорить, решить, что будет дальше. Пока он только переоформил на неё свою долю в бизнесе с Игорем. Наверно, это уже знак. Хлопотный, трудный, но знак? Польский партнёр постоянно звонит, требует приехать в Краков на переговоры, кроме дела обещает "тысячу удовольствий". Знаем мы их удовольствия… Требует уточнения контракта и директор завода, где работает цех по сборке компьютеров. И тоже хочет вести разговор не с Шалым, а с ней, хотя Фимка говорил, что с ним давно всё отлажено… А когда ей делать всё это, если каждую неделю на ней висит большой эфир, отбирающий все силы? И новый режиссёр далеко не Серафима, которая до сих пор даже не глядит в её сторону. И где только Кольчугина его откопала? Одно твердит: "Терпи, душа моя! Зато он такой креативный!" А весь его креатив свёлся пока к одному: "Хорошо бы "Волне" организовать конкурс Великогорских красавиц. Это бы так подняло наш рейтинг!" Бросить идею легко, а кто и когда должен ею заниматься?.
- Ну, душа моя, если ты уже не можешь стать царицей бала… Угораздило же тебя поторопиться залететь! То кому же, как ни тебе, возглавить жюри? Через твою "Гостиную" прошло столько всякого народу! Отбери пяток-другой людей поинтересней, соберитесь, обговорите сценарий.
- Светлана Анатольевна, у меня же эфир!
- Помню. Но и рейтинг канала не пустое дело!
- Но у меня же начинаются всякие мои дела…
- А вот, пока эти "дела" на лоб у тебя не лезут, и займись формированием жюри. Начните отбор претенденток, а то попрут такие, что не взглянешь.
- Господи! Я же никогда этим не занималась!
- Все мы не с пелёнок начинаем чем-то заниматься. А потом входим во вкус… В декрет тебе ещё рано, так что давай! Обзванивай людей, договаривайтесь, назначайте сроки отбора. Кто заартачится, проси Ефима Борисовича нажать. Всё, действуй!
- А чем ваш креативный Дима занимается?
- На нём подбор помещения - не в наших же закутках проводить конкурс. Организация съёмок… Да мало ли?! А у тебя и всего-то организация жюри и кастинг. Не ной. Работай!
Вот так всегда: поймает чью-то идею, разбросает задания по редакторам и ведущим и потом только спрашивает: "Как у тебя? Смотри, сроки уже поджимают. Не ной. Работай!" Неужели в этом и состоит руководство делом? Разбросать задания и - спрашивать, спрашивать? И Ефим также командует областью? Отчего же тогда он так устаёт, что ему уже ничего не надо?… Почему же она "влезает" во все дела этого несчастного, подкинутого ей кооператива? Почему за кого-то звонит поставщику, разбирается с прогульщиками, отвечает на претензии покупателей?.. Нет, молодец Кольчугина, так и надо: поручать и спрашивать! Вот, кто у нас отвечает за формирование жюри и кастинг? - Сокольникова? Любовь Андреевна, вы уже подобрали членов жюри? Нет? Почему? Все мы были чем-то заняты… Даю вам ещё два дня. И никаких отговорок!
А из кого должно состоять такое жюри? Ну, ладно - она, отбракованная по беременности претендентка. Хотя, может быть, здесь и ключ. Не случись у неё такое, она вполне могла бы претендовать на победу: красива, стройна, научилась не теряться в любых беседах, умеет одеваться… Значит претендентки должны быть не хуже, а люди, которые будут их оценивать, должны разбираться во всём этом и быть авторитетными. Иначе не оберёшься криков: "А судьи кто?!"
Люба включила компьютер, вызвала на экран "Органайзер", где собраны все гости её эфира с их профессиями, возрастом, адресами и телефонами.
Отличная штука - этот "Органайзер", поставленный ей Шалым на компьютер! Раньше Люба записывала всех в записную книжку по алфавиту. Книжка быстро пухла от записей, приходилось брать новую, более объемную, переписывать записи из одной в другую или хранить книжки в столе, искать нужную, если чего-то не было в последней, самой толстой… А тут - кликнул рубрику: "писатели", "художники" или "артисты" - и они все перед тобой на экране.
С кого начать? Первое, что нужно для отбора - экстерьер претенденток: их миловидность и стройность, умение одеть себя. Кто лучше других это оценит? Конечно, художник.
Она вызвала этот раздел на экран, побежала по списку: живописец… график… баталист, портретист… Хорошо, но лучше помоложе… А вот и он! Арсений Грибов, дипломант выставки "Большой портрет"… Телефоны: домашний и мастерская.
Люба глянула на часы: двенадцатый час ночи. Домой звонить не стоит - вдруг спит человек? На всякий случай набрала мастерскую.
- Кому не спится в ночь глухую? - спросил хрипловатый голос.
- Арсений? Это Люба Сокольникова с телестудии "Волна", если помните такую…
- Не только помню, но и ношу ваш образ в душе, в мозгах и прочих местах, вплоть до мольберта… А откуда вы знаете, что он у меня как раз в работе? Хотите придти позировать?
- Позировать?
- Было бы очень кстати! Некстати только, что мне нечем заплатить вам за это. Финансы поют, понимаете…
- Спасибо, я не знала…
- Не знали, что я пишу ваш образ или, что они у меня поют романсы?
- Не зала ни того, ни другого. У меня встречное предложение: "Волна" затеяла провести конкурс красоты, и мы хотим пригласить вас в жюри.
- Пойдёт. Если до того вы согласитесь заехать на пару часов ко мне в мастерскую. Помните, где она у меня?…
- Помню. А когда надо?
- Всегда! И хоть сейчас!
- Спасибо. Сегодня не могу. Уже поздно…
- Я сказал: всегда!
- Спасибо…
- Спасибо "да" или спасибо "нет"?
- Спокойной ночи, Арсений. Я перезвоню вам завтра.
Первым из артистов в её "Органайзере" стоял Аркадий Абадин. Вот, кто подошел бы для жури! Типичный театральный герой: молод, красив, знаменит… И можно бы звонить ему прямо сейчас, потому что когда-то он говорил Любе, что живёт "непоправимым филином", и ночь для него - это лучшее время охоты. Но звонок ему опасен: подумает черте что и опять начнёт домогаться так тогда, при записи передачи… Дальше - Борис Абакумов. Душа человек! Весел, игрив, талантлив до чёртиков - поёт, играет не только на гитаре, пляшет. И быть бы ему на первых ролях в театре, но неказист: не взял ни ростом, ни лицом, ни фигурой, потому и едва выбился из "кушать подано, господа!" Точно, Борис лучше Абадина - он умный и не циничный… Надо предлагать его.
Люба перебрала списки других героев своих передач, наметила ещё семь человек из стилистов, преподавателей, спортсменов, поэтов. Перебирая списки "Органайзера", вспоминала, с кем и как ей работалось, прикидывала их на роль судей для красоток, и не заметила, как уснула, сложив голову возле клавиатуры.