Голову словно сдавили тисками. Каждое движение отдавалось ударом в висок. В список продуктов, запрещенных отныне к употреблению, к коньяку и шампанскому добавился мартини.
Наконец, этот невыносимо долгий день подошел к концу, и я позвонила Лехе.
– Привет!
– Привет!
– Ты еще долго будешь там сидеть?
– А что?
– Да ничего. Кто-то обещал мне починить компьютер. В этом году.
– Машка, дел невпроворот! Мы же завтра уезжаем в Шорию, у меня вещи не собраны, а мне еще нужно доделать договор и сегодня же его отправить.
– Ну, что ж, ладно. Счастливого пути. Отдыхай хорошенько, катайся с горки…
– Спасибо.
– … и представляй, как твой кот умирает с голоду.
– Чего?!
– Как он лежит, бедненький, возле своей пустой миски. Один-одинешенек в большой квартире. И никто ему даже водички не нальет.
– Ну, ты садистка!
– И смотрит он на дверь в напрасной надежде…
– Так, хватит! Я все понял. Как закончу договор, сразу приеду. Где-то после семи.
После семи могло означать что угодно. Единственное, в чем я могла быть уверена, так это в том, что он точно приедет, если пообещал.
Вернувшись домой, я маленько поспала, и моя голова почти прошла. Мы с Мишкой собрали в большой комнате елку и стали ее наряжать.
Мои родители до сих пор каждый год покупали настоящую ель или пихту. Мне очень нравился хвойный запах – он возвращал меня в детство. В то время, когда я еще верила в чудеса и сказки. Но мне было безумно жалко эти несчастные создания, которые выбрасывались на помойку буквально на следующий же день после Нового года. Моей давней мечтой было купить живую ель или пихту, на худой конец даже сосну, растущую в горшке. Но они мне почему-то не попадались. В прошлом году я купила канадскую искусственную елку, пушистую и красивую, взамен уже старенькой отечественной. Она выглядела, как настоящая, только что не пахла.
Я помогла Потапычу разобрать гирлянду и повесила шары на самые высокие ветки, куда он пока не дотягивался. Мишка взялся развешивать остальные игрушки, а я пошла на кухню.
Этот Новый год мы собирались встретить у моих родителей. Я должна буду испечь торт, Наташка приготовит курицу, а салаты будем резать всем колхозом.
Но до этого еще надо было дожить, а есть хотелось уже сейчас. Поэтому я сварила борщ, пожарила котлеты и сделала пюре. Впрок.
Маркина все не было.
Мишка уже засыпал на ходу, но упрямо отказывался лечь в постель – я же ему пообещала, что придет специалист чинить компьютер. Наконец, в двенадцатом часу раздался звонок в дверь, и сын помчался открывать.
Я с интересом ждала, как они познакомятся, и готовилась придти кому-нибудь на помощь, если один из них вдруг заробеет. Помощь не понадобилась.
– Привет! Будем знакомы. Я Леха, – сказал специалист и протянул руку.
– Привет! Я Миха, – сказал Потапыч и вложил в его руку свою ладошку.
Маркин снял пуховик, повесил его на крючок и пригладил рукой взъерошенные волосы.
– Ну, веди, Сусанин, – приказал он, и они с Мишкой направились в его комнату.
На всю починку ушло минут двадцать. Он что-то скинул с диска, который принес собой, покопался в системном реестре, перезапустил какой-то сервис. Дважды назвал меня нерпой и констатировал, что таких, как я, нельзя подпускать к технике. Я обиделась и сказала, что я – узкий специалист и вовсе не обязана разбираться в тонкостях настройки операционной системы.
Меня выставили из комнаты и послали на кухню, где женщинам вроде меня самое место. На кухне делать было совершенно нечего, поэтому я решила выпить чаю.
За окном падал снег. Я смотрела, как снежинки танцуют в свете уличного фонаря. Ветра почти не было, поэтому они медленно кружились в воздухе и не спешили опуститься на землю.
– Ну, все, боец! Успехов тебе!
Леха вошел в кухню, а из Мишкиной комнаты раздались звуки пулеметной очереди. А может, автоматной.
– Это что такое?
– Это твой сын вступил в ряды доблестных мортал-комбатовцев.
– А как же космическая энциклопедия?
– Не волнуйтесь, мамаша. Мы ее тоже установили.
Он направился к раковине, вымыл руки и по-хозяйски уселся за стол.
– Ну, давай, женщина, корми меня.
Я смотрела, как он ест, и пила свой чай. Часы в коридоре пробили полночь, и наступило 30 декабря.
Мне вдруг вспомнилось, как много лет назад мы встречали Новый год у Маркиных. Кроме нашего семейства было много других гостей, но из детей были только мы с Лехой, еще совсем маленькие. Нас пытались уложить спать, но мы не давались в руки и спрятались в углу за елкой, откуда нас так и не смогли вытащить. Мы просидели под елкой всю ночь, объедаясь мандаринами, и там же и уснули. С тех пор хвойный запах и запах мандаринов для меня неизменно ассоциировался с Новым годом.
– Леша, а ты помнишь, как мы у вас всю Новогоднюю ночь под елкой просидели?
– Угу. Только не просидели, а пролежали.
– Может, кто-то и лежал, а я сидела.
– Ну, конечно. Сейчас ты еще скажешь, что это я съел все мандарины.
Я возмутилась.
– Разумеется, ты! А кто же еще? Это же тебе потом было плохо, а не мне.
– Подумаешь! Мало ли, от чего человеку может быть плохо. А вот ты от мандаринов стала оранжевая и вся чесалась.
Да уж. Тут, конечно, крыть нечем. Было дело. Самое интересное, что это обжорство никак не сказалось на моей любви к мандаринам, хотя обычно люди потом на дух не переносят то, чем объелись.
Леха доел борщ и отодвинул тарелку.
– Ну, вот. Жизнь налаживается. Щас спою.
– Котлету с пюре будешь?
– Котлету? С пюре? Давай. Глядишь – доживу до Нового года.
Потапыч с упоением отстреливался от невидимого врага. Леха расправлялся с котлетой. А меня вдруг потянуло на лирику.
– Леша, – сказала я. – А ты в курсе, что мы с тобой видимся последний раз в этом году?
– Угу, – ответил Маркин с набитым ртом.
– Ну, тогда скажи мне что-нибудь хорошее.
– Что именно?
– Не знаю. Пожелай мне что-нибудь. В Новом году.
– Я вот думаю, – сказал Леха, прожевав. – Может, ты меня и дальше будешь кормить борщом с котлетами, а я тебе за это буду чинить что-нибудь? А?
Очень романтично. А он продолжил:
– Ты ведь с техникой не дружишь. Значит, у тебя наверняка еще есть что-нибудь сломанное. Точно?
Пришлось признаться, что позавчера сломался пылесос.
– Ну, вот!
– Маркин, я с тобой, между прочим, о серьезных вещах говорить пытаюсь, а не о пылесосе.
– Ну, хорошо. Давай о серьезных. Говоришь, пожелать тебе что-нибудь?
Он задумался, а я уже рассердилась.
– Не надо мне ничего желать. У меня и так все есть.
– А что же тогда тебе сказать хорошего?
– Скажи, как ты ко мне относишься.
Я совсем не собиралась этого говорить! Честное слово! Понятия не имею, почему у меня такое вырвалось.
Он рассмеялся.
– Машка, Машка, нерпа ты глупая. Ну, подумай сама – как я могу относиться к женщине, которую видел без штанов на горшке? А?
Вообще-то, это был совсем не тот ответ, на который я рассчитывала. Однако внутренний голос подсказывал, что другого мне не услышать. Пока.
И тут мне вдруг стало совершенно ясно, чего я хочу больше всего на свете. Я поняла это так отчетливо, как будто на меня снизошло озарение. Я хочу услышать, как он скажет мне то, о чем я только что подумала.
– А дай мне, пожалуйста, что-нибудь запить все это, – попросил Леха.
Я налила ему чаю и пододвинула варенье. Маркин вылавливал ягоды из сиропа, даже не подозревая, что его жизнь круто изменилась в одно мгновение.
Я разглядывала это лицо, словно впервые в жизни. Как же так? Ведь я миллион раз смотрела в эти глаза и ничего в них не видела. Что же такое произошло, что я вдруг поняла: то, что я искала так долго и безуспешно, всю жизнь было рядом?
У меня возникло ощущение, как будто мощная лавина подхватила меня и понесла, сметая все на своем пути. Откуда-то из подсознания выплыли слова Андрея: "Вы пока не понимаете, чего хотите. Но скоро поймете – и тогда Вас ничто не остановит".
Спасибо, Андрей. Я все поняла.
Леха съел последнюю ложку варенья, допил свой чай и довольный откинулся на спинку дивана.
– Ну, все. Щас точно спою.
– Соседей разбудишь.
– Ничего. Подпоют. Новый год, как никак. Кстати, я придумал, что тебе пожелать. Ты сказала, что у тебя все есть. Наверно, это так. Но если даже тебе все-таки чего-то не хватает, знай, что ты можешь достичь всего. Единственное, что для этого нужно – просто начать достигать.
Я слушала, затаив дыхание.
– Есть такая замечательная фраза, я ее называю "формула успеха": хотеть – значит делать. Понимаешь? Не сидеть и мечтать, а вставать и делать. Поэтому, дорогая моя подруга, я не буду желать, чтобы твои мечты сбылись, поскольку сами по себе они никогда не сбываются. Я желаю тебе самой осуществить все то, о чем ты мечтаешь.
Мне хотелось смеяться от радости! Дорогой мой учитель, ты даже не представляешь, что ты только что сделал. Ты дал мне в руки такое мощное оружие для достижения моей цели, что теперь просто обречен. Потому что моя цель – это ты, милый.
…
Обычно новую жизнь начинают с понедельника. Я начала во вторник.
Ночью я долго не могла уснуть. Все думала и думала. Верила и не верила своему счастью.
В том, что я много значу для Маркина, я не сомневалась. Я это всегда знала. А вот как сделать так, чтобы он понял, что я и есть та самая единственная и неповторимая, которая ему нужна, пока не представляла.
К сожалению, в ближайшие десять дней я не смогу что-либо предпринять – его все равно не будет в городе. Но зато я могу начать осуществлять другую свою мечту, причем мечту давнишнюю. Я поеду в Париж!
Я буду бродить по его пустым улицам, свободным от туристов, и он будет весь мой. Я пойду в Нотр-Дам и буду касаться его холодных серых стен. Я буду пить кофе в крохотных кафе и есть настоящие круассаны. И я, наконец, схожу в гости к Моне Лизе и пойму, почему она улыбается.
Никто не ездит в Париж в феврале, а я поеду! Я так долго об этом мечтала. И даже загранпаспорт сделала. Хватит мечтать. Кто хочет – тот делает.
С утра народ изображал, что пытается работать, а я пошла в турбюро, расположенное на нашем же этаже. Славная девочка Аня нашла для меня подходящий тур и объяснила, какие нужны документы.
В этот день у меня получалось все. Еще не закончился обеденный перерыв, а у меня на руках уже были и билеты до Москвы и обратно, и вожделенный договор, и страховой полис.
…
– Как ты думаешь – соли достаточно?
Наташка поднесло ложку к моему рту, и я попробовала салат.
– Вполне. Слушай, вкуснотища-то какая! Ты чего туда намешала?
– В том-то и дело, что почти ничего. Только кальмары, лук с морковкой, обжаренные, и майонез. Все. Ну, посолила чуть-чуть.
– Здорово. Дай еще маленько попробовать.
– Нет уж. Мы с тобой и так надегустировались. Скоро за стол садиться, а мне кажется, что я уже сытая.
Время шло к одиннадцати. Папа с Максом смотрели телевизор. Мама накрывала на стол, а Потапыч с Катюшкой ей помогали. Дети отказались днем поспать и сейчас бродили по квартире, засыпая на ходу.
Наконец, последний салат был унесен в зал, и мы уселись за стол. Проголодавшиеся мужчины активно налегали на закуски, сонные дети вяло ковырялись в своих тарелках.
Я смотрела на дорогие мне лица и думала: как же я вас люблю! За долгие годы это был первый Новый год, который собрал нас всех вместе. Последний раз я отмечала этот праздник с родителями перед рождением сына. Сестра еще какое-то время встречала Новый год с родителями, пока не вышла замуж. И вот мы снова все вместе.
Казалось, мы все те же. Папа все так же предпочитает помалкивать, зато мама говорит за двоих. Макс беззлобно подначивает Наташку, а та легко поддается на его провокации. Я стараюсь всех успокоить и сгладить острые углы.
И все же, мы изменились. И что-то изменилось в наших отношениях. Мы стали бережнее друг к другу и, наверно, терпимее. И стали меньше волноваться из-за ерунды и расстраиваться по пустякам.
Президент закончил праздничную речь, и куранты начали свой отсчет.
Многие годы я старалась в эти десять секунд втиснуть все-все-все свои пожелания. Я даже заранее готовилась и проговаривала их про себя, чтобы ничего не забыть. Тут было и здоровье всей семье, и учебный год без троек для Мишки, и новый телевизор, и новая работа. И пожелания успехов, счастья, радости и прочее, и прочее.
Сегодня все было по-другому. Сегодня я ничего не загадывала. Это не значило, что я не хотела счастья и радости своим близким. Вовсе нет. Просто я поняла, что если от тебя что-то не зависит, то и загадывать это бессмысленно: все будет так, как должно быть. А если зависит, то надо это не загадывать, а просто делать, и все сбудется.
У меня было одно-единственное желание. Я точно знала, чего хочу, но не представляла, как мне это осуществить. Поэтому все, о чем я попросила в те десять секунд, пока били куранты, это помочь мне понять, что же я должна сделать, чтобы получить желаемое.
Январь
Четвертого января мы с Потапычем почистили ковры. "Не знаю, как насчет подвига, но что-то героическое в этом есть", – говорил бургомистр в "Том самом Мюнхаузене". В нашем случае это совершенно точно был подвиг.
Поскольку пылесос сломался еще в прошлом году, нам ничего другого не оставалось, как вытащить ковры на улицу, похлопать их или почистить снегом.
Начали с самого трудного – с ковра из зала. С огромным трудом мы с Мишкой вынесли его во двор и расстелили на свежем снегу, так как развесить его на железных брусьях не было никакой возможности – ковер был для нас слишком большим и слишком тяжелым. А потом началось веселье: мы забросали ковер снегом и стали его топтать. Топтанье перешло в прыганье, а затем в валянье. На помощь пришли соседские пацаны, и скоро на ковре образовалась куча мала.
Я уселась на качели, переводя дыхание и наблюдая, как резвятся мальчишки. Скоро они тоже устали и прекратили кувыркаться, без сил развалившись на ковре. Мне оставалось только смести с него снег, что я и сделала щеткой от пылесоса, поскольку веника у меня не было.
Ребята помогли нам с Мишкой унести этого монстра домой и вынесли во двор ковер из Мишкиной комнаты и дорожку из прихожей. Мы развесили их на турнике. Хлопалки у меня тоже не было, поэтому для чистки пришлось воспользоваться трубой от пылесоса. Мальчишки по очереди стучали по коврам, а я отдыхала на качелях.
День был солнечный и не очень морозный. За прошедшие праздники намело много снега, и ребятня с удовольствием валялась в сугробах. Я вдруг вспомнила, как давным-давно мы с Лехой и другими ребятами из двора до темноты играли в войнушку, а потом, утомившись, завалились в снег и стали смотреть в ночное небо, усыпанное звездами. Я помнила это непередаваемое ощущение – чувствовать, как планета на огромной скорости несется в пространстве, и ты вместе с ней, а звезды летят тебе навстречу.
Наверно, впервые за многие-многие годы я смотрела на искрящийся под солнцем снег, и он вызывал у меня ассоциации не с саваном, а с теплым пуховым одеялом.
Было так хорошо и безмятежно. Где-то в стороне послышался смех, и я повернула голову на звук. В наш двор входила веселая компания. Несколько парней и девчонок что-то обсуждали и непрерывно смеялись. Наверно, вспоминали, как встретили Новый год.
Я вспомнила свой Новый год и тоже улыбнулась. Наше скромное застолье закончилось неожиданным концертом. Макс взял гитару, папа – баян, и они дали жару! Ни за что бы не подумала, что мой папа знает такие песни! Они с Максом на пару пели и суровую классику про мужскую дружбу, и что-то жалостливое из тюремной лирики. Мы с мамой и Наташкой сначала хохотали как сумасшедшие, а потом присоединились к мужчинам. Короче говоря, напелись всласть, сорвали голоса и днем разговаривали только шепотом.
Веселая компания подошла к соседнему подъезду и остановилась у дверей. Кто-то из парней не успел докурить сигарету, и его все ждали. И только тут я заметила, что среди этих ребят была девочка на костылях. Я с ужасом увидела, что у нее нет одной ноги.
Меня бросило сначала в жар, потом в холод. Я почувствовала, как поднимаются волосы на голове, и по коже расползаются мурашки. А она смеялась! Она стояла вместе со своими друзьями и не обращала внимания на костыли. И никто из них не обращал внимание! Она была одна из них, такая же, как они. Просто у остальных было по две ноги, а у нее только одна.
Парнишка докурил свою сигарету, и компания скрылась в подъезде. А я продолжала сидеть.
Мальчишки уже давно почистили ковры, а я все сидела. Наконец, почувствовав, что начинаю замерзать, я позвала Мишку, и мы, забрав ковры, пошли домой.
Потапыч включил компьютер и полез в Интернет, а я пошла на кухню и заварила себе зеленый чай.
Я держала в руках горячую кружку, а перед глазами у меня стояла та девочка.
Господи Боже, как же ничтожны все мои проблемы перед лицом такой трагедии! Какое же мужество надо иметь, чтобы жить, зная, что никогда не будешь такой, как все. Она ведь могла спрятаться от всего мира. Уйти в себя, закрыться в четырех стенах, чтобы избавиться от сочувствующих взглядов окружающих. Но она не спряталась.
Не знаю, жалеет ли она себя. Наверно, да. Хотя бы иногда. Но она приняла то, что с ней случилось, и стала жить дальше. Она приняла себя такой, какая она теперь есть.
У меня на глазах выступили слезы. Я попробовала с ними бороться, но не смогла и расплакалась. У меня щемило сердце за ту девочку – такую юную. Ей еще жить да жить, а ее вон как ударило в самом начале. Но она находит в себе силы смеяться. И что самое замечательное, другие смеются вместе с ней.
Мне вспомнилось, как Андрей говорил о том, что многие женщины из-за душевной травмы, полученной в детстве или юности, ставят на себе крест. А ведь это про меня. Я пережила подобное. И не смогла подняться после удара.
Это было очень давно. В третьем классе, в самом начале учебного года.
По давней традиции, в один из первых дней сентября, если была хорошая погода, занятия отменялись, и все классы – от малышни до выпускников – отправлялись в поход. Это было здорово! Мы жгли костры и жарили на огне хлеб и сосиски. Пели песни, играли в разные игры. А старшеклассники украдкой, чтобы не засекли учителя, пили в кустах вино, принесенное с собой в термосах, и курили.
Я помнила, как соскучилась за то лето по ребятам из своего класса. Особенно по Наде и Роме. Надя была моей подругой, а Рома – мальчиком, который мне очень нравился. Я помнила, с каким желанием шла первого сентября в школу, а потом и в тот злополучный поход.
Лехи в тот день с нами не было. Я уже не помню, что с ним тогда приключилось. Кажется, какая-то спортивная травма. То ли ногу растянул, то ли руку.
Сначала все было здорово. Рано утром все классы собрались в школьном дворе и затем длинной нестройной колонной, растянувшейся на сотни метров, отправились в лес. Все вокруг болтали, смеялись, дурачились. Кто-то хвастался новым велосипедом, кто-то – поездкой на юг к морю. Одна девочка, Вероника, рассказывала, как она с родителями гуляла по Москве и целый день каталась на метро, а все вокруг ей страшно завидовали, и я в том числе.