Дом номер десять на Зейлерштетте был старой массивной постройкой. Мы позвонили, открыл заспанный портье, и мы с Петрой поднялись на второй этаж. Здесь была зарешеченная дверь, за которой находилась контора адвоката. Под табличкой с его именем была щель для почты. В нее Петра и бросила конверт с моим паспортом. Я услышал, как он упал на пол по ту сторону двери, окончательно и бесповоротно.
- Пошли! - Петра быстро повернула назад, уверенная, решительная. По сырым, тускло освещенным лестничным пролетам с древним лифтом, не функционирующим со времен войны, неслась она впереди меня с видом женщины, только что удачно застраховавшей свою жизнь.
"Время, - думал я, еле поспевая за нею, - время. Теперь мне нужно время. Если у меня будет время, мне обязательно придет в голову какой-нибудь выход. Только не наломать дров!" Я был ошеломлен: неужели я мог настолько ошибиться в человеке?!
Мы поехали на Гринцигералле.
Дорогу заметали густые снежные вихри. Потеплело. Вокруг уличных фонарей светились туманные ореолы.
Когда мы вошли в ее мансарду, Петра спросила:
- Сразу пойдете спать или что-нибудь выпьете?
- Петра, я люблю Сибиллу!
- Естественно, вы ее любите, я в этом никогда не сомневалась.
- Пожалуйста, Петра, пожалуйста, скажите, что вам от нас нужно? Я все выполню!
- Я уже вам объяснила, что сообщу о том, чего я от вас хочу, когда Сибилла будет здесь. - Она пожала плечами. - Не создавайте нам всем лишние трудности. Как насчет виски?
- Я не хочу.
- Ну, так отправляйтесь спать.
- А где я должен спать?
- Со мной, конечно. Кровать достаточно широкая.
- Петра, - спросил я. - Вы меня не боитесь?
- Вас я никогда не боялась, Пауль. Думаю, ни одна женщина не испытывает перед вами страха.
Она зевнула и начала через голову стягивать свое зеленое платье.
Я отвернулся.
- Не бойтесь, мне от вас больше ничего не надо. У нас теперь чисто деловые отношения. - Она прошествовала мимо меня в ванную.
Я сел на диван с многочисленными подушками. Тут лежала открытая книга. Я взял ее в руки. Это были стихи Кристиана Моргенштерна. В ванной журчала вода. Я прочел: "Я глуп, ты вовсе недалек, пойдем-ка помирать, дружок!"
Теперь Петра чистила зубы.
Я глуп, ты вовсе недалек, пойдем-ка помирать, дружок!
Петра вернулась в ночной рубашке:
- Ванная свободна.
Она прошла в спальню и сразу легла. Просторная французская кровать. Возле нее на столике стоял телефон. На кровати лежала вторая подушка и еще одно одеяло. Она все предусмотрела, эта добрая Петра.
Я вынул из чемодана пижаму и бритвенный прибор и направился в ванную.
- Не закрывайте дверь! - крикнула она.
- Почему?
- Там есть окно, Пауль.
Ладно, я оставил дверь открытой, разделся, выкупался, сходил в туалет. Петра лежала в постели, курила и наблюдала за мной. Когда я вернулся и лег рядом с ней, она сказала:
- Я тут купила разные иллюстрированные издания. Я подумала, возможно, вы не сможете сразу заснуть.
Она бросила журналы мне на одеяло. Теперь, когда она была умыта, ее лицо без макияжа выглядело моложе. Я ответил:
- Возможно, мне совершенно безразлично, что со мной будет. Возможно, я убью вас, чтобы дать Сибилле шанс.
- Вы этого никогда не сделаете, - возразила Петра. Ее сигарета сгорала в руке, шапка пепла все увеличивалась.
- Это почему же?
- Во-первых, вы для этого слишком трусливы, а во-вторых, вы любите Сибиллу. Вы хотите жить с ней. А если вы меня убьете, этого не будет.
Она взяла журнал и раскрыла его.
- Опять эти бесконечные скандалы вокруг Гогенцоллернов, - пробурчала она, качая головой.
Я встал.
- Ну, что еще?
- Где ваше виски?
- Вот видите, я и об этом позаботилась. Все на кухне.
Я обошел кровать, схватил Петру за волосы, рванул к себе и со всей силой ударил по лицу. От второго удара из носа у нее потекла кровь. Кровь стекала по подбородку и капала ей на грудь.
- Только посмейте еще раз, и все будет кончено!
- Извините, - сказал я.
- Принесите из ванной полотенце и сотрите мне кровь!
Я взял полотенце, намочил его и стер ей с лица кровь.
- Теперь с шеи.
Я выполнил ее требование.
- Теперь с груди. Я выполнил.
9
"This is the American Forces Network! AFN Munich now brings you Music at Midnight…" Вступил саксофон. "Glenn Miller and At Last…"
Я выпил полбутылки. Я лежал в постели со стаканом в руках. Ведерко со льдом и бутылка содовой стояли на ковре у кровати. Петра не пила. Она читала публикации с продолжениями в иллюстрированных журналах. Из радиоприемника возле телефона звучала музыка.
"At last my love has come along…"
Потом я заснул. Когда я проснулся, было два часа ночи. Свет горел. Петра все еще читала. Я поднялся, она схватилась за телефонную трубку.
- Спокойно, - сказал я. - По ночам я обычно встаю в туалет.
За ночь я просыпался еще несколько раз. И каждый раз - стоило мне открыть глаза - я встречался взглядом с Петрой. Я спросил:
- Вы не устали?
- Нет.
- Вы что-то приняли?
- Первитин, - ответила Петра.
Утром она приготовила завтрак, и мы пили кофе на ее маленькой кухоньке. За ночь погода переменилась, подул сильный фен, и снег начал таять. Небо было затянуто желтыми облаками. До обеда Петра чинила свое белье: пришивала пуговицы, меняла резинки на поясах для чулок. Я сидел у окна напротив и размышлял, как долго может действовать первитин. Должно быть, она приняла изрядно.
Потом мы обедали и после обеда снова вернулись в комнату. В шестнадцать часов мы выехали в город. Петра посетила своего адвоката. Она настаивала на том, чтобы я ее сопровождал. Когда я отказался, она повторила свою старую угрозу о полиции, и я перестал сопротивляться.
Стемнело рано. Улицы были сырые и грязные, снег таял, и машины катили по черным, заполненным водой колдобинам. Поезд, на котором должна была приехать Сибилла, опаздывал. Мы стояли на перроне вокзала, и фен протяжно завывал и раскачивал электрические лампочки.
Этим вечером я молился. Я подумал, что это стыдно и низко с моей стороны - заключить мир с Богом в момент, когда я не знаю, как мне быть дальше. А потом решил: если Он есть, то пусть посчитает своей победой то, что я обращаюсь к нему именно в тот момент, когда не могу обойтись собственным разумом.
Я молил Бога защитить Сибиллу. Я молил: "Сделай так, чтобы она заподозрила неладное. Сделай так, чтобы она не приехала в Вену. Дай ей остаться с фальшивым паспортом в Германии. Если Сибиллы не будет в том поезде, который мы ждем, я поверю в Тебя!" На такой манер я пытался заинтересовать Бога в нашей сделке. "Сделай так, чтобы мы прождали напрасно. Сделай так, чтобы Сибилла не приехала в Вену, Боже, и тогда я поверю, что Ты есть и что Ты услышал меня!" В этот вечер, вопреки всем своим инстинктам, я был полон решимости уверовать, что Бог присутствует в каждом акте мышления.
"Внимание! Арльбергэкспресс из Цюриха через Зальцбург и Линц прибывает на третий путь".
Я увидел огни дизель-локомотива. Они появились далеко за централизационным постом, между сигнальными огнями, и медленно приближались.
"Господи, если Ты мне сейчас поможешь…"
Огни все приближались. Навстречу ему покатились тележки носильщиков. И вот поезд дальнего следования въехал под своды перрона и остановился.
- Стойте здесь! - приказала Петра и скрылась за колонной. Пошли первые пассажиры. Обнимались друзья. Какой-то ребенок с криком "Папа!" бросился к поезду.
"Господи! Господи, прошу Тебя!"
Все больше пассажиров шло мне навстречу, Сибиллы не было видно. Мое сердце бешено колотилось. Если Бог принял мое предложение и я теперь должен в него верить, значит, я буду обязан пойти на исповедь. Я стал размышлять, к каким последствиям это приведет. Должен ли я выложить пастору всю ситуацию, в которой оказался?
Ребенок, кричавший "Папа", возвращался; он весь сиял и тащил за собой загорелого светловолосого мужчину. Рядом с мужчиной шла Сибилла. Она помахала мне. Я подумал: все, Бога нет. Потом я, правда, рассудил, что, может, Он и существует, но не пошел на мое предложение.
Носильщик тащил чемодан Сибиллы. Я сделал шаг вперед. Она обняла меня:
- Здравствуй, родной! На границе все прошло гладко…
Ее голос оборвался. Я знал почему, хоть и не видел Петру. Я почувствовал, как Сибилла застыла в моих объятиях, и тихо сказал:
- Я ничего не мог поделать. Со вчерашнего дня она шантажирует меня.
И только потом я повернулся. Петра выступила из-за колонны. Первитин увеличил ее глаза, зрачки были неимоверно расширены.
Она спросила:
- Видите полицейского там наверху, Сибилла?
- Да, - ответила Сибилла.
Меня поразило ее спокойствие. Она задумчиво рассматривала Петру, без тени волнения. Носильщик уже прошел с чемоданом вперед.
- Сейчас вы отдадите мне свой паспорт, Сибилла, - сказала Петра. - Если не отдадите, я позову на помощь.
Сибилла открыла свою сумочку, и паспорт - в который раз - поменял своего владельца.
- Господин Голланд, возьмите нас обеих под руку!
Я взял, и мы пошли к выходу из вокзала. Я повернулся к Сибилле:
- Поверь, я ничего не мог поделать… Если бы я не позвонил тебе, она пошла бы в полицию…
Сибилла молча кивнула. У меня создалось впечатление, что она все еще не осознала, в каком мы положении. Над выходом из вокзала был растянут транспарант. Я прочел: "Посетите прекрасную Австрию!"
10
Паспорт Сибиллы мы также депонировали у адвоката Петры на Зейлерштетте и после этого поехали в ее квартиру.
Фен набирал силу. Мне становилось все больше не по себе от спокойствия Сибиллы, она производила впечатление апатичной и безучастной. В такси она молча уставилась в одну точку перед собой и избегала смотреть на нас с Петрой. Один раз она чему-то кивнула, неспешно и убежденно. Она что-то шептала сама себе, но слов было не разобрать.
- Что с тобой?
- Ничего. - Она взяла меня за руку.
В своей квартире Петра сразу же приступила к делу. Садисткой она не была.
- Мне нужны драгоценности, - обратилась она к Сибилле почти извинительным тоном. - У меня жуткие долги. Послезавтра истекает срок одного векселя. Я столько должна, что уже и не знаю, как выпутаться. К тому же я проигралась в казино. Как говорится, положение мое отчаянное. Кредиторы больше не будут ждать. Итак, вы отдаете мне драгоценности, Сибилла, и тут же получаете свой паспорт - и можете лететь на все четыре стороны.
Сибилла покачала головой. Ее решение казалось окончательным.
- Да, да, - сказала Петра. - Вы отдадите мне их. У меня еще есть время до завтрашнего вечера. Это много времени. Вы еще успеете передумать.
- Что за драгоценности? - спросил я.
- Те, что ей дал Тонио Тренти, - ответила Петра. - Он подарил ей каменьев и браслетов по меньшей мере на сто пятьдесят тысяч шиллингов. Весь Рим говорил об этом.
- Украшений у меня больше нет, - сказала Сибилла.
- Что?
- Мне пришлось их продать. - Сибилла говорила как во сне, слова получались вялые и монотонные, в лице не было признаков жизни. Что с ней произошло? Это была не та Сибилла, которую я знал. Это была чужая, болезненная женщина, которую я не мог понять. - Я продала их после войны, когда мои дела были плохи.
- Ложь! Я наводила о вас справки, Сибилла!
- Значит, вам сообщили неверную информацию. Мне очень жаль, что я должна вас разочаровать. Я все время разочаровываю вас, госпожа Венд…
Было что-то мистическое в том, как Сибилла становилась все спокойнее, в то время как Петра все больше возбуждалась.
- Не верю ни одному вашему слову!
- Обыщите меня. Обыщите мой багаж. Все, что найдете, - ваше…
Сибилла опустилась в кресло и закрыла глаза. Меня охватил ужас.
- Что с тобой? Что с тобой?!
Она вяло улыбнулась и погладила меня по руке.
- Ничего, родной, просто устала.
- Петра! - Я повернулся я к ней. - Вы действительно заблуждаетесь! У Сибиллы нет никаких драгоценностей. Я бы их обязательно видел!
Женщина с белыми волосами вскочила, на лету прикурила сигарету:
- А вы вообще молчите! Вы понятия ни о чем не имеете! Сибилла обманывала вас с первого же дня, как вы встретились! Что вы о ней знали до того, как я рассказала вам правду?! Украшения у нее! У нее!
- Вон мой чемодан. - Сибилла подняла руку и снова бессильно уронила ее.
- Вы не станете держать их в чемодане! - кричала Петра вне себя. - Вы их спрятали! Ну, погодите! Еще пара часов, и вы мне расскажете, где вы их спрятали! И отдадите! Больше вам ничего не остается!
Сибилла сонно пробормотала, как под наркозом:
- Украшений больше нет.
- Сколько вам нужно денег, Петра? - спросил я.
- Сто тысяч шиллингов.
Я задумался: это почти двадцать тысяч марок. Такую сумму мне не наскрести. Но, может быть, хотя бы часть…
- Я позвоню в свое агентство, Петра… и друзья… Какую-то часть я определенно…
- Мне не нужна часть! Вы представления не имеете о моем положении. Мои кредиторы упекут меня за решетку, если я не заплачу. Я угожу в тюрьму, а у меня ребенок! Кто тогда позаботится о нем?..
- Госпожа Венд, - промолвила Сибилла, не поднимая глаз. - Не могли бы вы оставить нас наедине?
Петра поднялась. Удовлетворенная улыбка озарила ее блеклое лицо:
- Ну разумеется. Я этого ожидала. Вы еще образумитесь.
Она вышла из комнаты, и я услышал, как в дверях повернулся ключ. Я встряхнул Сибиллу:
- Что с тобой случилось? Почему ты такая?
- Все кончено, Пауль.
- Что кончено?
- Все. Мы не можем больше бежать.
- Я…
- Дай мне сказать. Еще вчера, когда ты позвонил во второй раз, я знала, что что-то произошло. Я поняла по твоему голосу. И все же я приехала.
- Зачем?
- Потому что хотела увидеть тебя еще раз.
- Что значит - увидеть еще раз? Это что еще за речи? Сибилла, у нас мало времени! Надо придумать, как ублажить Петру!
Она встала и подошла к своему чемодану, наклонилась и открыла замок. Крышка откинулась. Когда она выпрямилась снова, в ее правой руке блестело что-то черное, что-то металлическое. Это что-то оказалось револьвером.
11
- Сибилла!
Я дернулся вперед, но револьвер заставил меня остановиться.
- Сядь, - сказала Сибилла, - и не перебивай меня. Я знаю, что должна сделать. И не дам сбить себя с толку.
- Сделать? Что должна сделать?
- Там, на горе, у меня было достаточно времени все обдумать, Пауль. Мы не можем бежать. Я убила человека. Другой по моей вине тоже лишился жизни.
- И это ты говоришь после всего, что наделала, чтобы не попасться?!
- Мне потребовалось много времени, чтобы понять. В принципе, это ты подтолкнул меня к этому решению.
- Я?
- Да, Пауль. Когда за завтраком ты сказал, что тебе безразлично, убийца я или нет. Тогда я поняла, что мне нельзя бежать. Я больше не хочу бежать. Ты знаешь… я верю в Бога!
- Я - нет!
- Тебе легче.
Револьвер поднялся и опустился снова. Я подумал, что страх и волнение совсем отняли у Сибиллы разум.
- Господь справедлив, Пауль. Его нельзя обмануть. Если сейчас я убегу с тобой, Он больше не будет нас защищать.
- Прекрати со своим Богом! Мы должны сами защитить себя!
- Он защищает нас, Пауль. Он хранит нас. Однажды ты тоже поверишь в него. Но я должна понести кару за все, что совершила.
- Чепуха! - заорал я. - Пустая болтовня! Проклятье, прекрати уже с этим!
- Я все обдумала, - продолжала она бесстрастно. - Если я пойду в полицию и сдамся, они приговорят меня к долгим годам тюрьмы, а когда выпустят, я буду уже старухой. Я потеряю тебя, Пауль. В тюрьму я не хочу.
- Кто говорит о тюрьме! Проклятье, Сибилла, оставь уже это!
- Из этого револьвера, - продолжила она, словно не слышала моих слов, - я застрелила Эмилио Тренти. Я и сама застрелюсь из него.
Сибилла молниеносно направила на меня блестящее дуло:
- Сиди спокойно. Не двигайся.
Она и вправду лишилась рассудка. Она уже дошла до того, что готова стрелять - и в меня тоже. У меня по спине побежали мурашки. Я оказался еще трусливее, чем думал. Я остался сидеть и не шевелился.
- Сибилла, Сибилла, пожалуйста… - Я сделал попытку уговорить ее. Если бы хоть вернулась Петра, подумал я. И что тогда? Что бы из этого вышло? - Почему ты хочешь застрелиться?
- Тогда Господь простит меня, и я тебя не потеряю…
- А я? Разве я тебя не потеряю?
Ее губы растянулись в безумной улыбке:
- Уйдем вместе, Пауль… Если ты уйдешь со мной, мы навсегда будем вместе… мы больше никогда не расстанемся…
- Мне тоже застрелиться? - Я подошел ближе. Мои ладони были влажными. Мне было страшно.
- Я дам тебе револьвер… Сначала ты застрелишь меня, потом себя… И мы обретем мир и покой… и больше никогда не расстанемся… И Бог будет любить нас снова…
- Давай, - сказал я, но слишком поспешно. Она отступила.
- Ты этого не сделаешь. Да, я знаю, ты этого не сделаешь. Ты просто хочешь взять револьвер.
Это было правдой.
- Сделаю. Дай. - Я протянул руку и сделал шаг вперед.
Она направила револьвер себе в грудь:
- Ты не сделаешь, Пауль, я знаю это. Об этом я тоже думала. А для меня нет другого выхода. Прощай, Пауль…
В следующее мгновение я прыгнул на нее. У меня голова кружилась от страха, но я прыгнул, и мы вместе повалились на пол. Мы перекатывались друг через друга.
- Нет! - кричала Сибилла. - Нет! Прошу тебя, Пауль, нет!
На меня глянуло дуло револьвера.
- Я же люблю тебя… - шептала она.
Это последнее, что я помню. В следующее мгновение раздался выстрел, и мне показалось, что гигантская рука подняла меня и швырнула в сторону. Вокруг все померкло, а я начал падать, все глубже и глубже, в черный бархатный колодец.