* * *
Ток-шоу на Курском областном телевидении. Я – в студии, среди зрителей. Ждан – на сцене. Говорит:
– …Компартия себя дискредитировала, и ее нужно было распустить еще в девяносто первом году. А заодно и рассекретить архивы КГБ, и провести проверку всех сотрудников – и штатных, и нештатных, – и большинству запретить работать в государственных органах и избираться в парламент…
"Оппонент" Ждана – Суворцев. Коммунист, бывший директор завода. Покраснел, надувает щеки, кусает губы, притопывает ногой. Выкрикивает:
– Нет, ну это же махровое!..
– Успокойтесь, Павел Леонидович, – говорит ведущий – чувак лет двадцати пяти, в сиреневом пиджаке, белой рубашке, с цветастым галстуком. – Ведь есть же исконно русское слово "партнерство". Почему вы не можете сесть с Сергеем Александровичем за стол переговоров и уладить все разногласия, решить все проблемы…
Перед началом Ждан сказал мне, что еще год назад ведущий был диктором новостей: читал по бумажке подготовленный редактором текст.
– Да вы что – издеваетесь? – кричит Суворцев. – С ним за стол, с этим шарлатаном? Да я с ним, извиняюсь, на одном поле… это самое… не сел бы…
Ждан едва-едва улыбается. Спокойно говорит:
– Давайте определимся, что такое шарлатан. Вот, например, партия, семьдесят лет обещавшая людям светлое будущее и в конце концов загнавшая их в дерьмо, это партия шарлатанов или нет?
Суворцев хватает со стола стакан с водой, выплескивает в Ждана. Ждан увертывается: на него почти не попадает. Суворцев вскакивает, обегает стол, подбегает к Ждану. Ждан приподнимает ногу, сгибает в колене. Суворцев кидается на него с кулаками. Ждан выпрямляет ногу, отталкивает его. Суворцев падает на задницу. К нему подскакивают охранники.
Съемка закончена. Ведущий, придурочно улыбаясь, жмет Ждану руку.
– Отлично получилось, Сергей Александрович, просто супер! Люди будут смотреть, обсуждать… Некоторые – возмущаться, но все равно! Всего хорошего вам и до новых встреч…
Ведущий жмет руку и мне, уходит.
Мы надеваем куртки. Выходим через служебный вход. Снег уже растаял, тротуары высохли. "Волга" – на том же месте, но Гены в ней нет. Ждан вскрикивает. Я оборачиваюсь. Боль в затылке. В глазах темнеет.
* * *
Лежу на диване в маленькой комнате. Люстра выключена. Весь свет в комнате – от окон дома напротив. Я привстаю, морщусь от боли в голове. Трогаю затылок – засохшая кровь.
Где-то рядом разговаривают. Я подхожу к двери – в ней вместо стекла куски фанеры, кое-как скрепленные вместе. Дергаю за ручку. Дверь чем-то подперта с другой стороны.
Разговор прекращается. Я оглядываюсь. Старый сервант, за стеклом – три хрустальные вазы, в одной – искусственный цветок, два стеклянных лебедя. У окна – низкий столик и кресло с деревянными подлокотниками. Подхожу к окну. Пятый или, может быть, шестой этаж.
Дверь открывается. Амбал в кожаной куртке и высоких кроссовках "Nike".
– Что, отжился? Значит, слабо я тебе въебал… – Амбал ржет. За его спиной, в смежной комнате, сидит на стуле Ждан. Напротив него, на кровати, – два бандита.
Ждан:
– Я еще раз говорю, все вопросы решу лично с Хватом…
– Не решишь. Его завалили. Скоро неделя уже. Короче, какие у вас с ним там были расклады, меня не ебет. Бабки – наши, захотели – вложили, захотели – заберем и, само собой, с процентами…
– У меня с ним были четкие договоренности…
– Может, скажешь, бля, что ты с ним у нотариуса…
– Все было на словах…
– Я еще раз говорю, мне поебать. Я знаю одно – сколько бабок взято из общака. Понял? И ты мне их все вернешь. Под сто процентов. Ты понял? Если он тебе что-то свое давал – это его вопрос, меня не касается. Но про общак я тебе сказал…
– Я от своих обязательств не отказываюсь. Все деньги будут возвращены, и вся прибыль тоже… Но только после думских выборов в декабре…
– Каких, бля, выборов? В каком, бля, декабре? Кого ты лечишь? Нам, бля, сейчас бабло нужно, ты понял?
– Подожди, Слон, послушай меня. Я тебя кидать не собираюсь…
– А ты попробуй… – Слон улыбается. – Увидишь, что будет…
– Я еще раз говорю: я никого кидать не собираюсь. Но деньги уже вложены. Они не лежат у меня в сейфе или в банке… Я не могу их забрать вот так вот сразу, это физически невозможно, понимаешь? Поэтому давай говорить реально… Если ты подождешь до декабря, я не только все верну, но и с очень хорошими процентами…
Кулак Слона летит Ждану в нос. Ждан падает назад со стулом. Слон подскакивает, хватает Ждана за уши, головой бьет о батарею. Один раз, другой. Я делаю шаг вперед. Амбал хватает меня за рукав, подносит к носу кулак: весь в шрамах, с наколками-"точками" на костяшках.
– Если хочешь попиздиться со Слоном – то потом. Сейчас он, по типу, занят. – Амбал ржет. – А если со мной – то погнали!
Он несильно бьет меня кулаком в живот, встает в стойку.
Слон и второй бандит бьют Ждана ногами. Желтая, много раз перекрашенная батарея вымазана кровью.
* * *
Чья-то рука сдирает с лица провонявшую потом повязку. Машина стоит в темном дворе, у пятиэтажки и гаражей. За рулем – Слон, на сиденье рядом – Ждан, без сознания, прислонившись головой к стеклу в двери. Амбал открывает дверь, вытаскивает Ждана, бросает на землю. Смотрит на меня.
– Выходи!
Я вылезаю из машины. Подхожу к Ждану, присаживаюсь на корточки.
Машина заводится, резко трогается: старая черная "Ауди" без номеров. Где-то рядом визжит кот, гавкает собака. В пятиэтажке открывается и захлопывается форточка.
* * *
Захожу в палату. Десятка полтора железных кроватей, так близко друг к другу, что едва можно подойти. Ждан – на кровати в углу. Голова забинтована. Из рассеченной брови торчат нити швов. Он, заметив меня, улыбается. Губы вымазаны засохшей кровью. Я протискиваюсь между его кроватью и соседней. Соседняя пустая, на ней только смятая простыня и скомканное одеяло. Сажусь на край кровати Ждана.
– Как вы?
– Не очень…
– Чего вам принести?
– Пока ничего… Знаешь, нет аппетита. Если только фруктов каких-нибудь, сока… Деньги есть?
– Да, я забрал ваш кошелек, когда "скорая" приехала…
– Правильно…
Оглядываюсь. Несколько кроватей пустые. На одной – дед со сломанной ногой "на вытяжке", рядом – стриженный налысо татуированный парень с перевязанной головой и рукой в гипсе. В углу – кто-то, с головой укрывшийся одеялом.
Врач сидит в своем крохотном кабинете, курит сигарету без фильтра. Небритый, лысый, в заляпанных чем-то очках, в халате с коричневыми пятнами. На столе – литровая банка, доверху набитая "бычками".
Спрашиваю:
– Насколько тяжелое его состояние?
– По сравнению с остальными – мелочи жизни…
Врач затягивается, убирает сигарету ото рта. Пальцы его дрожат. Пепел сыплется на лежащие на столе бумажки.
Я открываю кошелек, достаю стодолларовую бумажку, еще одну. Кладу перед ним на стол. Врач кивает, делает затяжку. Кладет "бычок" в банку.
Иду по коридору отделения. По обе стороны стоят железные кровати – такие же, как в палате. На них, вперемежку, лежат старики и старухи. Старуха с растрепанными седыми патлами смотрит на меня, улыбается беззубым ртом, распахивает халат. Под ним – ничего. Я ускоряю шаг.
* * *
Звонит телефон. Я снимаю трубку. Света:
– Зайди к Ждановичу.
Я встаю из-за стола, выхожу из кабинета, иду по коридору. В новом здании кабинет Ждановича далеко. Навстречу идут какие-то люди, некоторые кивают. Я многих не знаю: в последнее время аппарат партии сильно увеличился.
Ждан сидит за столом. Его бровь практически зажила. Оставался только розовый шрам.
– Андрюша, надо сделать заявление от моего имени насчет бомбардировок Белграда. Для сайта.
Я киваю.
– Я сейчас сформулирую в общих чертах, ты запишешь, поправишь, что надо – и потом мне покажешь. В общем, смысл такой. Реакция, естественно, негативная. США не имеют права так нагло вмешиваться во внутренние дела другой страны. Но о чем это все свидетельствует? О том, что с Россией сейчас никто в мире не считается, что мы – слабая страна, интересная лишь как источник сырья и рынок сбыта для всякого ширпотреба. Это очередной провал российской внешней политики. Вот как-то так.
Ждан смотрит в окно, опять на меня.
– Какие новости насчет съезда?
– Информация прошла в двух газетах. Я продолжаю рассылки… ну, и общаюсь с журналюгами, которые что-то раньше писали или интересовались…
– Хорошо, нормально… Да, и еще хотел сказать. Насчет нашего с тобой приключения в Курске… Я уже связался кое с кем, меры принимаются. Жаль, полностью разобраться с подобными персонажами сейчас нельзя, но дойдем и до них…
* * *
Учредительный съезд. Гостиница "Измайлово". Весенний, ясный, солнечный день.
В зале – три сотни делегатов.
Ждан – на трибуне. Белая рубашка, без галстука, расстегнутый черный вельветовый пиджак.
– …Да, мы – партия протеста, и мы этого не скрываем. Нас не сбить с толку фразами про то, что мы, мол, все отрицаем, но ничего не предлагаем взамен. Предлагаем. Но, чтобы создавать что-то новое, нужно избавиться от груза прошлого, от этого налипшего мусора, грязи, шлака.
Аплодисменты. Ждан берет бутылку воды, откручивает крышку, отпивает.
– Мы должны привлечь к себе тех, кто против. Против коммунизма, капитализма, социализма, Запада как какой-то иконы, на которую молиться, против "совка", против религии как "единственного ответа на все вопросы". Прошло десять лет с начала реформ. И что получил за это время обычный человек? Ничего. Хватит себя обманывать. У нас нет нормальной страны, нет нормальной экономики и нормального общества. Семьдесят лет нами управляли коммунисты, и к чему мы пришли? Россия превратилась в гибрид барака и промзоны. Но те, кто пришли им на смену, ничем не лучше. Нами управляют люди, которые – никто, ноль, дерьмо. Они – продукт разложения советской системы. Нам они не нужны!
Дверь открывается. Вбегают трое парней. У одного – мегафон. У другого – белая тряпка. Двое встают в проходе. Растягивают тряпку. На ней – надпись: "Шарлатан, иди домой!" Парень с мегафоном кричит:
– Экстрасенсы-шарлатаны, вон из политики!
На них кидаются охранники, народ из зала. Один из парней бежит к трибуне. На ходу вытаскивает что-то из кармана. Пакет майонеза. Ботинок охранника прилетает ему в спину. Парень падает лицом вперед. Хватается за подоконник. Охранник подлетает. Молотит кулаками по спине. Парень съезжает по стене на пол. Переворачивается. Охранник бьет его ногами в живот, по морде.
– Видите? – говорит Ждан. – У нас много врагов, много противников. Поэтому к нам и подсылают этих провокаторов. Кое-кому мы уже становимся костью в горле. А для кого-то станем и ножом в спину!
В зале аплодируют.
Парень с майонезом привстает. Вытирает рукавом кровь с лица. Выплевывает выбитый зуб. Охранник приподнимает его. Заламывает руку. Тащит к выходу.
– Экстрасенс-шарлатан… – начинает парень.
Кулак – в нос. Парень замолкает.
* * *
Ждан:
– …Теперь – самая, пожалуй, неприятная новость.
Мы в его кабинете. Вдвоем. Идет дождь. В углу – обогреватель. Красная раскаленная спираль.
– Вчера ушел в отставку губернатор. – Ждан барабанит пальцами по столу. Смотрит на меня. – Причем со скандалом. По телевизору прошел сюжет про то, что он – педофил. Более того, якобы он финансировал студию по производству детского порно…
– Звучит как "черный пиар"…
– Согласен. Но я разговаривал с теми, кто видел сюжет. Люди вполне адекватные. Сюжет на пятнадцать минут. Кадры из фильмов, интервью с девочками, которые там снимались. Естественно, не показывая лиц. Говорят, схема работала так: на вокзалах, среди беспризорных и попрошаек, находили девочек двенадцати – четырнадцати лет, привозили в одну из резиденций губернатора, кормили, проверяли на наличие болезней. Если что-то находили, возвращали обратно, а если все было в порядке – "предоставляли" губернатору. Через какое-то время ему привозили новую, а девочка либо отправлялась обратно, либо передавалась "студии": там несколько человек, бывших телевизионщиков, клепали истории про "Лолит" и взрослых мужиков.
– Любопытно было бы посмотреть сюжет…
– Мне сегодня вечером с поездом передадут кассету – посмотрим вместе, если хочешь. В любом случае, дыма без огня не бывает. Сам понимаешь, зачем ему было бы уходить в отставку, если все это сфабриковано?
– И что теперь?
– Сам он, конечно, отмажется. В смысле, не сядет. Выяснится, что он не имел к этому отношения, а может, и вообще ничего не знал. Но в политике его больше не будет.
– Если все правда, зачем ему это было нужно?
– У каждого в подсознании свои "черные дыры". Другое дело – давать им волю или нет. Он чувствовал себя неуязвимым. Вот и доигрался…
* * *
Перрон. Воняет углем и мазутом.
Я и Ждан выходим из вагона. Встречает мужик. Седой, короткая стрижка, темно-синий плащ. Он и Ждан жмут руки.
– Знакомьтесь. Это – Иван, это – Андрей, мой помощник.
Мужик крепко сжимает руку. Глядит прямо в глаза.
Быстрым шагом – по перрону. У машин – "бомбилы": спортивные штаны, кожаные куртки. Иван идет к грязной зеленой "Ниве". Садится за руль, Ждан – рядом, я – сзади.
Трогаемся.
– Надо сначала ехать к Синицкому, – говорит Иван. – Домой.
– Ладно. – Ждан, нахмурившись, кивает.
"Ниву" встряхивает на выбоине.
– Андрею можно с нами?
Иван кивает.
"Нива" тормозит. Ворота. Высокий кирпичный забор. За ним – трехэтажный дом. Башенки. Иван выходит из машины, жмет на кнопку, что-то говорит в домофон.
Открывается калитка рядом с воротами. Выглядывает мент-лейтенант с автоматом. Иван смотрит на нас.
– Паспорта нужны ваши.
Сам сует менту потертую "корочку".
Мент лениво шмонает нас, пропускает на территорию, идет следом.
Территория кажется огромной. Гараж на несколько машин, большой бассейн. На открытой веранде девушка накрывает на стол. Переставляет с подноса кофейник, чашки с блюдцами, тарелку с пирожками. Развалившись в кресле-качалке, спиной к нам сидит мужик. Синий спортивный костюм, белая бейсболка. Поворачивается, глядит на нас. Узнаю его: подполковник, около года назад приходил к Ждану.
Из дома выходит чувак в сером костюме, кивает менту. Мент идет обратно к воротам. Чувак смотрит на нас.
– Анатолий Леонидович завтракает. Можете пока подождать в приемной.
Иван кивает. Мы идем за чуваком, поднимаемся на крыльцо, входим в дом. В коридоре на стене – медвежьи шкуры с головами. Ружья, автоматы, пистолеты разных моделей.
В приемной – три кожаных дивана и низкий стеклянный столик. На столике валяются газеты "Щит и меч".
Иван и Ждан садятся на диван, я – на соседний.
Иван:
– Неслабо пацан поднялся, да? Вовремя прочухал, что надо против губернатора играть…
Ждан:
– Что, может, сам в губернаторы метит?
– А смысл? У него и так уже все в порядке. Он – фактический хозяин области. Хотя еще год назад был никто…
Ждан кивает, хмыкает, берет со стола газету. Перелистывает, бросает назад.
Дверь открывается. Входит подполковник. За ним семенит толстый мент-майор без фуражки.
– Анатолий Леонидыч, Анатолий Леонидыч…
Подполковник останавливается.
– Анатолий Леонидыч, Анатолий Леонидыч… Я это… осознал свою ошибку.
– На колени! – писклявым, высоким голосом говорит подполковник. – Лизать мне подошвы!
Майор, не глядя на нас, встает на колени. Осторожно отрывает от пола ступню подполковника в белой кроссовке. Подполковник дергается, едва не теряет равновесие. Майор, высунув толстый сизый язык, лижет подошву. Еще раз. Еще. Подполковник резко вырывает ногу, идет к двери кабинета, бросает взгляд на нас. Майор встает, проводит ладонью по губам.
– Ну так что, Анатолий Леонидыч…
Подполковник хмуро смотрит на него. Кивает. Поворачивается к нам.
– Вы, двое, заходите, молодой пусть подождет на улице.
Сажусь на лавочку у крыльца. Повсюду натыканы камеры видеонаблюдения – на стенах дома, на столбах, на деревьях. У беседки курят менты сержанты с автоматами. Один рассказывает что-то другому. Тот улыбается. Из-за тучи выглядывает неяркое апрельское солнце.
Мент у калитки снимает трубку домофона. Что-то бубнит в нее, нажимает на кнопку.
Калитка открывается. Два мента вводят четверых бомжей – в грязных шмотках, но на вид здоровых и крепких.
Охранник берет рацию.
– Э, Петрович, спарринг-партнеры прибыли. Да, для боев без правил… Куда их? К тебе или сначала на дезинфекцию? Прямо у тебя душ и все такое? Ладно, давай. – Он глядит на ментов. – Ведите туда – видите за сараем? Там спортзал. Передадите Петровичу. Только лично, из рук в руки, поняли?
"Нива" выезжает из дачного поселка. Солнце спряталось за облака. У выезда на шоссе стоит старуха в синем плаще. Держит две связки сушеных грибов.
Ждан:
– Ну, он, конечно, загнул… Десять "лимонов"…
Иван кивает в мою сторону.
– Да ладно, какие уж тут секреты? Все мы теперь в одной лодке. В общем, этот говнюк потребовал десять "лимонов" долларов. Иначе, говорит, я тобой займусь. И найду, что тебе предъявить. Незаконную предпринимательскую деятельность, контакты с организованной преступностью, а то и мошенничество. То есть реальный срок…